Бабочка под стеклом

От нового известия я покрылась саванической белизной. Как это возможно?! Почему Клод идёт против своего хозяина? Почему он денонсировал силу контракта? Напряжённые вопросы, свив во мне вредоносное гнездо, плодились и деструктировали мой организм. Краем глаза я заметила, как меня подзывает к себе Алоис, но, приструнив нервные нотки в голосе, я сослась на желание утолить жажду. Нахмурившись, Он всё же отправился обратно на представление благодаря вернувшемуся Сиэлю. Оставшись наедине с Ханной, я обернулась, но место её укрытия уже пустовало. Настороженно оборачиваясь, я поплелась заблудшим духом по коридорам, пока не встретила её в самом конце. Она не видела меня, поэтому, услышав шаги, поспешила спрятать за марлей свой целый глаз. Мне было достаточно тихо произнести её имя, чтобы к ней вернулось чувство безопасности. Мы обе встали возле окна, наблюдая за продолжающейся баталией. Меня преследовала дикая флуктуация. «Чёртов комплот! Злобный паук, который давится своей же секрецией! Однажды ты увлечёшься плетением паутины настолько, что сам наступишь в самый густой участок, из которого не вылезут даже твои приспособленные лапы», — возмездно профанировала я ненавистный образ Фаустуса, чьи фальсификационные выпады и уклоны заставляли меня гореть изнутри. — Проклятье! — не сдержавшись, выругнулась уже вслух я на их фальшивую клоунаду, выдываемую за настоящую войну. На них маски Педролино, и даже снимая их, они всё равно разносят своды окружающего гомерическим хохотом. — Да что же с ним не так?! Ханна, подобно адепту инокини, облачилась в омофор смирения и спокойно выслушивала мои тирады. Должно быть, даже если бы я коснулась сквернословием аналоя, где стоят священные иконы, она по-прежнему осталась бы невозмутимой, принимающей и прощающей. Я мечтала о таком же терпении и всё продолжала удивляться тому, что демону достался столь божественный дар. Она всё так же смиренно молчала, коллекционируя чужие исповеди. А потом внезапно странно заговорила: — Но ведь ты получишь долгожданную свободу. Почему она так резко вспомнила о ней? Не её персоне говорить о моих желаниях, когда раньше она постоянно препятствовала им. — Разве ты не попытаешься остановить меня, как в тот раз? — чтобы хоть как-то отвлечься, я устлала свой вопрос долей шутливости, как бы вспоминая с добрым смехом былые времена. Сейчас… я даже готова поблагодарить её за тот напор. Но, с одной стороны, меня одолевало любопытство: а что было бы, если бы в тот день я смогла сбежать? Обрела бы я истинное счастье без Алоиса? Может, сейчас мне бы было гораздо лучше, чем с ним? Или меня бы, как беспощного агнеца, растерзали бродячие собаки на первом закоулке, и, распластавшись примятой бабочкой на асфальте, я бы смотрела в некропольное небо и жалела о своём побеге. Мне никогда не узнать об исходе. И я не хочу узнавать это через Сиэля. — Нет. Она сказала это твёрдо и уверенно, и на минуту я опешила, не узнавая её мученическое рвение в этой покорности. А потом я задумалась о том, что всё логично. — Конечно, ведь ты не можешь противостоять их договору, — разумно догадалась я, скроив напряжённую улыбку из обречения и боли. — Дело не в этом, — голос Ханны, призванный умягчать ивильные сердца, снова прозвучал иначе. — Помнишь, как ты извинилась за то, что желала мне свою участь? Мне тоже следует извиниться за то, что я была слепа к твоим чувствам, — от её неожиданных слов я вздрогнула, утратив финальную частицу мнимого оптимизма. — На тот момент я думала лишь о счастье господина, который видел его с тобой. Поэтому, пренебрегая твоими переживаниями, я возвращала тебя обратно. Но после того, как мы сблизились, я прозрела. И если ты увидишь счастье в жизни без господина, я приму его. Ведь ты тоже дорога мне, — она улыбнулась с просветлённой печалью, будто сам её грех уныния был очищен в святом роднике, и с той же печалью