Он беден, очень беден. И всё, что он имеет, Это только деньги И больше ничего. Беден, очень беден. Куда тебя несёт? В деньгах ничё плохого, Но не такой ценой… _____________________ ОСТ к этой и следующей главам песня Анет Сай — Он беден
Алчность. Именно она меня породила. Она течёт в моих венах, наполняет меня, даёт силы. Благодаря ей я живу так долго. Я появился в девятьсот пятьдесят седьмом году до нашей эры, хотя, будем откровенны — алчность присутствовала в сердцах людей и в более ранние времена. Именно она толкнула их выйти из своих неприметных жилищ, построить города и целые империи. Именно алчность создавала государства, боролась за власть, заставляла смертных идти войнами друг на друга, дабы заполучить всё новые земли, богатства и иные блага. Алчность сделала мир таким, каков он есть сейчас: технически продвинутым и прогрессивным. Хотя само понятие алчности или жадности для нынешних людей — неприемлемо. Им проще считать, будто они достигли всего тягой к знаниям и новым открытиям. Тьфу! Наверно, этот зазнайка Тэндзин наверняка с ними согласен, но уж точно не я! Люди создают новые смартфоны ради понтов, строят высоченные здания, чтобы чувствовать себя на вершине мира, придумывают новые способы получения большего количества привилегий и постоянно набивают свои животы всё новой и новой едой: повкуснее да подороже. И если это не алчность — тогда я Бог Вранья. Однако девушка, что меня создала, совершенно не стеснялась своей жадной натуры и, более того, даже гордилась ею. Она родилась в Вавилонии. В современном мире на месте этого региона стоит город Багдад, но тогда это было небольшое, но независимое и весьма процветающее царство, в котором многим жилось вполне комфортно. Многим, да не всем. Её звали Ниневия. Родившись во дворце, но не имея отношения к царской семье, она вынуждена была с детства наблюдать за роскошью и великолепием господских хором, но не иметь возможности считать это своим. Её родители были слугами правившего в те годы царя Мар-бити-аххе-иддина и имели довольно-таки неплохой статус. По крайней мере, если сравнивать с простым людом. Но Ниневии этого было мало! Что за радость одевать, кормить и всячески ублажать дворцовых вельмож, если сама она никогда не сможет оказаться на их месте? Что толку пропускать через пальцы шёлк платьев без возможности их примерить? Разве в радость наполнять кувшины дорогим вином, если единственное, чем можно довольствоваться — недопитыми каплями? В чём наслаждение добавлять в королевскую ванну масла и выжимки цветов, если не сможешь в ней искупаться? Возможно, будь на её месте кто-то иной — благодарил бы судьбу за столь хороший расклад: есть крыша над головой, мягкая подстилка, да и еда вполне вкусна. Но Ниневия была другой! Не зря именно она стала человеком, создавшим меня. Дожив до пятнадцати лет и поняв, что такая жизнь её не устраивает, девушка, даже не попрощавшись с родителями, отправилась в недалёкое и меньшее по размеру государство. Израиль. Казалось бы, смысла в её поступке не было, но даже до Вавилонии дошли слухи, что правитель той страны, царь Соломон, ищет себе жён и наложниц. «Станут они купаться в золоте и никогда ни в чём не будут нуждаться» — так говорили те, кто из уст в уста передавал эту необычайную новость. Многожёнство в те времена не было чем-то удивительным и осуждаемым, поэтому девушку ни капли не смутило, что она не будет первой. Наоборот, чем больше жён захочет взять царь, тем больше вероятность попасть в их ряды! Украв из дворца несколько золотых украшений, Ниневия смогла расплатиться с караваном торговцев, направлявшихся из Вавилонии в Египет, и, удобно разместившись в одной из повозок, стала ждать окончания пути. Вот только спустя несколько дней ей в голову начали закрадываться нехорошие мысли: что если Соломон не захочет её? Вдруг, посмотрев ей в глаза и пробежавшись взглядом по тонкой девичьей фигурке, царь лишь махнёт рукой в сторону ворот, тем самым обрекая девушку на скитания и голод? Ведь, отправившись сюда, Ниневия поставила на кон всё, что у неё было. И путь назад отрезан! И тогда она начала молиться. Богов, которые могли бы понять и простить её жажду наживы в то время не было, поэтому девушке ничего не оставалось, как создать нового. Меня. Разумеется, она не знала, что людская душа способна на такое, однако же верила, что не одна, и хоть кто-то да разделяет её мировоззрение. Так и получилось. Появившись на свет, я не сразу понял что к чему. Но, осознав, кто меня создал и чего она хочет, принялся помогать, всеми силами стараясь сделать так, чтобы девушка не только выжила, но и ни в чём не нуждалась. И первым моим шансом повернуть жизнь моей создательницы к лучшему выпал через десять дней, когда караван из Вавилона прибыл в столицу Израиля, Иерусалим. Выйдя из повозки, Ниневия отправилась ко дворцу, где рассчитывала встретиться с её избранником, но всё оказалось не так просто: похоже, слухи о Соломоне разошлись на многие расстояния вокруг — вот и девушек с разных концов света съехалось столько, что яблоку негде упасть. Пришлось ждать. Я переживал, что, когда очередь дойдёт до Ниневии, правителю надоест лицезреть зарубежных красоток, и, остановившись на сотне или двух, он умерит пыл, выгнав оставшихся приезжих за пределы города. Но, к счастью, желание этого мужчины владеть баснословным количеством женщин, похоже, было неиссякаемо, и медленно, но верно моя создательница продвигалась к своему шансу на красивую жизнь. А я тем временем делал всё, что в моих силах: нашёптывал царю её имя, пока он спит, крал и тайком подбрасывал девушке одежды и украшения, чтобы она могла достойно выглядеть перед царём, и даже убивал некоторых слишком красивых претенденток, которые завполне возможно заняли бы место Ниневии и влюбили в себя Соломона. Конечно, девушка меня не видела, однако же начала понимать: её молитвы были услышаны! Ведь неспроста многое так замечательно складывалось! И тогда она продолжила молиться ещё сильнее, ещё самоотверженней, делая меня могущественней с каждым днём. Создавая того Бога Алчности, что живёт и по сей день. Бога Алчности, который вскоре поставит Небеса на колени!***
