Бабочка под стеклом

— Клод, что это значит?! Кипучая ярость Алоиса, смешанная с глубоким неверием, отзывалась во мне вторым сердцем. Я ненавидела Фаустуса, но эмпатия, привязанная к возлюбленному, заставила меня ощутить на себе весь спектр Его эмоций. Боли было так много, что стало трудно дышать. Она была столь ослепляющей, что я не видела ничего, кроме рыдающих небес в глазах Алоиса; они словно потеряли ангела, который разбил свои восковые крылья о пепельную землю, над которой властвовал демон. Но затем слёзные хмары, нависшие над ним, рассеялись, открыв затягивающий омут презрения. Его взгляд внимательно скользил по Клоду, по тому, как он стремился удержать меня, по моему испуганному лику, который в конце концов будто стал той самой точкой невозврата. Светлая радужка была заволочена глубокой и сиропно-тягучей тьмой, незримые крылья за спиной Алоиса восстали, окрасившись в пагубный аспид. — Немедленно отпусти Аи, она принадлежит мне! — Он процедил эту фразу сквозь зубы. С такой злобой, что, казалось, они раскрошатся под её неистовым напором. — Ты не имеешь право игнорировать мой приказ! Но Клод ответил Ему пагубным бесстрастием. Я знала, что люди не соперники демонам. Они даже не испытывают к нам снисхождение, как к адептам, открывающим им портал в человеческий мир. Мы лишь тривиальные эпигоны для них, неудавшиеся образцы лакеев и тем более оппонентов или союзников. Единственное удачное применение, которое они нашли нам — употребление в пищу. Но даже не все из нас подходили под их критерии, и наша жизнь ещё больше падала в их ледяных глазах. А пока наши души недоступны для них, они смеются над нами в гротескных масках, медленно сводя с ума. Я стала слишком взрослой, чтобы соврать Алоису: «Ты справишься с демоном». Холодная логика загубила во мне ростки эскапистного романтика, верящего в то, что чувства преодолеют любое преткновение. Но, вопреки уничижающим фактам, я могла испытать ничтожно короткое мгновение счастья, ощущая себя в Его сердце. Ощущая себя важной. Гораздо важнее, чем Фаустус, даже если было уже поздно. Отчаяние побеждало, но падать будет не так больно, если я смогу вспоминать о привкусе того мгновения, когда Алоис подчеркнул мою значимость перед своим бывшим фавором. Когда-то я считала, что превосходство над ним так и останется для меня пустой химерой. Как иронично, что, возможно, на последнем пике своего существования я смогла добиться своей цели. Одной из многих, но одной из самых дорогих. — Теперь, когда я нашёл особенную добычу, а Вы отказались от своей цели, узнав правду от Ханны, Вы более не властны надо мной, — проговорил спокойно Клод, но его глас звучал утробным эхом в моей голове. — Осталось только поглотить Вашу душу и заключить новый контракт. Я вижу, словно это происходит со мной, как внутренний мир Алоиса начинает раскалываться. По всей видимости, Он уже был подготовлен к такому исходу с уст Ханны. Но услышанное лично от того, к кому доверчиво стремилась Его одинокая душа, усилило натиск агонии, как в первый раз. Алоис замер. Моё сердце тоже тоскливо замерло. Это был правильный исход, но всё правильное зачастую причиняет самый ужасный дискомфорт, отнимая лучшее в тебе. — Значит, Ханна и Аи были правы, — сломлено прошептал Он, глядя в мои глаза, и я ощущаю себя почему-то виноватой за то, что разрушила Его фееричный замок. Даже если фатум изначально решил, что это лишь Его иллюзия. — Я никогда не был нужен тебе… Я чувствую, как Его богомольню оскверняют, как Клод снедает Его хрупкую веру, хрустя прежними убеждениями и закусывая новыми ощущениями. Чужой слом для демона на вкус как амброзия, продлевающая существование, а его наслаждение отзывается во мне вулканической ненавистью. Я дрожу вместе с Алоисом не то от ярости, не то от обоюдной безнадёжности, уже абсурдно задумываясь о том, что лучше бы мы пришли к компромиссу, поддерживая ради Него фиктивную семью. Только лишь бы Он улыбался, продолжая верить в любовь, которая исправляет Его, а не поднимался выше со дна, чтобы заново упасть в него — на этот раз разбившись об илистое разочарование. «Смогла бы я найти способ, чтобы Алоис выжил, избавившись от контракта, и заключить его с Клодом, дабы он оставался рядом?», — на полном серьёзе задумалась я, с невыносимой болью наблюдая за тем, как мой возлюбленный таял на глазах, точно печальный иней под равнодушным солнцем. — Люди никогда не были нужны демонам, как личности. Они слабые и бесхарактерные существа, одержимые своими пороками, и представляют для нас лишь одноразовую пищу. Но после этих слов я разбиваю вдребезги свои прежние одиозные мысли. Не бывать этому! Я никогда не заключу контракт с этим жестоким Иудой, даже если это порадует Алоиса! Нет никакого смысла