Бабочка под стеклом

Второе пробуждение за день, но более утомительное, тяжёлое и чахлое. Зрение с трудом проясняется, подмечая знакомое место. У меня раны на устах и плече, но я ощущаю иррадиацию, распространяющуюся даже за пределом плоти. Боль и ипохондрия чувствовались везде, в каждом уголке родной опочивальни, где когда-то отождествлялся покой. Я находилась в поместье Алоиса, в его комнате, на его кровати, но почему-то ощущала, что его нет рядом, что здесь меня ждёт опасность. Преодолевая гравитацию, насильно дёргающую меня вниз, я начала подниматься, лучше осматриваясь. Ко мне вернулась сенситивность, позволившая ощутить скованные движения в неизвестной одежде. Откинув длинное одеяло, я увидела на себе помпезное чароитовое платье, расшитое крошечными аметистами: талию утягивал золотистый корсет из китового уса, руки облачены до локтя ажурными перчатками того же цвета, декольте было глубоким, напомнив об аристократичной манере надевать откровенные наряды только при пышных приёмах. Но почему я? И что за событие должно произойти сегодня? — Вы уже проснулись? Рядом раздался голос Клода, который стоял над постелью, словно надзиратель: его тон всегда растекался мёдом, но в этот раз он стал ещё слаще, настолько приторнее, что я ощутила приступ тошноты. Я покрылась мурашками. Даже мои кости, кажется, испуганно дрожали. — Что я тут делаю? Где Алоис? — начала в панике спрашивать я, вороша в памяти фрагменты в поместье Фантомхайв. Но я помнила только взрыв, своё падение и тьму перед глазами. — Алоис Транси ожидает свой час, — загадочно улыбнувшись, расплывчато ответил он. — Ханна хотела спрятать Вас, но от паука не скроется желанная добыча — рано или поздно она попадёт в повсюду расставленные сети. Недоумение яростно пожирало меня изнутри. Я не понимала, почему он обращается с официозом ко мне, почему так пренебрежительно отзывается об Алоисе, почему я находилась здесь под его надзором. Я догадалась о том, что он перехватил меня, когда произошёл взрыв, и теперь терзалась муками из-за того, что Ханна тоже могла пострадать. Могло ли это ненасытное чудовище навредить моей подруге? — Это ты… надел на меня платье, пока я была без сознания? — с ужасом спросила я, когда ко мне начали медленно и ползуче подбираться отвратительные догадки. — Фиолетовый — цвет королей, золотой — мученичество и победа, аметист — символ преданности и чистоты, — в экстазе, словно адепт какой-то секты, объяснил Клод. Мне хотелось плюнуть ему в лицо, сказав, что мне не сдались эти бесполезные факты. — Служанку в госпожу, препону в лазейку, серебро в золото. Таков дворецкий, который принадлежит теперь Вам, — он встал передо мной на колено, обозначая свою приверженность. У меня случилась диссеминация отвращения, от которой я мелко задрожала. Этот ублюдок притрагивался к моему обнажённому телу, словно я его безвольная собственность. Он использовал моё бессознательное положение, чтобы удовлетворить свои извращённые прихоти. Мне хотелось избавиться от своей плоти, заклеймённой грязными руками Клода, и превратить его насмехающуюся сущность в бесполезные мощи. «Но даже если бы я была в сознании, разве я смогла бы сопротивляться демону?», — спросила я у самой себя, напомнив о недавней гекатомбе, которую совершила Ханна. Она была близким для меня существом, которому я доверяла, но моё квёлое человеческое нутро невольно испытало многообразную гамму страха, ощутив свою ничтожность по сравнению с демоном. Что случилось бы со мной в прошлом, если бы мы не сумели найти общий язык? Во многом я обязана своему существованию именно ей и той удаче, которая заставила её очеловечиться. Зависимость от чужих действий и симпатий угнетала меня до того, что хотелось впасть в истерику. Но я не хотела заниматься этим при Фаустусе, который неустанно разглядывал меня с хищным блеском янтарных глаз. Теперь, насколько я поняла, в моей власти оказался могущественный демон-паук, которому будет под силу противостоять Себастьяну. Но я не могла увидеть в нашем сотрудничестве профит, пока все мысли хаотично крутилась вокруг Алоиса. Я была в Его поместье, но совершенно не чувствовала Его энергию ни здесь, ни где-либо ещё. Страх мучительно стягивал меня, как корсет, сидящий на моей талии, и не позволял мне спокойно вздохнуть. — Что будет с