Спустя шесть дней Ниневия попала к царю и стала не просто одной из его жен. Увидев её, он, почти не раздумывая, причислил девушку к ряду любимых, отведя под её хоромы целый этаж северного крыла дворца и отдав целую сотню слуг. Наконец, в жизни моей создательницы наступили перемены, о которых она всегда мечтала! Ещё через несколько месяцев, когда количество жён Соломона достигло семисот, а число наложниц перевалило за три сотни, он начал задумываться о наследнике. Естественно, сыновей у него на тот момент уже было немало, но никого из них он на троне не видел. Царь хотел передать власть кому-то особенному — тому, кто поведёт за собой народы и станет великим. И одной из претенденток в матери стала Ниневия. Она была против детей: её ни капли не прельщало сначала вынашивать своего отпрыска, потом в муках рожать, а после нянчиться с ним, пока мальчик не вырастет. Но слово царя — закон! Да и её власть будет практически непоколебимой: из ряда сотен жён она выйдет на первое место, заняв кресло царицы. Не это ли вершина всех её мечтаний? И всё бы ничего, но спустя девять месяцев у неё родилась девочка: красивая, милая, улыбчивая, но совершенно ненужная матери. Дочерей у царя ещё больше, чем сыновей, поэтому чести этот ребёнок ей сделать не мог. Отдав младенца на воспитание слугам, Ниневия решила вновь попробовать принести Соломону наследника, но, дабы подкрепить шансы на успех, сначала велела дворцовым плотникам возвести храм в честь Бога, имя которого привезла из дома. В честь меня. Это не было чем-то странным: среди жен и наложниц царя было полно иноземок, и практически каждая из них озаботилась тем, чтобы её божеству возвели храм, причём желательно на территории столицы. Поначалу местные жители были недовольны, но идти против царя, да ещё по такому поводу, бессмысленно и опасно: Соломон, желавший лишь блага своим женщинам, мог рассердиться, да и непонятно, на что способны эти неизвестные Боги. Вдруг навлекут на земли неурожай или мор? Так я начал обзаводиться новыми поклонниками. Конечно, повлиять на пол ребёнка я не мог — это просто не в моих силах и, наверно, вообще не в чьих — но по счастливой случайности ещё через год Ниневия подарила царю сына, которого он так долго ждал. В будущем этот ребёнок так и не стал царём: избалованный и эгоистичный, к десяти годам он был настоящим кошмаром, от которого шарахались не только слуги, но и собственная мать. Несмотря на возраст он так же был невероятно жестоким: один раз ради забавы задушил пять щенков охотничьей собаки царя, а спустя ещё пару месяцев выколол глаз сиделке за то, что та попросила его не бросать еду на пол. Узнав об этом, Соломон отказался видеть мальчика в качестве наследника и передал право на трон другому сыну, Ровоаму. Тот, кстати, оказался не менее жестоким, но его характер проявился уже после того, как он занял престол. Ниневия же, смирившись с тем, что царицей ей не стать, принялась искать другие методы возвыситься над остальными жёнами. А именно — как можно чаще оказываться в спальне Соломона. Да, правитель, несмотря на преклонный возраст, был падок на лесть и женские ласки, поэтому её план сработал: она чаще других получала подарки и приглашения на прогулки, её платья и украшения были изысканней и дороже, а уж про то, каким убранством отличались её хоромы, и говорить нечего! Так бы она и жила, в роскоши и изобилии, если бы в 928 году до нашей эры, после сорока лет правления, царь Соломон не скончался в возрасте восьмидесяти трёх лет. Разумеется, взойдя на трон отца, Ровоам не захотел терпеть при дворе сотни ненужных, да и к тому же старых (по его меркам) женщин и первым же указом сослал их в другой дворец. Там они продолжали жить под защитой короны и даже имели право вновь выйти замуж, однако той богатой и наполненной красками жизни у них больше не было. Прожив в таких условиях около десяти лет, Ниневия умерла в возрасте пятидесяти четырёх лет, оставив после себя ещё одного сына, рожденного от молоденького приезжавшего во дворец купца из Египта. К счастью, этот ребёнок не был похож на брата и, в отличие от него, чтил закон, уважал царя и преклонялся Богам. А в особенности тому, истории о котором мать ему рассказывала с самого детства.***
В 622 году до нашей эры случилось то, что не только уничтожило мою уже набранную к тому году популярность, но и заставило всерьёз забеспокоиться о дальнейшей жизни. Правящий на тот момент царь Иосий ввёл религиозную реформу, на основании которой уничтожались все храмы, воздвигнутые иноземным Богам. Дело в том, что к тому времени люди уже и позабыли, что всего триста тридцать пять лет назад в Иудее (до этого бывшей частью Израильского государства) существовал один Бог, и поклонялись все только ему. Но, найдя древние свитки и узнав об этом, Иосий решил поступить, как он считал по совести, и вернуть прежнему божеству право оставаться единственным в государстве. Я, как и десятки других Богов, остался ни с чем. Конечно, некоторое время мы могли рассчитывать на людей, почитавших нас и без храмов, но умерли они, а после и их дети — и о нас забыли. Мы стали никому не нужны. Так я слонялся по миру несколько столетий. Было тяжело: приходилось помогать людям за возможность поесть и переночевать под крышей, выполнять самую что ни на есть чёрную работу. И лишь для того, чтобы меня… забыли. Это горько. Без храмов и поклонения я был никому ненужным, и даже те, кто ещё утром клялся помнить меня до конца своих дней, уже к вечеру забывал моё имя и лицо. К счастью, если, конечно, это можно так назвать, я был не один: разумеется, не все Боги, покинувшие Иудею, сумели прожить хотя бы век, но с той горсткой оставшихся мы-таки смогли дойти до Тибета, а после через Китай и Корею попали в Японию. Страну, где только-только зарождающийся синтоизм* открывал перед нами невиданные горизонты и возможности: жить бок о бок с другими Богами и, несмотря на огромную численность, быть нужными. Быть теми, кому поклоняются. В кого верят. Кого никогда не предадут.***
