Быть истинным

      Киришима настойчиво протискивался сквозь толпу, стараясь при этом не расплескать шампанское в бокале. Не то чтобы он особо любил пить, тем более эту сладкую шипучую дрянь, но повод предполагал, так что особо выбора не оставалось.       ‒ Киришима-кун!       Первым его заметил сам виновник торжества, Деку. Широко улыбаясь, он так активно замахал руками, что едва не сбил проходящего мимо официанта с подносом. Покраснев, долго извинялся и кланялся – по-прежнему неловкий и неуклюжий, совсем не похожий на человека, которого всего полчаса назад объявили героем номер пять.       Когда в год выпуска Деку вошёл в десятку и повторил тем самым достижение Ястреба, никто толком не удивился. Лишь газеты задумчиво рассуждали, как молодеет геройский состав топа и какая сейчас сильная молодежь. Но в пятерку лучших Деку вошёл раньше, официально став самым молодым героем, достигшим подобных высот. И, несмотря на то, что он омега, на этот раз никто даже не заикался о том, что решение комиссия якобы принимала с оглядкой на пропаганду равноправия. Лично для себя Киришима видел в этом некоторую надежду.       ‒ Поздравляю! – искренне улыбаясь, Эйджиро крепко пожал Мидории руку.       Тот, слегка покраснев, смущённо поблагодарил.       В зале было шумно и очень многолюдно, запахи мешались один с другим, кружа голову, но Киришима зациклился лишь на том льдисто-свежем, что чувствовал от Изуку. Это было странно и непонятно лично для него – так открыто и спокойно заявлять, что тебя регулярно трахает другой парень просто ради удовольствия. У самого Эйджиро секс с Бакуго был только в течку, и плотный древесный запах на нём потом держался от силы пару дней, постепенно истончаясь, а затем и вовсе исчезая. Герой Деку же пропах своим альфой насквозь, и, похоже, ничуть этого не смущался.       ‒ Каччан на задании? – пригубив шампанское, спросил Изуку.       ‒ Ага. В четыре утра подорвался. Какая-то совместная операция с военными, ‒ откликнулся Киришима растерянно, погружённый в свои мысли о том, насколько спокойно Мидория принимает свой неприглядный омежий статус и о том, как их отношения с Тодороки, должно быть, не похожи на отношения самого Эйджиро с Кацуки.       Они так и не стали парой. В полноценном смысле этого слова, конечно. Жили вместе, пусть и в раздельных комнатах, иногда появлялись вдвоём на всяких мероприятиях. У них были совместные фото в журналах и совместные интервью, но ни один журналист уже давно не решался спрашивать их об отношениях, планах на будущее, детей, свадьбу и прочее. Все словно привыкли, что они одновременно вместе... и как бы порознь.       Вот и сегодня, например, было типичное утро – Бакуго, встав пораньше, старался вести себя тихо, почти бесшумно ходил по своей комнате, принимал в душ, потом шуршал на кухне. Киришима, лёжа в своей спальне, обычно этого не слышал, но сегодня почему-то плохо спалось. То ли подступающая течка сказывалась, то ли ещё что. И потому он лежал и по шорохам пытался предугадать, что происходило за дверью.       Вообще они на удивление неплохо ужились. По крайней мере, всё прошло проще, чем Эйджиро себе представлял. Жить вместе было условием Бакуго, но против отдельных комнат он не возражал. Они делили одну квартиру пополам, как соседи, иногда пересекаясь на кухне или в зале. Или когда к ним притаскивался Денки, с ним непременно Кёка, затем Мина и ещё бог знает кто, и в итоге всё это выливалось в спонтанные посиделки до утра, а Кацуки потом злобно рычал и перед работой вместо того, чтобы спокойно пить кофе, собирал пустые банки и пачки чипсов, клянясь, что больше никогда в жизни никому не позволит осквернить своё жилище. Но потом, когда Киришима вновь собирал своих друзей, будто забывал все клятвы. Сидел с ними, наблюдал, как они пьют пиво и иногда, если омега напивался до полуадекватного состояния, ворчал что-то и прижимал поплывшего Эйджиро к себе, не давая буянить и лезть обниматься ко всем подряд.       Течки они проводили в комнате Бакуго – тот изначально купил себе огромную кровать, и кувыркаться на ней было намного удобнее, чем на полуторке Киришимы. От правила «дрочить и сосать» они отошли очень быстро – Эйджиро хотелось так, что терпеть не было никаких сил, и он легко нашёл компромисс, решив, что если возьмёт инициативу в свои руки, то это не так уж и унизительно. Он оседлал Бакуго сам, сам себя растянул и с глухим стоном опустился на его член, с болью приняв сразу весь. Альфа шипел и ругался, орал, что Эйджиро себя порвёт, а потом лишь тихо порыкивал, руками придерживая Киришиму за бёдра и задавая темп.       С тех пор эта поза была самая частая – кроме неё Эйджиро любил «69», считая вполне справедливой и честной, иногда соглашался по-собачьи, но никогда не ложился на спину, раздвигая ноги, как какая-нибудь покорная омежка. Точнее, желание такое порой появлялось, иногда настолько сильное, что приходилось кусать себя за руку, болью перекрывая невовремя разбушевавшиеся гормоны. Но Бакуго быстро понял, в чём дело, и старался подобного не допускать.       