Бездна твоя течёт у меня внутри

      По высокому, светлому, почти белому небу медленно плыли медовые облака. Гэвин моргнул. Облака никуда не делись, а к зрению понемногу добавлялись остальные ощущения. Шумел прибой. Прохладный свежий ветер приятно остужал покрытые испариной виски. В плечо неудобно впивалось что-то острое.       Гэвин шевельнулся, острое куда-то сместилось, сдвинулось, плечи потеряли опору, и он повис на ремнях безопасности. Одновременно с этим включились все остальные чувства разом, и он застонал, смаргивая выступившие слёзы. Как же, блядь, больно-то!       Отдышавшись, он поднял голову. Болело где-то там, в мешанине стекла и металла, из которой он торчал наружу как затычка в бочке. За спиной зашуршало, Гэвин нервно завертел головой, и сверху успокаивающе застрекотали — Рик склонился над ним, закрывая собой небо.       Ему тоже досталось. Контурные линии на хитине уже не светились, но всё ещё были видны, словно не могли закрыться до конца, кое-где до сих пор сочилась голубая кровь. Человеческая рука нелепо болталась, вывихнутая или сломанная, на первый взгляд непонятно, но Рик ею не шевелил и потянулся к ремням тремя остальными, подёргал, проверяя на прочность, и запрыгнул Гэвину на пояс, зацепившись за них когтями.       Он оказался удивительно лёгким для своего роста и комплекции, шуршал там чем-то, по бокам от гэвиновой головы скатывались обломки плит палубных перекрытий, боль нарастала, становясь острее и пронзительней.       — Что ты там, блядь, делаешь, — всхлипнул Гэвин, искусав себе губы в кровь, чтобы позорно не орать в голос.       Вместо ответа Рик спрыгнул вниз, взрезал ремни острой кромкой ногтей и потащил его наружу. Но заорал Гэвин вовсе не от боли, не от вида собственной левой ноги, в голени которой торчал здоровенный кусок стекла, а потому что вставшая на дыбы палуба наконец-то перестала загораживать обзор, и он увидел разбитую в хлам «Лиззи»… И гигантского спрутоглава, выползающего на берег.       Ублюдок Бездны не потерял их из виду, пролез через гейт и сейчас раздувался исполинской уродливой жабой, готовясь прицельно плюнуть ядом. Плевок спрутоглава насквозь прожигал титановую обшивку штурмовых дредноутов. Гэвин бы обязательно попытался выбежать из зоны поражения, будь у него обе ноги целые и невредимые, но у Рика были другие планы.       Он опустил Гэвина на песок и прижал к его вискам нижнюю пару ладоней. в҈п̴у̵с҈т̵и҉ м҉е̸н̶я҉       — Отвали, Рик, нашёл время, — Гэвин приподнялся на локтях, заозирался в поисках хоть какого-нибудь укрытия, но за исключением каркаса и жалкой груды обломков, оставшихся от «Лиззи», берег был удручающе ровным и пустым. Невысокие скалы маячили вдалеке и манили недоступностью.       Рик зашипел, давление на щиты усилилось, и Гэвин зажмурился, изо всех сил удерживая мысленный барьер. Порождения Бездны тоже были псиониками, и даже под угрозой смерти он бы не согласился ослабить защиту рядом с одной из опаснейших тварей.       Твёрдые ладони сжались сильнее, царапая кожу когтями, Рик зло, отрывисто рявкнул — и всю ментальную защиту в один момент слизало, как волны Бездны слизывают следы на песке. В гэвиновой голове двум сознаниям было тесно, Рик ворочался там, ворошил воспоминания прожитых лет, ёрзал, безжалостно сминая накопленные за тридцать шесть лет знания, а когда вроде бы угнездился и затих, угнетая невыносимой тяжестью своей силы, Гэвин даже не успел облегчённо вздохнуть.       Его голова просто взорвалась. Лопнула, разлетелась ошмётками по берегу — именно так он себя чувствовал, когда хрипел, пускал слюни и бессильно корчился в безжалостной хватке риковых рук, а через мозги рвалось наружу что-то страшное, обжигающе горячее, ослепительно белое, состоящее из огня и света, растягивающее мгновения в безнадёжную, ужасную вечность.       И когда это невыносимое, лютое, мучительное заполнило его до конца — Рик повернулся лицом к спрутоглаву. Биологическая пушка была готова выполнить своё предназначение. И выстрелила.       