Июль, 476 год Сегодня я встретил её. Казалось, я не смогу почувствовать что-то подобное: когда сердце трепещет от одного лишь её вида, когда внутри всё сжимается, стоит ей кинуть на тебя взгляд, когда не хватает кислорода от одной только мысли, что её мягкие тонкие нежные руки обнимают тебя за шею. Она пришла ко мне за работой. В те далёкие времена я уже располагал немалой властью: всё больше людей поклонялись мне, принося дары, деньги и золото, поэтому уже тогда я смог обзавестись несколькими храмами, пока другие Боги (те, что в настоящем имеют немалую силу) лишь начинали свой путь к успеху. Она представилась Азуми. Сказала, ей срочно нужны деньги, потому что её хозяин нуждается в них, а она, мол, очень хочет помочь. Но синяки и ссадины, которые она старательно прикрывала поношенным кину**, давали понять — она не спасительница, а жертва. Помню, я смотрел на неё затаив дыхание и хоть и слушал каждое слово, отчасти витал в облаках, присматриваясь к таким мелочам, на которые в другое время не обратил бы внимание: на её шее складка от того, что она часто склоняет голову, полноватые губы уродовали трещинки и мелкие красные вкрапления, а на щеке виднелась светло-коричневая родинка. Но самое главное — волосы: ярко-рыжие, словно облитые медью, они так ярко блестели и переливались в лучах утреннего солнца, что казались чем-то нереальным, фантастическим. — И что же ты можешь мне предложить? — спросил я, выслушав её псевдоисторию, при этом сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. — Что угодно, — смиренно прошептала она, поклонившись почти до земли. — Если не поможете — у меня не останется надежды. А вернуться домой с пустыми руками я не могу. Сглотнув ком в горле, она на миг застыла, закрыв глаза. По её телу прошла мелкая дрожь, которую она уняла, лишь сцепив руки на груди. — А меня должно это волновать? — резко спросив я, приподняв бровь. — Ведь, направляясь сюда, ты наверняка разузнала что я за Бог. Или нет? — Только то, что вы могущественны, — обронила она, снова склоняя голову. — Простите мне мою дерзость, но я сказала правду. Я не могу просто вернуться назад… Она замолчала, не закончив фразу. — Безнаказанной, — дополнил я, совершенно точно зная, что не ошибаюсь. — Так в чём проблема? Откажись от Бога, которому служишь, и дело с концом. — Не могу, — она всё ещё смотрела в пол и упорно отказывалась встречаться со мной взглядами. — Так вы поможете? Неужели она с ним по какой-нибудь возвышенной причине? Или просто боится? Но рядом со мной уж точно не стоит опасаться безмозглого дикаря, у которого нет сил обеспечить себя и своих шинки самостоятельно. Только… сказать ей это, значит перевернуть свою природу. Я не привык пресмыкаться. И не важно кто передо мной, хоть сама Аматерасу. Я Бог Алчности Валаам и не позволю кому бы то ни было управлять моими решениями! — Нет, не помогу, — наконец ответил я, хоть внутри всё перекувырнулось. — Я не нанимаю шинки — вы бесполезны. А давать имя норе считаю напрасной тратой времени. Я единоличник и ужасно эгоцентричен, что, кстати говоря, считаю достоинством, а не изъяном. За эти семьсот с лишним лет у меня было огромное количество орудий — так много, что и не счесть. Но даже в самые трудные времена я не призывал тех, кто уже принадлежал другому. Да, все они не задерживались у меня надолго, однако пусть всего месяц, два или три — но они были лишь моими шинки. А я был их единственным хозяином. — Давать имя? — переспросила она, сделав шаг вперёд и наконец встретившись со мной почти такими же, как у меня, зелёными глазами. — А вы бы… могли? — А почему ты спрашиваешь? — ответил я вопросом на вопрос. — Пару минут назад ты из кожи лезла, чтобы помочь своего Богу. — Это… к слову, — буркнула она, снова поникая. — Простите, что отняла время. И спасибо за… внимание.***
Я не спал всю ночь. И это было на меня непохоже. Всё думал о той девушке. И о том ублюдке, что делает ей больно. Отчего-то желание завладеть ею стало сильней остальных. Хотя, не совсем — всё же мечта быть самым богатым и успешным в Такамагахаре и захватить Небеса оставалась такой же навязчивой: я буквально грезил этим и постоянно представлял себя на троне, который в данный момент так несправедливо занимает Богиня Солнца. Но Азуми… Странно — она бывший человек, а я не слишком-то их жалую. Несомненно, если бы не люди — меня бы не существовало, однако я не считал их какими-то наивысшими и священными, как об этом говорили другие Боги. Для меня человечество — не больше, чем способ выжить. Они же не боготворят еду? А лишь считают её топливом. Какая-то вкусней, а какая-то до жути противная, но всё сводится к одному: пища для людей, как и люди для богов — не больше, чем способ выжить. Но она стала для меня чем-то большим, чем просто душа. И заняв место в моём чёрством сердце — совершенно не собиралась уходить. Как бы я не старался. В итоге, промучившись ещё пару дней, я нанял нескольких Богов, послав их на её поиски. Я совершенно не надеялся на успех, ведь всё, чем мог помочь наёмникам — назвать её имя и описать внешность. Найти на земле рыжую девушку с совершенно непримечательным именем, тогда как только в Японии людей было уже около пяти с половиной миллионов — занятие, казалось бы, заранее провальное. Но спустя несколько месяцев она всё же появилась на пороге моего главного храма в Сакураи***. Немытая, избитая, затравленная — она больше походила на зашуганную овцу, чем на священное орудие. И меня это взбесило! — Вы хоть пальцем к ней прикасались? — решил уточнить я, переводя взгляд с одного наёмника на другоого. — Или… — Нет, — взял слово один из них. — Когда нашли её — девушка такой и была. Мы лишь спросили, знает ли она вас, а после незамедлительно доставили сюда. — А её хозяин? — уточнил я, присаживаясь перед Азуми на корточки и насильно поднимая её подбородок. — Сопротивлялся? Девушку трясло, да так, будто бы мы сидели в эпицентре вьюги, что, забираясь под одежды, ледяными пальцами сковывает сердце и заставляет зубы стучать от холода. — Не слишком, — ответил другой Бог. — Но всё же заикнулся об оплате. — А вы, — спросил я, заранее сдерживаясь, потому как знал ответ. — Отдали десять тысяч канъэй*****. Вы же сказали любой ценой… Кажется, под конец фразы наёмник уже и сам понял всю абсурдность ситуации. — То есть три Бога с отменными боевыми навыками вместо того, чтобы отнять эту шинки силой — раскошелились? — крикнул я, отчего все находившиеся в храме вздрогнули. — Серьёзно?! Сумма для меня мизерная, но не зря я Бог Алчности — ненавижу отдавать деньги. Даже самые малые. Даже ради того, чего хочу. А особенно, если этого можно было избежать. — Мы решили, его нельзя убивать — на девушке было имя, — снова заговорил первый наёмник — похоже он был за главного. — Разве вы хотели получить нору? Резонно! Но неужели прежний владелец Азуми отказался от своего орудия за такие копейки и забрал имя? Вот болван! — То есть сейчас хозяина у неё нет? — сощурившись, я попытался найти на коже девушки красный иероглиф, но она была закрыта одеждой от горла и почти до самых пят. — Тогда это меняет дело! — Совершенно точно. Он его забрал, — в голосе Бога, служившего мне, послышалось облегчение. — Мы были свидетелями. Моя! Теперь она моя! Хотя не совсем. Осталось кое-что ещё. — Тебе некуда вернуться и некуда идти, — начал я, выставив перед собой руку. — Я же дарую тебе приют. Имя мне Валаам! Я нареку тебя посмертным именем. И под этим именем ты будешь мне служить. Отзовись