Назад в никуда 3. Сломанные крылья

Стучался в твою дверь, но забыл, что ты не одна. Я знаю не откроешь — останусь тут до утра. Однажды все пройдёт, ты запомни эти слова. Только лирика… Отпускай! Чужие голоса, из памяти слова, Которые нельзя никому сказать. Глаза сменили тон, ты отпусти ладонь. Мой дом теперь закроется навсегда… _________________________________ ОСТ к главе: Три дня дождя — Отпускай

pov: Акинэ

— Аки, пойдём, — Эбису тянул меня в сторону своего храма, но я всё смотрела и смотрела на то место, с которого Ято переместился в замок Богини Солнца. — Тебе нужна помощь. Ну же… — Что я наделала, — мой голос был бесцветный и тихий, но какая разница? Сейчас вообще ничего не важно! Ничего, кроме того, что я подставила тех, кто мне дорог. И, возможно, не просто подставила, а выписала им смертный приговор.       Ято, Юки, наши друзья и Мичи… Где она? Почему Рамон забрал её? Чтобы сохранить столь сильное орудие для будущей войны, мысли о которой наверняка надолго засели в головах братства? Или чтобы не дать Небесам лишнюю жертву для допроса? А может… для дальнейшего шантажа?       Даже если это первые два варианта и моей малышке ничего не угрожает, я уверена, что ей очень страшно! Рамон никогда не был её фанатом, да и остальные члены братства считали Мичи какой-то надоедливой малявкой, но никак не милой девочкой, которую нужно защищать. Что если они над ней издеваются? Или пугают моей гибелью?       Даже думать об этом не хочу! Вот бы увидеть её! Обнять, вдохнуть запах её волос и забыться, хоть на пару секунд!       А лучше, чтобы рядом была вся моя семья: Ято, Мичи и Юкинэ! Тогда я бы почувствовала себя самой счастливой! — Глупости! Всё же хорошо! — Бог Торговли выказывал нетерпение, однако всё же был снисходителен: не пытался отвести меня в дом силой и утешал. — Хотя, если честно, я не до конца понимаю, что произошло. Вы снова добились перерождения Валаама, но разве это плохо? Ято ведь об этом пошёл доносить? Хотя… почему тогда он сказал, что постарается вернуться? Будто его могут за что-то наказать… Ведь он в твоём похищении не виноват! Правда?       На какое-то время поток вопросов из уст Эбису прекратился, а после его глаза на миг расширились, а губы сжались в тонкую линию. — Ты чего? — спросила я, потому как не понимала, что делать и как реагировать на поведение хозяина дома. — Артефактный клинок! — воскликнул он громко после паузы. — Ято знал, что на Небесах его нет, что там — подделка… И мы все знали! Поэтому…       Он прикрыл рот ладонью и посмотрел на меня со смесью испуга и понимания. А я… не знала, что ответить. Если его так обеспокоила мысль о наказании за укрытие факта о клинке, то что будет с Эбису, когда он узнает обо всех случившихся из-за меня бедах? — Если бы дело было только в нём, — с грустью пролепетала я, положив руку ему на плечо и впервые поворачиваясь к воротам, за которыми исчез Ято, спиной. — Я не могу пока ничего рассказать: давай дождёмся Ято. Если он…       Я будто наткнулась на препятствие, остановив фразу. Черт, даже думать о таком нельзя! Он вернётся! Обязательно вернётся! — Когда он снова будет с нами, — исправилась я, — всё объяснит. Точнее, мы вместе попытаемся это сделать, потому что рассказать нам нужно немало. А пока… — резко вздохнув, я ощутила, как под рёбра будто воткнули нож. — Мне необходимо обезболивающее. Нельзя чтобы Ято отвлекался на мои чувства — это может ему навредить. Да и Юкинэ проверить надо обязательно.       Лекарь действительно увёл паренька сразу же, как Ято пропал в снопах голубых лучей, и я чувствовала, что нужна мальчику. Он ведь тоже не понимает, что происходит и почему мы с Ято прощались так, словно это навсегда. Ему наверняка некомфортно и, думаю, он будет рад увидеть родное лицо.       Если, конечно, он всё ещё считает меня таковой…

***

— Аки… — мальчик был бледен: лёжа на низеньком диване под строгим надзором лекаря, он выглядел больным и лишённым сил, однако же потянулся ко мне, как только увидел. А когда смог ухватиться за мои пальцы — сжал их, со слезами заглядывая мне в глаза. — Что происходит? Куда Ято ушёл? — Эй, тихо, не переживай. Всё будет хорошо, — произнесла я интуитивно, сразу же себя укорив: ведь я врала, потому как наверняка знать этого не могла. А моя ложь уколет Ято и опять-таки его отвлечет. Нужно держать эмоции под контролем! — Почему он… — Юки дышал очень часто и не мог говорить без пауз между словами. — Сказал быть… Молодцом… Он вернётся? Акинэ… Что случилось?       Он напомнил мне Мичи, которая пугалась, когда я сообщала ей об особо опасном задании, маячившем в ближайшем будущем. В её глазах тогда тоже отражались страх, грусть и любовь, которые, смешиваясь, выдавали настолько живую и трогательную эмоцию, что хотелось обнять девочку и никогда больше не отпускать! И сейчас я тоже поддалась этому порыву. — Дорогой мой, прости пожалуйста, но я не могу тебе сказать, — положив одну руку ему на грудь, а второй поглаживая плечо, я старалась донести до парнишки, что вынуждена так поступить. — Поверь, я считаю тебя достаточно взрослым и смышлёным, чтобы понять происходящее, но это небезопасно. Ты — шинки, и тебя могут допросить. И, в отличие от Богов, скрыть правду ты не в силах.       Теперь я поглаживала его по голове, отчаянно стараясь контролировать печаль, что постепенно меня накрывала. — Ты ведь не можешь обижаться за то, что я хочу уберечь тебя, правда? Ведь и ты сегодня защитил меня, буквально спас! Рисковал жизнью… — я искренне улыбнулась Юкинэ, понимая, что ужасно соскучилась по его золотистым волосам, янтарным глазам и еле заметным веснушкам на щеках. — Вы с Ято так много сделали для меня, так позволь и мне сделать что-то в ответ. Пожалуйста!       Сложив руки в подобии молитвы, я не спускала с мальчика глаз, надеясь, что он правильно меня поймёт. Я и так многих обидела и ранила… некоторых даже в прямом смысле. Не хочу, чтобы и Юкинэ держал на меня злость или обиду. — Но ты ведь останешься? — спросил он, кажется, приняв мои слова, но при этом снова начиная плакать. — Если Ято… не вернётся — у меня кроме тебя никого нет! Я не хочу быть один. Не хочу!       До этого его успокоившееся дыхание снова стало частым, отчего сидевший неподалёку лекарь осуждающе на меня посмотрел. — Ребёнку нужен покой! — проговорил он, смешивая в чаше какие-то травы и порошки. — Сейчас я дам ему лекарство и попрошу более мальчика не тревожить. Да и вам, Акинэ, тоже помощь не помешает.       Шинки Эбису, которого, кажется, звали Широми*, скептично осмотрел видневшиеся из-под моей одежды раны. — Если не против, я приму вас в другой комнате, чтобы не беспокоить Юкинэ, так что… — Нет, — почти крикнула я, уже потом поняв, что была слишком резка. Поэтому поспешила исправиться. — Простите, но… я не думаю, что сейчас это хорошая идея. Мой хозяин… я не хочу отвлекать его, а обработка ран — дело неприятное. — Но, голубушка! — лицо лекаря вытянулось, будто я сказала, что солнце встаёт не на востоке, а на западе. — Так нельзя! У вас ведь есть раны, нанесённые орудиями? И так вы только оттянете их заживление. — Переживу, — бросила я, снова смотря на Юки, который внимательно следил за нашим разговором. — Не волнуйся за меня, родной. Я только пожалуй… тоже пойду посплю, если ты не против. Ночь выдалась бессонной, а утро… тяжёлым. Хочу отрубиться на несколько часов. — Ладно, — сглотнув, паренёк бросил взгляд на шинки Эбису, заканчивавшего готовить лекарство. — А ты в какой комнате будешь? Если проснусь раньше — можно приду к тебе?       Сейчас Юкинэ выглядел совсем не так, как обычно: в его повседневной жизни он ненавидел показывать слабость, избегал «телячьих нежностей», как он это называл, и вообще строил из себя взрослого, кем он так-то и являлся — по крайней мере, если говорить о рассудительности и огромном количестве знаний. Однако сейчас… передо мной был четырнадцатилетний мальчик, которому нужна была забота и родительское плечо рядом. Он нервничал, находясь вне дома, и тянулся ко мне, хоть я и боялась, что стала ему чужой. Он любил меня, как прежде, и я тоже очень любила своего Юки. И была рада, что он рядом. — Наверно, там, где спит Ято, — подмигнув и улыбнувшись мальчику, я перешла на шёпот. — Ты ведь знаешь, что мы снова вместе?       Отчего-то я была уверена, что сейчас он кивнёт и скажет что-то типа: «Разумеется», — но Юки на несколько секунд впал в ступор. — Как это… вместе, — нахмурив брови, он сначала посмотрел на стену, будто вспоминая что-то, а после снова перевёл взгляд на меня. — Ято сказал только, что вы помирились и ты хочешь вернуться. Но что вы… То есть… Снова…       Юкинэ опять начал заикаться, но теперь уже от радости. — Вы снова вместе?! — крикнул он, да так громко, что лекарь, как раз в это время нёсший стакан к постели мальчика, подпрыгнул, чуть всё не разлив. — Да, — скорее, не сказала, а выдохнула я, сама не веря в это счастье. — Мы… о многом говорили и пришли к выводу, что можем попытаться жить дальше. Без обид, плохих воспоминаний и укоров. Будто ничего не случилось…       В горле встал ком. Интересно, Юкинэ знает о том, что Ято изменил мне с Эми? И если да — поймёт ли он моё желание вернуться или сочтёт дурой, пытающейся наступить дважды на одни грабли? — Но это же здорово! — но что бы ни было у него на уме, показал Юки лишь радость: искреннюю и неподдельную. — Я… Я так за вас счастлив!        В это время Широми, по внешности кстати очень напоминавший бывшего шинки Бишамон, тоже целителя по имени Кугаха, как раз отдал-таки мальчику чашу с лекарством, и тот выпил её залпом, кажется, даже не поняв, что сделал. Так сильно Юкинэ радовался услышанной новости! — Спасибо, родной! Я тоже рада, — я старалась не думать о том, что Ято может не вернуться, и наше с ним примирение почти бессмысленно. — А пока отдыхай, ладно? Ты мне нужен сильный и здоровый! — Слушаюсь! — приложив кончики пальцев к виску, будто отдавая честь, Юки ещё раз мне улыбнулся и, закрыв глаза, приготовился ко сну.       А я глядела на него и не могла не думать о том, как порой мало нужно для счастья. Ещё несколько минут назад на парнишку смотреть было больно, а теперь… он рад. И хоть опасность, что висит над Ято, не развеялась — сейчас Юки не боится и воспринимает её, как очередное испытание, которое мы всеми преодолеем. И ничего не сможет нам помешать. Ведь мы не просто Бог и его шинки. Мы семья — самая настоящая!

***

      Самой найти комнату Ято мне было не под силу. Во-первых, ходить и заглядывать за все двери — неприлично. А во-вторых, я чертовски устала… Поэтому, сразу же направившись к кабинету Эбису, сначала постучала, а после вошла, извиняясь за то, что потревожила. — Акинэ! — хозяин дома выглядел обеспокоенным и задумчивым одновременно, однако же постарался искренне мне улыбнуться. — Как дела? Широми уже осмотрел твои ра…       Кажется, он увидел, что никаких лечебных мер надо мной принято не было, отчего сразу разозлился. — Я же попросил тебя осмотреть! Ну что за своевольный… — Эй! Эй, остынь. Я сама не далась, — устало плюхнувшись на стул, стоявший по другую сторону красивого полированного стола из красного дерева, я взяла в руки скрепку, дабы хоть чем-то себя занять. — Не хочу, чтобы Ято чувствовал всё это. К боли он, несомненно, привык — не зря же я ношу его имя — однако… мои раны могут подождать. Ему сейчас нужна трезвая голова и холодный рассудок. — Нужна для чего? — снова попытался выудить правду Эбису. — Чтобы выкрутиться и вернуться домой, — а я всё так же уклонялась от ответа. — А пока, можно тебя попросить показать его комнату и дать снотворное, если есть? Я хоть и валюсь с ног — боюсь, не усну из-за волнений. А надо.       Потерев глаза, я сразу же невольно представила, что происходит с Ято в этот самый момент: он о чём-то говорит с коллегами, рассказывая о том, что знает? Или же сейчас в переговорной Аматерасу — доносит ей о случившемся? Но почему-то перед глазами всплыла картина того, как он, стоя на коленях, с завязанными сзади руками, смотрит на своего палача, занёсшего над его головой острый меч.       Стоп! Хватит! — Эбису, пожалуйста, выполни мою просьбу, иначе я сейчас с ума сойду! — я ощутила, как по спине скатилась капля липкого пота. — Я… мы тебе всё расскажем, обязательно! Но позже. А пока… — Комната и снотворное — я помню. Сейчас! — встав и подойдя к шкафу, сделанному в едином со столом стиле, Бог Торговли выдвинул один из нижних ящиков, достав оттуда небольшую коробку с пока ещё неизвестным мне содержимым. — Лекарств у меня дома немного — в основном бинты да травки всякие. Но вот снотворное имеется — сам порой часами не могу сомкнуть глаз — всё думаю, думаю…        Он протянул мне белую пластиковую баночку, на дне которой звенела горсть небольших розоватых драже. — Я обычно пью… Две…       Не успел он это произнести, как, сыпанув на руку пять или шесть таблеток, я сразу же закинула их в рот и, немного поморщившись, с усилием проглотила: они были не горькие, но без воды выпить их разом оказалось непростой задачей. — Ты навечно уснуть собралась, что ли? — удивлённо вскинув брови, Эбису смотрел, как я, держась за грудь, пыталась протолкнуть злосчастные пилюли в желудок. Но те будто комом в горле встали. — Может, тебе попить чего?       Я не ответила — лишь кивнула, ощущая, что вот-вот закашляюсь. Но стакан воды, вовремя поднесённый хозяином дома, вмиг решил проблему, и, с облегчением вздохнув, я перевела на него слегка слезящиеся глаза. — Не утрируй: от горсти таблеток мне ничего не будет. Зато спать буду как младенец, — сделав последний глоток воды и поставив стакан на стол, я поднялась, отчего-то чувствуя некоторый дискомфорт: не могла смотреть Эбису в глаза, потому как знала — его я тоже подвергаю опасности даже просто находясь рядом.       Если меня признают виновной и нарекут преступницей, то все, кто помогал и был близок со мной — тоже станут потенциальными нарушителями закона. Возможно, у Аматерасу не хватит доказательств, чтобы всерьёз наказать моих друзей и родных, однако нервы она им потреплет — в этом даже сомневаться не стоит! А ещё за ними будут следить и в случае малейшей провинности — станут судить по всей строгости. — Хорошо, как скажешь, — сев обратно на своё место, хозяин дома, кажется, тоже не горел желанием надолго сохранять зрительный контакт: я услышала, как он начал копаться в каких-то бумажках, причём с таким рвением, будто от этого зависела его жизнь. — Комната Ято на первом этаже: ты прошла её, когда поднималась сюда. Если станешь возвращаться назад к гостевой, где лежит Юкинэ, отсчитай от лестницы третью дверь слева — это она. И если что — зови! — Спасибо! — склонив голову в знак благодарности, я всё же взглянула на Эбису, но он продолжал создавать видимость усердной работы.       Наверное, я его напугала: разговорами, реакцией на происходящее и… эмоциями, что, кажется, были написаны у меня на лице. Но что сделать, если я не могла себя контролировать? Как сохранять счастливый вид и пытаться всем доказать, что всё отлично, когда тот, кого ты любишь, возможно погибает в эту самую минуту и… из-за тебя! Из-за твоей безалаберности, своевольности… Из-за того, что когда-то ты не смогла держать себя в руках и натворила таких бед, что вовек не разгрести.       Надо поскорее добраться до спальни, вдохнуть запах Ято, наверняка оставшийся на подушке, и попытаться уснуть. Хотя бы на пару часов провалиться в мир сновидений. И хоть там меня до сих пор терзают кошмары: с Наю и её вечным вопросом «За что?», с Риотто, пытающимся вновь надо мной надругаться, и Мичи, которая, потерявшись, ищет меня и зовёт… Пусть! Ведь реальность сейчас — намного страшнее!

pov: Ято

      Пожалуй, я никогда в жизни так не боялся. Я поднимался по массивным ступеням, ведущим к заместителю Аматерасу по внутренней безопасности, и сердце моё билось так, что обещало вот-вот выпрыгнуть из груди. Я понимал, что, возможно — и вероятность этого очень велика — уже не вернусь домой. И мало того, вскоре ко мне присоединятся Аки, Юкинэ, Кофуку, Дайкоку и остальные причастные.       А уж если членов братства найдут, и они смогут свидетельствовать против Акинэ… Вообще пиши пропало! Впрочем, это касалось Эми, Бишамон и Тэндзина: они тоже способны подлить масла в огонь, хотя и напротив, могли встать на нашу защиту.       Например, Эми вряд ли станет рисковать головой ради Акинэ, однако же… она должна понимать, что вслед за шинки в пропасть полетит и её хозяин. Но я вроде как дорог этой девушке… А значит, она может постараться сделать так, чтобы нас с Акинэ помиловали.       С Тэндзином история тоже двоякая: Кинха убила его орудие и угрожала всем остальным шинки Бога Знаний. Однако он сам понял причину такого её поведения и поведал мне о ней: что в Хиёри изначально жили две личности, которые и сейчас, набрав силу, выходят «порулить» сознанием. Каждая в своё время — тогда, когда они нужны. Это объясняет агрессию, злобу, безжалостность — будучи мягкотелой и доброй, Аки бы не выжила в том мире, в котором ей приходилось находиться на протяжении почти двух лет. Она лишь защищала себя и свою жизнь — и её в этом винить нельзя.       А Биша… Она просто довольно гордая, и после того случая, когда Акинэ прилюдно оскорбила её на празднике в июле — чего ждать от Богини Войны, неизвестно. Она может быть благодарна моей шинки за то, что та предупредила о намерениях Валаама, а может… остаться при своём мнении и лишь радостно улыбаться, видя, как к Акинэ приближается палач.       Из-за этого было ещё страшнее. Что наши судьбы отчасти находятся в руках тех, кто может казнить, а может помиловать.       Мы висели на волоске или ходили по острию ножа — назвать можно, как угодно. Но факт оставался фактом: если мы все умудримся выжить — это будет чудом.