Увидеть проявление псионической силы человеческими глазами невозможно, но Гэвин, зажмурившись так, что векам было больно, всё равно видел — потому что видел Рик, и глаза у них сейчас были общие. Диод на вытянутой башке был вовсе не диодом, это было дуло, которое выплюнуло луч холодного, колючего света. Пронзённый этим лучом спрутоглав неподвижно замер, зияя аккуратной ровной дырой на месте восьми сердец, а потом шумно обрушился на берег, расплёскивая накопленный яд.       От брызг Рик прикрыл Гэвина собой. По хитину едкие зелёные капли бессильно сползли, а человеческую конечность посекло, яд проел кожу, мышцы и кости насквозь. Рик раздражённо дёрнул плечом, и рука отвалилась. Гэвин шарахнулся подальше, задел торчащее стекло, голень вспыхнула болью, и сознание, наконец-то, милосердно померкло.       Медовые облака всё так же неторопливо плыли по высокому светлому небу. Гэвин понятия не имел, как долго пробыл без сознания, поискал солнце глазами, не нашёл, очень удивился и только потом вспомнил, что в сумеречном секторе угасающего янтаря так и должно быть. в̴ы̵ т̸а҈к̶и̵е҉ с҉л̴а҉б̵ы̵е҉       Первое, что он услышал, придя в себя — голос Рика, который больше не пробивался сквозь барьер. Он вливался сразу в голову, такой приятный, завораживающий, заслушаться — раз плюнуть. Да и сила Рика больше не сдавливала ментальный щит. Она плескалась вокруг и внутри, сплелась с собственной псионической силой, так тесно — не разделить. в̷ы̶ т̷а̶к҉ м̴н̷о̷г҈о̸ м҈о҉ж҈е҉т̶е̶ и̷ н҉и̶ч̸е̷г̵о҈ н҉е̷ у̸м̴е̴е̶т̶е҉       За левую ногу бесцеремонно цапнули твёрдые когтистые пальцы. Гэвин чувствовал только чужое прикосновение и лёгкое онемение в голени, но всё равно дёрнулся и приподнялся на локтях. Рик придирчиво осматривал застывающий на воздухе медицинский гель, со всех сторон затянувший сквозную рану, рядом блестела белым боком раскрытая коробка корабельной аптечки. Выглядело живое оружие неважно — потрёпанное, чёрное и стрёмное, без одной руки, но Гэвин всё равно прикипел глазами к голубой окружности диода, а не к рваному обрубку плеча. Это был не диод. Дуло. Он передёрнулся, вспоминая выстрел, от которого до сих пор мурашки ползали по спине.       — Так, — горло пересохло, и пришлось основательно откашляться, чтобы говорить, не напоминая голосом хриплое воронье карканье. — Что вообще произошло?       Гэвин ровным счётом нихрена не понимал, кроме того, что Рик вывернул его мозги наизнанку и едва не выжег, используя скромный дар человека как своеобразную линзу.       — Что ты сделал? Как? т̶ы̵ т҉е̶п̴е̷р̴ь̶ м҉о̷й҉ ч̶е̸л̵о̸в̸е̶к̵ Г҉э̶в̷и̴н̷       Рик отпустил его ногу, со странным, нечитаемым выражением глаз посмотрел на свои ладони, и Гэвин почувствовал, как сердце в груди буквально переворачивается. Рик впервые назвал его по имени. и̸ я҉ п҉о҉ч҉е҉м̷у̵-̷т҉о̶ э̸т҉о̵м҈у̷ р̸а̷д̴       Рик поднял голову и посмотрел Гэвину в глаза. Непонятно как, но чёрная страшенная тварь казалась растерянной. Захотелось опять его погладить, и Гэвин даже потянулся ладонью, но тут до мозгов кое-что дошло, и он замер с нелепо вытянутой рукой. У него ничего не болело. Ничегошеньки. Даже в голове после бушующего огня и колючего света осталось только лёгкое онемение и покалывание в висках. А в раскрытой коробке аптечки три шприца с обезболом лежали целенькие, нетронутые.       — Рик?       Рик моргнул. Поднялся и поковылял к разбитой «Лиззи», чуть подволакивая левую ногу, хвост бессильно волочился по песку.       — Рик?!       Несомненным плюсом их тесной ментальной связи стало взаимопонимание. Гэвин не сразу бы сумел облечь смятение в какие-то внятные слова, кроме «да какого хрена-то?!», но образовавшаяся связь позволяла обойтись минимумом вербального общения. т҉ы҈ м̸о̸й̸ ч҈е̸л̷о҉в̶е҉к̶ и҉ я҉ з̷а̴б̶р̶а̴л̵ т̶в҈о̵ю̴ б̸о҈л̴ь҈ с̶е҉б҈е̷       — Эй, а почему это работает только в одну сторону? Это нечестно, у тебя, вон, вообще руки нет! т҈ы҉ х̸о̷ч҈е̵ш҉ь̷ м̷е̴н̷я̷ п̵о҈ч̴у҈в̵с̷т҈в̵о̵в̸а̴т̴ь       В мысленном голосе Рика слышалась одновременно и насмешка, и одобрение, и даже какое-то двойное дно. Гэвин подумал, что живое оружие быстро учится — после того, как Рик залез в его башку, фразы стали куда более осмысленными и структурированными. Теперь, закрыв глаза, можно было запросто представить, что собеседник — живой человек, а не биологическая пушка. Если забыть, что мысленно люди не общаются.       