на новое имя и обрети сосуд. По моему велению стань моим орудием! Твоё имя Джун! Сосуд твой Джун*****! Ко мне, Джунки! Потонув в ярко-голубом сиянии, она исчезла, и одновременно с этим на мою шею легла приятная тяжесть: Джун превратилась в золотую цепь. Конечно, как-либо помочь, если на меня, скажем, нападут, она не сможет, однако это приятно. Девушка стала предметом роскоши, богатства и достатка, и плетение цепи было необычным: витиеватое красивое, хоть и несколько хрупкое на вид. Странно, но, почувствовав её на шее, помимо всего прочего, ощутил ещё и спокойствие. На меня словно набросили невидимые доспехи, что меня защищали. Любопытно… и интересно. Надо бы заранее проверить силу этой шинки — до того, как для этого настанет необходимость. — Вернись, Джун, — слегка дрожащим голосом проговорил я, потому как человеческая память девушки почти заполнила моё сознание. — Можешь пройти внутрь — чуть позже я покажу, где твоя комната. А пока мне необходимо уладить ещё пару дел.***
Как выяснилось позже — я не зря сразу заметил эту девушку. Возможно, все байки про родственные души чушь, но Джун действительно подходила мне, как никто другой. Первые месяцы она была всё такой же пугливой и печальной, но стоило осознать, что она больше никогда не попадёт под гнёт прежнего хозяина — моя шинки расцвела! В ней не было желания становиться домохозяйкой: стирать за мной, готовить и прибираться в храме. Однако она с радостью занялась делами, к которым я никогда и никого не допускал: показав какое-то сверхъестественное чутьё, она с уверенностью определяла сможет ли с нами расплатиться тот, кто пришёл за услугой, и стоит ли доверять тому или иному наёмнику. Не обращая внимание на моё негодование, она без зазрения совести вмешивалась в дела хозяина, меняя условия и повышая цены. Причём делала это так искусно, что пришедший к нам в храм Бог или шинки всегда соглашался. И, смотря на неё — я таял. Разумеется, в глаза ей этого никогда не говорил, но с каждым днём, с каждой удачной сделкой, с каждым новым сундуком монет я влюблялся в неё всё больше и больше! В её хватку, в её жажду наживы, в её неподдельную эгоистичность. Странно, но кажется, именно Джун я ждал так долго! Именно поэтому сменил столько шинки: можно сказать, копавшись в горе мусора, я нашёл бриллиант. И если при нашей встрече он был испачкан и надколот — сейчас стал гладким и светился, преломляя лучи идеальными гранями. Я понял, что есть сокровища, у которых нет цены. И я владел одним из них.***
Октябрь, 476 год Простынь из бамбукового волокна холодила и слегка раздражала кожу. Но разве это могло отвлечь, когда перед глазами была она: лёжа на постели, совершенно нагая, Джун то и дело приподнималась, прижимаясь ко мне животом и бёдрами, дразня, показывая, что её желание не меньше моего. Не знаю, как это случилось: ещё десять минут назад всё было под контролем, но вот она пролила молоко на тончайшую сорочку, и у меня в голове помутилось. Я не хотел быть насильником и мужланом, по крайней мере для неё, но желание завладеть ею стало больше, чем когда-либо. В мире не осталось ничего, что волновало бы меня так сильно! Схватив девушку чуть выше локтей и приподняв от земли, я не церемонясь закинул её на плечо и двинулся в сторону спальни. Отчасти мне было страшно: конечно, приятно наконец удовлетворить накопившееся желание, которое я с таким трудом глушил внутри себя вот уже несколько месяцев, но потерять эту девушку я боялся сильней. Вот только удивив меня и даже сбив с толку, она рассмеялась, стоило мне кинуть её на кровать. В глазах Джун плясали искорки похоти и девичьей игривости, отчего захватившая меня страсть разгоралась ещё сильней. Не помню, как сорвал с неё одежду и как разделся сам. Перед взором была лишь она: её полные губы, будто горящие огнём пряди волос, тонкие скулы, округлые плечи… Она была прекрасна! Выглядела невинно, но я-то знал какой внутри Джун чертёнок! Это заводило сильней и сильней, и казалось, ещё чуть-чуть и у меня просто остановится сердце. — Я твоя, — томно прошептала она, чуть приподнявшись на локтях, дотрагиваясь губами до моего уха. — И только твоя. — Знаю, — на выдохе ответил я, чуть поворачивая голову и встречаясь с ней устами. — А до этого было иначе? — Так было с того момента, как я впервые тебя увидела, — она застенчиво улыбнулась. — Правда, тогда я отдала тебе лишь сердце. Но, кажется, тело тоже не прочь. Подняв руки и положив их на мою спину, она вцепилась в кожу ноготками, отчего я почувствовал лёгкую боль. Но её действия не оттолкнули, а лишь подстегнули скорей исполнить желаемое. Я горел изнутри, впрочем, как и она. — Тогда к чему ждать? — почти придавив её к кровати, прошептал я. — Я уже пару минут задаюсь этим вопросом! Больше не было сил ждать. Я не отличался терпением, поэтому сегодняшняя выдержка и так, можно сказать, своеобразный рекорд. Хватит строить из себя пай-мальчика. Ведь я совершенно точно не такой. А дальше всё как в тумане: новая порция поцелуев, её голос, ставшая влажной скомканная простынь. Запах Джун, смешанный с моим. Дико неровное дыхание. Проникновение. Её облегчённые стоны, и моё рычание, которое не получилось сдержать в груди. Испарина покрыла лоб, на теле то появлялись, то исчезали мурашки, воздуха не хватало. Я двигался резко, будто бы выплёскивая наружу всё, что скопилось во мне за долгие-долгие годы: злость за разрушенные храмы, обида на людей, негодование от того, какой ценой я достигаю величия, жажда власти — всё то, что мучило меня, теперь выходило наружу, покидая тело. Оставляя место лишь наслаждению. — Быстрей! — закричала она, уже подходя к пику. Потрясающе! Кажется, не одного меня уже который месяц мучает желание. Выходит, мы упустили столько времени! Хотя разве наслаждение было бы столь сильным без долгого ожидания? Подчиняясь её желанию, я ускорился, с упоением и каким-то хищным наслаждением наблюдая, как в бешеном ритме поднимается и опускается её грудь, как Джун мечется подо мной, как запрокидывает голову, выгибаясь дугой, как кричит так громко, что звенит в ушах. — Тише, — закрыв её рот ладонью, я почувствовал, как внутри девушки всё сжалось. — Тише. Прислонив нос к её шее, вдохнул ни с чем несравнимый запах её удовольствия. Понял, что в последний раз дёрнувшись, она расслабилась, теперь уже обняв меня с нежностью, а не со страстью. — Такого со мной ещё не было, — прошептала она, посмотрев мне в глаза. — Думала, ты будешь другим со мной. Я прекрасно знал почему. Бывший хозяин был мудаком на всех фронтах, и, сколько бы меня не переубеждали, был уверен — Азуми доставалось от него и в постели. Жаль, эти воспоминания останутся с ней навсегда. Хотя, если буду стараться, возможно когда-нибудь она решит, что они — лишь давно пережитый ночной кошмар? — Я люблю тебя, Джун, — прислонившись к ней и возобновив движения, тихо произнёс я. — И никогда не обижу. Странно, но эти слова принесли и облегчение, и беспокойство. Было приятно перестать скрываться и наконец посвятить свою шинки в этот секрет. Однако, что будет теперь? И что если она не чувствует того же? Ведь алчность, что живёт во мне, хочет, чтобы девушка принадлежала мне полностью, без остатка. Каждой клеточкой тела. Каждой мыслью. Воздухом в её лёгких. Она должна быть моей и только моей. Вечность! Хотя, кажется, намёк Джун про отданное сердце можно считать признанием. Но лучше не думать об этом сейчас. Пока есть возможность, я хочу в ней раствориться. И чтобы в мире будто лишь мы вдвоём. Она и я.***