***

      За этими думами я пришёл к двери, в которую заходил каждый рабочий день. Но сейчас… всё было иначе. Теперь к бешеным ударам сердца добавились дрожь в ногах, озноб и пот, который тёк с меня ручьём. Рука никак не поднималась, дабы дотронуться до деревянной поверхности костяшками пальцев и постучать, а голова кружилась от переизбытка кислорода, ведь мои лёгкие сейчас сокращались с удвоенной, если не утроенной силой.       Но вечно стоять на пороге нельзя — это проблему не решит, а лишь оттянет момент, когда я пойму: пан или пропал. И меня ждут дома… Если получится вернуться, я хочу сделать это как можно скорее! Ведь я так переживал за своих шинки. Как там они? Вероятнее всего, тоже ужасно волнуются: Юки, потому что не понимает, что происходит, а Акинэ… наоборот, потому что знает куда и зачем я направился. — Войдите! — раздался голос, и, напоследок глубоко вздохнув, я открыл дверь кабинета.       А дальше… всё как в тумане. Я говорил, говорил и говорил, прерываясь лишь для того, чтобы ответить на не терпящие отлагательств вопросы начальника. Слова сами сливались в предложения, и я лишь вовремя останавливал себя, дабы не сказать лишнего или повернуть ситуацию так, чтобы показать Акинэ или остальных, имеющих отношение к истории, в ином свете.       Приходилось трудно. Всё, о чём я знал или догадывался, необходимо было мысленно делить на три части: что я мог и должен был рассказать, что обязан скрыть, и о чём нужно было поведать, но несколько иначе. А сложности добавляло то, что я одновременно с этим анализировал ситуацию и пытался вспомнить, знали ли мои шинки и Дайкоку о том, что я скрываю. Ведь их могли допросить, а соврать Священным Сокровищам Аматерасу они не в силах.       В общем, нюансов было много, а времени не оставалось. Я не мог остановить рассказ и попросить минутку, дабы сообразить, как лучше преподнести следующую новость — это было бы подозрительно. И приходилось импровизировать на ходу, при этом понимая, что от каждого моего слова зависит жизнь близких. Один промах, одна неверная фраза — и они погибнут.       Но, кажется, у меня получалось. Правда, не так гладко, как хотелось бы. Были в моей истории пробелы, которые, при не лучшем для меня раскладе, могли заполниться при допросе Юкинэ или Дайкоку. Например, я не стал доносить о том, что Акинэ убила двадцать восемь человек, поклонявшихся какому-то Богу: тогда Риотто сам лично пришёл к нам с Юки, дабы рассказать о том, как сильно Аки изменилась и что сотворила. А позже мы увидели подтверждение его словам в новостях: сгоревший дотла храм в центре Токио и почти три десятка жертв…       И, разумеется, про убийство Озему, который уже записался на аудиенцию к Аматерасу для какого-то важного донесения, я тоже умолчал. Тут, правда, было полегче — Юки не был в курсе данной ситуации, но об этом могли поведать члены братства. Уж они-то с радостью сдадут Кинху и будут лишь счастливы!       А вот в убийстве Наю и в некоторых других грехах Аки пришлось сознаться — слишком много было свидетелей. Однако и тут я силился выкрутиться, постоянно повторяя, что Валаам пытал мою шинки, что он угрожал её жизни и жизням тех, кто ей дорог, включая людей, о которых она помнила: мама, папа, брат и его семья, сестра, подруги… Я выставлял ситуацию так, что Аки — жертва обстоятельств, не больше. Да, она участвовала в камиринге, но её заставили! Да, она работала на Валаама и не доносила о нём, но она боялась! Она убила Наю — но это была случайность. Аки, разумеется, знала, что артефактный клинок, находящийся у неё в руках — в единственном экземпляре, но ведь не она его украла с Небес! Да и как отправиться с донесением, когда за ней следят?       Я в красках рассказывал, как постоянно чувствовал боль своего орудия: пытки голодом и жаждой, избиения, удушения, моральный прессинг… Я, хоть и ощущал себя подонком, поведал даже о том, что сделал Риотто на той пристани. Да, это секрет и личная трагедия Акинэ, но тем самым я показал, что она не вписывалась в братство и якобы была там белой вороной. Что её ненавидели за… неподчинение? Что она всё время пыталась найти способ сбежать.       А когда моя шинки узнала о том, что замышляет Валаам — сразу начала искать возможность связаться со мной, при том зная, какая опасность ей угрожает. Поставив жизнь свою и своих близких ниже благополучия Небес! А после… Её забрали, пытали, а мы с Юкинэ нашли адрес коттеджа Валаама и спасли её. А позже я сразу отправился с донесением.       Я умолчал, что узнал о планах Бога Алчности ещё в марте, а Аки и того раньше. И сделал вид, что весь мой труд по подготовке Небесной рати к возможной войне — не более чем интуиция. Мол, я не знал о вероятном захвате Небес, но предчувствовал, что что-то надвигается. И это оказалось правдой.       А вот теорию Тэндзина о двух личностях своей шинки я не выдал. Это отчасти могло оправдать Акинэ и даже защитить, ведь Небеса не имеют права судить людей за их поступки — это чуть ли не самое важное правило, которому мы следуем. Человечество может погрязнуть в крови, войне, насилии и издевательствах, но это — их дело. В наших силах лишь помогать тем, кто просит: оберегать, стараться избавить от зла тех, кто Верит. Но винить и судить людей — мы не в праве. И, по идее, Аматерасу не должна как-либо наказывать Аки за тот изъян, если можно так выразиться, с которым она родилась.       Однако же здесь всё сыграло бы иначе: Богиня Солнца вряд ли посмотрит на Аки с жалостью — мол, как не повезло этой человеческой душе! Она бы видела в ней опасность, неуправляемую шинки, которая, в случае очередного помутнения, способна перебить часть Небесного войска или даже саму Аматерасу. Ведь не зря Валаам забрал Акинэ и так долго у себя держал: Верховная Богиня в силах сложить два плюс два и догадаться, что эта девушка сильнее, чем можно подумать. Да и о том, что Аки помнит человеческое прошлое — на Небесах тоже известно, и это тоже может натолкнуть на определённые мысли…       Вот я и не стал вдаваться в подробности.       Когда рассказ был окончен, я снова ощутил ужасное волнение. Когда говоришь и погружаешься в прошлое — отвлекаешься от насущного, а теперь… я вновь оказался в настоящем, сидя лицом к лицу с тем, кто прямо сейчас мог как минимум посадить меня за решётку до конца жизни.       Но он не стал. Мой начальник, Нобу, вообще был крайне рассудительным и не поддавался эмоциям, в отличие от Аматерасу — та могла лишить жизни, толком ни в чём не разбираясь. Но Нобу был не таким.       Он поблагодарил меня за то, что я донёс обо всём сразу же, как узнал, однако… В его глазах появилась сталь. Он отстранил меня от службы и пообещал отпустить до суда, но при трёх условиях: я должен оставаться в Такамагахаре со своими шинки, не мог предпринимать что-либо, касающееся данного дела, и, в случае появления новых подробностей или улик, обязан тут же о них сообщить.       Меня даже не испугали его слова о допросах, которые ждут впереди меня и всех причастных к истории: сейчас я не хотел думать о будущем и желал лишь вернуться домой. Завтра будет завтра, да и проблемы проще решать по мере поступления. Да, нужно заранее проговорить, кто что будет рассказывать, и как скрыть то, что необходимо утаить от Небес, но… В любом случае, мои коллеги сначала займутся поиском переродившегося Валаама и его приближенных, а уж потом станут выуживать детали дела, складывая всё в единый пазл.       И это будет потом. Не сегодня. А пока… я мог вернуться.

***

      Сейчас я испытывал чувство, которое мне случилось испытать относительно недавно. Пару лет назад, как раз перед похищением Акинэ, я проходил экзамен на своего рода переаттестацию. Я ждал повышения и должен был показать, что в точности знаю закон, имею представление о том, как поступать в тысячах различных ситуаций, и, разумеется, в силах постоять за себя и своих коллег.       С последним пунктом проблем не было: мы с Юкинэ сработались как часы — он умничка, и я в нём нисколько не сомневался. А вот с остальным появились сложности… Я не шибко люблю читать и зубрить правила, но тут пришлось. Новая должность давала новые привилегии: возможность брать выходные тогда, когда это удобно мне, приходить домой раньше, делегировать некоторые обязанности на младших по рангу сотрудников и… получать хоть какие-то деньги. Да, изначально я трудился на Небесах в качестве наказания: на эти работы меня отправила сама Аматерасу. Я обязан был служить в её воинстве на протяжении пяти сотен лет, из которых прошло лишь восемнадцать, однако из-за повышения меня бы ввели в штат, а значит, я должен был получать хоть какую-то зарплату.       И вот я сидел, читал, как мне казалось, миллион страниц и учил, запоминал, проговаривал… В те дни я был невыносим: становился раздражительным и до жути вредным, поэтому Аки и Юкинэ сильно доставалось. Но они понимали, что так нужно и терпели. И в итоге — я смог. Прошёл проверку.       И если вернуться к чувству, которое я сегодня испытывал, словно дежавю: когда я сдал тогда эти чёртовы экзамены, сам и не помнил точно, как это произошло, что я говорил и как выкручивался, отвечая на самые каверзные вопросы. Так было и сейчас: появившись около храма Эбису, я толком не осознавал, что смог-таки выпутаться, что всё сделал правильно. Я, возможно, лишь отсрочил своё наказание, однако вернулся! И получил шанс ещё раз обнять свою семью. — Ято! — увидев меня, Юкинэ чуть было не вскочил с низенького диванчика, на котором лежал, но лекарь удержал его, схватив за предплечье. — Ты пришёл!       В его глазах было столько счастья, что и у меня выступили слёзы. О Небеса, как же здорово, что он у меня есть! И тот день, когда я заметил Юки возле почтовых ящиков — один из самых лучших, что выпадали за всю мою бесконечно долгую жизнь. — Ну, конечно! Как я мог тебя бросить! — подойдя ближе и сев на колени рядом с диваном, я поцеловал мальчика в макушку, про себя удивившись, что он ни капли не возразил этому жесту. — Ты как? — Жить буду, — произнёс он, застенчиво. — Я тут поспал немного и вроде… теперь и не болит почти ничего. Так что не переживай. — А Акинэ где? — я заметил, что моей второй шинки нет поблизости, и запереживал. — В твоей комнате, — Юки слегка погрустнел. — Доктор хотел её вылечить, но она отказалась. Эбису сказал, она выпила гору снотворного и ушла спать. Объяснила это тем, что, мол, беспокоить тебя не хочет и что её боль может тебя отвлечь. Но я переживаю… Её раны хуже моих. — Всё будет хорошо, — я тоже ощутил тревогу, но вместе с тем по телу растеклось приятное тепло: я и в правду не отвлекался на эмоции и чувства Акинэ и, возможно, поэтому и смог так правильно поставить диалог с начальником. — Ты не против, если я схожу, проведаю её? — Конечно, нет! — Юки немного поёрзал на месте, явно желая что-то сказать, но, похоже, сдержался. — Потом поговорим, хорошо? — Обязательно, — на пару секунд положив руку на его плечо, я перевёл взгляд на шинки Эбису, который всё это время находился неподалёку и тактично молчал. — Спасибо вам большое, что подлечили его. Я очень за это благодарен. — Вы друг моего хозяина, а значит, и мой друг тоже, — слегка чопорно ответил тот, кивнув. — Так что не за что. И было бы неплохо, если бы я осмотрел и второе ваше орудие. Мальчик прав: некоторые раны Акинэ могут воспалиться. Это не смертельно, но… — Да! Спасибо!       Кивнув, я поднялся и снова посмотрел на своего паренька. Меня брала гордость и… какая-то эйфория. Я будто одновременно и знал его намного дольше, чем это было на самом деле, но вместе с тем смог посмотреть на Юки другими глазами, словно бы впервые. — Ты такой молодец! — произнёс я тихо, но уверенно. — Рискнул жизнью ради Акинэ, хоть и не обязан был. Ты защищал нас с ней, дрался до последнего, хоть и был ранен. Ты…       Я ощутил, как горло защекотало, а словарный запас будто кончился. Хотелось обнять своего шинки и сидеть так, в тишине, но я хотел увидеть Аки, поэтому сдержался. — Ты невероятный! — наконец закончил я, улыбаясь. — И я бесконечно рад, что однажды встретил тебя, Юкинэ! И очень тебя люблю.       Произносить это при свидетеле было несколько неловко, но я должен был это сказать. Неизвестно, как долго мы пробудем вместе: вдруг уже через час за нами явятся, дабы взять под стражу? Поэтому нужно дорожить каждым мгновением! И наслаждаться возможностью признаться в чувствах тем, кто дорог. — И я тебя люблю, — Юки тоже страшно стеснялся и даже покраснел, но… он всё же сделал это. Признался. И… хоть прозвучит глупо: несмотря на весь ужас, что творился вокруг — на миг я почувствовал себя по-настоящему счастливым! А это ли не чудо?