Наверное, с альфой ему повезло. По крайней мере, в его ситуации это однозначно был не худший вариант. С тех пор, как Кацуки без спроса поставил метку, все остальные правила он соблюдал и не делал ничего, на что омега был не согласен. Не лез с сексом вне течек, не пытался поцеловать, если Эйджи не просил сам. Не трахал с узлом, потому что Киришима не любил и вообще это было больно – пару раз омега в порыве страсти скулил и просил кончить в него, а потом на следующий день ненавидел себя и долго отлёживался, проклиная чёртовы гормоны и собственную омежью блядовитость. И если бы Эйджиро спросили, счастлив ли он, пожалуй, он бы ответил положительно. Ещё будучи подростком, едва узнав о своей принадлежности, он боялся, что жизнь его сложится совсем иначе.       ‒ Поздравляю!       К Изуку, легко растолкав толпу желающих, подошёл Зеро и уверенно пожал руку. Судя по тому, как дёрнулся Мидория, чёртов альфа, как обычно, не пытался сдержать силу. Киришима спрятал усмешку в бокале и стрельнул взглядом в ту сторону, где ранее видел Тодороки. Предчувствие не подвело – Шото, нахмурившись, поспешно извинялся перед другими гостями и уже на всех парах нёсся к своему истинному, не собираясь оставлять его с другим альфой ни на секунду. Тодороки был не особо ревнивым и искренне доверял своему омеге, но под Зеро мечтала лечь добрая половина присутствующих, а нахальный и самоуверенный альфа не стеснялся этим пользоваться.       Зеро не так давно приехал с севера, из Аомори, и уже успел стать небольшой сенсацией. Причудой он чем-то походил на Сотриголову – также гасил любые атаки, но только направленные лично в него. Вокруг его тела образовывалось поле, и даже причуда Киришимы теряла в нём свою силу. Оставалось лишь биться врукопашную, но тут играла свою роль уникальная генетика – Зеро был почти под два метра ростом, невероятно широкоплечим и раскаченным. И, конечно, он занимался единоборствами. Победить его в бою – задача фактически невыполнимая, и пресса его обожала за зрелищные разборки с преступниками, обаятельную улыбку и пленительное нахальство. Зеро флиртовал с журналистками и журналистами, раздавал двусмысленные комментарии и, как поговаривали, с удовольствием потрахивал фанатов, умудряясь при этом никого не обидеть. Даже Бакуго, особо не лезущий в личную жизнь своего омеги, по поводу его общения с Зеро был настроен крайне негативно. А обычно спокойный Тодороки, похоже Мидорию и близко к этому типу не желал подпускать.       Тем ни менее, как бы ни косились альфы на Зеро, позже они все вместе перекочевали в уютный бар, и там Мидория, всю официальную часть бывший как на иголках, наконец, расслабился. Задорно смеялся, сияя, как солнышко, уплетал за обе щеки поджаристое мясо и не пропускал ни одного тоста в свою честь. Кончилось всё тем, что он, повиснув на совершенно трезвом Тодороки, упрашивал того поехать в караоке-клуб и несколько раз порывался петь заглавную песню сериала «О, мой герой!», дико фальшивя и не попадая в ноты.       ‒ Спасибо, что составили компанию, ‒ вымученно улыбнулся Тодороки, кое-как запихав Изуку в такси.       Все мгновенно заверили Шото, что были очень рады поздравить его омегу и вообще вечер получился чудесный.       За чередой прощаний, созвона, вызовов такси и прочей суеты, обычной после шумных праздников, Киришима в какой-то момент вдруг понял, что неожиданно остался с Зеро наедине. И что-то внутри обеспокоенно заныло.       ‒ Ты тоже на такси?       ‒ Не, я пешком. Тут минут пятнадцать всего, ‒ ответил Киришима и, поспешно попрощавшись, зашагал по направлению к дому.       «Это всё Баку со своей вечной ревностью! – мысленно ругал себя Эйджиро, шагая по залитому светом фонарей асфальту. – На пустом месте всякая чушь мерещится!»       Сзади донёсся звук шагов.       – Давай провожу, – ровным, спокойным тоном предложил Зеро. – Мне всё равно по пути. Заодно и миссию обсудим.       Киришима, почему-то, почувствовал нервную дрожь. Она пробежала по коже морозом, подняв волну мурашек. Но не отказываться же! Все эти предрассудки, пересуды, ревность – это же чушь! Они с Зеро оба герои, они работают вместе и спасают чужие жизни. И теперь что, каждый раз дёргаться, оставаясь наедине? Только потому, что Эйджиро – омега?       – Да, конечно... – чуть натянуто улыбнувшись, ответил он.       И дальше они пошли уже вместе.       Зеро – неплохой тактик. Киришима и так это знал, но сейчас, слушая его рассуждения по расстановке сил и способах окружения склада в порту, понимал как никогда остро. Зря все думали, что у этого альфы кроме огромного роста и мускул ничего нет. Зеро выстраивал планы, а Эйджиро невольно соглашался с каждым словом – настолько они казались разумными и продуманными. И постепенно окончательно успокаивался, коря себя за глупую тревогу.       ‒ У тебя скоро течка? – принюхиваясь, неожиданно спросил альфа.       Киришима невольно покраснел и кивнул – оставался буквально день-два, и гормоны уже порядком шалили.       ‒ Не переживай, они партию гонят через Китай. По все данным, здесь будут только через неделю. У меня к тому времени всё пройдёт, ‒ пытаясь за улыбкой скрыть смущение, ответил он.       А потом его спасла лишь отточенная за годы реакция – Эйджиро отшатнулся, будто уходя из-под атаки, и запоздало осознал, что Зеро только что пытался его поцеловать.       ‒ Ты что…       ‒ Да не прикидывайся, ‒ самоуверенно улыбаясь, альфа стоял перед ним, скрестив на широкой груди мощные руки. – Знаю, что хочешь.       Он придвинулся ближе, ломая сопротивление и оттесняя Эйджиро к забору. Этому натиску противиться было невозможно – с причудой Киришима, пожалуй, что-то бы смог, но вот так, как простой боец, он уступал Зеро многократно, и его попытки вывернуться и уйти альфа встречал лишь с усмешкой.       ‒ Эй, тише… ‒ прошептал он, запрокидывая голову Эйджи и носом припадая к его шее. – Пахнешь обалденно.       ‒ Пусти меня!       Зеро тихонько засмеялся, вжимаясь в Киришиму всем телом. С ужасом Эйджиро почувствовал, что у альфы уже стоит. К горлу подкатила тошнота.       Он вспомнил шёпот своей интуиции, вспомнил всё то, что Бакуго говорил ему. По поводу его приятелей, вечных посиделок на чужих квартирах в сомнительных компаниях и, самое главное, по поводу альф. Тихим голосом, в котором сквозили нотки ярости, истинный просил хоть иногда думать головой и фильтровать окружение. Думать, с кем остаёшься наедине и как себя ведёшь. С кем пьёшь и кто потом тебя провожает. Но Эйджиро лишь рычал, скалился и кричал, что Бакуго нихрена не имеет права его контролировать. А потом хлопал дверью и сваливал куда-нибудь подальше, лишь бы не слушать эти бесконечные нотации.       А ведь, если подумать, истинный, предупреждал его и по поводу Зеро. Столько раз, что от количества «будь с ним осторожнее» Киришиме было тошно.       ‒ Не удовлетворяет тебя твой Бакуго, а? – жарко бормотал Зеро куда-то в район его шеи. – Я всё знаю, не отрицай. Тебя трахает только в течку, на других омег даже не смотрит. У героев такое часто бывает, не слышал? Работа, стресс, усталость. И в итоге не стоит. Ты молодец, конечно, хранишь верность. Но разве так можно, Бунтарь?       Эйджиро рванулся, сумел вывернуть руку, но её тут же перехватили вновь, безжалостно стиснув запястье, и омега зашипел от боли. Это походило на какой-то дурацкий сон, только вот проснуться никак не получалось. Зеро же не станет насиловать его прямо на улице! Он же герой, он не может…       ‒ Сладкий… ‒ выдохнул альфа ему в шею и влажно поцеловал, терзая языком нежную кожу. – Знаешь, я не люблю покорных омег. Мне нравятся с характером, как ты. Я с самого начала, как тебя увидел, мечтал натянуть на свой член. Тебе понравится, поверь. Всем нравится. И свободные, и в отношениях – все эти шлюшки умоляют меня трахнуть их. А ты гордый, ты не станешь. Это так заводит…       Перед глазами у Киришимы всё залило алым. Он вдруг невероятно остро осознал, что этот псих не шутит. Он реально собрался его выебать прямо на улице, затащив куда-нибудь в тёмную подворотню. И он действительно уверен, что омега не может его не хотеть, а сопротивляется лишь для вида.       ‒ Зеро, блядь! Отпусти меня! Я не шучу! – прорычал Киришима, толкаясь.       Альфа лишь фыркнул, грубо, наверняка до синяков, сжал его зад и зашептал очередную порцию пошлостей, тихо постанывая. И Эйджиро понял, что либо сейчас он будет биться с ним, как с врагом, либо всё это закончится очень плохо. Он расслабился в сильных руках, позволяя Зеро думать, что сдался. Дождался одобрительного бормотания, перетерпел пару влажных поцелуев на шее, а потом, изловчившись, изо всех сил ударил альфу коленкой в пах. Приём простой, очень предсказуемый, только вот самоуверенный Зеро не ожидал, что омега будет так сопротивляться его приставаниям. Заскулив, альфа отшатнулся, выпустил, наконец, Киришиму, и тот тут же сорвался на стремительный бег, уносясь прочь. Сердце в груди стучало, будто вот-вот выпрыгнет. Кровь шумела в ушах и мысли путались. Он просто бежал прочь от этого кошмара, а ноги сами несли к дому.       Эйджиро тыкал в кнопку лифта снова и снова, будто от этого кабина могла приехать быстрее. Внутри, пока цифры этажей сменяли друг друга, судорожно стискивал поручень, словно пытаясь оторвать. Бегом пробежал до своей квартиры, трясущимися пальцами набрал код и, захлопнув дверь, прислонился к ней лбом, тяжело дыша. Тело накрывала дрожь, колотила так, что стучали зубы.       ‒ Блядь-блядь-блядь… ‒ скороговоркой повторял Эйджиро срывающимся голосом, не в силах сделать ни шага.       А потом он обернулся и увидел Бакуго.       Тот стоял в одних домашних штанах, с мокрых волос на тело медленно стекали мелкие капли. И у него было такое выражение лица, что Эйджиро показалось, будто пол уходит из-под ног – его альфа был в ярости, и волна его феромонов душила, вытаскивая на поверхность все инстинкты.       ‒ Баку, я не…       Альфа зарычал и рванулся вперёд, приложив Эйджиро головой о дверь. Перед глазами помутнело, мысли заметались в панике, и Киришима позорно заскулил, заискивающе и умоляюще.       