Март, 467 год — Джун, можешь подойти? — спросил я, усаживаясь на шёлковое покрывало, накинутое на жёсткую лаковую лавку. — Хотел… узнать твоё мнение. Это было так странно — советоваться. Я привык всё решать сам, привык, что надеяться могу на себя и… на себя. А сейчас у меня был кто-то, кому я небезразличен. Кто искренне и честно поделится мыслями, и не в личную угоду, а ради моего блага. Хотя Джун и о себе думала не мало, однако же одна из самых лучших черт её характера — хозяин всегда на первом месте. — Валаам? — присаживаясь рядом, она выглядела обеспокоенной. — Что-то случилось? — Нет. Не совсем, — я ощущал тревогу, потому как не представлял, какая за моими словами последует реакция. — Ты показываешь удивительные способности, касающиеся заработка и улучшения условий нашей жизни. Но как насчёт поиска других работников? Справишься? И почему я немного побаиваюсь эту женщину? Но стоит ей строго посмотреть на меня, как в жилах кровь застывает. Конечно, я сильней её и при необходимости могу сломать, как тростинку, но всё же внутри что-то трепетало. Это какая-то магия? — А меня тебе уже мало? — с нескрываемой надменностью и злостью произнесла она, подняв брови. — Надоела? Ох, уж эта ревнивица! Неужели ей мало, что она первая и единственная, кого я полюбил за почти полторы тысячи лет? — Дело не в этом. Нам нужны слуги, — не ходя вокруг да около, открыто заявил я. — Прости, но мне осточертело нанимать всё новых шинки и Богов, чтобы они стирали за мной портки. Я, знаешь ли, хочу копить состояние, а не транжирить его. — И что? — сложив руки на груди, Джун поднялась с лавки, начав мерить шагами комнату. — Будешь давать новые имена? Но с чего ты решил, что кому-то охота батрачить на нового хозяина целую вечность? Сам же рассказывал — прошлые орудия тут не задерживались. Что изменилось теперь? Интересно, она сейчас всерьёз беспокоится о будущем или просто не хочет, чтобы в доме появились другие женщины? — Теперь у меня есть ты, — спокойно, стараясь не поддаваться на её провокации, ответил я. — Я принял решение, что отпускать орудия больше не стану. Хотят уйти — пусть платят. Монетами или жизнью. Точка. — И как ты это провернёшь? На цепь их будешь сажать? — было видно, что Джун удивилась, но, как и ожидал, я не услышал в её голосе жалости или сочувствия к будущим рабам. — А это уже другой разговор!***
Февраль, 794 год — Господин, могу я задать вопрос? — сегодня Джун была тихой и какой-то задумчивой. — Только прошу ответить честно. — Можно, но вначале я спрошу: с каких это пор ты меня так называешь? От каждого орудия, что сейчас находились в моём дворце, я требовал уважительного отношения: называть господином, не перечить, не смотреть в глаза. Но моя первая шинки всегда была исключением: сделав её главной и своей ведущей, я дал ей почти безграничные права над остальными, при этом не обременяя правилами. Но сегодня, видимо, что-то произошло. — Потому что я уже не знаю зачем здесь. Именно поэтому я и пришла, — подняв взгляд, она встретилась со мной светло-зелёными глазами. — Объясни, кто я для тебя теперь? — Почему теперь? — я не спешил отвечать, потому как не совсем понимал, о чём идёт речь. — Или это снова твои истерики? — Нет. А «теперь», потому как с недавнего времени всё изменилось. Ты перестал относиться ко мне, как раньше, — к моему удивлению в уголках её глаз появились крупные прозрачные капли. — Я ведь люблю тебя, а ты считаешь меня какой-то… простой девкой, что прислуживает тебе. Только если остальные трудятся на кухне — я нужна в спальне. Всячески ублажать, чтобы после наблюдать, как ты, отвернувшись, засыпаешь, не дав мне в полной мере насладиться нашей близостью. — А тебя это не устраивает? — день выдался тяжёлым, и мне ничего не стоило разозлиться. — Другие мечтали бы оказаться на твоём месте. А ты только и жалуешься! — Да потому что не хочу быть вещью! — крикнула она, наконец давая волю слезам. Отдать Джун должное — плакала она редко. И то, скорей, от физической боли, чем от душевной. Порой мне казалось, что у неё вообще нет сердца: настолько она иногда была чёрствой и жестокой. Но сейчас я увидел перед собой хрупкую и обиженную девушку, которая считает, будто бы я остыл. — Ты не вещь, — снизив тон, я старался говорить спокойно. — И я тоже люблю тебя, как и прежде. Просто сейчас очень много работы. Я хотел, чтобы она поняла меня. С каждым годом Аматерасу получала всё больше власти и мне не удавалось за ней угнаться: вроде, вот, я встал на ступень выше, но тем временем эта сука уже перескочила через две! У неё было больше сторонников, больше подчинённых, больше власти. И люди не просто чтили и уважали её, а любили, как кого-то родного. Я редко получал дары ни за что: если что-то ценное и появлялась в земной храме, то обязательно с запиской о помощи. Богиню солнца же заваливали подношениями просто, потому что она есть. — Её всегда много! Работы! — крик Джун наверняка слышали и другие шинки — настолько он был громким. — И поверь, зная тебя, с каждым годом её будет лишь больше! А мне что прикажешь делать? Сидеть у твоей кровати и, как верный пёс, ждать, когда хозяин соизволит почесать за ухом? Я на такое не подписывалась! Чёрт, а так ли сильно я люблю эту девушку, чтобы позволять так с собой разговаривать? Ведь услышав нашу ругань, остальные могут решить, словно и им разрешено высказывать своё мнение! А я совершенно против этого. — Если прикажу — будешь ждать, поняла? — не выдержав, я тоже вновь повысил голос. — А если что-то не устраивает, правила ухода от меня ты знаешь!***