***

      Акинэ так сладко спала, что поначалу я даже передумал её будить. Но после всё же решился: лучше обрадовать её, подлечить, а потом отправить досыпать — так она не будет нервничать, да и раны станут заживать быстрее.       Но открывать глазки моя соня не хотела. Похоже, снотворного и вправду было очень много, поэтому, чтобы разбудить Аки, пришлось приложить усилия: я долго гладил её по рукам, целовал, звал по имени и даже слегка тряс. И вот спустя несколько минут она всё же проснулась. — Привет, — ласково прошептал я, с нежностью заглядывая в эти поразительные фиалковые глаза. — Я вернулся.       Поначалу она никак не отреагировала: просто лежала и смотрела на меня, почти не моргая. Я уже даже хотел расстроиться, что её реакция не столь бурная, какую я ожидал, но вот, точно встрепенувшись, Аки резко вскочила и так крепко обняла меня, что аж кости захрустели. — Ято! Ято! — я ощущал, как она водит руками по моей спине, шее и волосам, как вдыхает мой запах и целует, и это доставляло нереальное удовольствие. Она снова моя девочка! Маленькая, ласковая… и такая родная! — Всё хорошо, — я успокаивал её, потому что, помимо прочего, чувствовал невероятное волнение, что разрасталось у неё в груди. — Всё хорошо! Я с тобой. Я рядом! — Скажи, что ты вернулся навсегда! Что тебя отпустили не чтобы попрощаться или… или… что-нибудь в этом роде!       Она так нервничала, что начала заикаться. Такое от боевой Кинхи я видел нечасто, хотя сейчас передо мной определенно была первая личность Хиёри: добрая и ранимая. — Меня просто отпустили домой. Но я не должен покидать Такамагахару. И вы с Юки тоже, — пролепетал я, вроде как извиняясь, хотя и понимал: моей вины здесь нет. — А что… что со мной? — Аки взяла меня за запястье и крепко сжала, точно в случае плохой новости — это могло помочь её пережить. — Аматерасу что, просто так отпустила тебя домой и не велела тащить меня за волосы к её порогу для казни?       В глазах Акинэ было сомнение: вероятно, она думала, что я просто тяну время, дабы… подготовить её к чему-то ужасному. Поэтому я поспешил убедить её, что пока всё относительно неплохо. По крайней мере, насколько возможно в этой ситуации. — Я с ней не говорил. Доложил всё начальнику, а он, по идее, сейчас как раз с ней разговаривает. Так что…       Я дал понять, что времени у нас может быть мало, поэтому кивнув в сторону двери, продолжил: — Нам нужно всё рассказать остальным. Они не осознают, что происходит, и если их вызовут… Я хочу, чтобы они были готовы и хотя бы понимали, о чём идёт речь, — перехватив руку и взяв Аки за пальцы, я помог ей подняться: мою шинки слегка шатало — то ли от действия снотворного, то ли от бессилия. — Только помни, что при разговоре, в котором будут участвовать Юки и Дайкоку, нельзя называть точных дат и того, о чём их могут допросить. Исключительно факты, которые уже не навредят. Идёт? — Хорошо… — при упоминании о том, что нас ждёт разговор с остальными, любимая нахмурилась и будто бы хотела остановиться, едва сделав несколько шагов, но вроде всё же решилась следовать за мной. — Только… Я боюсь.       Она сказала это уже у двери, и я остановился — пока ещё наш разговор оставался приватным. — Знаю. Я тоже, — искренне заверил я: до сих пор не мог представить реакцию друзей и Юкинэ на то, что происходит, и ужасно её страшился. — Но сделать это придётся, рано или поздно. Поэтому лучше сейчас. — Они меня возненавидят, да?       А эта фраза была сказана не с ужасом, не со злостью или обидой: она была произнесена как данное. И этот вопрос был будто бы риторическим. — Не-е-ет! Ну что ты, глупая! Все тебя любят! — говоря это, я имел в виду тех, кто находится сейчас в этом доме, а ещё Кофуку и Дайкоку. Тогда как думать о Тэндзине и Бишамон в таком ключе я права не имел. Да и вряд ли это было правдой. — Сомневаюсь… Я такого наворотила — мы теперь всё вовек не разгребём, — Аки выглядела всё подавленнее с каждой минутой, а у меня от пережитого стресса никакие правильные утешительные слова на ум не шли. — Не надо было останавливаться тогда, в июле. И подохнуть от потери крови, лишь бы не причинять всем вам зло. — Не говори так!       Я уже почти забыл про ту историю, о которой упоминал Риотто: что когда Акинэ узнала о моей измене — пыталась покончить с собой и даже порезала вены, но потом передумала и каким-то образом спаслась. Полагаю, именно после этого она разгромила Кииро: я, когда ремонтировал домик, находил то тут, то там следы засохшей крови, но почему-то был уверен, что моя шинки просто порезалась об один из миллиона лежавших на полу осколков.       А сейчас она считает, что тогда поступила неправильно. Что нужно было идти до конца — погибнуть. И что нам всем от этого было бы только лучше.       От этих мыслей — мурашки побежали по телу. Вдруг Аки решит, что ещё не все потеряно? И задумает окончить начатое, только бы смягчить наш приговор? Да, артефактный клинок я отдал начальнику, но моя шинки умеет находить выход из казалось бы безвыходных ситуаций: вдруг найдёт способ переместиться на землю и сунет голову в пасть первого попавшегося аякаши? Этого я допустить не мог!       Мы справимся, чёрт возьми! И выживем! Все! — Послушай, родная. Я отчасти могу представить, что ты чувствуешь. Со мной когда-то случилось подобное, помнишь? Я дал Акаджи повод убить тебя и продать Валааму, проиграл на ринге Богу, который в последствии чуть над тобой не надругался, дал имя Юрэцу, принесшему нам немало проблем… Я ударил тебя! Я изменил тебе… И поверь, всё это тоже ужасно грызёт! — я сглотнул, набираясь моральных сил для продолжения. — Но я держусь. А знаешь, как у меня это выходит?       Я постарался улыбнуться, убирая с лица Аки прядь волос. — Представляю, как мы однажды будем счастливы! — продолжил я, не дожидаясь ответа. — Когда выпутаемся из всего этого дерьма. Я вижу картинки того, как ты улыбаешься! Как улыбаются Юки и Мичи, которую мы обязательно найдём!       В этот момент Аки точно встрепенулась, а на её глазах появились слёзы. — Мы всё преодолеем. Да — сложно. Да — страшно. И, возможно, кажется нереальным, но мы справимся! Ради будущих себя, — я аккуратно вытер её слезинку, а после, взяв лицо Аки в ладони, прислонился губами к кончику её носа. — Ещё раз повторяю: ты моя умничка! Самая лучшая! И может, тебе тяжело мне верить, но я не вру! И действительно так думаю.       Теперь я прислонился к её губам и ощутил, как она, поддавшись порыву, не просто ответила на поцелуй, а перевела его на иной уровень: так мы целовались в мае, когда Аки пришла ко мне домой… Когда мы провели, пожалуй, самую прекрасную ночь за последние несколько лет.       Вначале хотелось отпрянуть, сказать что-то типа: «Сейчас не время, и нас ждут». Пообещать, что мы успеем ещё насладиться обществом друг друга. Укорить её в том, что Аки не следит за своим здоровьем и ей нужно как можно скорее посетить лекаря. Но я… послал свои же мысли куда подальше. Какого хрена? Я что, не имею права на то, что хочу? Я чудом вернулся домой и увидел любимую, так почему не могу улучшить этот момент? Сделать его ярче…       И, поддавшись порыву, я чуть надавил на грудь Акинэ, заставляя её идти спиной вперёд, возвращаясь к кровати. И целовал, целовал, целовал её, при этом стараясь подключить к этому процессу все органы чувств.       Осязание: я пытался запомнить теплоту её кожи на губах, их мягкость и бархатистость.       Слух: я силился зафиксировать в памяти, как рвано и чувственно Аки дышит, и как, глотая воздух, переводит дыхание между моими ласками.       Обоняние: её запах сводил с ума и кружил голову, но при этом его хотелось вдыхать всё больше и больше.       Зрение: порой всего на пару секунд прерываясь и отклоняясь назад, я всматривался в её лицо. Как у любимой покраснели щёчки, как заблестели глаза, как на лбу появилась легкая испарина, из-за которой мелкие пряди волос прилипли к коже — всё это было красиво и опьяняющие сексуально!       Вкус: самое яркое чувство, самое запоминающееся. Я бы ни на что не променял это ощущение: когда её губы скользят по моим и на языке появляется сладость, свежесть и… что-то ещё. Та нотка вкуса, которая, я уверен, есть только у Акинэ. Её невозможно воспроизвести с помощью фруктов, специй или напитков… Но и забыть — нереально! — Я люблю тебя, — прошептала она, расстёгивая мою светло-голубую летнюю рубашку, при этом смотря не на пуговицы, а мне в глаза. — Я так тебя люблю, Ято! — И я тебя люблю, маленькая моя! Больше жизни люблю, клянусь! — вторил я, раздевая Акинэ, мечтая дотронуться до её груди, бёдер и живота, желая ещё раз вдохнуть запах её кожи и ощутить, как внутри тела точно порхают бабочки, стоит любимой коснуться моего торса. — Я скучал по тебе! Ужасно! Всё это время… ты бы знала! Это было невыносимо! — Я чувствовала то же самое, — подавшись вперёд, она поднесла губы к моему уху и сначала прошептала эти слова, а после лизнула меня в область шеи, явно дразня. — Засыпать без тебя была такая мука… — А мне без тебя просыпаться, — я переходил на шепот, потому что говорить нормально уже не получалось: возбуждение сдавило горло, и хотелось разве что стонать, ощущая, что мы с любимой теперь — одно целое. Неделимое. Нерушимое. Связаны навеки огромным и сильным чувством, которое никому не под силу уничтожить.       Окончательно стянув её джинсы и футболку, я решил не заморачиваться с бельём: не желал тратить на это драгоценное время, которого будто было очень-очень мало. Понятно, что это бред, глупость, но я так хотел её, что казалось: ещё минута и мир схлопнется, как воздушный шарик, и всё исчезнет. Поэтому, подняв вверх её бюстгальтер и отодвинув вбок намокшие трусики, я с наслаждением вошёл в Акинэ, чувствуя себя не просто счастливым… Это была эйфория, невероятное блаженство! Мы были вместе: телами, мыслями, душами… У меня даже перед глазами на миг потемнело! Вот только… длилась эта радость недолго.       Я ещё даже двигаться толком не начал, как Аки крикнула: «Нет», — и, отпихнув меня, шарахнулась к другой стороне кровати. Смотря на меня с ужасом, точно я сделал что-то непоправимо плохое. — Родная?.. — начал я, совершенно сбитый с толку, но, увидя её лицо… — такое же, как в тот день на пристани — всё понял.       Вот я дурак! Идиот! Как… Как можно было об этом не подумать? Её вчера изнасиловали, а сегодня я полез… Как последний… эгоист! Вот кто я! — Ох… Чёрт, милая, прости! Это я виноват, — смотря, как она прикрывая тело, в слезах мотает головой и пытается беззвучно меня переубедить, я начал испытывать вину ещё сильнее. — Нет, это правда! Я… в своё оправдание лишь могу сказать, что и не надеялся вернуться. Очень хотел, верил, но… А теперь, увидя тебя — у меня крышу сорвало! Прости, пожалуйста!       Наскоро одевшись, я сел на колени возле кровати, чтобы находиться с Аки примерно на одном уровне, однако ближе не подходил: она и так ужасно испугалась. Не меня, скорее всего: думаю, она понимает, что я ничего плохого не сделаю. Но… воспоминания о вчерашнем дне ещё слишком свежи, как и пережитые ощущения. — Это ты прости. Прости… Но я не могу. Не могу, — её голос стал одновременно тихим и свистящим. Аки выглядела затравленной и слегка безумной: её руки, как впрочем и всё тело, дрожали, она постоянно сглатывала, вытирала слёзы, которые тут же снова бежали по щекам, кусала губы и заламывала пальцы, причём делая это с такой интенсивностью и быстротой, что я всерьёз начинал за неё переживать. — Ято, мне… Ты замечательный. Я бы хотела… чтобы ты… Но не могу. Мне… страшно! Страшно, понимаешь? Это чувство… Я… — Тихо. Успокойся, пожалуйста, — я хотел, чтобы она посмотрела мне в глаза, но зрачки Аки как сумасшедшие бегали по комнате, поэтому пришлось позвать её требовательнее. — Родная! Ты здесь, со мной! Тут больше никого нет, мы одни. Я с тобой, слышишь? Тебя никто не обидит. — Я знаю, — она хотела это сказать, но в итоге лишь прошипела: от душащих слёз, обиды, боли…       А потом потянулась ко мне: так, будто я был её последней надеждой на спасение.       И я потянулся в ответ: в миг оказавшись на кровати, крепко обнял её, будто защищая от всего, что есть на свете плохого. Стараясь вытащить из Аки весь ужас, что сковывал её в этот миг. Силясь успокоить бешено колотящееся сердце и сбившееся дыхание. — Тщ-щ-щ, — держа любимую в объятиях, я покачивался взад-вперёд, точно убаюкивая её. — Я никогда тебя не брошу. Всегда буду рядом, что бы ни случилось.       Я старался говорить тихо, чтобы Аки волей-неволей потихоньку успокаивалась, потому как за потоком всхлипов расслышать тихую речь было затруднительно. — Всё обязательно наладится. Мы столько пережили, столько преодолели… Хотя, в основном не мы, а ты! Такая сильная, смелая! Ты со всем справишься, а я непременно помогу. И Юкинэ тоже, и Мичи! И наши друзья. Мы все будем рядом, маленькая моя. — А если меня запрут? В тот ящик? — Аки впервые о нём упомянула, и я даже удивился такому повороту событий. — Риотто говорил об этом… Я так не хочу! Я мне страшно идти на допрос, на суд… Сухой из воды мне не выйти, и я очень боюсь наказания, Ято! — Мы что-нибудь придумаем, обязательно! — то ли её волнение передалось мне, то ли и я впервые осознал, какие нас всех могут ждать испытания, но теперь и моё сердце сжалось от паники. Но я скрыл её, как делал это не раз, лишь бы не пугать любимых. — Но для начала тебе нужно успокоиться, привести себя в порядок, поесть и хорошенько выспаться. Ты очень измотана, малыш. Необходимо набраться сил.       Я поглаживал её по голове, иногда целовал и продолжал покачиваться. И спустя время это помогло: всхлипы стали тихими и редкими, а голос Аки не таким хриплым и надломанным. — Только откуда этим силам взяться, — подняв заплаканные глаза, она хотела сказать что-то ещё, но внезапно икнула. — Ой!       И заулыбалась. Похоже, ей стало легче. — Прости, — произнесла она уже вполне спокойным голосом: лишь покрасневшее лицо и мокрые щёки напоминали о случившемся. — Я что-то… Сорвалась. Нервы ни к чёрту. — Со всеми бывает. Мы же не железные, — пожав плечами, я улыбнулся ей в ответ. — Это и отличает нас от… скажем, камней. — А я думала, от камня меня отличает красота, — повалив на кровать, Аки начала меня щекотать, и не то чтобы это было плохо, но столь резкая и разительная смена настроения говорила о её эмоциональной нестабильности. — А кто это тут напрашивается на комплимент? — применив толику силы, я перекатил Аки на бок, как бы придавливая её к кровати, при этом оставляя свободу движениям: не хотел, чтобы и это действие напомнило ей о Риотто. — Так вот: ты самая, самая, самая, самая, самая красивая девушка во всех мирах и вселенных! Так нормально?       Я замер, будто всерьёз ждал ответа на свой вопрос. — Неплохо… Но думаю, тебе стоит чаще тренироваться в этом навыке, — приняв сидячее положение, она в последний раз глубоко вдохнула и, похоже, теперь уже точно взяла себя в руки. — А пока… Нас, кажется, ждут?

***

— Я заплаканная, — похлопывая себя по щекам, прошептала Аки, пока мы шли по коридору. — Все заметят! — Так это логично, — так же тихо ответил я, склонив голову в её сторону. — Ты ведь была очень рада, что я вернулся, и всё такое. Думаю, причину твоих слёз вряд ли кто-то поймёт.       На самом деле, между моей комнатой и залом, где находился Юки, было не больше ста метров, но мы двигались довольно медленно, поэтому успевали перекинуться несколькими фразами. — А ты кому-нибудь… сказал? О… сам знаешь чём, — любимая снова посмурнела. — Из наших — нет. Решил, что если хочешь — мы оставим это втайне, — произнёс я, а про себя подумал: «А я бы вообще хотел забыть о вчерашнем дне». — Но мне пришлось донести об этом на Небеса. Мне очень жаль, но… Я посчитал — так будет правильно и это оправдает то, что ты убила Риотто. И покажет, как на самом деле к тебе там относились.       Слова на какое-то время повисли в воздухе, снова открывая перед нами будущие проблемы. — Понятно, — Аки чуть нахмурилась, но спорить или корить не стала. — Значит, это рано или поздно выплывет наружу. Когда будет суд, а он обязательно будет, Аматерасу вряд ли подумает о таких мелочах, как личные секреты осужденных. Поэтому пусть лучше друзья узнают об этом от меня.       А теперь она поникла. Не плакала, но выглядела подавленно. — Прости, что сделал это, не посоветовавшись с тобой. Но ты ведь сама знаешь… — Не оправдывайся, всё нормально, — резче, чем мне хотелось бы, бросила она, остановившись перед нужной дверью. — Я это переживу. Просто — будь рядом, ладно?       Одной рукой взявшись за ручку двери, а другой обхватив моё предплечье, она на мгновение встретилась со мной взглядами, и в глазах её была не просьба, а мольба. — Всегда, — выдохнул я, с тяжелым сердцем проходя внутрь открывшейся комнаты.