Алоисом? У вас ведь заключён контракт, — с дрожью спросила я. — Наш контракт будет расторгнут ради более достойного, — спокойно сообщил Фаустус. — Каким образом? — Алоису Транси придётся принести себя в жертву. «Нет!», — истошно кричало моё сознание. Это была очевидная новость, но я всё равно испытала яркое смятение, наложившее бельмо на другие чувства. Интоксикация ужаса распространялась по венам слишком быстро; сердце, тронутое его ядом, забилось так лихорадочно, что казалось, будто кожа сейчас разорвётся на мелкие части. — Разве… не существует другого выхода? — подавляя всхлипы и внутренний громогласный клёкот, уточнила я. — Нет, — коротко отрезал Клод. Его чёткий ответ упал гильотиной на мою шею. — Отныне Вас не должно волновать столь ничтожное существо. Ваша любовь к нему пагубна, она отравляет Вашу душу. Я предоставлю для Вас то, что сотрёт бесполезные воспоминания о Нём: поместье, власть, безопасность и слуг. То, что Вы никогда бы не смогли позволить себе в рамках существования никчёмной служанки. «Клод сошёл с ума… Он не похож на самого себя. Что мне теперь ждать от этого одержимого чудовища? Как мне выбраться отсюда?», — истерично бились вопросы в моей кружащейся голове. — А теперь позвольте мне помочь подняться Вам, чтобы подготовиться к будущему ритуалу, — его голос звучал до отвратительного учтиво. Он подал мне руку, которую я мечтала отсечь, но из-за доминирующего страха согласилась на его условия. Когда-то я была для него вошью, мешающейся под ногами, а теперь он боготворил меня, был готов стелиться, точно беспринципная лоретка перед буржуем. Возможно, при других обстоятельствах я была бы счастлива поглумиться над его услужливостью. Но от меня зависела жизнь Алоиса. И пока между мной и Клодом не был официально заключён контракт, я не могла рисковать с дерзостью. Он подвёл меня к столику с зеркалом, подвинул стул и усадил за него. Я с разочарованием всмотрелась в своё уставшее и напуганное отражение, которое не улучшало даже торжественное платье. Создавалось впечатление, будто я была куклой, чью голову присоединили к неподходящему телу. Клод сделал несколько хлопков ладонями, благодаря которым в горницу вошли Тройняшки. — Приведите новоявленную госпожу в порядок, — скомандовал Клод, сделав шаг назад, чтобы позволить трём демонам-лакеям приблизиться ко мне. «Что за цирк он устроил? Настолько скучно в аду, что он решил поиграть с живой куклой, которую можно наряжать и красить?», — от своих мыслей мне хотелось истерически и отчаянно засмеяться. Подавиться гомерическим смехом и умереть, лишь бы не участвовать в этом аляповатом спектакле. Передо мной расположились атрибуты дамского туалета. Томпсон взял кроличью лапку, выступавшую кистью, обмакнул её в рисовую пудру и нанёс частицы белоснежного порошка на мои щёки. Кисточка перешла на мои плечи, но в этот раз ингредиентом стала хлорная известь, которой отбеливали трупы. Да, сейчас это как нельзя подходило моему внутреннему состоянию. Тимбер дотронулся пальцами до древесного угля, запачкав кожу, и провёл подушечками по моим бровям и ресницам, затемняя их. После данной процедуры он попросил меня закрыть веки. Я была так опустошена, что послушно исполнила его просьбу. Он нанёс касторовое масло, добавив глазам блеска и не переборщив с вычурностью, которую не приветствовали в высшем обществе. Кантербери, пробираясь через руки братьев, втирал в мои губы измельчённого в порошок кошениля, чтобы придать коже красноватый оттенок. Я простонала, когда он неаккуратно задел мою рану. — Достаточно, — строго сказал Клод, словно разгневанный ошибкой одного из троицы. Томпсон, Тимбер и Кантербери, поклонившись, покорно отступили. Я смотрела на своё новое лицо, напоминающее облик утончённой гейко. Все мои синие пятна под глазами, нажитые пережитыми ужасами и недосыпами, были стёрты. Даже от пореза на плече не осталось следа. «Никогда бы не подумала, что демоны-мужчины знают толк в косметике», — сардонически усмехнулась я про себя. Подойдя ближе, Фаустус с лёгкостью развернул стул, чтобы мы оказались лицом к лицу. Присев на колени, он, томно улыбаясь, продолжил работу Кантербери. «Если бы Алоис увидел улыбку этого бездушного демона, он бы подумал, что это отвратительно. И я полностью согласна с ним, в этой улыбке нет ничего