держать подле себя подлеца, который готов нарушить контракт ради другой души. Даже в Себастьяне чувствуется честь. Мне хочется подойти к Алоису, прижать Его голову к своему взбешёному сердцу и ласково, по-матерински прошептать, что мы найдём другой способ стать счастливыми, без Клода. Я увидела воочию всю суть Алоиса, весь Его разваливающийся костяк, строящийся на любви к двум существам, один из которых потянул нить Его чувств и разрушил конструкцию, строившеюся гееннскими годами. Я увидела Его настоящего: беспомощный, брошенный эмбрион, озябло обнявший самого себя; одинокий безлистный саксаул, поражённый сухой пустыней; тщедушный мураш, отделившийся от своих собратьев и вынужденный умереть от голода. Сердце, залитое жалостливой кровью и воплем, жаждало укрыть Его от мира, который отказался от Него. «Мне так жаль, что я не увидела раньше в Тебе эту беззащитную, нагую натуру, в которой даже твоя ярость была обессиленным криком одиночества и боли. Мне жаль, что я не поняла Тебя, не смогла раньше времени приручить Твой сложный темперамент. Мне так жаль, Джим…», — говорила Ему мысленно я, потому что вслух Он бы не услышал от поглощающего траура, и непрерывно рыдала. — Ты ошибаешься, Клод, — в разговор вступила Ханна, голосящая всё ещё непривычной мне сталью. — Если бы у тебя было больше терпения и наблюдательности, ты бы понял, что люди очень сильны. Даже сильнее демонов, потому что они могут отказаться от наших услуг, преодолев свои грехи, а мы от их душ — нет. Мы зависимы от них. Они могут испытывать чувства, что чужды нам, изобретать новое и исправлять свои ошибки. Наша жизнь — пустое существование во имя еды: ни радости, ни любви, ни печали. Сплошная и беспросветная апатия, вынуждающая страдать чёрной завистью. — Это всё не важно. Тем более с твоих уст, Ханна, — Клод произнёс имя демонессы с особым сортом презрения. Однако я помнила его странное выражение лица, его немой недуг, когда ему пришлось вспомнить о её святости. — Я принял своё решение — я остаюсь демоном, а не его жалким подобием. — Тогда нам следует завершить этот разговор, — она оградила собой Алоиса, воинственно вытащив из-за спины изумрудный демонический меч. «Она действительно смогла убедить Алоиса, раз Он помог ей вытащить его!», — радостно пронеслось в моём сознании, в котором появилось тёплое чаяние, горящее не огнём, но небольшой свечкой, способной осветить множество закоулков однородной тьмы. Но Клод даже не повёл бровью, что встревожило меня. — Поэтому уйди с моего пути, — его фраза бритвенно полоснула мою ожившую смелость, которая на миг снова спряталась за сенью первобытного страха и неуверенности в победе. — Никогда! — твёрдо отчеканила Ханна, мужественно сжав клинок. Анафелоуз совершила резкий, леопардовый рывок, намереваясь всадить меч в грудь Фаустуса. Но её атаку оборвали вставшие перед ней, точно верные гвардейцы, Тройняшки: Томпсон держал арбалет, Тимбер — алебарду, Кантербери — две шпаги. Ханна замерла, присмотрелась к демонам и ядовито усмехнулась: — К сожалению, у меня складывается впечатление, словно у вас один мозг на троих. Тройняшки насупились, крепче сжав оружия. Но не от эманирующей злости, а от видимого натиска сомнений. Фраза той, за которой они последовали в поместье, согласившись быть прислугами ненавистного мальчишки, задела их за живое. Когда-то мне казалось, что они — безвольные марионетки в руках Клода. Но я неожиданно увидела в их пурпурных глазах вспыхнувшее зарево знакомых мне чувств. «Неужели они питают симпатию к Ханне? Или демоны могут манипулировать чувствами друг друга?». — Мисс Ханна, Вы поступаете глупо, — пасмурно сказал Томпсон. — Мы не хотим причинять Вам боль, — последовала фраза Тимбера. — Вы совсем как человек, — с разочарованием уронил Кантербери. — И я не жалею об этом, — с гордостью бравировала Анафелоуз, призывая оппонентов мановением клинка проявить инициативу. И Тройняшки не отступили от паучьего замысла. Клод, подобно инертному льву, стоял в стороне рядом со мной, наблюдая за битвой. Ханна ловко уворачивалась от летящих в неё арбалетных болтов, совершала изящные кружения, избегая атак клинков, и превратила своё тело в совершенную изогнутую фигуру, над которой повисла алебарда, потерявшая возможность уколоть её грудь. Я следила за невероятно быстрыми и сплочёнными атаками Тройняшек, иногда не понимая, как Ханне удаётся предугадать их и с лёгкостью уворачиваться. Всё выглядело так, словно она досконально изучила их действия, либо они поддавались ей, но всё равно не позволяли пройти дальше. Она играла с ними, как кошка с мышами, не торопясь смертельно клацкать челюстями. Их вечно мельтешащие ураганом силуэты закрывали мне обзор на Алоиса. Я потеряла Его из виду и начала