Да, этот чёртов Зеро сам на него напал, едва не изнасиловал и успел облапать везде, куда только смог дотянуться. Но почему тогда ни одно слово оправдания не могло сорваться у Эйджиро с губ? Почему, глядя на своего альфу, он вместо жалости к себе ощущал лишь всепоглощающую, сжигающую до самого нутра вину? И думал лишь о том, как теперь может её загладить. Как исправить то, что успел натворить.       – Трахни меня, – тихо выдохнул он, чувствуя, как всё внутри него требует этого. – Трахни так, как сам захочешь.       Бакуго вместо ответа грубо, с силой его поцеловал, оцарапав рот клыками.       Когда его швырнули на кровать, ни мало не заботясь о его комфорте, Эйджиро лишь коротко вскрикнул и тут же улёгся на спину, покорно разводя ноги в стороны и предлагая себя.       – Пожалуйста!.. – тихо проскулил он, прикрывая глаза.       Колотилось сердце, в ушах стучала кровь, и прикосновения Бакуго, несдержанные и грубые, жгли огнём.       Он испугался – уж в этом можно было себе признаться. Побоялся, что в него войдёт кто-то посторонний. Кто-то, кто не его альфа, кто не ставил ему метку и чей запах не сливается с его собственным в идеальной гармонии. И, казалось бы, какая разница, если сам Эйджиро ни во что не ставит всю эту истинность, если для него секс – всего лишь обязанность. И если сам он Бакуго ничего не обещал.       Но разница, оказывается, была.       «Будешь трахаться ещё с кем-то – убью нахуй», – вспыхнула в памяти фраза, брошенная истинным давным-давно, ещё в школе.       Сейчас, почему-то, это не казалось пустой угрозой. И почему-то невозможно заводило.       Эйджиро выгибался на кровати, стонал, притягивал Бакуго к себе за широкие плечи. Просил трахать сильнее и глубже, зацеловывал губы напротив и подавался на член как никогда в жизни.       ‒ С узлом, Баку, пожалуйста, с узлом! – скулил он, подставляясь. – Хочу, чтобы ты кончил в меня, хочу…       И Бакуго так и поступил. Зарычав, вцепился в шею зубами, пропарывая кожу и обновляя метку. Притянул Эйджиро к себе так, что тот не мог сдвинуться ни на сантиметр. Рыча и больно сжимая бёдра, загнал член до самого предела. И Киришима взвыл, чувствуя, как его растягивает изнутри, а потом кончил от этого ощущения, провалившись в омут и отключившись на несколько мгновений.       Под Бакуго было жарко, дыхание никак не хотело восстанавливаться, а в голове царил полный сумбур. Альфа нарушил все правила разом – трахнул не в течку, лицом к лицу, с поцелуями и узлом. И пусть узел просил сам Эйджиро, но так не считалось. Он ведь во время секса много чего просил под влиянием гормонов, но Бакуго всегда сдерживался. Но в этот раз не стал.       Они ничего не говорили друг другу, просто молча лежали и ждали, пока узел спадёт. Киришима мелко дрожал, и в ванной потом никак не мог помыться, постоянно роняя мыло и бесконечно долго пытаясь поднять его со скользкого кафеля. Сзади всё ныло и болело, неприятно тянуло. Эйджиро порадовался лишь тому, что Бакуго, слава всем богам, всё-таки надел презерватив, пусть он и не помнил, когда именно.       Течка накрыла его тогда, когда он уже вытирался. Пришла раньше, очевидно, спровоцированная гневом истинного и всем случившимся в целом. Бакуго вытащил его из ванны грубо, чуть ли не за волосы, завалил на кровать, а потом снова долго и изобретательно трахал, перебрав все позы, какие только пришли на ум. И у Эйджиро не было сил сопротивляться, всё внутри него кричало, что надо стараться быть хорошим, надо всё сделать правильно. И он всхлипывал, насаживался на член и кончал раз за разом, выстанывая имя своего альфы и умоляя того простить, не злиться, не уходить и никогда не оставлять.       Дни и ночи слились в сплошную полосу, затуманенную дурманом из гормонов, и Эйджиро точно не помнил, что, как и где они делали. Кажется, он отсасывал Бакуго прямо на кухне, а потом дал на обеденном столе, пугая соседей своими криками. И даже на балконе ночью умудрился дать, хотя там мог увидеть кто угодно.       Утопая в сладком тумане похоти, Киришима отпускал себя полностью. Ему нравилось принадлежать Бакуго, нравилась его грубость, несдержанность, его тихое утробное рычание, от которого волоски на загривке вставали дыбом. Отдавшись своими желаниями, Эйджиро делал то, чего практически не позволял – раз за разом просил входить в него непременно с узлом, снова и снова, так, что в конце уже даже не испытывал дискомфорта, и лишь сладко скулил и выгибался, стремясь насадиться глубже.       Всё внутри ликовало, когда Бакуго с тихим, будто беспомощным всхлипом кончал в него, погрузившись до предела и замерев, застыв на несколько наполненных мучительной сладостью мгновений. И что-то в Эйджиро, в самой глубине души, удовлетворённо урчало и ненадолго успокаивалось, нашёптывая, что так, и только так должно быть.       Они лежали на разворошенной постели, тяжело дыша после очередного раунда. Бакуго лбом прижимался к его плечу, и Эйджиро чувствовал, что, кажется, начинает мыслить немного яснее. Он ощущал, что что-то из происходящего неправильно, совершенно не так, как должно быть. И, пытаясь обрести привычное равновесие, отстранился, когда Бакуго в очередной раз полез его целовать.       – Я к себе, – севшим, охрипшим от криков и стонов голосом произнёс он, вставая.       Шатаясь, добрел до своей комнаты, и, прикрыв дверь, устало рухнул на кровать, заснув почти мгновенно.       А потом было одинокое утро пробуждения от этого морока. В мозгах прояснилось, тело ломило, саднила растраханная задница и самым ужасом было то, что Эйджиро не помнил, всегда ли его альфа использовал презерватив. Они трахались столько, что никаких запасов бы не хватило, и он не раз подставлялся в таких местах, где презервативов под рукой точно не было.       «Скажи, что ебал меня только в резине!» ‒ торопливо набрал Эйджиро сообщение, но не успел отправить, как раздался звонок. От Денки, что было довольно неожиданно. Тот дрожащим голосом просил Эйджиро срочно приехать в агентство.       Киришима сорвался как был, не помывшись и даже не причесавшись. Схватил первые попавшиеся джинсы и футболку, причём последняя, как он позже осознал, принадлежала Кацуки. Таксист, везущий его, морщился, хоть и пытался это скрыть, и Эйджиро со стыдом понял, что от него за версту несёт сексом, как никогда раньше.       Бакуго сидел в комнате отдыха для персонала и курил, глубоко затягиваясь и глядя при этом в одну точку. На скуле красовался огромный синяк, почти в пол-лица. Сидящий рядом Денки был бледным как мел, и сразу бросился к Киришиме, как увидел.       ‒ Что случилось?.. – растерянно спросил Эйджиро.       ‒ Он подрался с Зеро! – почему-то шёпотом ответил Денки, с ужасом оглядываясь на Бакуго. – Разнесли половину офиса! Зеро в больнице сейчас. Наши боятся, что он подаст на Бакуго в суд.       ‒ Не подаст, ‒ откликнулся Эйджиро, не узнавая собственного голоса.       Он во все глаза смотрел на своего альфу и замечал то, чего не видел раньше – бесконечно усталый потухший взгляд. От него в груди всё сжимало тисками и было так невероятно больно, что хотелось завыть.       ‒ Баку… ‒ тихо позвал Эйджиро, и тот посмотрел в ответ совершенно безразлично.       Это было как-то неправильно, непривычно, и Киришима не знал, что с этим делать. Он, успокоив Денки как мог, усадил Бакуго в такси и отвёз домой. По пути тот не сказал ни слова.       Дома, бросив рассеянный взгляд на бардак, привыкший всё содержать в чистоте Кацуки ушёл на балкон и долго стоял там, глядя вдаль и выкуривая одну за одной. Эйджиро знал, что его альфа почти бросил, потратив на это около полугода. А сейчас лишь беспомощно смотрел, понимая, что должен что-то сказать и сделать, но не зная, что.       Он вышел на балкон, дрожа, прижался к Бакуго сзади, уткнулся лбом ему в затылок – они были почти одного роста.       ‒ Я не спал с ним, ‒ тихо сказал Эйджиро.       ‒ Знаю.       ‒ Прости…       Слова никак не шли. То, что было тем вечером, то, что было между ними все эти два года, вдруг стало казаться неправильным, а Киришима никак не мог понять, где же нестыковка. И фраза Бакуго, сказанная тихим безжизненным голосом, прошибла его навылет:       ‒ Я так устал, Эйджи… Просто устал.       Кацуки выпустил длинную струю дыма, стряхнул пепел. Помолчал немного, затягиваясь, а потом продолжил:       ‒ Скажи, Эйджи, только честно – тебе реально лучше без меня?       Киришима застыл, будто окаменев. Дыхание перехватило.       ‒ Я просто не знаю, что делать. Я с тобой, кажется, всё перепробовал. Цеплялся за эту чёртову истинность и верил, что со временем всё будет. Но, может, ерунда это всё? Ты всё равно не хочешь быть со мной, я уже понял. Так давай разойдёмся, Эйджи. Прекратим, наконец, мучить друг друга. Придётся, правда, прессе что-нибудь наплести. Но ты сам придумай, что хочешь, я поддержу.       ‒ Я так не хочу…       Неожиданно мысль о том, что он потеряет Кацуки, оказалась невыносимой. Она попросту не укладывалась в голове. Бакуго ведь с ним, он всегда был рядом, и Эйджиро никогда не думал, что это может прекратиться. Вот так просто взять и разойтись? Но как быть потом?       ‒ А как ты хочешь, Эйджи?       Бакуго, докурив, бросил бычок в пепельницу и, наконец, обернулся. На его лице было такое выражение, какого Эйджиро никогда не видел и больше не хотел видеть – потерянное и беспомощное, разительно отличающееся от привычного образа альфы.       ‒ Я так больше не могу, ‒ тихо сказал он. – Думал, что справлюсь, но нет. Ты меня вообще любишь? Ты хоть раз задумывался об этом? Кто я для тебя, Эйджи? И зачем тебе быть со мной? Разойтись – это выход. Тебе станет легче, вот увидишь. И мне.       «Люблю?! – хотелось закричать альфе прямо в лицо – Ты издеваешься, что ли?! Ты изнасиловал меня в школе, заставил жить с тобой, давать тебе! Какая любовь?!» Но Эйджиро не смог. Слова просто не ложились на язык, потому что правдой были лишь отчасти. Альфа груб, несдержан, и вообще себе на уме. Но всё это время вёл себя нормально и доказывал, что ради комфорта своего омеги готов многое принести в жертву. Для него истинность – не просто слова. И Киришима никогда не задумывался всерьёз об их отношениях, воспринимая Кацуки как данность. В конце концов, они теперь вместе вроде как на всю жизнь, куда альфа денется? Поэтому перспектива остаться без Бакуго вдруг испугала до чёртиков. Он точно знал, что не хочет терять Кацуки, что без него уже просто не сможет. Так он и сказал, губы в губы, вдыхая запах сигарет и боясь смотреть альфе в глаза.       Бакуго выругался и с рыком его оттолкнул.       ‒ Блядь! Ты меня просто с ума сводишь! – закричал Бакуго так, что услышали, наверное, все вокруг. – Каждую течку ты стонешь, что хочешь меня, лезешь с поцелуями и требуешь обнимать тебя во сне. Просишь засадить поглубже, скулишь, что хочешь залететь от меня и просишь кончать внутрь без резинки. А потом тебя отпускает и к тебе даже просто приблизиться нельзя! Ты орёшь, если я пытаюсь тебя обнять, ты спишь только отдельно и стараешься проводить со мной как можно меньше времени, шляясь по своим приятелям, среди которых полно альф, мечтающих тебя выебать! И я так больше не могу, Эйджи! Эти ёбаные качели меня уже достали!       Эйджиро стоял, растерянно хлопая глазами. Альфа выругавшись ещё раз, направился к двери. Он был на взводе, в ладонях мелко потрескивали искры. И почему-то от этого было больно, как будто внутри кто-то мелко скрёб коготками.       ‒ Я не хотел тебя ограничивать, но и ноги о себя вытирать я больше тоже не позволю. Хочешь быть со мной – отлично, условия ты знаешь. А если не согласен, то уёбывай из моей жизни и чтобы я тебя, блядь, больше вообще не видел!       Бакуго оглушительно хлопнул дверью балкона и исчез в квартире. Киришима ещё долго не решался выйти следом, а потом оказалось, что в комнате никого нет – Бакуго ушёл, прихватив лишь зарядку сотового и свой рабочий ноутбук. Эйджиро впервые за долгое время остался по‒настоящему один.       Утро пахло свежемолотым кофе и тостами с корицей – признак того, что готовит Шота. Хитоши обычно делал омлет и разливал по стаканам сок из пакета, иногда разогревал в микроволновке пару круассанов. Ну, это если у них обоих было время завтракать, как сегодня.       После ночи все мышцы в теле беты приятно тянуло, чуть пощипывало заласканные соски и немного больновато было сзади ‒ вчера Шота, пользуясь тем, что у них обоих выходной, сделал это с узлом. Дважды. Сначала долго, мучительно долго и сладко растягивал, сводя с ума своими пальцами, и лишь когда Шинсо забился под ним, сорвался на бесконечный поток мольбы, невыносимо медленно вошёл, заполняя до предела.       Кому-то, быть может, это показалось бы скучным, но их секс, в целом, был довольно неспешным. На размеренный, чёткий и быстрый ритм альфа всегда срывался лишь под самый конец, стискивая пальцами бёдра Хитоши и упрямо вколачиваясь в него, забывая об осторожности и почти себя не контролируя.       Сначала Шинсо думал, что это потому, что он – бета. Его тело, в целом, не приспособлено под то, что обычно альфы творят с омегами. Ему нужна долгая подготовка, у него нет своей смазки, не настолько эластичны мышцы. Он думал, что Шота мучается с ним и каждый раз приносит жертву. Пока не понял, что именно такой секс, а не беспорядочная быстрая и грубая ебля, на самом деле для Айзавы норма.       Альфа никогда не спешил. У них не было коротких перепихов на несколько минут в неподходящих местах. Для Шоты секс был ритуалом, где всё гармонично, размеренно и правильно. Где партнёра надо доводить до самой грани, будто погружая в транс, пока в голове не останется ничего, кроме алого жаркого марева, а тело не расслабиться в его объятиях плавленным податливым воском, из которого можно лепить что угодно.       Всегда безэмоциональный, немногословный Шинсо умолял. Хныкал, кусая губы и комкая простынь, дрожа и жадно принимая каждое движение. А потом долго отлеживался, пытаясь восстановить дыхание и собрать себя по частям. А рядом лежал до безобразия довольный собой Айзава. И весьма этим раздражал – ну вот как так получалось, что сам Хитоши едва с ума не сошел, а альфа его вполне себя контролирует?       И отсюда родилось навязчивое, упрямое желание научиться давать Шоте с узлом. Может, хоть так у альфы сорвёт контроль, и хоть так Хитоши сможет почувствовать, что на самом деле не хуже омег. Не хуже Миража, для которого потрахаться с узлом наверняка вообще проблемой бы не стало.       Шинсо упрямо кривил губы, настаивая на своем. А Айзава, в начале их отношений долго боявшийся входить в него даже просто членом, лишь тяжело вздыхал и пытался соскочить с темы. Не получилось – бета своего добился. После месяцев подготовок и тренировок, тщательно заранее растянув себя в ванной, сделал всё сам, запретив Шоте вмешиваться.       Это опять было медленно. Неспешно и аккуратно, очень плавно. Но всё это однозначно стоило того выражения лица, которое он увидел у своего альфы. Его тихих стонов и такого будоражащего хищного рыка, с которым он вколачивался в его тело под самый финал, отпустив контроль. Шинсо тогда впервые подумал, что он может быть не хуже Миража. А в чём-то, может, даже и лучше – в него без всяких таблеток можно кончать наголо раз за разом, и это точно не обернётся нежелательной беременностью.       