хорошего». — Алые губы — признак здоровья, которому позавидуют остальные, — с умиротворением объяснял Клод. — Но важно не пересечь границу с яркостью, чтобы не превратить благородную даму в безбожную проститутку. С этими словами он нанёс на мои губы пчелиный воск, придающий естественное сияние коже. А после, приподняв мою голову, вынул из кармана бутылёк и раскрыл пальцами мои глаза. Я с ужасом затаила дыхание, рефлекторно пытаясь сомкнуть вежды, но с его силой это было невозможно. Капли попали мне в зрачки, вынудив меня закричать и заёрзать на стуле от щиплющего эффекта. — Потерпите немного, — тошнотворно-родительским тоном попросил Фаустус. — Капли белладонны очень популярны среди дам, потому что расширяют зрачки, придавая взгляду особый шарм. Новая госпожа должна предстать в лучшем свете. Не забудьте финальный штрих, — он накрыл меня прозрачной вуалью. — Бледность — признак благородства. Поэтому остерегайтесь солнца, которое может испортить Вашу красоту. Клод — само воплощение дистресса, которое впилось в меня острыми хелицерами. Моё зрение начало привыкать к соку влитого растения, но я стала хуже видеть. Вокруг были размытые образы, словно я находилась под водой, и я невольно часто моргала, пытаясь улучшить ситуацию. Бесполезно. Однако я почти отчётливо видела его лисьи глаза, больше не скрытые за очками, и смоляные, непривычно взъерошенные волосы, которые он возбуждённо поправлял, словно пытаясь отвлечь себя от очередного приступа ненормальной экзальтации. — Может, ты ещё устроишь мне диету с ленточными червями? — бросила в озлобленной прострации я. — В этом нет необходимости. — К чему мы так усердно готовимся? — К заключению нашего контракта, — почти экспрессивно, что совершенно не свойственно ему, сказал Фаустус, взмахнув руками. — Неужели? — я не удержалась от горького смешка. — А похоже на церемонию бракосочетания. — Демонам не суждено познать столь примитивную вещь. — А как же Ханна? — Позорное исключение. Недо-демон, поддавшийся бесполезным сантиментам, — его голос при упоминании коллеги звучал лязгом холодной стали. — Я никогда не пойму её. Теперь его голос отдаёт презрением, смешанным с горечью. Будто ему противно, что величественное создание рассекают розгами, а оно смиренно принимает участь, которую может перевернуть одним взмахом руки; будто ему тошно от того, что Ханна не может использовать свою истинную силу, пороча чужое восприятие демонов. — Ты сейчас ничем не отличаешься от неё, только твоя человечность сразу перешла в худшую стадию: одержимый взгляд, как у личности, вкусившего высший порок, нервно-подростковое поведение, то самое примитивное восхваление какого-то низшего человека только из-за души, которая удовлетворит твой голод на пару дней, если не меньше. Только посмотри на себя, Клод… — Пора преподнести Вам самую важную часть церемонии, — прервав тем же стальным голосом мою речь, Фаустус удалился из комнаты. Я осталась наедине с Тройняшками, которые даже не смели смотреть на меня. Фаустус был настолько одержим идеей присвоить меня себе, что запретил им облизываться на мою душу. До чего же странно-тягостное ощущение, когда ты находишься в безопасности благодаря одному демону, но наедине с ним остаёшься в ещё более глубоком кратере катастрофы. Выбеленная и одетая в роскошное одеяние, я чувствовала себя украденной невестой, ждущей не то быстрой казни за выдуманную измену, не то долгой и мучительной жизни под опекой зависимого тирана. — Почему всё достаётся Клоду? — вдруг нарушил тишину возмущённый голос Томпсона. — Мы вообще-то больше возились с макияжем этой девчонки. — Потому что он — наглый и самонадеянный имп, — завуалированно оскорбил его Тимбер. — Если бы он был импом, мы бы не прислуживали ему, — разумно подметил Кантербери. — Лучше бы мы остались у мисс Ханны, — тоскливо заявил Томпсон. — Но она слабее Клода, — сказал Кантербери. — Зато у неё большая грудь, которая приятно подпрыгивает при ходьбе, — мечтательно заметил Тимбер. — Это да, — бодро подхватил Томпсон. — У Аиды грудь меньше, но она тоже подпрыгивает, — с непроницаемым лицом заявил Кантербери, от чего я поперхнулась воздухом. Теперь я не знала, с кем мне было хуже находиться. Я просто мечтала, чтобы кто-нибудь забрал меня отсюда. Я была скована без оков. «Алоис, Ханна…», — глядя на