Ностальгирующая
27 мая 2020 г. в 13:01
Я стояла на месте, как предвечный монолит, но панорама передо мной размывалась рифовыми волнами. На неё наслаивались, как части венецианского тераццо, ностальгические лоскуты, которые, сливаясь воедино, образовывали единый холст прошлого. Это был меженный день, орошённый дождём и криками: «Я не выйду за него, лучше сама начну где-нибудь работать!». Я чётко услышала дерзновенный хлопок двери и хлюпанье по глубоким лужам следом. Тогда я бы поступила иначе. Возможно, я бы остановила ту девочку, одержимую бунтарским духом, и сказала бы ей отеческим тоном: «За домом тебя ждёт ещё больше препон. Дома ведь не так уж и плохо. Либо здесь тебя ждёт нелюбимый, но заботливый мужчина, либо там нелюбимый и жестокий господин, который взращивает в тебе зло». Я бы не позволила ей покинуть плерому, над которой реют беззаботные воробьи. Ведь место за горизонтом, куда смотрел мой задумчивый и тревожный фантом, не пропускало даже птичьи трели. Там властвовал лишь один голос мальчишки, который мановением руки обращал всё живое в обезличенную персть.
Я бежала по лядам, обороняясь от ударов веток, спотыкалась и падала в грязь, вставая, чтобы повторить эту процедуру. Я не хотела останавливаться. Тогда я не понимала, куда заведёт меня тернистая дорога перемен, поэтому бежала без оглядки и сожалений. Тёмный морок надо мной изрыгнул несколько перунов; их зловещий треск, напоминающий разрыв тонкого полотна, напугал меня настолько, что я не заметила под собой корягу. Тело, усеянное гематомами, изнывало от боли. Я доползла со скоростью каури до ближнего ветхого дома, прижавшись спиной к его хладной стене. Я заново переживала всё на себе и одновременно наблюдала за происходящим со стороны. Мой фантом думал о том, что я зря сбежала от своих рачителей, у которых меня ждали провиант и благоденствие. Точно сибарит, я страдала от недостатка комфорта, уныло обнимая себя озябшими руками. Как такое сирое бродяжничество могло заменить мне жизнь в уютном доме?
Моё ретливое сердце отказывалось возвращаться обратно; оно предпочитало терпеть унижения в качестве мужчин, которые предлагали мне торговать своим телом. «Какой же я была глупой», — подумала я, подойдя фата-морганой к своему замёрзшему и скрюченному телу, эфемерно коснувшись ладонью грязных и влажных волос. Мне было жаль саму себя. Впрочем, идентифицируя прошлое и новое Я, мне не удалось найти различия — я всё такая же жалкая и потерянная. Только моя реальность обитает в буржуйском поместье, что увито тёрном, который питается моим осквернённым ихором. Прямо сейчас я смотрела, как моя прошлая ипостась убегает от хозяина притона, нивелируя различия между нами. Он кричит что-то о том, что бродячая девка годна быть лишь путаной, а я уже отчётливо слышу, как паук плетёт свои сети для меня. Да, как странно: в таком дивном месте было слишком много мизгирей. Бабочки обычно сидели с оборванными крыльями на травинках, умытых рассветочной росой.
Я мчалась, как тореро на корриде от взбешёного тура. Грохот сердца отзывался в ушах и бился о пятки. Моему взору открылся живописный особняк, и, залюбовавшись им, я споткнулась о камень, скатившись по муравчатому холму ближе к его покоям. Пробиралась я через благоухающий розарий уже тем же ползком ципреиды, подтягивая своё изувеченное туловище с помощью травы. Я остервенело цеплялась за её малахитовые ручки, безжалостно отрывая их с корнем, чтобы выжить самой. Капли дождя, напоминающие острые колосья, пытался утопить меня в вязкой слякоти. Но я всё равно рвалась вперёд. В груди вился шипящий и холодный ветер, желающий обрезать мне кислородные провода, но я обгоняла собственную стень, добираясь до заветной двери. Тело, обглоданное сивером, канительно поднялось, и озябшие пальцы слабо постучали по древесине. «Пожалуйста, пожалуйста…», — послышалась моя громогласная мантра в этих иллюзорных стенах.