иноческого паломника добавила: — Это тяжёлый выбор, но так будет правильно. Она как непорочная весталка, достойная кружиться возле святой ротонды и устраивать миракли для капризных богов. Я не находила в себе сил гневаться на неё. Ведь я сама была одержима эгоизмом. По своей сути, все люди изначально преданы грехам, но с возрастом и опытом им становятся подвластны добродетели. За ними стоит выбор: принять их, добившись акселерации, или отвергнуть, деградируя дальше. Никто из нас не рождается святым. Я думаю, что само наше рождение в расцвет упадшего рая — большой грех. В этой жизни мы обязаны добиться расположения Бога, проходя его препоны и принимая сомнительные дары, которые кажутся горше пороков. Отказавшись от своего эгоизма, мы с Ханной подобрались чуть ближе к пьедесталу Бога. Хотя мне совсем не нужна близость с ним. Я очищаюсь, чтобы быть ближе к принятию самой себя. Я шагнула к меланхоличной Анафелоуз, чтобы исправить её печаль. — Ханна… я хочу остаться с Алоисом. Это прозвучало почти выспренно, будто я огласила своё решение бросить вызов самим небесам. Ханна повернулась ко мне; её целый глаз сиял уважением и одновременно неверием в своё счастье. — Правда? Я услышала в её вопросе наивный голос Алоиса, который смотрел на меня строй потеряшкой, нашедшей пристань покоя во мне — единственной, кто не поморщился, когда Его рука, загрязнённая бедными кварталами Лондона, умоляюще прикоснулась ко мне. Я была вдвойне уверена в своём выборе. Сдержав сантименты, я твёрдо ответила ей: — Да, я решила. Я и сама вижу, как Он начал меняться. Во мне теплится надежда. Он как ребёнок, которому нужен путеводитель. И если я оставлю Его на полпути, Он снова потеряется и примкнёт к тем, кому выгодно осквернять незрелый ум. Я должна спасти Его. Она словно очутилась в кумирне, где процветало космогоническое умиротворение, и её уже радостная и благодарная улыбка мерцала ярче радианта. Я никак не могла налюбоваться её эмоциями. Где же я ещё могла бы встретить демона, который счастлив от того, как счастлив самый неприметный человек? Это и была самая настоящая любовь. Я считала Ханну её тайным источником и мечтала однажды перенять хотя бы часть её древних знаний. — Тогда, даже если ты окажешься в другом месте, я сделаю всё, чтобы соединить вас с господином. Её слова звучали рыцарским обетом. Между нами воцарилась атмосфера гармонии и вдохновения. Но я знала, что это всего лишь гипнагогическая иллюзия. Век прекрасного всегда печально короток. Я бы хотела и дальше верить в происходящее, но разум напоминал, что настоящее имеет вкус серости. — Ты не сможешь противостоять двум демонам, — вздохнув, неохотно нарушила я благоприятную атмосферу сухим рационализмом. — Если Клод проиграет, всё кончено. Сиэль говорит, что потом отпустит меня, но я чувствую какой-то подвох. Кто знает, в каком деле я нужна ему, если он цепной пёс королевы. Если выживу, то, может быть, обрету свободу, а если нет, то… Я замолкла, потому что дальше фантазии начали обретать весьма трагичные оттенки. Я не хотела думать о них и тем более внушать себе это до жаркого преследования во снах. Лишь царство Морфея было единственной цитаделью покоя, но навязчивые мысли могли проникнуть даже в такое крепкое сооружение. Может быть, сегодня я даже не усну… Мы обе задумались о чём-то своём, и наши лица сделались непроницаемыми. Я не знала, о чём думает Ханна, но знала точно, что моё лицо выдавало самые ужасные развития событий. — Есть другой выход, — эмерджентно подала она голос. Я внимательно прислушались к ней. Анафелоуз медленно повернулась ко мне, и её следующие слова тягуче потянулись к моему слуху крючковатыми лапами чудовища: — Заключи со мной контракт. — Что?! — я испуганно отшатнулась. Сама мысль об этом парализовала молнией. — Это ещё зачем?! Я понимала, что моя реакция отвратительна и обличает неуважение к Ханне, как к демону, но не могла