потолок, словно оно открыло мне небо, я мысленно позвала своих любимых. Я так хотела, чтобы облака или солнце донесли до них мой отчаянный крик помощи. Вокруг меня было полно демонов, но я ощущала себя одинокой и отравленной их зловещими играми. «А если бы вы позволили мне заключить контракт с Ханной, она бы стала такой же сильной, как Клод. И вы бы смогли наблюдать за тем, как прыгают четыре груди», — хотелось бросить этим извращённым созданиям. Клод вернулся, держа в руках миниатюрную коробку, обычно предназначенную для ювелирных изделий. Я вынужденно вложила руку в его раскрытую, зовущую ладонь, и он помог мне подняться. Я ощутила резкое головокружение, ещё более сильное размытие панорамы и дисфункцию ног, которые тряслись и норовили согнуться. Клод открыл коробку, позволив мне увидеть кольцо. Я сузила глаза, чтобы развеять мутность изображения, и смогла разглядеть лавандовый камень. — Ещё один аметист, который позволит Вашей душе очищаться, — пояснил Клод. — Если Вам станет легче, этот камень носили вдовы, хранящие траур по своим возлюбленным. Нося это кольцо, Вы сможете вспоминать об Алоисе Транси. Я пойду Вам на уступки и позволю оставить часть вашей связи, которая уже не навредит Вашей душе. «Он издевается?!», — всплыло разъярённо в моей голове. Сердце яростно дёрнулось. Я была в таком бешенстве от его спокойно тона, которым он укрыл жестокие слова, что ударила его по руке. Я услышала звон покатившегося кольца и тихое падение своих слёз. — Она сейчас смоет макияж своими слезами, — сказал Томпсон. — Пусть плачет, она милая, — прокомментировал Тимбер. — Да, забавно наблюдать за её страданиями, — закончил Кантербери. — Замолчите, — скомандовал холодно Клод. — Наш прошлый господин запретил вам разговаривать, и это всё ещё актуально при новой госпоже, — после его слов Тройняшки начали шептаться между собой, а Фаустус обратился ко мне: — А Вы, госпожа, должны ещё поучиться манерам. У нас могут быть проблемы в высшем обществе. — Плевать я хотела! Я не играю в твои игры, безумец! — злобно выплюнула я, уже ощущая безразличие к своей судьбе, если всё-таки сумею задеть демона. — Это не подойдёт нам. Клод схватил меня за талию и, прижав к себе, закружил меня, как в танце, повалив на мякоть постели. Я запрокинула голову, разрыдавшись ещё сильнее. Я не хотела, чтобы со мной обращались, как с марионеткой, моя душа кричала о свободе, которую у меня постоянно отнимали. Я сжала пальцами одеяло, когда ощутила горячее дыхание Клода на своём лице. Лучше бы я ещё раз потеряла сознание, чем ощущала его пытки наяву. — Вам нужно избавиться от крови, леди не стоит выглядеть столь неопрятно, — сказал он, проведя пальцем по моей ране на уголке нижней губы. Я снова увидела его пурпурные глаза, обозначающие неистовую алчбу. Я сжалась и поморщилась, когда его влажный язык коснулся зудящей травмы. Подвижными оставались лишь мои блестящие слёзы, которые продолжали течь, наслаиваться друг на друга и капать холодными весенними росинками на ключицы, смывая аристократичную белизну. Мне было противно, я не скрывала свои всхлипы, которые яростно рвались наружу, не пыталась унять дикую дрожь, мешающую ему сосредоточиться на своём деле. Клоду пришлось обхватить моё лицо ладонью, чтобы зафиксировать его в одном положении, но моё тело стало ещё более импульсивно дёргаться. Неразборчивый шёпот Тройняшек стал ещё громче. Двери резко распахнулись, но Клод не думал отвлекаться. В конце концов отвращение вышло за пределы нормы, взяв бразды правления на себя. Я резко дёрнулась, успев укусить его за скулы. Фаустус отстранился, но я не увидела на его лице гримасу боли. Он оценивающе обвёл меня взглядом и с заинтригованной улыбкой, словно это был для него флирт, стёр пальцами капли крови возле уже зашившего следа от моих зубов. — К-Клод?! «Алоис!», — радостно кричало моё сознание. Я повторяла Его имя, как мантру, как целебное заклинание, как признание в любви, даже несмотря на то, что Его глас звучал разочарованно, болезненно и неверяще. А после, когда Фаустус повернулся к Нему и подоспевшей Ханне, я стала ещё более тревожной. Теперь Его визит казался не спасением, а будущим макабром наедине с голодным и беспощадным демоном. — Я как раз ждал Вас, господин, — начал приторно Клод. — Нам стоит расторгнуть контракт.