Март, 794 год Наблюдая, как Джун отчитывает новенькую за грязь на крыльце, я понимал, что всё же чувства к ней есть и они сильны. Однако, теперь они стали другими: я всё ещё любил её, но как сокровище, что неустанно оберегал. Как ценность, которой ни у кого нет. Как предмет роскоши, дарующий высший статус. Страсть утихла, однако же не прошла. И теперь, спустя месяц после нашей ссоры, я хотел эту девушку почти так же сильно, как в первый раз. И что она со мной делает? — Джун, подойди ко мне, — не выдержал я, восхищаясь, как красиво шёлковая юбка облегала её ягодицы. — Это срочно! Главное, чтобы она подчинилась. Если не сделает этого на глазах у всех — придётся наказать. А я если и хотел подобного, то в спальне и ласково, а не в темнице и с присущей мне жестокостью. — Слушаюсь, — к моему счастью, она не задерживаясь направилась в мою сторону, а подойдя почти вплотную, даже склонила голову. — Чем могу помочь? В её голосе слышался официоз, будто бы эта шинки ничем не отличалась от других. Будто бы и для неё я был тираном. — Хватит дуться, — буркнул я, чувствуя себя при этом ужасно глупо. — Я был неправ, признаю. Но и ты перешла черту! — Считаешь? — в её голосе не было и капли раскаяния. — Моя ошибка состояла лишь в том, что я не смогла сдержать эмоции. В остальном же в словах моих не было лжи. — Возможно, — я решил не перечить, чтобы не раздувать новый скандал. — Так что — мир? До чего упрямая девушка! С одной стороны, это её качество частенько играет мне на руку, но порой с ней невозможно разговаривать! — А ты считаешь свои извинения достаточными? — отвернувшись, она смотрела, как несколько девушек высаживают в клумбы розы, и, сложив руки на груди, всем своим видом показывала, что думает иначе. — Да, — мой ответ был очевидным: я могу пойти на некоторые уступки, но прогибаться никогда не стану. — И, если не будешь такой злюкой, я расскажу тебе кое-что интересное. Согласна? Ох, и знал же я куда надавить! В этой девушке жила не только алчность, но и желание всегда и всё знать, быть первой, а если можно — единственной. Поэтому, помолчав ещё пару минут, она не сумела сдержать улыбки. — Хорошо, но тогда у меня ещё одно условие, — прошептала она, подходя вплотную и обдавая меня жарким дыханием. — Сделай так, чтобы сегодня в спальне я скулила от наслаждения.***
Август, 794 год — Уверен? — Джун выглядела серьёзной и немного напуганной. — Я не хочу, чтобы тебе причинили вред! — Всё под контролем, — разглядывая длинную саблю на поясе, ответил я, хотя у самого сердце отбивало бешеный ритм. — Мы ничего не теряем. — Ну да, ну да. Считай, ты меня успокоил! Сегодня был наш первый бой. Ещё тогда, в марте, я посвятил Джун в новый план, который продумывал несколько месяцев. Я создал ринг. Ринг для Богов и их орудий. Ринг, с помощью которого можно как потерять, так и найти многое, если не всё. Правила простые: участники, сколько бы их ни было, отдавали в общую казну фиксированную и оговоренную заранее сумму. Делали ставки и зрители. А дальше — бой, в котором победитель и поставившие на него счастливчики забирали честно полученный выигрыш. Правда был ещё один интересный момент… Как организатор я получал процент с каждой ставки. И даже если было суждено проиграть — я лишь верну назад то, что вложу, ничего не потеряв. А если выиграю… Что же, это будет интересный опыт. — Ко мне, Джунки, — почувствовав, как на шее появилась цепь, я немного успокоился. — И не волнуйся так, а то твой страх меня отвлекает! — Я постараюсь, — ответила она, глубоко вздохнув. — И сделаю всё, что в моих силах. — Спасибо, — кивнул я, нежно проводя пальцами по звеньям цепи. — Скоро будем дома! Поединок был не на смерть: это я оговорил сразу. Но при этом, если один Бог, пусть даже по ошибке, убьёт другого — переродится, если, конечно, у него есть последователи. Таковы были правила. Это и порядок на ринге должны контролировать нанятые мною бойцы, выступающие в роли рефери. Надеюсь, остальные участники будут осторожны. Тогда я точно останусь жив. — Внимание! Правила! — так же нанятый мною судья, строивший из себя главного, развернул свиток и начал читать то, о чём мы заранее договорились. Хех, а это проще, чем казалось! На самом деле камиринг, — так я назвал этот вид боёв, можно было устроить и раньше, просто не было подходящего орудия. Моя ведущая неплоха в защите, но необходим шинки, послужащий для нападения. И вот пару месяцев назад оно появилось. Я дал ему имя Кацу — ведь оно означает «победа». Как по мне, очень символично, если учесть, какую миссию несёт эта душа. — Удачи нам, — прошептал я, глубоко вздохнув. — Не подведите! — Есть! — голос Кацу был бодрым и полным решимости. — Слушаюсь, — повторила за ним Джун, слегка напрягаясь. — Я готова!***
Январь, 1224 год Сегодня у меня появились два новых орудия. Братья-близнецы! Я назвал их Изама и Риотто, и, честно признаться, это одни из лучших шинки, которые когда-либо мне служили. Не сказать, что при жизни они были кем-то выдающимися: простые учителя, любящие детей и считающие своим долгом нести учение в этот мир. Однако после смерти они показали себя совершенно с иной стороны. Сообразив, кому теперь служат и как всё устроено, они начали работать не покладая рук. Но главный их плюс был не в трудолюбии: будучи братьями, они неустанно защищали друг друга, и каждый из них готов был костьми лечь за здоровье и жизнь другого. А мне это было лишь на руку! Вообще-то столь странный случай я вижу впервые: редко когда умершие души появляются на этой стороне в одно и то же время в одном и том же месте. Пусть даже они погибли в одну минуту. Да и вообще сам факт того, что они оба стали шинки, не отправившись дальше — немыслимая удача. Конечно, своей человеческой жизни они не помнят, но это, пожалуй, единственные на моей памяти орудия, у кого в этом мире есть настоящая семья: не хозяин, не другие шинки, а родственник, который был с ним при жизни. Главное теперь — сделать всё, чтобы эти двое прожили у меня как можно дольше. Уверен — они станут прекрасным приобретением!***