Передо мной появился юноша херувимского благолепия, а позади Него возвышался мужчина в чёрном, словно высеченный из глетчера. Мои щёки стали наливчатыми, как скрута. Я апологично разглядывала совершенное создание, увенчанное всеми регалиями природы. Когда густой туман рассеялся в моей голове, меня внезапно охватил ужасный стыд за то, что я источаю отвратительный уличный смород, извращая благоцветие хозяина поместья. Стушевавшись, я сделала несколько шагов назад, но всё же не перестала терзать Его бесстудным взглядом. Как это было удивительно — снова смотреть на Него так, будто это действительно наша первая встреча под дождём. Несмотря на оставленные Им шрамы в настоящем, я почему-то вновь затрепетала перед прошлым Алоисом в реальности.
— Клод, ты только посмотри, какая замухрышка пожаловала к нам!
И даже голос Его лился лирическим пеаном, что был адресован златокудрому Аполлону. Несмотря на смысл фразы, политой насмешкой, мой перикард по-прежнему захваченно бился для Него. Для Его чисто-голубых глаз, которые тогда казались мне кристальным озером, священной рекой Гангой, спустившейся с Эмпирея. Тогда я была так сильно обманута Его красотой, что не замечала колкости в свой адрес. Впрочем, тогда мне думалось, что для аристократа подобное поведение расписано в книге этикета — никакой милости к незнакомой челяди, обмакнутой в грязевую воронку. Да… тогда, когда Он не сразу выгнал меня с отполированного прага поместья, я подумала о том, что Он действительно милосердный ангел, изгнанный за свою излишнюю любовь к человечеству, что превышала поклонение Творцу.
Он неожиданно приблизился к телу моей второй личности, и мой призрак, блуждающий в мире реминисценций, повторно ощутил, как всколыхнулось под прозрачной материей ядро моей сущности. Я схватилась за сердце, наблюдая за тем, как Он снова изучает меня, привстаёт на цыпочки, любопытно обнюхивает и пристально смотрит в мои очи своими зрачками, который напоминали мне смашной малариуз. Предохранители в моём здравом рассудке чадно дымили, грозя расплавить моё спокойствие. Мне не удавалось прислушиваться к собственным императивам выровнять дыхание при Нём. «Какой же Он красивый…», — я повторила это вслед за своей прошлой копией, изрядно удивившись исходу. Что со мной происходило? На меня так влияли эти воспоминания, ставшие слишком живыми?
— Но всё же у тебя такие красивые глаза, — сладко пропел Алоис, подобно фейри, которая околдовала меня своей пыльцой. — Проходи.
«Красивые глаза…», — машинально повторило моё Я, экстазирующее от озвученной дифирамбы. Настоящая я, вспомнившая об этом, оторопело помассировало горящую скранию. По правде говоря, всё во мне горело в лихорадочном сплаве удовольствия. Привычный мир обратился в кракелюр, который был готов расслоиться и кануть в любой момент. Тогда я подумала, что это невозможно, что это похоже на сказку — сам аристократ, которому завидуют Боги, назвал мои тривиальные карие глаза красивыми. Что в них было особенного, чтобы Он так обратил на меня внимание? Я похожа на тысячу женщин, которые носят в глазницах раухтопаз, а Он всё равно смотрел на меня так, будто я единственная обладают таким экзотическим камнем. Я подумала о том, что Он до сих пор смотрит на меня так… Мне пришлось силой отогнать эти мысли, потому что я не хотела, чтобы Алоис во второй раз добрался до моей сердцевины, вкусив душистый нектар глупой влюблённости. Теперь, когда я могу со стороны посмотреть на свои ошибки, я точно не вернусь к прошлому. Но тогда почему сердце бьётся в такт сердцу прошлой меня?
— Ваше Высочество, Вы уверены? — вмешался в разговор дворецкий, чьи хищные глаза осматривали меня с недоверием и едва заметным презрением.
— Не ставь под сомнения мои решения, Клод, — улыбчивый ангел неожиданно помрачнел, но хмары быстро рассеялись над Ним, когда пришло время впустить меня в роскошный особняк.
Из чезлой природы я попала в первосортное помещение. Изобилие красок и украшений заставило трепетать мои сенсуальные чувства. Простор, свет, кошерные аксессуары — всё вынудило меня волноваться и немо хлопать ртом. Глаза рассеяно метались, как жемчужины, посыпавшиеся с подвески кисейной барышни. Я наблюдала за собой, ощутив, как мои губы накрыла усмешка; тогда я вела себя, как беспризорный ребёнок. Я впервые посмотрела и на реакцию Алоиса — Он тепло улыбался. Так тепло, что меня застали противоречивые чувства: и противно, и… хотелось улыбнуться Ему в ответ, забыв на время об обидах. Но это невозможно. Это алогично.