***

— Спасибо, что так быстро приехали, — я обратился к Кофуку и её шинки, которые знали о происходящем даже меньше, чем потерянный на вид Эбису и взволнованный Юкинэ. — Мы с Акинэ понимаем, что вы хотите знать правду о том, что произошло, однако сразу извиняемся перед Юки и Дайкоку — мы не сможем вам всё рассказать: не по причине того, что не доверяем или опасаемся за вашу реакцию. Нет. Но вы должны осознавать: ваши мысли не под замком. В случае необходимости Священные Сокровища Аматерасу могут выудить любые крупицы знаний и обратить их против нас же. А я этого не хочу. — Но разве Аки не шинки? Её ведь тоже могут допросить? — задал резонный вопрос Юкинэ, немного насупившись. — Верно! — я кивнул. — Но их заклинания отчасти работают как полиграф: если не задать нужного вопроса — просто так все карты на стол им не выложат. А значит, есть небольшая вероятность, что до каких-то сведений они так не доберутся.       Мне казалось, я говорю простые вещи, однако по виду Эбису и Дайкоку, понял — нужно объяснить этот момент поподробнее. — Смотрите, предположим, Юкинэ ел сегодня на обед лапшу и это — секрет. Если в порядке бреда представить, что его допрашивают по этому вопросу, то исход будет следующий: он не сможет соврать, однако в некоторых моментах сумеет выкрутиться. Например, на вопрос: «Что ты ел сегодня на обед?» или «Ел ли ты лапшу сегодня?» — он ответит правду. Однако же, если Священные Сокровища спросят: «Что ты ел сегодня?» — он в праве сказать: «Тофу» — ведь, опять-таки предположим, это блюдо и вправду было на столе, только во время ужина. А про лапшу умолчать. Понимаете?       Мне показалось, моя метафора была странной и сумбурной, однако, похоже, внесла некоторую ясность. — И если они зададут вопрос: «Когда ты ел лапшу», — он может укрыть правду о том, что это было недавно, и сказать, мол, в прошлом году. Типа того? — медленнее обычного проговорил Эбису: конечно, предыдущие его воплощения знали о таких нюансах, но нынешний Бог Торговли был слишком молод и пока не сталкивался с орудиями Аматерасу. — Именно! — я с благодарностью кивнул другу. — Так вот о чём я: при допросе Акинэ мы можем полагаться на такую вот счастливую случайность — что Священные Сокровища неправильно зададут вопрос или даже вопросы. Но при допросе сразу троих — шанс на такое чудо почти стремится к нулю. Понимаете?       Я выжидающе посмотрел на Юкинэ и Дайкоку, которые почти синхронно кивнули. — Тогда, думаю, можно начать.       Взглянув на Аки, я дал понять, что жду от неё каких-то слов, но она еле заметно покачала головой. Похоже, первой говорить она не спешила: стеснялась или боялась — не знаю. Поэтому взял на себя этот сложный шаг, однако понимая: рано или поздно моей шинки придётся переступить через себя. — Хорошо, — во мне тоже сидело волнение, ведь говорить о столь скверных новостях — не так просто. — Мы собрали вас здесь, чтобы наконец объяснить, почему для нас настали сложные времена. Увы — не солгу, если скажу, что все прошлые неприятности, которые мы преодолевали — теперь кажутся мне чем-то несерьёзным и даже смешным. Но… лучше я начну по порядку.       Я пытался смотреть на всех по очереди, но вскоре понял, что эта затея — провальная. тяжело просто сообщать, что все мы сейчас в опасности, а говорить это в глаза — итого труднее. Поэтому я в основном рассказывал о случившемся своим ботинкам и находящемуся в зале инвентарю, разве что иногда позволяя себе встретиться взглядами с Аки. — Все вы в курсе, что мы с Аки долгое время не общались. Причины перечислять нет смысла: вы о них знаете, да и времени на это нет. Поэтому сразу перейду к девятому января. Твоему празднику, Эбису, — я кивнул другу, но опять-таки не удостоив его взглядом. — Я стал свидетелем того, как Валаам наставил на Акинэ револьвер и тогда пришло полное осознание: здесь что-то не так. Ранее я пытался убедить себя, что моя шинки там прижилась, что её приняли… Особенно эта мысль засела в голове после моего дня, так странно совпавшего с днём братства. Но в тот момент я точно осознал, что ошибался. Однако до поры до времени ничего не предпринимал. — Пока не настал День работы, — понимая, что я сделал слишком долгую паузу, вставил Юки, наверно, решившись помочь. — Верно! — я ухватился за эту мысль. — Тогда мы познакомились с Мичи, однако не при тех обстоятельствах, при которых хотелось бы: малышку обижали, да и вступавшейся за неё Аки перепадало. Один из наёмников Валаама, Рамон, даже избил её вместе с дружками и… мы с Юки были с Акинэ уже после. Когда она, сидя в переулке, раненая и убитая горем, в слезах кричала, что больше не может, что силы её на пределе — тогда я окончательно осознал: нужно что-то делать. Но пока не понимал, какие действия лучше предпринять. И, пусть это прозвучит и эгоистично, ждал подходящего случая. И вскоре он наступил. Хотя, не так — он жестоко обрушился и на меня, и на мою шинки.       Остановившись, я глубоко вздохнул: как и во время моего сегодняшнего доноса, я снова должен был наперёд думать, о чём можно говорить, а о чём — стоит умолчать. — Переломный момент в этой истории произошёл вчера. Во время бала, — мой голос начал дрожать, потому как я подобрался к крайне щепетильной теме. — Я был очень зол: чуть ранее Аки… приходила к нам домой, о чём, я полагаю, Кофуку в курсе, и во время разговора мы невольно задели…       Я вовремя остановился, вспомнив, что пообещал Аки не произносить имя Эми. И хоть сейчас это было, скорее, упоминание о ней — всё же решил обойтись синонимами. — … Мою бывшую шинки, — закончил я чуть сконфуженно. — Тамонэ? — подала голос Кофуку, которая прилично отставала от минувших событий. — А она здесь причём? — Ни при чём — я говорю не о ней, — покачав головой, я всё силился придумать, как упомянуть о Микунэ, не называя любого из её имён, но Аки пришла на помощь, похоже, поняв, почему мне сложно. — Он об Эми, — она впервые подала голос, и, наверно, из-за этого все посмотрели на мою шинки с некоторым удивлением. — Это вышло случайно: мы с Ято разговаривали о моей жизни, о прошлом и… не помню точно, как так получилось, но мы обоюдно поймали эту стерву на лжи. Оказалось, мне она говорила одно, а Ято — другое. Делала всё так, чтобы настроить нас друг против друга, что у неё в конечном итоге и вышло.       Аки распалялась, и краем сознания я ощутил, как Кинха в ней подняла голову, собираясь выйти наружу. Поэтому, положив руку любимое на колено, кивнул, давая понять, что дальше продолжу сам. — Я ни капли не отрицаю свою вину перед Акинэ. И корить себя за сделанное и сказанное буду ещё очень долго, если не вечно, однако полученная информация дала мне пищу к размышлению. Я осознал, что, образно говоря, прыгнул вниз сам, но… она сделала так, чтобы я пришёл на край пропасти и шагнул вперёд, — теперь я посмотрел на Кофуку, потому что прямо чувствовал, как она сверлит меня взглядом. — Так почему она бывшая? Ты… забрал её имя? Серьёзно? — она была очень удивлена и даже не скрывала этого. — Ещё скажи, что расстроилась… — Юки поднял глаза к потолку и еле слышно цыкнул. — Мы все её не любили… — Это так! Но связь между Богом и шинки… Я почему-то считала, что если Ято взял кого-то под опеку — это навсегда, если, конечно, орудие само не захочет уйти, — сейчас моя розоволосая Богиня походила на отчитывающую меня учительницу. — И это действительно так! Но… она предала меня. Да ещё и подвергла Аки опасности, чуть её не убила! И простить это я не смог, хоть до этого и находил в себе силы… мириться, — я сглотнул: от темы, стоявшей на границе с моей изменой, меня коробило. Я вновь начинал ощущать чувство ненависти к себе.       Пришлось сделать недолгую паузу и только потом продолжить. — Так вот, про бал. С тех пор, как узнал обо всем, прошло уже около недели, а я всё пытался натолкнуть свою шинки на мысли о раскаянии, дать понять, что, возможно, ей есть что сказать. Но она или не понимала намёков, или делала вид… И в итоге я сдался. После скандала в бальном зале — перенёс её домой, всё высказал и забрал имя.       Я подошёл к самому сложному вопросу и посмотрел на Аки, намекая, что могу обойти ту ужасную историю стороной, но она еле заметно кивнула, при этом на миг зажмурившись и сделав глубокий вдох. — Чему я был только рад! — Юки не упустил возможность вставить слово. — Поначалу она и вправду казалась милой, всё для меня делала, играла в видеоигры, даже кое-какие задания помогала выполнять. А после, когда добилась своего и начала жить в нашем доме — забила. И правда, к чему надрываться, если цель достигнута?       Он сложил руки на груди, а я старался выкинуть из головы, сколько раз Юки предупреждал меня, что Эми не та, за кого себя выдаёт, что она фальшива. — Да, но речь не об этом. Мы пошли не в те дебри, — поспешил сменить тему я, потому как ощущал, что Акинэ от неё не в восторге. — В общем, когда я снова вернулся на бал, чувствовал себя… странно. Я осознавал, что дело в Акинэ, но в её состоянии было что-то непонятное мне: ощущения, которых я не знал — они были неприятны, но больше не телу, а духу. И меня это напугало. И я немедленно приступил к её поискам. — И нашёл, — Аки пришлось продолжить, потому что я замолчал. Ведь сколько бы не убеждал себя, что смогу это сказать — не получалось. Язык не поворачивался. — Недалеко от бального замка, на пристани. — А что ты там делала? — Кофуку совершенно точно не догадывалась, к чему мы ведём, но уже подозревала, что это нечто плохое. — Лежала… — губы любимой подрагивали, но она пока ещё себя контролировала. — Тебя кто-то обидел? Снова Рамон? — теперь и Юкинэ подключился, но Аки покачала головой.       Теперь она дрожала почти всем телом, но, наверно, остальные, сидящие дальше, чем я, могли этого не заметить. — Риотто, — прислонив сжатые в кулак пальцы к губам, любимая теперь смотрела в одну точку и будто даже перестала дышать. — А, он ударил? — продолжил угадывать Юкинэ, при этом кивнув самому себе, будто ожидал чего-то подобного от шинки Бога Алчности. — Не ударил… точнее… не только… — закрыв рот ладонью, Аки повернулась ко мне и сначала заглянула в глаза, а после заплакала. Я сразу же обнял её, ощущая, как она всхлипывает, уткнувшись мне в плечо. И думал лишь о том, что это на самом деле произошло. Что я это допустил.       Тем временем, хоть Аки и не закончила историю — все догадались о случившемся: сначала Кофуку, которой я кивнул, смотря в её округлившиеся и полные ужаса глаза, потом Дайкоку и Эбису, а после Юки — он всё не понимал, почему остальные застыли с безмолвным состраданием на лицах, но и в его крови забурлил страх и… такое горькое сочувствие, какого я никогда от него не ощущал. — О, Боги… — он лежал напротив нас, всё ещё не оправившийся от недавнего боя, однако сквозь силу встал и, подойдя к Аки, сел перед ней на колени, прислонив голову к её руке. — Аки! Мне так жаль. Прости, что мы не пришли на помощь! Прости… — Вы не виноваты, — голос любимой был тихим, потому что она говорила, уткнувшись мне в футболку. — Только он. И Валаам. И все они!       Подняв голову, она посмотрела на нас, остановив взгляд на подруге. — Что… чем я заслужила? Что я ему сделала? Всем им?       Теперь и Кофуку поднялась со своего места и, почти бегом сократив расстояние, отделявшее её от Аки, обняла её — легонько, с трепетом, будто боялась причинить ещё больший вред. — Это ужасно, — Эбису не спешил присоединиться к объятиям, однако же и по его лицу было видно: он очень переживает. — Как… можно сделать такое? Это мерзко! И не достойно мужчины. — Потому что он и не мужчина, а ублюдок, каких поискать, — я поглаживал любимую по волосам, иногда задевая руку Юкинэ. — Не просто сделал это — рассказал всем. И на следующий день я видел, как они издевались над Аки, как… Чёрт, даже говорить об этом не хочу.       Я вдруг понял, чем вчерашний день отличался от других. И почему взгляд любимой был… не таким, как раньше. Грустным, но по-другому.       Ведь с ней и в прошлом приключались всякие истории, при которых она злилась, грустила, переживала. Иногда я становился их свидетелем: в день братства, на празднике сакуры, когда застал её одну в Кииро или на день Эбису. Тогда Аки тоже плакала, была подавлена, но в её взгляде был вызов будущему. Она как бы говорила: «Да, мне плохо, но чем вы ещё сможете меня удивить?». Её сила духа крепчала, а эмоции находили выход. Сейчас же всё изменилось.       Внутри неё сидел… нет, не страх и даже не ужас. Мне кажется, этому ощущению сложно найти определение и подобрать эпитеты. Это нужно чувствовать, как чувствую я… Чтобы понять. — И кстати, в тот вечер Риотто сказал Аки, что на следующий день они придут в мой дом и заберут Юкинэ. Тогда я обо всём и узнал. — Что?! — в один голос крикнули Кофуку и Дайкоку. — Да, но мы успели улизнуть, — Юки отпрянул от Акинэ, переняв на себя бразды рассказчика. — Помните, Ято забрал меня с бала? Вы ещё просили его остаться. Так вот, когда мы оказались дома — он всё объяснил: что они с Акинэ помирились и как она рассказала ему о планах Валаама. — Тогда они позвали меня, — снова заговорил Эбису. — Я помог им собраться в кратчайшие сроки, ну и был как дополнительная защита, если вдруг за Юки решат явиться ночью. А после мы переместились сюда.       Теперь повисла тишина. Находящиеся в комнате больше не располагали какой-либо информацией, разве что Юкинэ, разумеется, знал, что на следующий день, толком ничего не объясняя, я поставлю его перед выбором: рискнуть жизнью и помочь Акинэ или остаться в безопасности. — Выяснилось кое-что ещё, — плечом я почувствовал, как Аки перестала дышать и замерла, а после подняла заплаканное лицо, при этом не смотря на других — лишь на меня. — Валааму не просто так понадобились мои шинки, как впрочем куча наёмников, связей, денег и артефактов. У него был план, и, насколько понял, план этот тянулся из каких-то очень далёких времён. И был его… даже не целью — идеей фикс! Он шёл к ней не одну сотню лет, подминая под себя каждого, кто встанет на пути. И вот, почти её достиг.       И снова я замер. Как же сложно говорить… вот так! Одно дело рассказывать что-то о себе, своих приключениях, проблемах и бедах. Но тут — мы все замешаны в этой истории, но находящиеся в комнате Боги и шинки даже не догадываются об этом. О том, что может ждать их впереди. — К какой? — впервые подал голос Дайкоку: до этого он просто слушал и иногда зажигал спички, смотря, как крошечный огонёк ползёт к краю древесины. — Что такого должно было случиться первого июня? Ведь не зря Акинэ привела к нам Мичи и сказала, что тридцать первого мая оставит её у нас, навсегда. Я ведь правильно понимаю? Что такого хотел сделать Валаам? — Захватить Небеса, — сев ровно и смотря в пол, с хрипотцой ответила Аки, однако её все прекрасно расслышали. И остолбенели, не в силах более проронить и слова. — Дабы убедить меня, он поведал историю, при которой Аматерасу начала править Богами: что она не дала встать на трон своим братьям, хоть власть и должна была частично принадлежать кому-то из них, да и вообще — ей это место досталось… типа по наследству. И она его не заслужила.       Шмыгнув носом, она наконец подняла взгляд. — И я должна была стать главным оружием Валаама — той, кто в первых рядах поведёт за собой остальных. Но… я отказалась.       Я уже хотел было прервать Акинэ, боясь, что она скажет лишнего, но любимая всё сделала верно: не стала вдаваться в подробности о том, когда именно узнала о планах Валаама и что поначалу… готова была искренне ему помогать. — И рассказала обо всём мне, после чего мы вместе начали думать, как вытащить её из лап Валаама, — дополнил я. — И это было сегодня? — задала вопрос Кофуку, отчего на миг захотелось ей треснуть: ну объяснили же, что не будем вдаваться в подробности ради безопасности! — Да, — ответил я, чувствуя, как протестует моя совесть: ненавижу врать, особенно Юкинэ. — Но я не мог пойти с донесением сразу, потому как боялся за Аки. Чуть что, и её бы немедленно убили, как, возможно, и всех тех, кто ей дорог — просто из принципа. Да и я был в курсе, что нападение назначено на первое июня, а значит, время ещё было.       Итак, основное повествование было позади. Конечно, нас ещё ждёт отдельный разговор с Кофуку и Эбису, которых мы посвятим в более опасные подробности, но главная новость произнесена, и, надо сказать, присутствующие отреагировали на неё довольно стойко. — А утром ты зачем в храм отправился? Если ещё ни о чём не знал? Или уже о чём-то догадывался? — спросил Эбису в свойственной ему немного требовательной манере. — Типа того. Просто чувствовал неладное. И не ошибся…       Переведя взгляд на любимую, я снова вспомнил, на каком моменте зашёл в собственную гостиную, и представил, что бы случилось, если бы вовремя не остановил шинки Бога Алчности. — Когда Риотто осознал, что Ято и Юки дома нет — догадался, что это моих рук дело. Что я их предупредила, — Аки больше не плакала, но теперь говорила монотонно, точно машина, которая надиктовывала заранее загруженный в неё текст. — Я, конечно, отнекивалась, но… Ему было плевать. Он снова попытался меня…       Аки сделала долгую паузу, заставляя себя произнести это слово: её губы были напряжены, но так и не издали хоть звук. Так она и молчала, а все ждали, не смея поторопить её или перебить. — Заставить… Снова, — наконец выговорила она, после чего несколько раз глубоко вздохнула. — Но в этот раз я защищалась, хоть это и не сильно мне помогало. И тогда пришёл Ято.       Она посмотрела на меня с теплом, лаской и бесконечной благодарностью. — Это так приятно: когда за тебя вступаются! Я уже и забыла, каково это… быть под защитой. И тогда приняла окончательное решение, что готова пойти против братства. Прямо здесь и сейчас! — в глазах Аки загорелся недобрый огонёк, а я снова ощутил тот странный холод в затылке. — Наёмники, что были с нами — были убиты. И я вообще об этом не жалею! Они хотели навредить мне и Ято, но я оказалась быстрее. А вслед за ними отправился и Риотто. — А дальше Ято вернулся домой, — Юки будто тоже хотел показать, что является неотъемлемой частью истории, поэтому чуть только Акинэ сделала перерыв — продолжил вместо неё. — Ято было больно, и он объяснил, что это Аки наказывают за союз с ним и за убийство Риотто. И тогда он предложил мне: остаться или рискнуть жизнью и спасти её. И я выбрал второе!       Он немного выпятил грудь, не то чтобы хвастаясь — скорее, ожидая похвалы. И Хиёри не заставила его долго ждать: приобняв мальчика, всё ещё сидящего в её ногах, она поцеловала его в макушку, что-то прошептав. Думаю, это были слова благодарности, потому как внутри Юкинэ разлилось невероятное тепло. — Всё верно! — я решил не тратить время и не ждать, пока мои шинки заговорят, поэтому продолжил. — Мы узнали адрес Валаама, переместились туда, а после вступили в бой. В итоге Аки сама убила Бога Алчности, хоть и сама чуть не лишилась жизни. Но мы смогли снять с неё ошейник… руками почти погибшего Валаама, если кому интересно. — Да ты гений! — воскликнула Кофуку, которая уже вернулась на своё место и обнимала Дайкоку за руку. — И почему мы раньше об этом не додумались? — Потому что я была злой сукой, которая бы вас к Валааму и на десяток метров не подпустила? — Аки улыбнулась, и все засмеялись в ответ, хотя это, скорее, была истерическая реакция на сказанное. — Да уж, не очень смешно… Честно, возвращаясь назад, не понимаю, что порой мною двигало. В какие-то моменты я поступала откровенно неправильно, однако же тогда… всё казалось само собой разумеющимся. Даже жестокость, убийства, враньё, гулящий образ жизни… Ума не приложу, зачем так делала!       Она продолжала поглаживать Юкинэ по макушке, но мыслями была где-то в другом месте. И я решил всё ей рассказать. Юки и так знал о двух личностях моей шинки, поэтому сделать тайну из данного знания — вряд ли бы вышло.       Но я рисковал: что если рассказ о теории Тэндзина разозлит Аки? А точнее, Кинху? И она покажет нам свои клыки? Но делать нечего. Я не хотел, чтобы любимая до конца жизни не осознавала, почему творила те ужасные вещи. И желал дать ей понимание, вселить надежду на то, что на самом деле — она… добрая. Часть неё — так точно. — А я знаю почему, — громче, чем было нужно, ответил я, отчего многие вздрогнули. — И прости, если мой рассказ тебе не понравится.