Из воспоминаний и размышлений сонного Хитоши вырвала Джиджи. Она забралась на кровать с требовательным мяуканием, нагло устраиваясь у Шинсо прямо на груди и довольно урча.       ‒ Шота, ты её что, не кормил? – поглаживая мягкую белую шёрстку, спросил парень.       ‒ Она к тебе лезет не ради еды, ты же знаешь.       Гладко выбритый, с небрежно собранными в хвост волосами, Айзава присел на край кровати и неторопливо отхлебнул кофе. Он наблюдал, как заспанный Шинсо гладит кошку, а когда кофе закончился, наклонился и коротко чмокнул парня в губы, оставив на них горьковатый кофейный вкус.       Утро выходного дня начиналось неторопливо и размеренно, очень лениво. Приведя себя в порядок Шинсо развалился на диване в гостиной и перебирал видео на YouTube, а Шота что‒то чиркал в очередной пачке тестов, сданных ему новым классом.       С тех пор, как выпустился класс Деку, систему с общежитиями постепенно перевели на более свободный режим. Глобальная угроза от злодеев спала, и теперь на территории школы оставалось посменно лишь двое дежурных учителей, а остальные расходились по домам. Поговаривали, что вскоре и ученикам разрешат жить дома – правда, постепенно, сначала уходя лишь на выходные. Так многим было бы однозначно проще.       Если бы Шинсо спросили, как так получилось, что он поселился у вернувшегося в собственную квартиру Сотриголовы, он бы никогда не смог внятно ответить. Это случилось как-то само по себе. Сначала остался на ночь, потом второй раз, потом они провели вместе выходные. В какой-то момент, когда вещи Шинсо примерно поровну разделились между его квартирой и квартирой бывшего учителя, Айзава сказал, что хватит маяться ерундой и договорился со службой перевозки. Потом появилась бывшая уличная кошка Джиджи, первый совместно выбранный диван, и жизнь вошла в тихое бытовое русло, ставшее уже привычным и родным.       Шинсо не задавал лишних вопросов, не выяснял отношения и не пытался развить тему их будущего. Отчасти потому, что давления Шота терпеть не мог, но в большей степени из-за страха. У них всё было хорошо. Да, возникали иногда мелкие ссоры и конфликты, но у них обоих был такой характер, что всё это решалось практически сразу, без криков и швыряния посудой в стены. Эту идиллию не хотелось рушить, поднимая тему про Миража, тем более что сам Айзава никогда про него не упоминал. И Шинсо, вроде как, не положено было знать, что у альфы есть истинный. Так что парень старался просто максимально наслаждаться тем, что имеет, каждым мгновением. И он даже не предполагал, что ставшая привычной жизнь полетит в пропасть именно этим тихим утром.       У Айзавы зазвонил телефон, и Хитоши не собирался подсматривать, но как раз проходил мимо и нечаянно увидел на экране стройный короткий набор букв: «Мираж». На мгновение перехватило дыхание – он вспомнил, что выпускной нового 3‒А класса должен был состояться ровно через пять дней.       ‒ Я ненадолго, ‒ накидывая лёгкую кожаную куртку, бросил Айзава.       Он быстро, вскользь, поцеловал Хитоши в губы и выбежал из квартиры, по привычке аккуратно оттолкнув ногой рвущуюся на свободу Джиджи. А Шинсо ещё долго стоял в коридоре, пялясь на захлопнувшуюся дверь и пытаясь понять, что ему делать дальше. Хотелось сбежать, чтобы не доводить ситуацию до мучительного выяснения отношений. С другой стороны, было бы трусостью окончить всё вот так. Внутри робко скреблась надежда, что что-то ещё может быть хорошо. Её перекрывали негодующие крики внутреннего голоса, обвиняющие альфу во всех грехах.       Так и не решив ничего, Шинсо, сдавшись, просто вернулся в комнату и запустил первое попавшееся видео. Дальше события будто смазались, оставив чёткие воспоминания лишь по основным пунктам.       В четыре часа дня от Шоты прилетело сообщение: «Вызвали на работу». Около девяти вечера он написал, что задерживается и не знает, когда придёт. Потом телефон замолк, и когда Шинсо в одиннадцать сам попытался позвонить, выяснилось, что Айзава вне зоны доступа. Плотину показного спокойствия прорвало.       Хитоши ходил по квартире, меряя её шагами. Рассеянно листал ленту новостей, надеясь найти хоть что-нибудь. Про Сотриголову не было ни слова, невозможно было проследить за его активностью и через специализированное приложение для героев. Там высвечивалось, кто сейчас на каком задании, но проблема была в том, что задания Сотриголовы, как и задания Шинсо, часто были тайной и не попадали в общий список.       Около часа ночи Хитоши, приняв душ, направился в спальню и долго стоял перед их кроватью, словно перед пропастью. Ругал себя последними словами, но так и не решился лечь туда. Вместо этого стянул одеяло, и, закутавшись в него, как в кокон, улёгся на диване. К нему пришла Джиджи, вытянулась в ногах, замурчав, и под её тихие трели Шинсо провалился в тяжёлый сон. Утро в квартире они встретили по-прежнему вдвоём с кошкой.       