Июнь, 1628 год Сегодня мы с Джун снова поссорились. Она начинает мне надоедать. Если бы не её умение контролировать слуг и составлять план встреч — давно выкинул бы её за порог! Говорит, я стал слишком ленив и совершенно не уделяю ей внимания. Странное заявление! Мы видимся каждый день: сначала на утреннем совещании, а после вечером, когда она приходит для доклада о выполненной за день работе. Да и днём она нередко посещает мой кабинет, чтобы выяснить тот или иной вопрос. А про то, что ленив — разве это не отлично? Я богат. Безмерно! Отпала необходимость самому принимать участие в камирингах: мне и без этого с них идёт немалые проценты. Плюс ко всему, я давно забыл, каково это — делать что-то своими руками. Да и зачем, если во дворце уже больше сотни шинки, которые так боятся гнева хозяина, что готовы облизывать мне ноги, только бы не попасть под немилость. Я считаю, моя «лень» — не больше чем показатель статусности. Если бы приходящие ко мне клиенты наблюдали, как я сам себе наливаю кофе, в какому выводу они бы пришли? Правильно, что руководитель, а соответственно и партнёр в каких-либо делах, я никудышный! Но я сделал состояние на этих идиотах, неспособных выполнить элементарную работу. И останавливаться не планирую. Мне нужно больше денег! Больше власти! Больше почитателей! Жаль, Джун перестала разделять мои убеждения…***
Октябрь, 1819 год Вчера на небесах чуть было не случился переворот. И главным участником действий, как ни странно, был не я. Хоть и произошедшее находится под строжайшим секретом, и обсуждать это запрещено — все Боги и шинки только об этом и говорят! Шепотом, тайком, но пересказывают друг другу то, что услышали ранее, сверяясь в числах, догадываясь до того, чего не могли видеть. Группировка, назвавшая себя Иошинори******, решила свергнуть Аматерасу. Похоже, им порядком надоела её диктатура (ну вот, не один я такой), и, собрав около сотни бойцов, они двинулись прямиком в Такамагахару. Глупцы! Разумеется, Небесное воинство разнесло их в пух и прах! Насколько до меня дошли слухи, там даже пленных не брали: от Богини Солнца поступил конкретный приказ убивать всех диссидентов. Без суда и следствия. И это вполне в её духе! Но пострадала не только нападавшая сторона. Не желая признать свою неправоту и то, что методы её правления, мягко говоря, не дотягивают до идеальных, Аматерасу начала искать виновных в своих рядах. И, конечно, нашла! Другого варианта и быть не могло, ведь суд обязан состояться — таковы правила. И даже если все до единого нападавшие или погибли, или переродились — кто-то всё равно должен ответить. Его звали Сатоши. Хоть он и был причастен к Небесному войску, никогда не бился с врагами. Лишь наблюдал за тем, чтобы в святая святых, дворец Аматерасу, никто не проник. И в случае вторжения обязан был забить тревогу. А вчера он этого не сделал. Не по своей воле — его подставили. Несколько воинов внутри дворца оказались мятежниками и под предлогом, что Сатоши зовёт сама Верховная Богиня, буквально вынудили его уйти с поста. Разумеется, стоило ему скрыться в стенах храма, со всех сторон набежали воины Иошинори, готовые застать войско Аматерасу врасплох. Но не тут-то было. Как говорят некоторые: «Солнце вновь победило тьму». Бунтари погибли, тех, кто проявил себя в бою — наградили, а Сатоши, что до этого несколько сотен лет беспрекословно выполнял каждый приказ и был готов отдать за правящую Богиню жизнь, — изгнали, запретив строить храмы в Такамагахаре в течение трёх веков. Возможно, я никогда не узнал бы эту историю. Но сегодня утром тот самый парень оказался у моих ворот. Униженный, оскорблённый и совершенно одинокий, он был готов на всё, лишь бы я помог ему выжить. Лишь бы помог отомстить. Возможно, в другой ситуации я не пустил бы такого неудачника на порог, но нас с этим Богом объединяла одна цель: мы хотели сместить Аматерасу. А как говорят, враг твоего врага — твой друг! А значит, добро пожаловать в команду, Сатоши!***
Ноябрь, 1829 год — Валаам, можно к тебе? — тихий стук за дверью и голос моего нового друга. — Да, Сатоши, заходи. Я только-только разобрался с проблемой, о которой ещё утром рассказала Джун: одна из новых шинки собиралась бежать и подговаривала на это других. Если бы мы вовремя не узнали об этом и не спохватились — быть беде, ведь наша всеми любимая Аматерасу не приемлет жестокого обращения с душами людей. Это противозаконно. Возможно, до казни бы не дошло, но просидеть за решёткой пусть даже несколько десятков лет — явно не то, о чём я мечтаю. Разумеется, с девчонкой я поквитался, причём на глазах остальных — пусть знают, что их ждёт в случае неподчинения! Однако же неприятный осадок остался. Чем больше у меня рабов, тем больше они доставляют проблем! — Надеюсь, не отвлекаю? — осторожно приоткрыв дверь и заглянув внутрь, Сатоши некоторое время стоял на месте, но после моего кивка таки зашёл в кабинет. — Нет, всё в порядке, — ответил я, поднимая глаза от свитка с отчётом о полученных за последний месяц доходах. — Присаживайся. На лице парня был отпечаток беспокойства. Он не жил в моём дворце: я поселил его в одном из своих храмов на земле, поэтому виделись мы не слишком часто. — Я хотел узнать, будет ли у нашего плана продолжение? — не ходя вокруг да около, спросил он, слегка сгорбившись. — Мы сколько знакомы? Десять лет? Поверь, я очень благодарен тебе за помощь — кажется, ты единственный, с кем я хоть как-то общаюсь, но… — План, да, — усмехнувшись дополнил я. — Только вот не уверен, что ты действительно понимаешь значение этого слова. Мне нравился этот парнишка! Возможно, поселись он в Такамагахаре — мы стали бы лучшими друзьями. Но ему было запрещено жить на Небесах, а я не горел желанием коротать время на Земле. Однако же даже с учётом столь редких встреч, я был рад его видеть. — О чём ты? — ответил он, покачав головой. — Я имею в виду план по смещению Аматерасу с трона. Или ты больше этого не жаждешь? — Непременно! — кивнув, я подался чуть вперёд, почти перейдя на шёпот. — Но ты должен понимать — это не план, а цель. Плана у нас как раз-таки нет. — Так давай придумаем! В голосе Сатоши слышались нотки раздражения. Он походил на ребёнка, для которого всё проще простого — вот только родители глупые недотёпы! — Давай! — усмехнулся я, теперь уже облокачиваясь на спинку своего кресла. — С чего начнём? Было даже забавно наблюдать за тем, как он удивился и как искра воодушевления постепенно тает в его глазах. Легко сказать: давай придумаем. Ну так вперёд! Никто не ограничивает! Однако почему-то серьёзных решений все ждут именно от меня… — Вот видишь, — выждав полминуты тишины, заговорил я. — Не так-то просто всё придумать. Ведь мы не хотим повторения ошибок Иошинори, правда? И тогда у нас должно быть то, чего не было у них. — Войска? — предположил Сатоши, подняв вверх указательный палец. — В том числе, но это не главное, — я усмехнулся. — Есть ещё варианты? — Артефакты? — не унимался он. — Ты уже близок, однако я бы сказал — они часть чего-то другого, — мне хотелось уже перестать мучить парня, но, чтобы он ощутил всю серьёзность