***

      Пока я говорил, Акинэ не перебивала, ничего не спрашивала, и теорию Тэндзина под сомнение не ставила. Иногда лишь странно вздрагивала, еле заметно мотала головой или закрывала глаза ладонью. Но молчала. — Ты в порядке? — спросил я, когда закончил рассказ, а Аки так не проронила ни слова. — Я… тебя обидел? — Нет, с чего бы? — она отвечала фальшиво бодро, я бы даже сказал с нотками сарказма. — У меня всё в порядке, если не считать того, что я сумасшедшая с раздвоением личности и, если не в духе, могу встать среди ночи и перебить вас в собственных постелях! А так… Всё супер! Отлично! Лучше не бывает! — Это нормально, что ты злишься, — начал я, но Акинэ выставила перед собой руку, ладонью вперёд, прерывая меня. — Нет. Вот как раз-таки я рада, что всё встало на свои места. Но только легче не стало. И… почему со мной вечно что-то не так? Почему все живут обычной жизнью, а я будто проклята?       Она будто и вправду спросила это на полном серьёзе, но что ответить я не знал. Ведь и сам постоянно задавался этим вопросом. — Давай думать о хорошем, — я аккуратно дотронулся до её плеча, не зная, как любимая отреагирует, но, не увидев неприязни — приобнял Аки, прижимая к себе. — После чёрной полосы идёт белая. Так что… — Так что этот пиздец будет твориться ещё тринадцать лет? Ты об этом хочешь сказать? — она всё повышала и повышала голос, тогда как остальные всё больше вжимали голову в плечи. И даже мой священный сосуд юркнул назад, на свой диван, не понимая, чего ожидать от Акинэ. — Ну нам ведь было по кайфу предыдущие пятнадцать, так? А значит… — Нет, стоп! Я не это имел в виду, — вспомнив слова Тэндзина, что Кинха останется с Аки навсегда, я глубоко вздохнул и попытался убедить себя, что пора привыкать к новому характеру своей второй половинки. — Давай мы об этом поговорим потом, ладно? Не хочу отвлекать остальных — мы и так тут очень долго сидим, а нам ещё нужно кое-что обговорить с Кофуку и Эбису.       По недовольным лицам Дайкоку и Юки было понятно — они не очень-то хотят уходить. Однако оба поднялись со своих мест, поняв мой намёк. — Спасибо, — извиняющимся тоном крикнул я им в спину, понимая, что Юки хоть и всё осознаёт — дуться будет долго. Не столько на меня или Аки — на саму ситуацию. Что существуют дебильные правила, которые как бы работают против него.       Но ничего, думаю, он это переживёт, тем более, впереди нас ждут испытания, которые совершенно точно выместят из головы всякую чушь, оставив лишь одно желание — выпутаться из беды и снова жить, как раньше. Счастливо.

***

      Когда все шинки, кроме Акинэ, покинули комнату, разговор принял более серьёзный оборот: мы с любимой, дополняя друг друга, начали вдаваться в те подробности, которые не могли объяснить ранее. А ещё я, наконец, получил возможность рассказать, о чём донёс на Небеса, а о чём нет. — Нам нужно придумать, как скрыть не только сам факт нарушения нами закона, но и моё предательство касательно донесения. Ведь если о чём-то умолчал — считай, соврал, по крайней мере, Аматерасу уже давно придерживается этого правила.       Я сделал паузу, ожидая каких-то дополнений или шикарных умозаключений, но все как воды в рот набрали, похоже, считая, что я заранее всё продумал и знаю, что делать. — Самое серьёзное, за что могут наказать Акинэ: убийство людей и шинки, насильное присвоение чужих орудий, устранения Озему, готовившегося донести на Валаама Аматерасу и… недолгое желание помочь Богу Алчности, — я силился вести себя как беспристрастный адвокат, который с серьёзным видом подошёл к делу и которого ничего не может удивить или напугать. — А нас: за знание некоторых из этих пунктов, а ещё за укрытие информации об артефактном клинке.       Я опять замолчал, отмечая на лицах собравшихся почти что скорбь. Странно, ведь нас ещё ни в чём не обвинили, не зачитали наказание, но ребята, а особенно Эбису, уже будто себя хоронили. — А то, что я порой… не я. Ты об этом говорил? — спросила Аки тихо после затянувшейся паузы. — Нет. Посчитал, что… тебя могут счесть опасной, и Аматерасу будет плевать, что ты в этом никак не виновата, — я чуть подвинул стул вбок, вплотную к любимой, чтобы было удобнее ей обнимать. — Но ты не об этом сейчас думаешь… — Как раз-таки об этом, — к моему удивлению, скинув мою руку с плеча, Акинэ поднялась и подошла к окну, явно о чём-то размышляя. — Есть детали, о которых знает Юки или Дайкоку и скрыть которые будет очень сложно. Но есть то, о чём допросить могут лишь меня: что на самом деле я узнала о планах Валаама ещё прошлым летом, а Ято — в марте, что я убила Озему, что Ято украл ради меня артефакт Тадзикарао, а значит, отчасти может считаться уже не просто моим хозяином, но сообщником.       Сглотнув, Аки явно пыталась быть отстранённой, словно речь не о ней, но в этом она не очень преуспела: каждое слово будто ножом резало по её сердцу, и я это чувствовал! — И к чему ты клонишь, солнышко? — Кофуку явно запереживала, впрочем, как и я. Аки намекает на свою смерть? Ведь только тогда она не сможет свидетельствовать против нас перед Священными Сокровищами Аматерасу. — К тому, что чтобы допросить орудие — они должны знать его имя, так? — она сделала паузу, будто мы обязаны были уже догадаться о её замысле, однако я, Кофуку и Эбису продолжали смотреть на Аки с откровенным непониманием. — А у меня их, выходит… два? И об этой детали на Небесах не в курсе?       Вначале я ничего не понял. Два имени? Она что, успела найти ещё одного хозяина, о котором я не в курсе?       Но когда мой уставший и воспалённый от треволнений мозг сообразил, о чём она… — Ты серьёзно? — боковым зрением я видел замешательство на лицах друзей: они пока не догадались, о чём речь, но я смотрел лишь на Аки и говорил именно с ней. — Это не сработает! То, что Валаам назвал тебя Кинхой — совершенно не значит… — Значит, Ято! — любимая злилась. — Когда я убивала, крала, обманывала и мучила — я сама себя так называла! Когда мне нужно было тормознуть себя в чём-то или расслабиться, я говорила себе: «Спокойно, Кинха!». Понимаешь? Кинха, а не Акинэ! — Но на тебе нет этого имени! — я тоже начал повышать голос: нервы сдавали. — Я твой единственный хозяин! — А я и не спорю! — Аки резко понизила голос, что немного меня отрезвило. — Но знаешь ли, насколько я могу судить, вторая я… Ох как же тупо это звучит! Но… в общем, у Кинхи хозяев нет. Она сама по себе. Глупо — я знаю, но эта часть меня не хочет и не собирается кому-либо подчиняться. Я заставляла её служить тому же Валааму! Ради своих близких, и вас в том числе, а она… соглашалась, ведь плюс ко всему мы обе могли погибнуть за неисполнение его приказов. Когда меня пытали — боль чувствовали мы обе! — К чему ты клонишь? — Эбису совершенно точно всё понял, однако это была его неотъемлемая черта: переспрашивать, чтобы не осталось и малейшего сомнения. — К тому, что когда придёт время допроса — я выпущу её. Кинху. И она сделает так, что мы с ней соврём. Не только ради вас, но и ради себя. Потому что, уж поверьте, жить та часть меня хочет намного больше, чем эта! — Аки некоторое время смотрела в одну точку, а после провела пальцами по запястью, на котором, если бы не ампула со скверной, наверняка были бы шрамы от пореза.       Вот оно что. То есть Аки хотела погибнуть и действительно это сделала бы, но Кинха её вытащила? Потому что та личность не столь зависима от чувств и эмоций, и пусть ей было обидно и горько от моей измены — расставаться с жизнью ради этого она не собиралась. Наверно, по этой же причине она выходила во время боёв и убийства Наю — Акинэ могла сплоховать, пожалеть соперника и подставиться под удар, а Кинха… ей было плевать! Только бы выжить!       Но тогда остаётся вопрос… почему она просто меня не убила? У Тэндзина? И лишь ранила? Ведь… — Она меня ненавидит, — сам того не ожидая, вслух произнёс я то, о чём думал. — С чего ты взяла, что Кинха станет защищать меня перед судом? Может, ей будет в кайф сдать меня с потрохами и смотреть, как меня и остальных казнят? — Чушь, — сложив руки перед собой, Аки выглядела слегка надменно. — Ты, кажется, слишком сильно нас разделяешь. Это, может, в подобных фильмах так бывает: что пока одна личность спит — вторая выходит на свободу и творит, что вздумается. И когда первая становится за руль — понятия не имеет, что было с телом до этой поры. У меня же всё иначе.       Аки остановилась и, закрыв глаза, похоже, прислушивалась к своим эмоциям или вспоминала что-то из прошлого. Но это пока была она — присутствия Кинхи я не ощущал. — В моменты, когда становлюсь другой, я… лишь вижу мир в иных оттенках. И чувствую иначе. Я могу оправдать свою жестокость и заставить совесть заткнуться. В силах сделать больше, потому что в момент опасности меня не донимает страх. Я уверена в себе и… если обижают — я отвечаю грубостью на грубость, а не плачу.       Только последнее слово слетело с её губ — по щеке Акинэ покатилась слеза. — Вот видите. Сейчас я — это я, — она невесело улыбнулась, вытирая щёку. — Если честно, не представляю, как смогу… заставить ту себя выйти вперёд, но есть надежда, что она захочет нас защитить и покажется сама. И тогда, я прошу вас, не пытайтесь меня образумить. — О чём ты? — Кофуку выглядела так, будто не верила в происходящее. — Я не… — Если Кинха выйдет наружу — мы это увидим, будьте уверены. Я уже имел опыт общения с ней… — не дав Аки сказать, я кивнул в её сторону, будто кланяясь, — и поверьте — это не самые лучшие минуты в моей жизни. Она станет агрессивной, саркастичной, злобной… — Кажется, все уже поняли, — моя шинки меня перебила, смотря исподлобья. Вновь злилась. — Извини, — да, я, кажется, увлёкся. — В общем, нам нужно будет потерпеть и не пытаться вразумить её, наставить, так сказать, на путь истинный и воззвать к её светлой стороне. Я правильно понял?       Посмотрев на любимую, я отчасти радовался, что она нашла какой-никакой выход, но боялся того момента, когда Кинха появится в храме Эбису. — Да, всё верно, — отойдя от окна, она вновь приблизилась ко мне и, положив руки на плечи, обняла, теперь говоря тихо, чтобы другие не слышали. — И тогда, я умоляю тебя, не допускай и мысли, что я тебя не люблю. Что мы тебя не любим! Просто… она не такая добродушная. И порой я ощущаю обиду на тебя, хотя до этого и была уверена, что простила — видимо, она всё ещё злится. Но то, что любит — не сомневайся. В этом мы с ней точно едины.       Поцеловав меня в щёку, она теперь уже искренне улыбнулась и, вновь сев на своё место, готова была продолжить наше собрание.

pov: Акинэ

      Спустя два дня после собрания с друзьями, Ято вызвали к начальству. Мы снова боялись, что он не вернётся, однако уже через полчаса любимый появился на пороге дома Эбису. Вот только радоваться его возвращению нам пришлось недолго. — Послезавтра первое слушание, — произнёс он со скорбью. — И к допросу предстанешь ты, Акинэ.       Сердце болезненно сжалось и, кажется, упало куда-то в пятки. До этого момента я свято верила в тот план, который сама же придумала, но сейчас почему-то он показался до боли глупым. С чего я вообще взяла, что могу обмануть Священные Сокровища? Где они, а где я? У стольких шинки не получилось, а я вдруг обведу их вокруг пальца? Да было бы всё так просто…       Хотя нет, наверно, мало таких орудий, у которых внутри живёт сразу две личности, но Аматерасу может догадаться! Юки знает об этом моём секретере, да и Дайкоку тоже. Стоит задать им относительно правильный вопрос, и они обо всём расскажут помощникам Богини Солнца, и тогда… Мои показания будут считать недостоверными и, возможно, попытаются выудить из меня правду другими методами.       Я содрогнулась от представших перед глазами картин пыток и истязаний. — Ты чего? — Ято поморщился от моих ощущений. — Всё будет хорошо. У нас получится. — Ты это уже говорил, но, жаль, сколько раз не произнеси — исход это не поменяет.       В последние сутки я была ужасно удручена. Ходила чернее тучи, почти ни с кем не говорила. И прислушивалась к шепоту в голове, который пытался диктовать как мне поступить… Раньше я думала, что это здравый смысл, а теперь, когда пришло знание и понимание… этот голос стал пугать. Я начала бояться сама себя, своего отражения, потому как казалось, даже в зеркале я вижу надменный и злобный взгляд Кинхи. Наверно, я просто себя накручивала, но избавиться от чувства её присутствия не могла. Я точно сидела в машине, у которой есть второй водитель, и всё ждала, когда он скажет, какая я неумёха, и сядет за руль. И этого я тоже боялась: вдруг она что-то натворит? Я убедила Ято, что и вторая часть меня его любит, но не упомянула, что она и ненавидит его тоже. Не за измену, хоть и это постоянно в её мыслях. А из-за меня… доброй стороны, которая не сдаётся лишь из-за Ято. Не будь его — Кинха давно взяла бы верх над телом и стала бы главной. Но в нынешних реалиях я не сдавалась и никогда не сдамся, потому что есть чувства, которые перевешивают всё остальное. Любовь. Она больше, гораздо больше всей той агрессии, что таится внутри.       Да, Кинха тоже любит Ято, но это… не первостепенно. Я воспринимаю любовь — как дар, а она — как проклятие. И винить её в этом не за что… Ведь, если отбросить эмоции, я здесь именно из-за чувств к Ято. Я осталась в этом мире из-за любви к нему, вдыхая запах его куртки перед тем, как Акаджи скинул меня с крыши. А после мы с хозяином столкнулись с таким количеством трудностей, что в дрожь бросает! И всё равно я оставалась с ним, боролась, хоть и было сложно. Из-за любви.       Плюс ко всему присутствует страх того, что Кинха и вправду попытается причинить Ято зло. Подставит всё так, чтобы его казнили, хотя… это вряд ли случится. Представляя его смерть, я чувствую, как мы обе, я и Кинха, содрогаемся. Однако бешеное волнение не перестаёт угнетать. Похоже, от второй меня ожидать можно чего угодно, а мне необходимо полностью отдаться ей и понадеяться на ту, что убивала направо и налево больше года.       А ещё Мичи… Кажется, не проходит и десяти минут, чтобы я о ней не вспомнила. Где она сейчас? Думает ли обо мне? В безопасности ли? Ято говорит, один из его коллег поделился: её ищут, как и всех остальных причастных, но пока результатов нет. Похоже, у Валаама был план на такой случай и он рассказал членам братства, как спрятаться так, чтобы их не нашли.       Я пыталась успокоить себя, чтобы это, может, и хорошо, что Рамон спрятал Мичи: так её не найдут и не будут допрашивать. Но вновь вспоминая его к ней отношение…       Надеюсь, он её не обижает.       Как же я скучаю! — Ты, кстати, к лекарю снова ходила? Тебе надо повязку поменять, — Ято явно ушёл до разговора и, приобняв меня за талию, повёл внутрь дома. — Основные раны зажили, но те, что на рёбрах, выглядят не очень. — Переживу, — бросила я, махнув головой. — У меня теперь другая проблема.       Замолчав и глубоко вздохнув, я попыталась вспомнить ситуации, когда делала это… Когда это получалось. — Нужно позвать Кинху поиграть в правду или ложь.