иначе. Можно сказать, что я была крепко связана с демонами, но до сих пор не могла привыкнуть к этому. А разве можно вообще сделать это? Даже Ханну я представляла заморским монстром, который неустанно стоит над моей душой и хищно облизывается, стратегически поджидая, когда я усну. К счастью, я увидела в её зраке понимание. Мне хотелось рыдать от того, что я не получила порицание за своё оскорбительное поведение. — Ты сможешь отдать мне приказ остановить их, — спокойно пояснила она. — Разве ты не можешь сделать это без приказа? — настороженно спросила я, запоздало поняв, что это прозвучало слишком нагло. Разве ей выгодно бескорыстно подчиняться девчонке, которая не отдаст ничего взамен за риск её жизни? Человеческая меркантильность, к сожалению, природное явление, и мне было ужасно стыдно за то, что она вылезла наружу. За что Ханна только могла быть такой снисходительной к людям? Я должна была поклоняться ей, а не ставить свои жалкие условия. Меня снова затрясло, когда и в этот раз я получила от неё снисходительный взгляд. За что ты так со мной, Ханна? Твоя сверхъестественная толерантность расщепляет меня на части, как церковь случайно попавшего туда беса. — Ты ведь наверняка задавалась вопросом, зачем могущественным демонам, которые могут получить всё силой и запугиванием, подчиняться слабым смертным? — без раздумий, как под гипнозом, я кивнула, постепенно вспоминая, что у меня действительно было множество вопросов к Ханне. Но в эпицентре подобных событий они все растерялись и во мне осталось лишь голое желание выжить, не вдаваясь в подробности естественных наук, которым не поддавался сюжет нашей жизни. — Кто-то просто испытывает апатию, а другие ищут способ обрести полную силу, какую даёт контракт с человеком. Я не только стану твоей верной слугой, но ещё и обрету мощь, равную двум сражающимся демонам. Вот как… Значит, Клод определённо заключил союз с Алоисом ради получения силы. Но для чего? Для завоевания мира? Что ещё может быть в голове у этого инспиратора? — Алоис говорил… что после того, как демон выполнит моё желание, мою душу поглотят, — приглушённо напомнила я, потерев внезапно озябшие локти руками. — Я не готова умирать… Я не готова оставлять Алоиса. От этих мыслей я впала в состоянии адинамии, и моё сердце аритмично повторяло импульсы страха. Ханна медленно подошла ко мне. Сперва я рефлекторно отступила, воззрившись на неё, как на чёрного ангела смерти. Но затем, когда её руки понимающе сковали моё тело в тёплых и милосердных объятиях, я перестала дрожать перед ней. «Всё хорошо, Аида, она ведь твой друг», — успокаивала себя я, пытаясь убрать со своего организма оскорбительную тряску. Я такая беспомощная и трусливая дура, которой сочувствует даже сам демон. Будь я на месте Ханны, я бы безжалостно поглотила эту бесполезную душу, несущую эффект торбы. Но я не чувствовала от неё на интуитивном уровне тёмную жажду. Она даже не осуждала меня. Достойна ли я такого снисхождения? Мне хотелось с ответным жаром прижаться к этой святыне, но меня до сих пор сковывал предательский страх. — И я не хочу так быстро поглощать тебя, — с нежной грустью промолвила Ханна, приглаживая мои волосы, стоявшие дыбом. — Можно загадать такое желание, которое растянет наш союз. Остановить Клода и Себастьяна — всего лишь один из многочисленных приказов. Её речи и прикосновения, омывающие доверием, действительно могли снести тернии и волчцов на моём пути, чтобы я согласилась на эту сделку. Но страх уже прочно впился в овоцит моего разума, и, совершив пропагацию, он усилил натиск своей новой стаей. Фантазия, ущемлённая ужасом, разбушевалась, осквернив образ Ханны. Во мне закрепилось ощущение, будто меня обнимает огромное и мохнатое чудовище, окрашенное в пепел и кровь. Поддавшись панике, я грубо оттолкнула от себя удивлённую Ханну. — Не хочу! — закричала о ти со слезами на глазах я, припадочно