— Ну же, присаживайся, я хочу побольше узнать о тебе! — захлопал ладонями Алоис, настойчиво приглашая меня за праздный стол.
— Ваше Высочество, гостью для начала следует тщательно отмыть, — рационально предупредил дворецкий, на что я согласно, но довольно робко кивнула, стараясь не смотреть в его холодные, насквозь пронизывающие глаза.
— Да к чёрту эти занудства, Клод, мы займёмся этим потом! — капризно протянул Алоис, почти насильно усадив меня на место.
Я нервно сидела на стуле, тапеская своё первородное смущение. Алоис не был похож на других брезгливых дворян, и это подкупало, закрывая глаза на разумные подозрения. Тогда мне было достаточно найти временный приют, остальное не играло важной роли — о последствиях я думала в последнюю очередь, пока в организме трепетала хмельная радость от тепла, комфорта и сумбурного чувства, которое я начала питала к хозяину поместья. При этом я упорно старалась вести себя слично в богатом особняке, не глядя в паучьи глаза Его дворецкого, которым бы только плести жёсткие паутины да приманивать наивных насекомых, пленённых талантом хищного кудесника.
— Как ты попала сюда? — Алоис сразу же приступил к допросу, при этом выражая лишь малую заинтересованность моим будущим рассказом; он инфантильно сидел коленями на стуле и тянулся к малиновым розам в кувшине, легкомысленно сминая их яркие лепестки.
Я была смущена тем, что Он уже не обращал на меня внимание, поэтому не сразу взяла себя в руки. Сперва я фанатичной помешанностью наблюдала за тем, как Его гибкие, вербно-тонкие руки заигрывали с равнодушными розами. Затем, когда уже послышалось с Его стороны недовольно-протяжное: «Ну-у-у? Язык поглотила по пути?», я торопливо раскрыла рот, едва не захлебнувшись воздухом из-за нелепой спешки.
— Я сбежала из дома…
— Почему? — резко перебил Он меня, внезапно повернувшись ко мне лицом; его пальцы замерли на стебельках, зрачки выжидающе впились в меня, выуживая незамедлительно пояснение серебряным крючком из моей напряжённой гортани.
Воздух над нами накалился и задрожал маревом, но я ещё была в силах удерживать внутренне пламя, поэтому спокойно подарила Ему ответ:
— У меня очень бедная семья, поэтому единственный вариант, благодаря которому мы могли выбраться из нищеты — моя свадьба с едва знакомым землевладельцем, что был старше меня на десять лет.
Алоис смотрел на меня так внимательно, больше не отвлекаясь на игры с цветениями, будто я рассказала нечто трансцендентное, над чем Ему требовалось размышлять целые столетия. Он будто обратился в авгура, что пытался предсказать по ауспиции, что я пыталась донести до Него. Мне стало неловко за свои откровения. Неужели я сказала что-то лишнее? Или Его поразил мой безрассудной поступок, достойный побывать лишь на запылившихся полках с низкосортными бульварными романами? Мои ладони вспотели. Я начала думать о том, что меня сейчас выставят за дверь. Так будет правильно, но в глубине души моя эгоистичная сторона считала подобный поступок криведным; как можно ужиться с человеком, который тебе совершенно безразличен?! Я тоже жаждала хотя бы долю понимания, а не очередного порицания и спекуляций на тему того, что так просто нужно. Но тогда я точно подумала о том, что я влюбилась с первого взгляда в огонь Его страстной души, танцующей на эфесе меча.
— У тебя такой потерянный взгляд, словно над тобой издевается весь мир, — задумчиво, почти абстрактно произнёс Алоис, после выдав с неожиданной энергичностью: — Мы похожи! Мне это нравится. Единственное, что нас различает — твой отвратительный запах, будто ты вылезла из помойки, — Он был прав, но это прямое замечание, сопровождённое Его наморщенным носом, всё равно глубоко задело меня, как девушку, и я пристыженно стушевалась, нервозно царапая лунулы на ногтях. — Клод, теперь набери ванну для гостьи! Я хочу узнать, что скрывается под этой мерзкой грязью.