***

8 июля, 2029 год (почти год назад)

— Кинха, можно тебя на минутку? — я так надеялась, что Митсуо не заметит меня среди стремящихся на обед наёмников, что крайне огорчилась, когда он меня позвал. — Да? — ответила я, при этом лишь замедлив шаг — показывая, что спешу и останавливаться не собираюсь. — Что-то случилось? — Нет, я лишь хотел поздравить тебя с… выполнением недавнего задания! Говорят, даже в новостях репортаж показали! — Не вижу чем гордиться, — буркнула я, вспоминая глаза той молодой девушки, погибшей от моего клинка два дня назад. — Поступил приказ, и я его исполнила. Думаю, более говорить об этом нет смысла.       Я надеялась, что дала понять: сегодня у меня нет настроения разговаривать, но мой некогда бывший хозяин не отставал. — Как это нечем! Как это нечем? Моя дорогая, ты делаешь настолько головокружительные успехи, что тебе полбратства завидует: на таком хорошем счету у Валаама да… и так здорово тебе удаётся всякие штуки проворачивать! Ух! И почему я не на твоём месте? — Потому что ты неповоротливый и ленивый? — внутри меня что-то загоралось: то ли злость, то ли раздражение… Или и то, и другое. — Очень смешно! Любишь ты такие колкие шуточки отпускать! — он погрозил мне указательным пальцем. — Но я не в обиде! Просто хотел поздравить. — Спасибо, — с каменным лицом произнесла я, а после всё же остановилась, да так резко, что собеседник не успев затормозить уткнулся носом в моё плечо. — Чего тебе нужно?       Да уж, то не подходил и даже неделями не говорил со мной, а тут решил вдруг показать дружеские намерения? Чёрта с два — я не вчера родилась. Понимаю, когда кому-то от меня что-то нужно. — Да… ничего, — я явно ошарашила его вопросом: наверно, он собирался подходить к своей просьбе постепенно, а я не дала тянуть время. — Просто мы же с тобой не чужие, верно? А ты всё в бегах, да в работе — нам и поговорить не удаётся!       Всплеснув руками, он выглядел так, будто говорит о чуть ли не о катастрофе. — О чём, например? — нехотя спросила я, решив, что лучше сейчас выяснить, что этому идиоту нужно, чем шарахаться от него при каждой встрече. — О… — он явно засмущался или же не хотел говорить в коридоре, однако спустя пару секунд всё же решился. — Да я всё не знал, как сказать. Думал, это уже не важно и может только грусть навеет, но всё же признаюсь: мне жаль, что ты тут! Эта жизнь не для такой доброй и милой девушки, как ты. И хоть Валам за эти годы стал мне хорошим другом — я частенько слышу, как он тебя наказывает и невольно… содрогаюсь. Ты замечательная и достойна лучшего! — А у меня есть варианты? — мысль о том, что при иных обстоятельствах я могла и не попасть к Богу Алчности, оставила на сердце новый ожог, будто кто-то прислонил к нему тлеющий окурок. Это было неприятно, и хоть я привыкла к своему здесь пребыванию — каждый раз, когда появлялись мысли о прошлой жизни и свободе — это причиняло боль. — Уже нет, хотя, — Митсуо подмигнул мне и заговорщицки зашептал, проверив, что в коридоре мы остались одни, — знаешь, я мог бы что-нибудь придумать! Валаам уважает меня и моё мнение. Конечно, навсегда забрать тебя мне не удастся, но… Как насчет того, чтобы я попросил его переселить тебя ко мне? А, Кинха? Исао и Фудо так скучают! Да и у меня тебе никто не будет мешать!       Хлопнув в ладоши, он выглядел так, словно ответил на главный вопрос викторины и выиграл крупную сумму денег. А я вот была не в восторге от предложения, хотя, не скрою, его забота слегка льстила. — Не думаю, что это хорошая идея, — отчего-то смущаясь, пролепетала я, уже жалея, что не убежала, как только Митсуо меня окликнул. — Мне без разницы, куда возвращаться спать, если на отдых осталось менее трёх часов. Порой я вообще засыпаю вне дома, потому что тащиться сюда мне не выгодно: далеко, да и незачем. Проще переждать в гостинице, а утром снова отправиться по делам. — Но как же домашний уют! Это очень важно! — сощурившись, Митсуо напустил на себя надменный и даже грозный вид. — Да и ты можешь на меня положиться! Я сделаю всё, чтобы работы у тебя стало меньше. А уж слово своё я держу и не предам. Я же не Ято…       Он усмехнулся и, видимо, надеялся, что и меня это должно рассмешить, однако последнюю фразу он сказал зря. Я будто вспыхнула изнутри! Да как он смеет говорить о моём прошлом хозяине и о том, что он сделал. Это не его дело! Абсолютно! Я могу вечно проклинать Ято и Эми, но это моя жизнь! И только моя! И лезть в неё — последнее дело! — Считаешь, у тебя мне будет лучше, — произнесла я с оскалом и холодом, от которого у меня самой проступили мурашки. — Уверен? — К-конечно! — Митсуо заметил перемены во мне, но не отступил. — До сих пор жалею, что отпустил тебя тогда. Ведь, настояв на своём в то время, я мог бы спасти тебе жизнь! Ты по-прежнему была бы Наоко, жила в моём доме, стала бы частью нашей семьи. Ну разве не здорово?       Я прямо почувствовала подвох в его словах. И когда представила себе, что пятнадцать лет жила не с Ято, а с этим эгоистичным толстяком — засмеялась. — То есть сейчас я не сплю, почти не ем, убиваю, краду, обманываю и пытаю, постоянно в синяках и ссадинах, а порой и с ранами посерьёзнее… А иначе могла бы жить с тобой: под крышей, в уютном доме, где готовила бы в своё удовольствие, а ещё занималась любимым хобби, гуляла и ни в чём себе не отказывала. Так?       Я преисполнилась фальшивой грустью, отразившейся на моём лице. И было весело видеть в ответ реакцию Митсуо, который в эту эмоцию поверил. — Ну да! — он активно закачал головой. — Представляешь, как было бы… — Мерзко! — теперь я показала реальные чувства. А именно отвращение и злость. — Пусть меня лучше жизнь трахает, чем ты! И да, возьми своё предложение, сверни его в тугой рулончик и запихни себе в задницу по самые гланды! Никогда и ни за что я не буду жить и спать с тобой — ведь этого ты хочешь, верно? Считаешь, я такая дура?       Я уже кричала и стало плевать, что нас могут услышать. Хотя я и до этого несильно переживала: это Митсуо что-то пошёл на конспирацию. — Но я… ведь… ты не правильно… дорогая… хочу помочь, — замямлил он, но я перебила. — А хочешь помочь — сделай доброе дело! Иди на хер и там погибни! — рыкнула я и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, отправилась на дело, порученное мне с самого утра.       Ох как же бесило нарушение моего личного пространства! Я и так не свободна, с этим чёртовым артефактом на шее, а тут меня ещё и пытаются сделать шлюхой? А жизнь Митсуо, я смотрю, ничему не учит! Не извлёк урок, что меня не приручить! Можно сколько угодно кидать на меня петлю и пытаться подогнуть под себя, но я буду бороться до последнего!       И никогда не буду кому-то принадлежать!       Я сама по себе. Точка! А если кто-то попробует доказать обратное — на собственной шкуре ощутит, насколько был не прав!

pov: Ято

      Допрос Акинэ был назначен на утро, и все мы не могли найти себе места. Если вдруг она не сможет солгать — нас сразу возьмут под стражу. Пока что моя история давала нам право оставаться на Небесах, в комфортных условиях, но… если истина всплывёт — хорошо, если в камеру кинут! Ведь орудия могут ждать и более ужасные места заключения, как тот ящик, в который запирали Риотто. А Юкинэ этого точно не переживёт: хоть он и не помнит, как жил и погиб, последний страх будет с ним вечно. Ведь его отец запер мальчика в брошенном холодильнике и оставил умирать: без света, от голода и жажды.       Из-за этого мой паренёк жутко боится темноты. Один раз он был в душе, и свет погас: от сильного ветра провода электропередачи повредились. Так он так испугался, что я думал — у него сердце остановится! Он кричал, да так громко… Долго я его тогда успокаивал. А что будет, попади он в этот ящик — и представить страшно!       Да и переживания за Аки никуда не делись: внутри неё страх не затихал ни на минуту, от этого она почти не спала, мало ела, наплевательски относилась к собственному здоровью и была до безумия замкнутой. Практически не говорила, много думала, а когда я пытался выудить из неё хоть пару предложений — врала, что хочет спать, и сбегала в комнату.       Меня бесило, что я не в силах помочь! И главное, ведь прекрасно знал, что её гложило, да толку-то? Я не смогу стереть воспоминания о Риотто и его ужасном поступке. Не способен отыскать Мичи. Никак не сумею дать ей уверенность, что завтра… да и в последующие дни всё будет хорошо. Я не могу подарить ей душевное спокойствие и помочь утешить совесть.       И пусть это ужасно, но нехотя я думал о том, что завтра… или буквально через пару дней или недель, Аки может перестать существовать. И последнее, что она почувствует: страх, боль, отчаяние. И думать будет лишь о плохом.       Наверно, нельзя позволять себе размышлять о подобном, воображать такой исход событий, ведь мысли материальны — так многие говорят. Но я искренне не представлял, как мы выпутаемся. Верил — да. Но здравый смысл нашёптывал, что без потерь мы эту историю не закончим.       Не помню, чтобы за всю свою долгую жизнь хоть раз ощущал такое… Как падать в тёмную пропасть: поначалу очень страшно, потом ты рад, что не разбился о камни, а после жаждешь уже достичь дна, только бы перестать быть в чёртовом неведении. — Ято, — кажется, чуть ли не впервые за эти дни Аки обратилась ко мне, выйдя из комнаты.       Я её не сразу заметил. Сидел в зале с Юки и делал вид, что смотрю какой-то фильм, но на деле всё размышлял. А сейчас Акинэ прервала мои думы. — Да, — я сразу поднялся, одновременно радуясь, что услышал её голос, но боясь причины, по которой любимая могла нарушить своё затворничество. — Мне нужно тебе кое о чём сказать, — произнесла она тихо, кивнув в сторону двери, а после прошла в сад, где нас не могли услышать. — Я… не знаю, что делать, Ято! У меня ничего не выходит. — О чём ты? — присев рядом с ней на лавочку, окружённую пышными подстриженными кустиками, я всматривался в глаза любимой, хоть это и было сложно в наступивших сумерках. — О моём плане. Я… всё пыталась сделать так, чтобы… ну ты понимаешь, Кинха вышла. Но теперь, зная правду, я почему-то словно забыла, как опиралась на неё раньше. Как взывала к ней так, когда было плохо, как она помогала и делала то, что я была не в силах. А теперь она… затихла, — закрыв лицо руками, Аки опустила голову, чуть мотая ею из стороны в сторону. — Я всех подвожу! Знаю ведь, как это важно сейчас, но… Не получается!       Аки опускала голову всё ниже и ниже, пока, окончательно сгорбившись, не прислонила её к коленям. Теперь она выглядела ещё более печальной, хотя… куда больше? — Не уверен, что могу помочь тебе в этом вопросе. Если только призову Сэкки и приставлю тебе клинок к горлу, — я засмеялся, понимая всю абсурдность идеи. — Тогда она может и выйдет. — И это сработает? — Акинэ, кажется, или не поняла шутки, или была настолько удручена, что цеплялась за любые идеи. — Спятила? Я не всерьёз вообще-то! — несильно толкнув её в плечо, я тем самым показал своё недовольство. — Думаешь, я могу так поступить? — Нет, но я уже не знаю, что делать! — подняв голову и посмотрев мне в глаза, она заныла, совсем как маленький ребёнок. Без слёз и серьёзной истерики, но так жалобно… — Всё получится, — обняв Аки я уже обдумывал план, за который себя ненавидел. — Ты справишься.

***

— Родная, можно тебя отвлечь? — зайдя в комнату и плотно прикрыв за собой дверь, я немного потоптался на пороге, ощущая жуткое и неприятное волнение. — Я не на долго. — Да, конечно! — она была удивлена, но при этом явно мне обрадовалась. — Что-то случилось?       Ох… ну и как ей сказать? Может нужно было выпить для храбрости? Хотя нет, в моём случае жизнь показала: алкоголь всё делает лишь хуже, и ночь с Эми явное тому доказательство. Нужно набраться смелости и сделать задуманное! — Нет, ничего. Хотя… может… наверное, — я всё ещё мялся на пороге, не решаясь сделать и шаг. — Есть кое-что. Не совсем важное, но… Я всё прикидывал, говорить или нет, но… Завтра может произойти что угодно, и я подумал, тебе надо кое о чём знать.       Аки тоже занервничала, но пыталась не подавать вида: отложив в сторону книгу, взятую из библиотеки храма, она спустила ноги с кровати и похлопала рядом с собой, приглашая меня сесть. — Что такое, родной? — она теребила рукав лёгкой кофты, одолженной у одной из шинки Эбису, чувствуя, что пришёл я не с чем-то хорошим. Однако показывала заинтересованность, заботу. — Надеюсь, ты не прощаться решил, а? Ещё не всё потеряно!       Когда я сел, она ткнула меня пальцем в районе ребра, отчего в любой другой день я бы рассмеялся: ужасно боюсь щекотки! Но сейчас было не до смеха. — Нет, что ты! — перехватив руку любимой, я сжал её в пальцах, прижимая к сердцу. — Но меня… знаешь, кое-что гложет. Тебе будет неприятно это услышать, но мне нужно этим поделиться!       Я сам не верил в то, что собираюсь это произнести. Но только так я мог спасти положение, буквально вынудив Кинху выйти из своего укрытия. Ведь и в прошлые разы она становилась главенствующей над сознанием Акинэ именно в те моменты, когда я упоминал… — Эми. Я хочу поговорить о ней.       И первое слово сказано. Аки так просила меня более никогда не произносить имя своей бывшей подруги, а я обещание не сдержал. Ради дела — да. Специально, но… как же паршиво от этого на душе. — Я слушаю, — в голосе моей шинки сквозил холод, но это пока была она. И я продолжил. — Не знаю даже, как начать, чтобы тебя не обидеть… — на самом деле, я тянул время, будто если произнести фразу позже — они причинит Аки меньше боли. — Может, начнёшь с начала? — её голос дрогнул, но она продолжала смотреть на меня с заинтересованностью и теплотой.       От этого захотелось сказать, что я, мол, пошутил, или соврать, что хотел поделиться: именно Эми сказала мне адрес Валаама. Ну как… Как обидеть Акинэ после всего, что с ней случилось? Снова предать… хоть и вынужденно. — Ладно, — кивнув, я глубоко вздохнув, окончательно собираясь с мыслями. — Тогда я… прежде всего хочу, чтобы ты знала: я очень жалею, что предал тебя. Да, я говорил это не раз, но всё же вот… решил повториться.       Сердце стучало как бешеное, колотясь о рёбра. — Я сделал это отчасти по незнанию, по глупости и из-за злости, но предал. И я всегда буду винить себя за этот поступок, — сам того не осознавая, я тоже начал теребить ткань джинсов, а после, когда заметил это, вдруг понял, какими скользкими и холодными стали пальцы. — Но кое что не даёт мне покоя. Каждый раз, когда рядом с тобой, я думаю об этом, и меня грызёт совесть. Поэтому и решил сознаться.       Отчасти как же хорошо, что Аки не может чувствовать мою ложь, но с другой — как хреново, что она поверит сейчас в мои слова. — Мне горько говорить об этом. Но в ту ночь, которую я провёл с Эми — я был… будто под кайфом! Я очень любил и люблю тебя, поэтому всегда берёг, а с ней… Я забыл, что значит думать. Просто делал то, что хотел, а она не кричала, не возмущалась, не обзывала. Принимала мои действия, мою жестокость, и ей это нравилось!       По спине пробежали мириады мурашек. Я вспомнил те часы, когда был на грани между сексом и издевательством над девушкой. И я сколько угодно могу ненавидеть Эми за её ложь и поступки — всё же никогда не буду считать, что она заслужила… ту ночь. Эти синяки на утро, её немного испуганный взгляд, который она старалась завуалировать похотью и любовью.       Но сейчас я должен говорить о другом. Надеюсь, Аки когда-нибудь меня за это простит. — Когда был с тобой в мае — тоже был на вершине блаженства, но иного: от одного твоего присутствия всё внутри меня ликовало, и я наслаждался, доставляя удовольствие тебе. Однако того почти наркотического удовлетворения не получил. Мне хотелось большего, но с тобой это, увы, невозможно.       Лютая ненависть — вот что я к себе испытывал. И ощутив, как Кинха, открыв глаза, почувствовала по отношению ко мне то же самое.       Я будто видел, как внутри Аки поднимается тень и, расправившись, она заполнила собою всё тело, начав им управлять. — Так чего же ты тут, со мной, а не трахаешь эту суку в ближайшей гостинице? Или может я чего не знаю, и ты порой да и выпускаешь с ней пар, когда станет скучно?       В Аки всё разительно поменялось: интонация голоса, взгляд, мимика, жесты. Встав с кровати и смотря на меня сверху вниз, она показывала крайнюю степень неприязни и уж было подумал: переборщил. Что сейчас она или встанет и уйдёт, или, чего доброго, вообще сбежит и донесёт на меня Небесам. Но любимая стояла, не двигаясь.       Я мог бы сейчас начать оправдываться, просить прощения, говорить, что сам не рад этим чувствам, что стыжусь своих жестоких наклонностей, но вспомнил слова Аки, которые та сказала пару дней назад: «Не пытайтесь меня образумить».       Надеюсь, у меня выдастся время, чтобы всё исправить, и мысли о том, какая сволочь не будут последними… Что Аки не погибнет, думая, что я вновь её предал.

