Готика

Джон Уик | Джон Уик (франшиза) Нью-Йорк — жемчужина неоновых огней, что прячет за отсветом иные свои стороны. В его мрачных домах, приблизительно охватывающих территорию от Бродвея до Парк-ро, в подвалах пивных и баров, в бараках для негров и нищих ирландцев, в видавших виды многоэтажных особняках, заполненных негодяями и мародерами, головорезами из 11-летних убийц и лишенных совести громил, когда-то зародились первые банды, терроризировавшие город. Преступный мир Нью-Йорка развивался по традиционному американскому сценарию и через какое-то время достиг солидной численности и мощи. В результате такого скопления колоритных персонажей в городе сформировались и процветали свои особые виды законов и своя администрация. Таким местом был замаскированный под отель «Континенталь» — организация-клуб, членство в которой открыто для всех профессионалов криминальной деятельности. В качестве организатора и управляющего отелем Уинстон оставался непревзойденным за всю его историю существования. Он руководил всеми преступными мероприятиями отеля так, как будто это был легальный бизнес. Здесь покупали и продавали краденое, проводили свои совещания владельцы борделей и игорных домов, организовывали подкуп полиции и городских чиновников, высылали отряды убийц на разборки конкурирующих банд, посмевших нарушить планы «Правления кланов». Но сам Уинстон никогда не стоял во главе такого рода мероприятий, потому что не был бойцом — как-то раз он похвастался, что за всю жизнь лишь пару раз выстрелил из пистолета. Авторитет Уинстона был столь высок, что он единственный кто мог поддерживать хрупкий мир с помощью стратегий и компромиссов, разве что иногда убивая ради соблюдения дисциплины и правил «Континенталя». Мало кто имеет представление о том, как годами зарабатывается такая репутация и на какие жертвы необходимо идти. Иногда такой жертвой становится любовь… или свобода. Бог, самый изощренный из всех мучителей, соблаговолил дать тебе родиться в состоятельной семье. Благодаря образованию и семейным связям ты вращалась в лучших кругах Нью-Йорка, мужчины, которые добивались твоего внимания, состояли в нескольких респектабельных клубах, ты постоянно мелькала на громких премьерах и выставках, обладала превосходной коллекцией редких ювелирных изделий, имела возможность торговаться с другими коллекционерами, была частым клиентом самых известных портных и торговцев аксессуарами, и, кроме этих отношений, с преступным миром тебя больше ничего не связывало. Пока однажды тобой не увлекся в конце нулевых небезызвестный Джон Уик. И ты была зачарована им с ходу, с первого раза. Но много ли наемный убийца мог дать такой женщине? В конце концов, Джон был не единственный желающим владеть твоим сердцем. Иллюзорная независимость не давала тебе права распоряжаться своей жизнью в длительных перспективах, поэтому убийца не нужен был твоей семье, а тот, кто его посылает, выглядел в глазах родственников куда лучше. Когда Джон Уик перестал мешать и представлять собой потенциальную угрозу для перспективного брака, твоя жизнь превратилась в систему правил «Континенталя» и «один бесконечный медовый месяц». Ты рассталась с мечтой покинуть Нью-Йорк, стать независимой от семьи. Эту мечту оторвали от реальности год или два спустя, когда ты, закованная во все брачные обязательства перед хозяином отеля, не могла отказаться даже от чувства одиночества. Добрый друг Джон Уик впоследствии стал ускользающим воспоминанием. Вы знали друг друга лишь две недели, каких-то пятнадцать рассветов — с четырех утра до полудня, — в неизменном отеле, прячась ото всех, но с ним ты наслаждалась жизнью и преодолевала отвращение к ней. Импозантное здание «Континенталя» стало твоей тюрьмой. Здание уже не выглядело для тебя ни прелестным, ни старинным, ни даже дорогостоящей безвкусицей. Ты прикрыла глаза, находя какое-то извращенное удовольствие в наблюдении за солнцем, деревьями, серым гравием аллей и газонов за окном. Часто