После знакомства в красочном холле я наслаждалась каждой секундой, напитанной неземной негой, в ванне. Горячая вода, подобно жидкой панацее, восстанавливала моё раненное тело; момент чудотворной регенерации наступил мгновенно. Нервные окончания будто напевали счастливые серенады. Исхожящий пар заботливо укутывал меня своими витиеватыми завитками. Пьяная улыбка не желала покидать мой лик, несмотря на ослабление мышц. Это ли не настоящий Элизиум — лежать в горячем источнике, ласкать себя нежной пеной и отмывать огрубевшую грязь, ощущая, как из-под её корки начинает свободно дышать сияющая кожа? Я прижалась к бортику, упоённо вдыхая букет ароматов. Комната пахла пряным мылом, французскими духами, весенней свежестью и исцеляющими маслами — всё с приятной органичностью складывалось из разнородных осколков в стеклянный колодец с желаниями. Но я смутно чуяла, что бросать монетку для их исполнения туда ещё рано. И в этот момент двери комнаты отворились, впустив жизнерадостного хозяина поместья. Стыд обжёг мою кожу, и даже остывшая влага не могла бальзамировать развивающийся шрам. Я лихорадочно скрестила руки на обнажённой груди, окунувшись поглубже в воду.
— Что такое? — Он недовольно изогнул светлую бровь, и тогда я впервые ощутила с ним одержимый страх. — Ты смотришь на меня так, будто я не имею право входить в комнаты своего же поместья, когда мне захочется. Я всего лишь пришёл проверить температуру воды.
По мне прошлась неблагоприятная вибрация, когда рука Алоиса невозмутимо опустилась к разводам в воде. Я торопливо поджала к себе ноги, чтобы не ощутить Его прикосновение. Но даже когда я была свёрнута калачиком, мне всё равно казалось, что вода передаёт мне Его плавные движения. Дрожь пробрала меня до костей. Алоис так же спокойно вытащил влажную ладонь, небрежно стряхнув капли обратно в ванну. «Всё в п-порядке, ведь Он аристократ; для Него не существует личное пространство обычной прислуги, но… Он ведь потом уйдёт…», — пыталась утешить себя я, чтобы не ляпнуть ничего лишнего в Его присутствии — рыба должна оставаться рыбой в руках ловца. Вместо тёплой влаги я начала ощущать себя в ведьминском котле, где я покрывалась волдырями, сходящих с меня тошнотворной сукровицей. Но так мне только казалось на почве стресса. И казалось, что Он когда-нибудь уйдёт отсюда. Алоис с какой-то кокетливой улыбкой, от которой у меня остановилась кровь, присел возле ванны и, облокотившись щекой о её край, неотрывно смотрел на зардевшуюся меня.
«Кажется, ты совсем устала после своей муравьиной беготни. Может, тебе всё-таки помочь?», — таковы были Его последние слова перед, как картина прошлого начала размываться. Но даже когда перед глазами встала тьма, я всё равно слышала эту фразу, звучащую пещерным эхом как снаружи, так и в моей сжатой груди. И тогда меня настигли мурашки, которые, прорвав вакуум прошлого, вторглись в моё настоящее тело. Они впивались в меня незаметными иглами кактуса, которые было трудно найти среди кожных алых пятен даже по ожесточённому зуду. Дальше я услышала, кажется, в своей голове странный диалог, которого точно не было в другом измерении:
— Аи, что тебе нравится во мне?
— Огонь Вашей души. Но его так много, что Вы обжигаетесь сами и сжигаете других…
— Это раздражает тебя?
— Иногда пугает.
— Бабочка боится своего спасителя… Это жестоко с твоей стороны, Аи. И как же ты оправдаешь своё несправедливое отношение ко мне?
Я очнулась в настоящем. Мы лежали на одной кровати, не дыша и не двигаясь, словно зачарованные прямыми взглядами Эвриалы, Сфено и Медузы Горгон. И не было между нами изогнутого меча Гермеса, который бы разрубил наши интегрированные тела. Близость с ним сейчас не вызывала привычное отвращение. Но я поняла, что предыдущий диалог звучал не у меня в голове, а прямо сейчас, в настоящем, пока я была увлечена путешествием в прошлые события. Доказательством тому было Его тяжёлое дыхание, впивающееся клинком в мой позвоночник. Я не знала, что сказать Ему. Я даже не успела понять, когда добровольно легла в Его постель, позволив Его рукам позади обвить мой стан. Мне было страшно. Наблюдать за собой в прошлом тоже было нелегко, но я знала, что все эти этапы уже пройдены, поэтому нужно только потерпеть, чтобы окончательно проснуться в нынешнем времени. Но сегодня, здесь и сейчас, я не могла терпеть, ждать и надеяться. Я должна была думать, чтобы дожить до своего будущего. Что мне сказать Ему? Что сделать, чтобы вызвать правильную реакцию, которая не отравить меня своей бесконечной злобой?