Адреналин понемногу трансформировался в короткую нервную дрожь, и мягкий мысленный голос её почему-то усиливал, будоражил кровь и воображение. Лучше б Рик и дальше орал, чем бархатно мурлыкал даже не в уши — в мозг. Гэвин предпринял последнюю попытку прекратить откровенно наслаждаться тем, как приподнимаются волоски на коже от каждого слова, раздающегося где-то в недрах головы.       — А ты вслух вообще умеешь разговаривать?       Рик насмешливо клекотнул, будто показывая, что его горлу человеческая речь недоступна, и зарылся в обломки «Лиззи». я҈ н̵е̵ с҈о̷з̴д҉а̶н̶ д̶л̴я҉ р҈а̵з̶г̸о̶в̸о̸р̷о̷в̶       Гэвин смотрел, как живое оружие потрошит разбитый корвет, каким-то звериным чутьём отыскивая обвалившуюся кладовую, и думал, что создавали Рика для очень узких и негуманных целей.       Рик не контролировал свой псионический дар и орал в мозги так, будто его никто никогда не слышал.       Рик говорил отрывистыми, короткими рублеными фразами, словно никогда не пользовался речью в диалогах, и имел скудный словарный запас.       Рик не умел обращаться с людьми бережно и хватал так, что у Гэвина наверняка уже налились синяки на боках, но проверять было откровенно лень.       Рик учился: соизмерять голос и силу, окрашивать мысленную речь эмоциями, спасать человеческую жизнь, а не заканчивать её одним взмахом когтей…       Гэвин моргнул. Почему Рик его не убил? Почему спас? Он же терпеть не мог людей — стылая ненависть его эмоций очень хорошо запомнилась вместе с чёткими, выверенными ударами, когда он играючи разделался с абордажной командой и безжалостно вырезал экипаж крейсера. Заодно вспомнилось сладкое, восторженное упоение чужой смертью, тело снова окатило теплом, и Гэвин со свистом втянул прохладный воздух сквозь стиснутые зубы. Для любви биологическое оружие уж точно не выращивали.       «Ты хочешь меня почувствовать».       Гэвин хотел. Очень хотел. Всё ещё хотел, и плевать на крушение, рану и недавнюю близость смерти. Поэтому позволил себе расслабиться, помечтать, как крепко его держали чересчур сильные руки, вспомнить восхитительное чувство чужого тёплого тела — слишком твёрдого, местами колючего, слегка шершавого. Влекущий приятный запах. Как Рик потёрся об него всем собой — потому что мог и хотел, и тогда Гэвин сказал «нет», а сейчас бы просто развёл колени. И даже не потому, что Рик спас ему жизнь раза три за сегодняшний день.       Пожалуй, настало время признать, что несмотря на страшенный вид, бесцеремонные повадки и пугающую способность перешибить человека одним плевком, Рик Гэвину нравился.       А вот о том, что они с Риком связаны мозгами, он как-то не подумал. Тело наливалось томной, сладкой истомой, от которой хотелось не жарко и жёстко трахаться, а медленно и чувственно заниматься любовью, и всё это ухнуло в связывающий их канал силы. Эмоциональные и телесные ощущения, колючие мурашки, жаркая теснота белья, приятное чувство привставшего члена, только-только осознанная симпатия…       Ковыряющийся в недрах разбитого корвета Рик резко выпрямился, выронив найденные консервы. От него прилетела растерянность, удивление и какая-то запредельная жажда познания, и Гэвин резко очнулся, вспомнив, что теперь в собственной голове он не один; прищурившись, посмотрел на берег, усыпанный обломками… И ничуть не пожалел о досадной случайности. Если его вычислили посреди Бездны — значит, и тут найдут. Несколько часов, может, суток — а потом он вернётся в бурный сектор опаляющей лазури, в бюрократический ад страховок и лицензий, а Рик — в клетку, и они никогда больше не встретятся.       Поэтому Гэвин вдохнул, набираясь решимости, выдохнул, прикрыл глаза, прислушался к присутствию Рика в своей голове — и целенаправленно послал в его адрес щедрую порцию желания чужого прикосновения, надеясь, что его правильно поймут.