Сотриголова появился только к вечеру. Зашёл за Шинсо в агентство, как ни в чём ни бывало. Делал он это нечасто, не желая привлекать лишнего внимания, но СМИ и папарацци все равно видели в них лишь учителя и ученика, и никогда особо не доставали. Иногда это было даже немного обидно – то, что никому и в голову не могло прийти, что альфа, вроде Сотриголовы, для отношений выбрал какого-то невзрачного бету.       Шота был уставший, очень сонный и рассеянный. Другие бы не заметили, но Хитоши это отлично видел в жестах и мимике. Он думал, что они сразу же пойдут домой, но вместо этого они отправились в одну из любимых кофеен, и там, за столиком в укромном уголке, неторопливо пили кофе, почти не разговаривая.       Потом, пока они шли по людным улицам к дому, Шинсо ещё держался. Почти всю дорогу держался, отчаянно давя внутри любые эмоции. Не выдержал лишь тогда, когда начались пустые переулки – словно внутри лопнула какая-то ниточка, удерживающая его контроль. Он остановился, провожая взглядом удаляющегося Шоту, постарался выровнять дыхание. Он очень жалел, что не улавливает феромонов. Любой омега на его месте бы моментально сказал, был ли его альфа с кем-то этой ночью или нет. Запах секса ничем не замаскируешь и не смоешь, он выдаёт с головой. Но Хитоши был бетой, и мог лишь терзаться в сомнениях – спросить у Шоты напрямую было невероятно страшно.       ‒ Ты знаешь про Миража, ‒ не спрашивая, а утверждая, сказал альфа, заметивший, что он отстал, и вернувшийся обратно по переулку.       В его голосе слышалась горечь, и Шинсо изо всех сил удерживался от гневных обвинений. Вместо слов он коротко кивнул, избегая смотреть мужчине в глаза.       ‒ Давно?..       ‒ С той истории с подменой таблеток на третьем курсе.       Сотриголова прерывисто вздохнул и шагнул вперёд, но тут же себя остановил, внимательно смотря на бету.       ‒ То есть, с самого начала, ‒ грустно усмехнулся он. – И всё время молчал.       ‒ А что тут говорить?       Хитоши чувствовал себя последним идиотом. Получалось ещё хуже, чем он себе представлял. Надо было вчера просто уходить из квартиры, собрав вещи, пока была возможность. Чтобы не стоять сейчас и не расписываться в собственной ничтожности.       Всё это время он ложился под Айзаву, соглашаясь быть просто временным вариантом и каждый раз доказывая, что гордости и самоуважения в нём ноль. И теперь альфа точно знает, как отчаянно Шинсо за него цеплялся – просто чудесное развитие событий.       ‒ Я не хотел, чтобы ты знал о нём. Прости, что не рассказал сам.       «Ну, хотя бы честно…»       Шинсо не понимал, к чему весь этот диалог. Альфа мог бы просто сказать, что всё кончено, а не растягивать. Красиво и без обид расстаться всё равно не получится, так к чему усложнять?       ‒ Я думал, если ты узнаешь, что у меня есть истинный, то не согласишься быть со мной. Боялся, что уйдёшь.       Шинсо молча перевёл на него взгляд, всматриваясь прямо в тёмные, чуть покрасневшие от недосыпа глаза. Впервые за долгое время он не взялся бы судить, что у Айзавы на уме.       ‒ Прости, ‒ сказал мужчина тихо. – Я просто струсил.       А потом он притянул Хитоши к себе, отчаянно и жадно стиснул в объятиях, дыша прерывисто, как после долгого бега.       ‒ Я раньше верил в истинность. Думал, что вот встречу однажды омегу, парня или девушку, и промелькнёт какая-то искра или вроде того. А встретил тебя… ‒ Шинсо невольно вздрогнул. – И сейчас я не понимаю, как эта истинность работает. Тодороки любил раньше рассуждать про гормоны и генетическую совместимость. Может, так оно и есть. Потому что Миража я хочу, только когда он рядом. Его запах опьяняет и переклинивает мозги. Но как только он уходит, не остаётся ничего, понимаешь? Меня тянет к нему только когда он сидит напротив. И я никогда не думал, что хотел бы провести с ним вместе всю жизнь. А с тобой всё иначе.       Шинсо стоял оглушённый, не веря услышанному и боясь пошевелиться. Они с Айзавой никогда не признавались друг другу в чувствах, «я люблю» ни разу не звучало между ними. И парень сомневался, что прозвучит хоть когда-нибудь. Вместо стандартных слов Шота говорил совсем другие, но зато такие, что вышибали из груди воздух и заставляли голову идти кругом.       ‒ Я не чувствую от тебя никаких феромонов, но хочу быть с тобой. У тебя не бывает течек, но мне с тобой хорошо, как ни с кем не было раньше. И я не могу тебя пометить так, чтобы это считалось связью. Но если бы мог, то пометил бы. Интересно, как это сочетается с теорией истинности?       ‒ Не знаю… ‒ тихо сказал Шинсо мужчине в плечо. – К чёрту истинность.       ‒ К чёрту, ‒ согласился Айзава.       А потом, чуть отстранившись, мягко поймал его губы своими, целуя неторопливо, но как всегда головокружительно. Сзади удивлённо ойкнула какая-то девица и Шинсо, испугавшись, хотел отстраниться, но Шота лишь крепче сжал его, углубляя поцелуй.       «К чёрту…» ‒ мысленно повторил Шинсо, расслабляясь и отпуская все тревоги.