ситуации, дал ему третий шанс на ошибку. — Ещё предположения? Он замолчал. Похоже, в голове он держал лишь то, что мы добьёмся общей цели. Но как и какими методами — его не волновало. Возможно, иногда и вправду не стоит об этом задумываться: собираясь выпить чашечку чая, я не прокручиваю в голове полную цепочку своих действий, предшествующих выполнению желания. Но война — не игрушки! Особенно, если против нас столь сильный враг. Мы должны просчитать каждый шаг, продумать каждую мелочь, постараться предугадать все возможные исходы. И если не получится — у нас останется… — Козырь! — вновь нарушая тишину, выдохнул я. — У нас останется козырь. Точка давления. То, чего от нас не ждут. — И где его взять? — вопросы Сатоши поражали — настолько они были наивными. — Нигде, — я уже почти смеялся. — В том-то и дело, что козыря нужно ждать. Запастись терпением, морально готовясь к битве. Просто ждать. Мне и самому не нравился такой расклад: разумеется, поначалу я землю носом рыл, пытаясь найти на Аматерасу компромат или иной способ забить её в дальний угол. Но всё тщетно. Возможно (да и скорей всего), грехов за ней тьма, но беда в том, что большинство из них — общеизвестны, а остальные спрятаны так глубоко, что не откопать. Было время, когда я всерьёз потерял веру в собственные силы. Но тогда на помощь пришла Джун. Помню, выслушав меня, она сказала такую фразу: «Ты идёшь к великой цели, пытаясь воссоздать равновесие, которое Аматерасу уничтожила своим единоличным правлением. И поверь, Вселенная жаждет того же! Рано или поздно она даст всё необходимое: сведёт с кем нужно, подарит оружие, вселит в твою голову правильные мысли. Но это случится тогда, когда для этого будет подходящее время. Просто доверься Вселенной, любимый! Она не подведёт!» И я послушался. Успокоился. Конечно, сидеть сложа руки мучительно, но я не тратил время впустую: готовясь к войне, которая грозила начаться уже в ближайшем будущем, я копил всё, что могло помочь победить. Шинки, золото, храмы, артефакты, необходимые связи и знакомства, знания и сторонников — их у меня было даже больше, чем я способен представить. Возможно, со стороны я выглядел каким-то помешанным на богатстве Богом, пытающимся заполучить всё и даже больше, ведомый лишь алчностью и жадностью, что стали моими неотъемлемыми спутниками. Ну и пусть! Какая разница, что в головах у тех, кто в будущем встанет передо мной на колени? Ведь, скажем, львице плевать на мысли зебры — перед ней лишь одна цель, одно желание, одно стремление. Утолить голод! Так и я буду идти вперёд, даже если придётся прыгать по головам. И плевать мне на всех. Я стану правителем, и меня никто не сможет остановить!***
Март, 1991 год — Сатоши, почему я никогда не видела тебя с девушкой? — беззастенчиво спросила Джун, пока они оба проверяли, все ли блюда на столе выглядят подобающе: сегодня я устраивал приём, на котором надеялся заполучить сразу несколько крупных заказов. — Или… ты её прячешь? — Нет, — мой друг улыбнулся, но при этом выглядел смущённым. — Не видела, потому что я… я как-то пас. Я засмеялся, потому что понимал, о чём он, однако моя ведущая шинки, похоже, восприняла эти слова по-другому. — Хм. Так ты по мужчинам что-ли? — пискнула она, испытывая невероятную неловкость. — Это ничего, я никого не сужу, просто интер… — Нет, Джун. Чёрт! — Сатоши стал красный, точно варёный рак. — Просто я Бог изгоев и одиночек, поэтому не готов делить с кем-то всё своё время. Большой шумной компании я предпочитаю уединение! И если мы это выяснили, давай закроем тему, умоляю! На парня было страшно и смешно смотреть. Хоть и выглядел он, как гора из мышц и мужественности, в душе был очень ранимым. Возможно, это и вправду связано с его природой, а может, моего друга слишком часто предавали… Как сам он рассказывал, в его земном храме нет людей, верящих в него всю жизнь. Он нужен им лишь в период печали: расставание со второй половинкой, смерть близких, переезд из пригорода в столицу, где нет друзей и родных. Но рано или поздно каждый из прихожан находит кого-то, с кем можно поделиться, кому приятно поплакаться. И это, если посудить, намного приятней, чем жаловаться Богу, которого, может, и не существует вовсе! Вот они и уходят… Разумеется, приходят всё новые и новые души: тем, кому не хватает дружеского плеча, но… это не то. Выходит, в него верят, лишь когда это нужно, а потом… предают. Кстати, это касается не только людей: шинки с ним тоже не уживаются. По версии Сатоши, это его участь — быть волком-одиночкой, но, как по мне, он сам вершит свою судьбу. Мало кто по собственной воле захочет жить с хозяином, которому претит твоё общество. Конечно, будь я на его месте — плевал бы на чувства подданных (что я и делаю), но мой верный друг не такой: ощущать душевную боль и печаль шинки для него невыносимо. — Знаешь, Сатоши, — встрял я, наблюдая, как Джун кидает не прошедшие контроль тарелки прямо на пол. — Если хочешь в будущем стать частью команды и вместе со мной идти к нашей общей цели — тебе придётся научиться быть в обществе. Остаться в стороне не получится, а вокруг меня, как видишь, огромное количество шинки и Богов. Чуть привстав и поправив под собой ворох подушек, я потянулся к колокольчику, чтобы вызвать девушек, которые уберут образовавшийся на полу бедлам и заменят не хватающие блюда. — Да я уж понял, — ответил Сатоши, наблюдая, как по первой же звонкой мелодии в зал вбежали с десяток слуг. — Но я справлюсь. Сделаю всё, что необходимо. Обещаю!*********** Продолжение следует ***********
_______________________________ От автора: Привет, котятки! А вот и я) Да, эта глава была крайне насыщенной и… приятно сложной. На самом деле, историю я терпеть не могу, но узнавать все эти тонкости древнего Израиля, и далее далее, всё ближе к современности — было очень круто! Хоть мне это и стоило неделю бессонных ночей — я ловила какое-то странное удовольствие! Надеюсь, я смогла вас удивить, где-то рассмешить, а где-то… даже ваши нервишки пощекотала) Вторая и последняя часть 23 главы выйдет буквально в течение недели (надеюсь), потому как она почти дописана. Так что ждём) А пока, спасибо, что прочитали и очень-очень жду отзыва :) _______________________________ Благодарности: В этой главе очень сильно помог мой гамма, Иван. Подсказывал мне, глупой и ничего не понимающей в языке истории, как разобраться что там к чему и не допустить ошибок. Без него мне было бы намного сложней! Ну и, разумеется, мой главный редактор Дима и бета Даша постарались на славу! Вам тоже спасибо, солнышки!