тебе становится легче просто от созерцания этого статичного пейзажа. — Дорогая, развлеки нашего гостя. Ты казалась вполне равнодушна к какофонии в баре. Мужской голос, прозвучавший рядом, был от природы спокойным и приятным, но прозвучал слишком повелительно для такой пустяковой просьбы. Ты обратила на мужа вопрошающий взгляд, выразив этим нечто вроде легкого пренебрежения и извлекала из глотки звук наподобие странного стона — мучительного, в то же время безразличного. — Конечно. Ты спокойно направилась в фойе, демонстрируя неизменную элегантность, каких был внешних усилий это ни стоило. Уинстон проводил тебя восхищённым… и вместе с тем недовольным взглядом. Излишне объяснять — это куда гораздо сложнее, да и скучнее, — по какой причине мужчина любил и одновременно ненавидел демонстрировать тебя клиентам «Континенталя». Наделенная эстетически правильной внешностью с выразительными глазами и чуточку капризным ртом, ты покоряла сердца даже после того как стала его женой. Увы, возможно это было твоим единственным достоинством в его глазах. Ты мечтала править судьбой, «жить своей жизнью», при этом не зная, что такое жизнь и чего от неё хотелось. На самом деле ты желала, чтобы тебя баловало внимание единственного человека в твоей жизни, способного проникнуть за стены безмолвного и пассивного равнодушия… — Джон? — произнесла ты через некоторое время. Его возвращение стало для тебя катастрофой. Очарование жены владельца «Континенталя» исчезло. Ненависть к этому человеку, которого доселе любила, вспыхнула в сердце и, с некоторым страхом, все твое тело натянулось как тугая стрела. У Джона Уика на пять лет оказалась в руках непозволительная для тебя роскошь — любовь и свобода. Эта жизнь должна была принадлежать тебе, но он подарил её другой женщине. — Прошлый раз мы встречались здесь… Как долго? — первой начала ты. — Больше пяти лет назад, — закончил Джон и продолжил: — Хотя хотелось бы отдать дань этой круглой дате при других обстоятельствах. Я здесь по другому поводу. Он особо подчеркнул слово «обстоятельства». Под его взглядом ты чувствовала себя существом с содранной кожей и кровоточащим сердцем. Ты даже не смогла бы себе объяснить, почему дыхание застряло в горле. Джон не сказал больше ни слова — его прямые и сосредоточенные карие глаза смотрят на тебя, но он здесь ради другого человека. Где-то на краю сознания мелькнуло желание очнуться и отменить все события, которые случились после Джона. Если бы тебе тогда хватило ума или смелости, чтобы удержать его, проявить к нему внимание и сделать так, чтобы никакая другая женщина не завладела нежным, чувствительным, глубоко в душе ранимым Джоном Уиком. Впрочем, ты сама была легкой добычей; грезила о любви, как Изольда из былых веков. Сейчас это не изменить никакой мечтой: желанная ладонь не уместится на твоей ладони, ты лишь сожмешь собственное сердце в кулак. Как не сможешь удержать собственную жизнь — нечего и пытаться, когда сама желаешь с нею расстаться. Ты отказывалась заставить себя отпустить ненависть к Джону, одновременно лелея воспоминания о его голосе, мужестве и скрываемой доброте. Но вряд ли ты когда-нибудь оправишься от удара, каким стала для тебя его свадьбы. Потому что хотела, чтобы это была ты. Потому что, кроме этого мужчины, сраженного смертью любимой супруги, нет никого, кто мог бы заставить тебя дышать. Однако ты не думала — тебе этого и не хотелось, — что проживешь без него еще несколько лет. Блеск темных глаз, смотрящих на тебя, впервые сильно влюбленную, запах тела при первой в жизни близости, шли в ущерб всему здравому смыслу. Забудешь ли ты в посмертии время того первого поцелуя или как говорили тебе «прощай», опустив взгляд?.. Ты жаждала прожить другую жизнь — снова обрести способность наконец-то воспринимать власть над собственной жизнью. Может быть тогда Уинстон признает, что его юная жена была уже «мертва», даже если он ни за что не разглядел бы этого, будучи глубоко влюблённым.