растирая своё тело руками. Какое-то время мне удалось сдерживать свои пугающие порывы, и в момент затишья паника преобразовалась в подавленность. Я заговорила уже выцветшим и слабым голосом, будто находилась на грани смерти: — Я… не могу… Я не такая смелая, как Алоис или Сиэль, чтобы связывать себя с демонами. Я не хочу видеть твою истинную сущность…. Мне страшно, понимаешь? — я беззащитно посмотрела на её печальный лик, виновато сжимая свои плечи. — Я глупая трусиха, которая не может взять на себя ответственность за что-либо… Я вся сжалась в отвратительный комок, обнимающий себя обеими руками. Я возопияла внутри себя, истерзанная своим несовершенством. Мне хотелось внести свой вклад в эту битву, но я сама же останавливалась у прага, где должен был совершиться мой скачок, слишком жалея себя. Я всерьёз подумывала о том, что выбежать к демонам и подставить себя под несмертельный удар, чтобы остановить бойню. Но, напоминая себе, что даже невинный щелчок по лбу у этих существ может сравниться с изъятием сердце из груди, я испуганно обмирала. «Жалкая, жалкая и никчёмная трусиха, которая вечно полагается на других! Ты должна сама решать все проблемы! Мир не создан для того, чтобы тебе всё падало с небес. Земля предназначена для прохождения препятствий, а не поиска обходных путей — за сем наблюдают сверху, и каждая нечестная уловка в своё время будет вознаграждена достойным ударом в спину, когда ты замечтаешься о придворной свободе», — я занималась самобичеванием, надеясь пробудить свою совесть, но даже унижения уже не имели надо мной силу. Неужели я настолько низко пала…? — Я всё понимаю, — сказала сочувствующе Ханна, прервав поток моих мучительных мыслей, и я в очередной раз забыла, как можно вербализировать своё восхищение ею. «Ты вообще существуешь?», — с раскрытым ртом и благодарными слезами на глазах думала я. — В таком случае, задача усложнится, поэтому мне понадобится твоя помощь. Собравшись с духом и размазав по лицу солёные капли, я незамедлительно спросила, что мне нужно делать. Всё, что я могу — следовать её плану. Но лучше быть марионеткой на привязи, чем бесполезным мешком на чьих-то плечах, который усложняет путь. Но то, о чём попросила меня Ханна, ввергло меня в непреодолимый шок. Она широко открыла рот, напоминающий не то пасть дракона, не то огромную и бездонную пропасть, в которой эхо твоих криков будет отбиваться в твоей груди. Слёзы с новой силой обрушились на меня. Отвращение скручивало мои кишки извращёнными узлами. Но обратного пути не было. Я сама подписалась на то, чтобы всеми силами помочь и себе, и Алосу. Сглотнув несколько желчных комков, я робко потянулась рукой к этой неизвестной и тёмной пучине. Мои пальцы боязливо дёргались, словно чужая челюсть вот-вот захлопнется. Но даже когда я пролезла в самую глубь, ощутив нечто твёрдое, Ханна, вымученно давясь, продолжала сохранять стойкость рекрута. И я сама пробудила в себе военную выдержку, с усилием вытаскивая нечто, о чём говорили её губы — на тот момент я была оглушена ужасом, поэтому ничего не услышала. Рыдая вместе с ней, я отчаянно пыталась вытащить инородный предмет из неё, но мои человеческие силы были на исходе. «Да что же это такое?!», — думала я, надрывая горло от мычаний, пока мои онемевшие длани цеплялись за неизвестность. Ханна подсобила мне, присоединив свою руку к моей, и за несколько мучительных вытягиваний мы смогли извлечь из неё массивный артефакт. Малахитовый клинок витиеватой формы, смазанный слюной, оказавшись на свободе, повалил своей тяжестью моё тело на пол. Я вовремя убрала руки из-под эфесы, но мои ноги оказались в его плену. Запоздало осознав, что холодное оружие было вытянуто из желудка Ханны, я вознамерилась с визгом оттолкнуть его, но не смогла пошевелить своим туловищем. Тяжесть, превосходящая, должно быть, свинец, лишила меня возможности выбраться. Лишь совсем чуть-чуть мне