Бабочка под стеклом

Старые раны зажили, новые вскрывались — таков был круговорот жизни в поместье Транси. Таково было Колесо Сансары, в котором я бегала, как вялый хомяк — просто потому, что так хозяева переставали трогать меня, гладить против шерсти. Эти ежедневные инсценировки того, что я смирилась со своим заключением, оживотворяли дух Алоиса. Видимо, я была хорошим лицедеем. Жаль, что я не могла поверить в собственную игру. — Хватит размазывать грязь, лучше посмотри на меня. Я не обратила внимание на то, как Он пнул ведро с водой, разлившее ореол вблизи меня. Жидкость стекала к пятам, а я продолжала невозмутимо растирать полы, представляя себе вместо древесины Его лик. Я иллюстрировала себе Его мерзкий гогот, и во мне эманизировала нечеловеческая ярость; я всё сильнее растирала идеально отполированный пол, ощущая во рту пряность асафетиды, рисуя себе, как обращаю Его в жалкую труху. Чувствуя ожогом Его фанаберный взгляд, я мечтала растереть древо до шурфа, где подорву Его равновесие. Я провоцировала Его. Я знала, что делаю. — Я же сказал тебе посмотреть на меня, дура! Моя непоколебимость, равная стали флиссы, сделала брешь в арморе Его терпения. Подошва Алоиса грубо впечаталась в мой позвоночник, вырвав из моей груди тяжёлый вздох. Я была припечатана к влажному полу; мой нос, в который внедрялись удушающие капли, пытался втиснуться внутрь, под дерму. Я задержала дыхание, но, сглатывая слюну, ощущала смак сырого мяса, словно меня уже обратили в кровавое месиво. Под изнанкой век растушевались саржевое небо, жестяные звёзды и стылый воздух. Холодная влага заставила онеметь лицо, которое больше не чувствовало боли от сдавливания. — Почему ты не слушаешь меня, Аи?! Всё могло бы быть иначе, не будь ты такой безмозглой и эгоистичной! Я не слушала его реприманды; ушные каналы заложило от того, что ноздри рефлекторно начали трепетать под препятствием. Постепенно меня начал одолевать синдром диспноэ. Грудь сжималась всё сильнее, как явление коллапса, и я начала дёргаться по наитию выброшенной на берег рыбёшкой. «Осталось совсем чуть-чуть. Я справлюсь. Я потерплю. Боже, помоги мне», — душераздирающе стенала я в своих мыслях, чувствуя, как падаю в огромную червоточину из-за нехватки кислорода, испытывая сокрушительное головокружение. Среди мерцающих точек, которые порождались из-за давления на глаза, я видела маренговый подол Смерти. Я не помнила, как Алоис перевернул меня в последнюю секунду; перед глазами плыли размытые и бесформенные пятна, из ноздрей раздувались мелкие пузыри и сливались струйки мыльной воды, влажный рот скопидомно улавливал воздух. Застывшее сердце активизировалось. Стеснённая грудь забурлила жизнью. Зрение начало постепенно фокусироваться на нависшем лице Алоиса; он походил на злобного римского центуриона с вакуумом вместо глаз. Суховейное дыхание обжигало мою кожу. Я с привычным страхом ждала следующий Его демарш. Но Его нежная, как зефирантес, рука ласково погладила моё чело. Барственность, сменяющаяся хрупкой любовью, пугала меня ещё больше. Чрез Его прикосновения в меня проникал мощный ток, и меня подбрасывало, как от дефибриллятора. Его глаза — две Марианские впадины, на краю которых болталось моё еле живое тело. Я изо всех сил, вопреки вялости, пыталась не упасть в глубину, где клацкали огромными челюстями голодные монстры. — Мне нравится, когда ты смотришь на меня, признавая своим Высочеством, — даже Его голос снова стал карамельно-приторным, а лицо прислонилась к моему — щека к щеке, тепло и холод. — Мне так скучно без твоего внимания. Я не внимала Его словам; мой каменный лик был обращён в сторону двери. Я подслушала Его разговор с Клодом — они собирались навестить кого-то. Это мой шанс сбежать. Одержимо думая об этом, мне казалось, что будет достаточно дотянуться рукой до ручки, чтобы почувствовать струящуюся природу на коже. Ни один беллетрист не смог бы описать мою радость при представлении о том, как я вырываюсь наружу. Даже Алоис, прилипший ко мне, как гельминт, не мог омрачнить мой энтузиазм. Краем глаза я лицезрела, что он заметил, куда обращён мой взгляд. Должно быть, он был подёрнут мечтательно дымкой, потому что васильковые русла вен на Его лбу внезапно вздулись и запульсировали. Но я не могла заставить себя играть в Его театр обожания; я влюблённо смотрела на дверь и окна, ощущая редкостный прилив вдохновения. Мне так хотелось ревизовать своё плачевное положение хотя бы секундным глотком свободы… Неужели я прошу слишком много? — Ты снова не смотришь на меня, мерзкая женщина! — я моментально получила пощёчину, сравнимую с копной искр от костра. Я зажмурилась, борясь со слезами, которые уже потопили мои склеры и ресницы, испуганно прижатые к нижним векам. — Я знаю, о чём ты думаешь: ты хочешь сбежать. Думаешь, я не заметил это? Я не дам тебе уйти, слышишь?! Ты — моя собственность, а я — твоё Высочество, и мы должны быть всегда вместе. Это приказ! — Ваше Высочество, нам пора уходить, — напомнил внезапно появившийся Клод, мимолётно обративший на меня кичливый взор. От его объявления я почувствовала щемящее счастье. В моей груди Я ощутила иллюзорно-настоящий, исповедальный фимиам свободы, к которой стремилась моя расширившаяся грудь. «Ещё немного… Я выдержала», — лучезарно смеялась моя душа, купающаяся в неге, распускающаяся улыбкой предвкушения. Но голос Алоиса, напоминающий сейчас дребезжание разбитого фужера, на минуту выдернул меня из сладкой нирваны. — Клод, принеси мне ножи! Всё случилось так быстро, что я запомнила только свой крик, от которого у меня охрипло горло. Острое серебро было воткнуто в центр моих ладоней. Я была распята, как Иисус на Голгофе, и не могла пошевелиться; мои расширенные зрачки, нервно дёргаясь, на минуту посмотрели на ножи, запятнанные багрянцем моей крови; у меня скрутился желудок. На душе осела тяжесть гранитного надгробия. Мне хотелось бесконечно вопить, но от глубокого шока из меня выходили лишь сухой кашель и жалобное скуление подбитого щенка. Я всё ещё продолжала уже с сожалением смотреть на дверь, которая стала от меня дальше, чем Плутон от Земли. Мне уже не дотянуться до неё. Рядом стояла, как бельмо, Анафелоуз, которая пробудила во мне чёрное чувство зависти — ей всего лишь стоит сделать шаг к свободе, но она слишком труслива. — Ты ведь понимаешь, что мне нужна гарантия твоей преданности, верно, Аи? — холодным, неземным и надменныи голосом сказал Алоис. — Ханна! — девушка вздрогнула, моментально пав ниц перед своим господином. — Не смей выпускать Аиду! Если ты поможешь ей, я выколю ещё один глаз тебе. Идём, Клод! Я смотрела на их удаляющиеся силуэты, и во мне развезлась огромная дыра, в которую упали мои мечты, надежды и обрезанные крылья, от которых на спине остались лишь уродливые рубцы.