***

      Выйдя из комнаты, я пошёл в сторону кабинета Эбису, но, подойдя к нему, отчего-то передумал стучать в дверь. Я ощущал одиночество, но понимал, что друг не в силах его заглушить. Да и, если расскажу, что сделал — его утешения вряд ли успокоят моё сердце.       Поэтому, развернувшись, двинулся на улицу и гулял там, пока ночь, мягко шурша чёрными крыльями, не опустилась на Такамагахару. Нужно было поспать, хоть и не хотелось. Точнее… Я ощущал усталость, но в голове был такой кавардак из мыслей и страхов, что я точно знал — уснуть не получится. Но было бы неплохо хотя бы лечь в постель и дать телу расслабиться. Всё лучше, чем бродить одному в потёмках…       Поворачивая ручку двери нашей с Аки спальни, я переживал. Что увижу, когда зайду: как она плачет? Или швыряет мои вещи по всей комнате? А может, она сразу же кинется на меня с кулаками? Ведь я точно ощущал её ярость и обиду…       Однако, когда зашёл, она лежала в постели, укрытая лёгким одеялом: уютно свернувшись и обнимая край подушки, любимая будто бы спала, но я-то знал, что это не так. Однако спрашивать ни о чём не стал. Тоже сделал вид, что поверил, мол, она в царстве снов, и начал красться к другой стороне кровати, при этом понимая, что за часы ходьбы ноги налились свинцом. — Ты сегодня здесь не спишь, — раздался тихий голос: не грубый, но требовательный. — А где тогда? — спросил я, силясь разглядеть лицо любимой в полутьме освещаемой ночником комнаты. — Мне плевать, — буркнула она, отвернувшись в другую сторону, ко мне спиной. — Но со мной ты в одну кровать не ляжешь.       Я мог бы возразить, напомнить, что первым занял эту комнату… но к чему это? Ну упрусь я рогом — она же тогда встанет и уйдёт. И где потом искать девушку, которая зла на весь мир и на меня больше всего? Вопрос… А тем временем в восемь сорок утра за нами явится служащий Небес, дабы сопроводить на слушание. Лучше не рисковать. — Я тебя услышал, — сразу повернув назад, к двери, я одновременно и мечтал остаться, и желал как можно скорее покинуть эту заполненную гнетущей тишиной комнату. — Спокойной ночи…       Я хотел добавить: «родная», — но промолчал. Нельзя рисковать. Завтра Акинэ, а точнее, Кинхе предстоит серьёзное испытание — не стоит провоцировать добрую часть Хиёри выйти.       Завтра я всё ей объясню. Надеюсь, она поймёт и простит. А если и нет… Что ж, значит, пусть будет так. Зато, если у неё получится выйти со слушания, выходит, своим поступком я спас Аки жизнь. А о большем я не смею и просить.

***

      В половину девятого все столпились у ворот храма Эбису. Все, кроме Акинэ. Служащий Небес — новенький, имя которого я так и не запомнил, уже прибыл к нам и сейчас нервно переминался с ноги на ногу, не смотря ни на кого из нас. — Может её позвать, — Кофуку боязливо поглядела на окно, которое выходило на двор из нашей с Аки спальни. — Если опоздает… — Не опоздает! — перебил я, понимая: Кинха не дура и знает, что стоит на кону. — И да, я бы не советовал особо с ней говорить. Ты у нас девушка обидчивая! А Аки сегодня… не в настроении.       Рядом стояли Юки и Дайкоку, которые, ради своей и нашей безопасности, не были в курсе плана по вызову Кинхи. Поэтому приходилось шифроваться. — Да я и идти-то сюда боялась, — в ответ шепнула мне на ухо подруга. — После твоих рассказов мне как-то не по себе знать, что рядом сейчас будет не наша Акинэ. — Наша, — поправил я, тоже понизив голос. — Просто немного другая…       Я бы хотел, чтобы «немного» было то самое слово, которое подходило под ситуацию, но наконец появившаяся в дверях Аки явно дала понять, что это не так.       Одежда на ней была… кричащая: чёрный обтягивающий топ на тонюсеньких бретельках, из-под которых виднелись лямки бордового бюстгальтера, тёмно-серые шорты и босоножки на высокой танкетке. В любой другой день я бы восхитился, какая Аки стройная, гибкая и… мускулистая в правильных местах, но сейчас было явно не время. Похоже, она перерыла гардероб всех шинки Эбису в поисках такого наряда: пару дней назад они благодушно предложили Аки брать любую одежду, которая ей понравится — ведь вещи моей шинки остались в доме Валаама. Этим она и воспользовалась. — Боги, у неё даже походка поменялась! Как такое возможно? — теперь и Эбису присоединился к нам с Кофуку, стараясь говорить так, чтобы Юкинэ и Дайкоку ничего не услышали. — Она прямо радость для учёного или психолога! Серьёзно! Их… чёрт, их две!       Эбису любил всё изучать и, хоть Тэндзином он никогда не станет, был очень умён и обожал докапываться до правды. Ему было в кайф узнавать новое, причём не из книжек, как это делал Бог Знаний, а на практике. И Аки сейчас была тем самым объектом, который его привлёк. — Успокойся, она не лабораторная мышь, — теперь уже еле слышно бросил я, потому как любимая почти к нам подошла. — Доброго утра! — А доброе ли оно? — ответила Аки недовольно, окинув всех взглядом. — Вы прям будто на похоронах. — Нет, нет, тебе кажется, дорогая, — немного визгливо бросила Кофуку, с потрохами выдавая свои истинные чувства. — Ты готова? — Умирать? Всегда! — Аки замолчала, и на лице её была неприязнь. Которая почти сразу сменилась саркастичной улыбкой. — Да шучу я! Настроение хорошее, я ведь так классно выспалась!       Она прошла мимо меня, нарочно задев плечом. — А ты, Ято? — она явно издевалась, но я решил подыграть. — О, ты знаешь, тоже. Диван такой удобный оказался! — бросил я, краем глаза заметив удивлённое лицо Юкинэ. — Рад, что тебе хорошо. — Непередаваемо! — Аки достигла того самого служащего Небес и, остановившись в десятке сантиметров от него, чуть склонила голову, будто увидела щенка. — Ой, какой пупсик! У вас что, в охране все такие душки работают?       Она на секунду повернулась в мою сторону, показывая, кому адресован вопрос, однако ответа ждать не стала. — Зачем пожаловал? — спросила она у него, а я тем временем подошёл ближе, встав вровень с пареньком, поэтому успел увидеть оскал Кинхи, завуалированный под добродушную улыбку. — Я… об-бязан вас со-сопроводить, — заикаясь, пробубнил служащий Аматерасу, опустив лицо к земле и смотря на Аки исподлобья. — Да сьто ты говолис, — прошепелявила Аки, подражая детскому говору, ведь её стражник и вправду был низенького роста, и выглядел уж больно безобидно. — А что ты для этого будешь делать?       По лбу парня уже тёк пот, но он продолжал говорить, хоть голос его дрожал. Да уж… Такая Акинэ кого хочешь напугает! — Заковать в наручники и доставить до з-зала суда, где вы будете под… — Наручники? Оу! — голос Аки сменился и теперь она явно флиртовала со стражником. — А я тебя недооценила! Любишь пожёстче?       Она ему подмигнула, а после посмотрела на меня. — В этом вы с Ято споётесь, — бросила она с обидой и злостью, всё ещё не сводя с меня тёмно-сиреневых глаз. — Правда, любимый?       Она специально сделала ударение на последнее слово, чтобы показать, как обиделась. А я притворился, что не заметил. И игнорировал её нападки. — Ну так давай, зайчик. Рискни, — она вновь посмотрела на служащего, вытянув вперёд двери руки и соединив их в районе запястья. — Гляди, я совсем безобидна. — Нет, но… я могу… — паренёк уже, кажется, и не рад был, что отправился на это задание. — Вы же с хозяином. Думаю… можно и… так…       Он сглатывал так часто, будто пил невидимую воду, и мне было его жалко. Но по сути я ничего не мог предпринять, дабы не привлекать к Аки внимание. Нужно было делать вид, что она всегда такая и её столь странное поведение — обычное дело. — Ну нет, что ты! Правила есть правила! — Аки напустила на себя серьёзный вид. — Мы же тобой законопослушные жители Небес! Правда?       Она ещё раз качнула руками, и после этого паренёк таки достал серебристые наручники, которые у нас обычно применяют для заключённых. — Сообщаю вам, что они будут с-сняты сегодня при условии, ч-что ваши по-показания окажутся достоверными и не будут угрожать воле Небес, — паренёк застегнул один наручник. — В противном же случае…       Но он не успел договорить: вырвав второй наручник из его руки, Акинэ схватилась за него, при этом повернув парня к себе спиной и приставив цепь к его шее. — Запомни раз и навсегда! Я больше никогда и никому не позволю ущемлять свою свободу! — она говорила это, пока я пытался разжать её руки, но вышло не сразу: сейчас Акинэ была крайне сильна — намного сильнее, чем в своём обычном состоянии. — Ты понял? — Перестань! — крикнул я, наконец буквально откинув свою шинки от трясущегося с ног до головы парнишки. — Ты только хуже делаешь! Неужели не понимаешь? — А должна? — прошипела она, кинувшись на меня, но при этом оказавшись рядом резко затормозила. — А то что, Ято? Изобьешь меня за непослушание? Оставишь на мне пару синяков, чтобы я присмирела? — Угомонись! — я взял её за руку, затылком ощущая, как все на нас смотрят. — Наши отношения — между нами. Но сейчас ты подставляешь всех. Как не поймешь? Обернись: Юкинэ, Кофуку, Эбису, Дайкоку… Они могут сесть из-за тебя, или чего хуже! Потому что когда-то хотели помочь!       Я вдруг понял, что эта фраза может разжалобить Хиёри, а нам сейчас её сострадание ни к чему. — Поэтому, Кинха, — шепотом проговорил я, отметив, как она отозвалась на это имя, — подыграй и сделай так, чтобы правда не выплыла наружу. А потом, когда суд пройдёт, я отпущу тебя, если попросишь. Обещаю. Сможешь быть сама по себе. Свободна.       Я отпустил её, ожидая реакции. Надеясь, что стражник не будет доносить об этом инциденте. — Звучит заманчиво, — в её голосе было столько ненависти… — Только не забудь свои слова. Потому что, поверь, я попрошу!