удалось приподнять ногу, но острие меча перуносно рассекло мне униформу, вспоров и часть кожи. Ужаснувшись его способностям, я испуганно опустила дрожащую конечность обратно, жмуря глаза от острейшей боли. Не имея других вариантов под рукой, я торопливо отвела взгляд от влажного меча, сглатывая рвотные позывы. Вспомнив о Ханне, которая, издавая стоны, смешанные с сухим кашлем, ползала новорождённым котёнком на полу, я обеспокоенность спросила: — Ты как? — Всё… в порядке, — стирая рукавом платья слюну на уголках губ, прошелестела она хриплым голосом. — Я привыкла. «Привыкла…», — с ужасом повторилось в моей голове. Я снова рефлекторно посмотрела на этот девиантный клинок, едва сдержав громкий вопль. И она говорила что-то о контракте, когда и без демонстрации своей сущности сумела навлечь на меня чуть ли не истерику. Я судорожно хотела выбраться из-под этой мерзости, но мои конечности не поддавались командам. Прижатая зловещим артефактом, я безнадёжно смотрела в потолок, умоляя о снисхождении. Ханна, пошатываясь, подошла ко мне и с лёгкостью подняла меч, словно он предстал воробьиным пером. Ощущение такое, будто с меня сняли нумидийскую конницу. Однако я испугалась пошевелиться, когда заметила, сколько крови вытекло из пореза. Слабое дуновение ветра, больше не имея препятствий, приникло заострённым языком к моей ране, вынуждая меня всхлипывать. Ханна, опустив меч, торопливо села передо мной, аккуратно захватив моё колено в руки. Я вопросительного посмотрела на неё, не успев что-либо промямлить, как её язык коснулся раны. Мои всхлипы стали ещё громче, но уже через несколько секунд я ощутила бальзамирующее свойство её прикосновения. — Не болит? — спросила она с истовостью, присущей матери. — У-уже не так сильно… Наши взгляды на минуту встретились. Нас обеих поразило смущение. Отведя друг от друга взгляды, Ханна отпустила моё колено и поднялась на ноги, и я несмело повторила действо за ней, тестируя болевые ощущения ноги. — Ч… что это? — решившись, боязливо спросила я, мимолётно покосившись на клинок в её руке. Один взгляд на него внушал самый настоящий мрак в душу. — И как такая штука смогла уместиться в тебе? Я, конечно, слышала, что у голодных женщин бездонный желудок, но… — я осеклась, поняв, что мои идиотская импровизация для отвлечения от стресса и нетактичный вопрос могли смутить Ханну. Мой взор пристыженно заметался по комнате. — П-прости, я не должна была… Я пыталась глупо оправдаться, но Ханна дала понять, что у нас сейчас нет времени для выяснения отношений. — Это единственный меч, который способен уничтожить демона, — объяснила она, мужественно проведя ладонью по его изогнутым формам, напоминающим дикий виноград. — Я не смогу убить Клода или Себастьяна, поскольку слаба без контракта, но в моих силах помешать их планам. Я не успела манифестировать своё отношение к её дьявольскому блеску в глазах, как она исчезла из моего поля зрения. Я захваченно прижалась к окну, где Клод, не шевелясь, ожидал, возможно, финитный удар Себастьяна, но путь ему преградила Ханна; она выставила перед чёрным дворецким длинный меч, который вынудил затихнуть его рвение. Невероятно! Во мне было столько эмоций, что я не успевала дышать. Но я знала одно: мне следовало вернуться обратно, чтобы услышать вердикт зачинщиков спора. Никогда ещё я не бежала так быстро до пункта назначения, захлёбываясь воздухом. На мансарде меня уже ждали изумлённые Сиэль и Алоис. Меня пробила волнительная дрожь; я боялась их реакции и боялась наказания, которое могут вынести Ханне. Но если мой господин в скором времени заинтересованно облизнулся, то Его оппонент продолжал стоять на месте каменным изваянием, напряжённо всматриваясь на демонов. А затем на меня и на мою рану, которую я запоздало попыталась прикрыть. Его устрашающие взгляд и тон породили во мне сотню мурашек, сбавив оборот надежды. — Это ведь твоих рук дело?