pov: Акинэ

      Ненависть, что сейчас во мне сидела, была не просто эмоцией. Она заполняла всю меня: я ощущала её горький привкус, чувствовала, как она горячей лавой течёт по венам, но зато мне не было больно. Страшно. Одиноко.       Даже когда меня завели в зал, предназначавшийся для допросов, разум у меня был холоден. Я заранее подготовилась и знала, о чём говорить, как отвечать на каверзные вопросы, чем мотивировать тот или иной поступок и как вести себя в случае нападок в свою сторону.       Это перед Ято я могла быть стервой, ведь он заслужил такое к нему отношение. Но здесь… Я обязана притворяться, иначе меня раскроют. «Ох, я бедная кроткая овечка Акинэ, которая совершенно не понимала, что творит, а если и понимала — делала это ради блага родных, друзей, знакомых, всего мира и аквариумной рыбки, которую завели соседи с четвёртой улицы», — примерно такой должна быть моя речь. Ну… не столь саркастичной, но по смыслу: да, я обязана показать, что раскаиваюсь и вообще мне очень-очень жаль всех и вся, кто не по своей воле влип в эту историю. А вот членов братства и Валаама — я презираю.       Чёрт, даже от того, как проговариваю это в голове — смешно становится. Во-первых, мне мало кого жаль… Себя разве что! Да, у меня есть те, кого я люблю, но… Вреда я им естественно не причиню, но и голову на плаху ради кого-то класть не стану. Скорее, сделаю это с тем, кто готов сделать больно им! Это да… Это я запросто.       Да и то этих избранных очень мало: Мичи, Юкинэ… Ято, чёрт его побери, но, в общем и целом — я слишком люблю себя.       А во-вторых, Валаам хоть и последний мудак, но есть в нём… изюминка что ли. Мне просто не повезло быть с ним не по пути с самого начала, но будь я на месте Джун… как и она, не спешила бы расстаться с таким хозяином. Ведь Валаам всерьёз мог захватить власть! Я этого не хотела, но по причине того, что он к тому моменту уже прилично мне насолил! А ещё, сядь он на престол — навредил бы тем, кого люблю.       Но будь всё иначе… Перспективы быть рядом с ним, главенствовать… Они захватывали!       Но ладно. Лучше об этом не думать, тем более сейчас. Сначала надо спасти себя, ну и остальных заодно, а уж потом… Как же я изголодалась по свободе! Идти куда глаза глядят, пить и есть что вздумается, смотреть тупые сериалы по телеку, путешествовать, курить, лечь в постель, с кем пожелаю…       Хотя, с этим пунктом сложно. Ято засел в голове и не собирается оттуда уходить. Но… об этом я подумаю потом, а пока… — Акинэ! — судья говорил со мной пренебрежительно, откровенно показывая, что если бы его воля — он бы засадил меня без суда и следствия. — По твоему рассказу, Валаам забрал тебя у хозяина силой, а после пытал, потому как ты хотела вернуться.       Он замолчал и приподнял бровь, показывал, что ни капли мне не верит. — И когда пытки не подействовали — он начал угрожать твоим близким, после чего ты согласилась служить ему в течение ста лет, выполняя любые его приказы. Это так? — спросил он грубым голосом. — Так, — устало кивнула я: заново рассказывать это уже надоело. Сначала для Кофуку и Эбису, теперь для этого урода, который явно ни во что меня не ставил. — После ты совершала действия, нарушающие установленные Небесами законы и предписания: кражи, насилие, убийства, участие в незаконной деятельности, в том числе камирингах… Я ничего не забыл?       Этот судья, ассоциирующийся у меня с тощим, иссушенным деревом — именно таким он был на вид — бросил это с неким вызовом, будто я отнекивалась и пыталась уйти от ответственности. — Забыли. Ещё я пила и курила, — промямлила я, сразу же пожалев об этом: сарказм и ёрничество сейчас не к месту. — Простите, нервы.       Но мои извинения ни капли его не растрогали: наоборот, судья, имя которого я не запомнила, ещё больше покраснел от злости, а его похожие на узловатые ветки деревьев пальцы сжались в кулаки. — Мы тут не в игры играем! Скажи спасибо, что суд вообще решил тебя выслушать! — он ударил по полированной поверхности длинного стола, за которым сидел сам и его коллеги, усиленно конспектировавшие каждое слово, произнесённое в зале. — Я ведь могу и разозлиться!       Я тут же подняла перед собой руки, всё ещё скованные наручниками: мне проблемы сейчас не нужны. Впредь буду осторожнее. — К сожалению, мы пока не нашли ни одного из известных нам членов братства. И так как ты утверждаешь, что имён большинства и текущее их место нахождения тебе неведомо, как-либо подтвердить или опровергнуть твои слова другими показаниями мы не можем. — Я говорю правду! — пытаясь отразить страх на лице, я делала вид, будто не догадываюсь, к чему всё идёт. — Клянусь! Вы должны мне поверить! — Я никому ничего не должен, кроме букве закона и нашей Верховной Богине, госпоже Аматерасу! И уж тем более ничего не должен тебе… — ещё чуть-чуть и он готов был плюнуть себе под ноги, точно от разговора со мной на его языке появилась противная горечь. — Но, в отличие от всяких, я всегда следую установленному порядку. И обязан убедиться в правдивости показаний или в их заведомой подмене на ложные.       Он кивнул, и ко мне подошли три Сокровища Аматерасу, всё это время присутствующие в зале, но стоявшие с каменными лицами и, кажется, даже ни разу не шелохнувшиеся. — Мы применим заклинание Озвучивание. И если всё сказанное тобой окажется правдой — ты и твой хозяин будете отпущены на прежних условиях до появления дополнительных сведений, требующих ваших комментариев или разъяснений. В ином же случае, — судья склонил голову и теперь смотрел на меня исподлобья, — вы оба и другое орудие твоего хозяина будете помещены под стражу, где станете ждать возможной казни. Прошу!       Он указал на меня, а я будто бы сжалась от ужаса, когда эти три фигуры нависли надо мной, точно тучи. — Не надо, пожалуйста, — прошептала я на выдохе, пытаясь не обратить допрос, а отсрочить: мне нужно было подготовиться морально, ведь впереди меня ждало то, что не делал ещё ни один шинки. — Ага, значит есть, что скрывать? — самодовольству судьи не было предела, и, ещё раз кивнув, он сел на своё место, глядя с таким видом, будто он — император. — Начинайте! — Акинэ, озвучивание! — ни секунды не мешкав, крикнул Митама, один из Священных Сокровищ Аматерасу.       И тут сердце моё замерло. Вот и настал тот миг, когда я или исполню задуманное, или отправлюсь в тюрьму прямо из этого зала.       Только бы получилось! Главное помнить… Я — Кинха! И никто не сможет меня сломать! — Орудие по имени Акинэ, — произнесло Сокровище Аматерасу, смотря на меня одновременно и зло, но вместе с тем и… со скукой. Будто эта работа ему в край надоела, однако же выводить всяких злодеев на чистую воду и быть причастным к их наказанию — по прежнему доставляло удовольствие. — Сказанное тобой в этом зале, правда?       Я замерла, но не по собственной воле: заклинание пригвоздило меня к полу. Я упала, потому как ноги не слушались, хотя это ощущение и не было новым: однажды Микагами уже допрашивала меня, и я чувствовала то же самое.       Однако я могла двигать кончиками пальцев, стопами, шеей… Но не делала этого, чтобы себя не раскрыть. Заклинание орудия Аматерасу действовало, но не до конца. Я могла сопротивляться. — Да, — выдавила я, вдруг ощутив, как мышцы сначала сковало холодом, а потом они, наоборот, загорелись, точно подо мной разожгли огонь. Ято наверняка это почувствовал, но я не могла и взглянуть на него: нужно было играть роль и не шевелиться.       Похоже, именно так действовало это заклинание: оно сковывало имя, принуждая говорить правду, и если душа противилась — она начинала страдать. Всё равно что пытаться высвободиться от режущих кожу верёвок: толку мало, но больно очень. — Ты поведала, что Валаам, оправдывая свои гнусные мысли и цели, ссылался на якобы исторические факты, пытаясь опорочить нашу Верховную Богиню нелепыми сплетнями и выдумками. Он, видимо, верил и убедил себя, что она не заслуживает престола, и у меня вопрос к тебе: считаешь ли ты, Акинэ, что правление Аматерасу незаконно, безосновательно или несправедливо? Думала ли ты когда-нибудь, хоть на миг допускала ли мысль, что Бог Алчности был бы лучшим правителем? И выиграв войну, забрал бы трон честно? — Нет, — челюсти так сильно сжимались от боли, что было сложно сказать и слово, но я преодолевала это состояние, вспоминая, что если всё сделаю, как надо — выйду из этого зала. — Аматерасу — наш единственный и бесспорный правитель, и я не хотела, чтобы Валаам занял её место. Но обязана была говорить, что поддерживаю его идеи, дабы остаться в живых и попробовать передать всё Ято.       Это состояние не описать. С каждым словом лжи меня точно выкручивало: это схоже с тем, что ощущаешь во время температуры, только в десятки раз сильнее. Мышцы саднило, суставы выворачивало, кости горели невидимым огнём, и жутко хотелось кричать. Но я держалась. Вот бы это скорее закончилось! — То есть ты утверждаешь, что не поддерживаешь и никогда не поддерживала Валаама? Не считала его своим хозяином и всегда была верна Ято?       Митама** будто бы напрягся, прислушиваясь. Неужели он ощущал, что я говорю неправду? Или я просто себя накручивала, потому как сейчас уже отчасти хотелось, чтобы меня раскрыли. Только бы больше не чувствовать боль и надвигающуюся беспросветную апатию. — Я всегда любила Ято, — эти слова дались мне проще предыдущих. — И когда узнала о планах Валаама — начала думать, как это предотвратить. Я понимала — он уничтожит всё, что есть в этом мире. Не сразу, но постепенно разрушит Небеса, а после примется и за мир людей, потому что ему всегда будет мало! А я не хотела… Никто не заслуживает смерти ради алчности одного Бога.       Теперь на меня обрушились воспоминания об убитых мною Богах, шинки и особенно — людях, которые пали жертвами артефактного клинка именно по прихоти Валаама. Какой бы я ни была, некоторых их них мне было искренне жаль, но сейчас мне нельзя уходить в те воспоминания! Я должна сосредоточиться, ведь если дать волю чувствам — они меня погубят! — И когда же ты узнала о планах нападения на Небеса? — Митама всё задавал и задавал вопросы, а я уже начала осматривать своё тело, дабы убедиться, что не горю и эти ощущения — иллюзия. — Девятого мая, — я зарычала сквозь зубы не в силах более терпеть, а после попыталась сделать вдох, но лёгкие словно сжались, не готовые перерабатывать воздух в кислород. Собственное тело было против меня, точно осуждая за ложь.       К лицу прилила кровь, голова закружилась, но я стояла на коленях, поддерживая себя руками, силясь не упасть, потому что если потеряю сознание — все старания могут быть напрасны. Я выдержу! Я сильнее всех, кто есть в этом зале, и уж точно смогу перебороть каких-то трёх самовлюблённых шинки, считающих, что раз они — прихвостни Аматерасу, то их сила безгранична. — А когда об этом узнал твой непосредственный хозяин? Ято? — к Митаме присоединилась Микагами, которая допрашивала меня в прошлый раз, восемнадцать лет назад. — В тот же день! — закричала я, понимая, что, наверно, веду себя подозрительно, но не в силах с собой справиться. Акинэ вопила во мне, и я никак не могла с ней совладать. — Накануне вечером Риотто сообщил, что Валаам собирается забрать Юкинэ. И я предупредила Ято, чтобы они спасались. Так они и сделали, но Риотто понял, что я не на стороне Валаама, что всё ещё верна бывшему хозяину. Он всё нам рассказал, чтобы потом убить…       Внутри всё сжалось ещё сильнее. Меня будто сдавили огромные тиски, и кровь пульсировала в ушах так громко, что я почти не слышала собственного голоса. — Нам угрожала опасность, поэтому мне пришлось убить его. Риотто. Он перехватил клинок и готов был расправиться со мной и с Ято, дабы мы никогда не рассказали служащим Небес о планах Валаама. Мне было страшно, и я выбрала… защитить того, кого люблю! — дыхание появилось, будто правда о любви к Ято чуть ослабила неведомую мучающую меня силу. Но дышала я всё равно через силу, рваными глотками, ощущая потребность в кислороде. — Пожалуйста, отпустите. Я всё рассказала!       Пот катился по лицу, спине, груди… Я мечтала перестать ощущать это бешеное давление на тело и разум, но Священные Сокровища были непреклонны. И продолжали мучить бесконечными вопросами: зачем я рассказала Ято о захвате Небес, точно ли он не являлся сообщником Валаама, кто ещё знал о планах Валаама из тех, кто не состоял в братстве, почему Валаам изначально меня похитил, какие противоправные действия я совершала, будучи членом его команды… Один за другим, не давая мне передышки и не жалея… Вопрос за вопросом, но я стояла на своём, хотя один раз ненужная правда всё же сорвалась с моих губ: на вопросе про Наю я должна была сказать, что её убийство было случайностью. Что Валаам приказал мне забрать её, но девушка упиралась, и я случайно задела её клинком, совершенно этого не желая. Но… ответила иначе: что убила её, потому что она не подчинилась. — И господин Мичидзанэ смирился с этим?! — Мицуруги был в бешенстве, ведь Тэндзин не поспешил доложить о противоправном действии, совершенном прямо на территории его храма. — Да, потому что Валаам угрожал и ему. Он готов был убить всех и каждого, кто хотя бы косвенно мог ему помешать, — я силилась выпутаться из передряги, в которую попала и попытаться хоть как-то себя оправдать. — Я… знаю, что произошедшее с Наю — ужасно, но если бы она отказалась — за ней бы послали других наёмников, и не одного. Они не стали бы с ней церемониться, убив к тому же и самого Тэндзина, и его шинки. А я этого не хотела. Прозвучит чудовищно, но смерть одного лучше гибели шестерых.       В какой-то момент я была уверена: сейчас на Ято тоже наденут наручники. Но кажется, судья и остальные восседающие за столом были мало озабочены гибелью какого-то орудия. Конечно, существует закон, в котором убийство невинной души, то есть шинки, преследуется, но к нему мало когда прибегают. Этим вельможам, сейчас решающим мою судьбу, совершенно плевать на какую-то там девочку, пусть даже падшую от моего клинка. Хотя вот сам факт того, что Ято сказал неправду, их явно взбесил. — Интересно! — снова взял слово судья, теперь уже смотря на Ято, а не на меня: я плохо видела происходящее, потому что глаза жутко слезились, однако смогла уловить характер его взгляда. — А у меня другие сведения, Ято!       Этот сухопалый говнюк в белых одеяниях переключился на моего хозяина, а я впервые за допрос смогла вздохнуть полноценно: заклинание Священных Сокровищ ещё действовало, но их внимание теперь было сосредоточено на любимом. — Потому что я действительно так считал, — он сидел сбоку на жесткой скамье, между двумя охранниками, так же одетыми в белое. — Я и впрямь полагал, что Аки не хотела убийства Наю, потому что она умоляла её согласиться, говорила, что попробует помочь ей там, в братстве, что она не хочет для неё такой судьбы, но не может сейчас поступить иначе.       Ято говорил спокойно и рассудительно, и даже мне на миг показалось, что его слова — правда. — Они спорили, а после… Всё случилось так быстро! Я и вправду был уверен, что она сделала это не со зла. Да и сейчас так думаю! — Ты просто прикрываешь своё орудие, потому что из-за него и твоя голова может слететь с плеч! — судья противно ухмыльнулся. — Хотел бы этого — вообще не упоминал о её поступке. Я ценю всё, что госпожа Аматерасу сделала для меня, я верой и правдой служу ей и вам уже почти двадцать лет, поэтому, поверьте, истина для меня — превыше всего! — Ято взглянул на меня, но лишь на миг. — Я люблю эту девушку, но не защищаю её, не оправдываю. Только говорю, что думаю, в надежде — вы сможете посмотреть на её ситуацию под разными углами и понять, как тяжело ей пришлось. — А нам это нужно? — повысив голос, пробурчал судья. — Да, ведь, если следовать шестидесятому параграфу Закона — выносить приговор можно, лишь убедившись в виновности провинившегося. Вы ведь и сами об этом упоминали!       Ято пошёл с козырей. Если сейчас меня засудят — это будет против правил. Одно дело, когда Аматерасу без суда и следствия казнит направо и налево — но ей можно. Она же Всевидящая, Верховная Богиня всего пантеона Богов. Другое дело — судья. Он лишь один из тысяч в рядах Небес и, если решится выписать приговор, тем самым покажет, что ставит себя на один уровень с Аматерасу. А это грозит наказанием. — И ты утверждаешь, что и впрямь не хотела смерти… — судья посмотрел в бумаги, в поисках имени Наю, потому как уже забыл его, — этой шинки Тэндзина? — Говори! — Митаме снова воздействовал на меня заклинанием, и под гнётом этой магии я даже пригнулась к земле. — Да! Я не хотела этого! — зажмурившись, я увидела, как перед закрытыми веками поплыли яркие всполохи. — Мы дружили с Наю, и я не хотела ей ничего плохого! — А другие? Те, кого ты убивала. Их ты жалела? — голос Мицуруги был громогласным и ужасно злым. — Сколько невинных ты погубила? — У меня не было выбора! — я кричала, надеясь, что это спишут на желание поделиться правдой, а не на боль, которая уже дошла до высшей точки. — Я не помню, сколько их было, но я делала всё, чтобы предотвратить их гибель. Я спасала тех, на кого меня натравливали, если для этого была хотя бы малейшая возможность! Я не хотела становиться такой… Меня заставили!       Руки, на которые я опиралась, подкосились, и я упала. Дрожа с головы до пят, я снова молилась неведомой силе, чтобы это поскорее закончилось. Сдерживала новый, рвущийся наружу крик. — А есть ли что-то, о чём нам нужно знать? О чём ты или твой хозяин умолчали? Правда, которую вы скрыли? — Микагами была самой спокойной из трёх Сокровищ Аматерасу, но и сила её была больше. А может, мне так казалось, потому что я больше не могла держаться. — Нет, — еле выговорила я и сразу же ощутила лёгкость: меня отпустили из оков заклинания, хотя боль не прошла. — Допрос закончен, — проговорила она, обращаясь к судье. — Дальше всё ложится на ваши плечи. А мы более здесь не нужны.       В последний обратившись в мою сторону, все три Сокровища пару секунд смотрели на меня не шелохнувшись, а после покинули зал суда, оставив на растерзание прихвостню Аматерасу.       Меня начало мутить. Я теперь могла двигаться и даже встать… но физически сделать это было сложно. Каждый раз шевеля конечностями, я ощущала, как меня словно прошибал ток: похожее чувство бывает, когда от долгого сна в одном положении сводит ногу или руку, а потом, при попытке пошевелиться, к мышцам приливает кровь. В такие минуты чувствуешь противное покалывание, а ещё… в какой-то момент буквально заставляешь себя двигаться. Потому что это не то чтобы больно, но крайне неприятно.       Вот и я ощущала то же самое, но в большей степени. Однако приходилось терпеть и надеяться, что мучения мои скоро закончатся. — Не думайте, что на этом всё закончилось! — судья был явно недоволен, обращаясь не ко мне — к Ято. — Ваши слова подтвердились, однако как только кто-то из членов братства будет пойман, и мы получим новые сведения — допросы повторятся.       Он фыркнул, смерив меня уничижительным взглядом. — А ещё мы бы хотели послушать и второе ваше орудие, Юкинэ, — небрежно бросил один из присяжных, который до этого сидел тихо, будто его здесь и нет. — Его слушание назначается на завтра. О последующих допросах будет сообщено позже.       Он посмотрел на судью, негласно ожидая какого-то подтверждения, и, когда тот кивнул, произнёс: — На сегодня вы свободны. Снимите с орудия оковы. И напоминаю: вы не должны покидать Такамагахару и обязаны сообщать о любых своих передвижениях. Если одно из правил будет нарушено — вас возьмут под стражу.       Он поднялся со своего места, кланяясь коллегам. — Простите. Столько дел. Я пойду! — с ними он говорил намного сердечнее, но я более не слушала их трепотню.       Ко мне подошёл тот самый паренёк, который сопровождал меня от храма Эбису и, сняв с меня наручники и более не сказав и слова, отступил. А его место занял Ято. — Аки, держись! — шепнул он мне на ухо, поднимая меня. — Тебе надо встать и дойти до выхода самой, а после я помогу. Ты умничка! Осталось чуть-чуть!       Сделав вид, что обнимаю Ято, я не без его помощи встала на ноги, при этом зажмурившись от противной ряби, что прошла от поясницы к стопам. Тут же захотелось снова сесть, а лучше лечь, прямо на пол, но я сделала шаг, а потом ещё один. — Вот так. Давай, нам немного пройти. Скоро будем дома! — голос Ято подрагивал, но в нём и слышалась радость. — Я с тобой. Ещё шаг!       Этот проход до выхода из зала, а после коридор и лестница, ведущая в красивый сад, раскинувшийся у главных ворот замка Аматерасу — показались мне вечными. Теперь меня тошнило ещё сильнее, ноги становились ватными, и я перестала их чувствовать, а за Ято я уже не держалась, а цеплялась, да так сильно, что руки побелели. — Мне плохо, — шепнула я, сдерживая рвотные позывы. — Ято… — Держись. Ещё минута!       Он почти что тащил меня к воротам, однако на руки не брал — это могло вызвать ненужные подозрения. А мне становилось всё хуже и хуже, и когда мы наконец переместились в какую-то незнакомую местность, я тут же упала на четвереньки и меня вырвало. — Ничего, — держа мои волосы, любимый поглаживал меня по голове. — Скоро станет полегче. Главное, что всё закончилось.       Но я так не думала: мне всё ещё было плохо, и теперь, когда злость к Ято начала пропадать, из глубины сознания начал рваться ужасный крик. Страдала та, другая я: которая не хотела и не могла лгать, которая так стыдилась наших общих поступков, в которой преобладали сопереживание, доброта, желание помочь всем и вся.       Но мне было всё равно. Я знала, что всё сделала правильно.       Я спасла нас и тех, кто нам дорог. А боль… Что ж — к ней я давно привыкла. Буквально считаю её подружкой, ведь если я её чувствую — значит, ещё жива. ____________________________________ От автора:       Здравствуйте, мои любимые и дорогие читатели!       В первую очередь, конечно, хочу поздравить вас с уже наступившим годом кролика. И пожелать, чтобы этот пушистый зверёк, махнув хвостиком, стряхнул с этого года все неприятности и проблемы! Пусть он сделает так, чтобы каждый из вас был счастлив и искренне улыбался каждому новому дню.       Я желаю вам здоровья, успехов в тех делах, которые ждут вас в новом году, финансового благополучия и мирного неба над головой.       У вас всё обязательно получится! Я в вас верю, котятки! И прошу Ято помогать каждому из вас преодолеть те испытания, которые приготовила для нас жизнь. Увы — от них не спрятаться, но нельзя забывать, что каждая трудность делает нас сильнее! А ведь это тоже хорошо, правда?       А теперь вернёмся к главе. Как она вам? Я, если говорить нескромно, очень собою довольна! Мне понравилось её настроение в стиле моих любимых качелей. А это возникающее на некоторых моментах напряжение… Ух!       Простите, что я её так долго писала. В оправдание скажу, что ранее была свободна 7 дней в неделю, работая лишь по нескольку часов в день, а теперь… у меня остался один выходной) Но я даже квест для себя придумала: понимая, что в месяце 31 день, а в главе будет примерно 31 страница, пыталась соответствовать. Ну типа, если на календаре 12 число, то, значит, должно быть написано примерно 12 страниц XD Те, кто есть в нашей беседе ВК — об этом знают. Я им периодически хвасталась своими достижениями в этой своеобразной игре.       В итоге закончить перед НГ не получилось, но я очень старалась! И вот, 36 страниц предстали перед вами во всей их красоте *снова я очень скромная*       Ещё раз хочу выразить огромною благодарность своей команде: Диме, Даше, Любе и Юле, которые каждый день помогают мне и зачастую не только по главе… в жизни! Они не просто коллеги — друзья! Без которых я уже и жизни своей не представляю.       Спасибо, что вы есть, мои любимые!       Ну и, конечно, благодарю своих дорогих читателей! За отзывы и комментарии, за лайки к фанфикам, за подбадривающие сообщения и нажимание кнопочки «жду продолжения». Без вас всего этого многообразия страниц, и истории в целом не было бы, потому что… Я такой человек — без допинга быстро сдуваюсь. И ваша поддержка снова и снова давала и даёт мне силы печатать дальше, идти к финалу, который уже очень близко! Спасибо вам!       Кстати, я писала уже, но повторюсь: нас ждёт ещё 2 главы и два эпилога (обычный и 20 лет спустя). Но уже сейчас я прошу вас задавать мне вопросы, на которые я отвечу в конце всего фанфика. Это может быть что угодно: что автор хотел донести до читателя своим произведением, люблю ли я Валаама, почему решила создать Эми и с чего это Сатоши вдруг стал в конце таким понимающим. Всё расскажу, на всё отвечу! Очень надеюсь увидеть каверзные вопросы или что-нибудь с подвохом…))) Уже в предвкушении!       А пока прощаюсь с вами и начинаю писать 36 главу.       Всего вам самого замечательного! Увидимся в феврале!