паниковать. — Я действительно был для тебя ничтожеством, как и для всех остальных? — внезапно раздался рядом желанный голос, который одновременно звучал набатом. Я повернулась, увидев подкравшегося к нам Алоиса. Он держал в трясущихся руках зловеще сияющий стилет. Моё внутреннее лихолетье удвоило напор от непонимания того, что было у Него на уме. Хаотичные события развивались слишком стремительно, чтобы я успевала подавлять головную боль и трезво мыслить. Валунная невозмутимость Клода разрезала ножницами отчаяния мои надежды. — Меня привлекала Ваша страсть, с которой Вы смело танцевали в обнимку с огнём. Но Вы слишком быстро сгорели в ней, когда привязались к обычной служанке, и Ваша душа утратила прежний вкус. Даже Аида во время долгой разлуки с Вами смогла в какой-то степени обуздать чувства, что затягивали душу в грязный омут. Алоис смотрел со скорбью на Клода. А затем перевёл взор на меня, и я увидела, как голубые очи, напоминающие озёра, превратились в трясину. Мне показалось, что я чётко услышала, как Его душа возопияла на этот криведный мир. Я попыталась сделать решительный шаг ватными ногами, чтобы обнять Его, обещая реставрировать прежние чувства, которые уже начали медленно пробуждаться, но Фаустус удержал меня рукой. Я хотела впиться зубами в его конечность, подобно бешеному церберу, но ведь он даже не поморщится от боли. «Я жалкая вошь для него, а для Алоиса — целый мир…», — почему-то эта мысль заставила меня плотно поджать губы, чтобы не выпустить поток бесполезных слёз. Я будто заново открыла для себя новые черты Алоиса, которые могли влюбить в себя с первого неосторожного и робкого взгляда. Я увидела, как Он хочет бороться за меня, как Он меняется, как ставит меня в приоритет. Я была поглощена Его новым рвением сосредоточиться целиком на моей персоне, и это живоносное чувство заполнило мой эмоциональный резервуар невероятной нежностью. Мне было больно от того, что я не могла выпустить её прямо сейчас, исцелив и Его тоже от мук. Мне было обидно, что нас разделяла чёртова рука демона. — Я верну любовь Аи, я обязательно верну её, потому что она верит в Нас, — перестав дрожать, уверенно сказал Алоис, сменив страдающий взгляд на твёрдый, отдающий изморозью. — А ты, Клод… ты никогда не получишь её любовь. Я не позволю тебе! Клод молча и неподвижно наблюдал за тем, как Алоис медленно подбирается к нему. Он созерцал с интересом движения моего возлюбленного, который ещё раз поразил меня словами, решимостью и томительностью сердца, чей шёпот передавался моему. Для Клода это было маленьким феатром, а для нас — целой вечностью открытий, от которых благоговейно дрожала плоть. — Я верил… что у нас получится построить счастливую семью… Я любил вас обоих! — всхлипнув, с жаром бросил Алоис, сжимая рукоять стилета. — Но ты предал меня, Клод… Предал, когда причинил вред Аи, а не когда отверг мою душу… Я не прощу тебе этого! Никогда, слышишь?! Давясь плачем, Алоис с чувством прижался к груди Фаустуса, который оставался непоколебимым монолитом. Я снова нервно дёрнулась, пытаясь дотянуться десницей до отчаявшегося возлюбленного, который собирался совершить глупость, но Клод грубо обвил рукой мою талию, не позволяя двигаться. Я могла только скрипеть зубами и наблюдать за застывшей картиной, где Алоис, не желая расставаться с прошлым, вопреки мучениям, рыдал в обсидиановый фрак безучастного Фаустуса. «Несколько месяцев я потратила на то, чтобы научиться стрелять и фехтовать. Но что в итоге? Пригодились ли мне эти умения, если я сейчас беспомощно стою на месте во власти демона, пока мой возлюбленный идёт на рожон?», — трепыхалось подстреленной птицей в моей голове. В горле встал кислотный ком от безнадёжности. Осознание бесполезности всех моих прошлых трудов медленно отравляло меня. Я тонула в зыбучих песках своих стремлений, которые оказались пустыми, стоило мне стать свидетелем того, что я не смогу изменить своими руками. — Теперь Вы видите во мне врага, но всё ещё не можете отпустить меня? — со странной насмешливостью спросил демон. — Тяжело и больно… Очень больно! — Алоис громче зарыдал, ударив кулаком Клода. — Но моя Аи… Я не отдам её тебе! Только не её! Она никогда не будет принадлежать тебе, демон! Алоис истерично вонзил стилет, целясь в сердце. Холодная сталь с чавком вошла в податливую плоть. Литопоновый жилет был порабощён растущим рубиновым пятном. Но Клод не отреагировал на удар, лишь слабо поднял уголки лилейных губ. И было в этом жесте нечто непривычное, почти человеческое. Я загляделась в безумном любопытстве, перестав слышать бойню Ханны и Тройняшек. Рыдания Алоиса стали громче. Наверное, Он прекрасно понимал, что демона невозможно убить тем, что является для них детской игрушкой. Но для Алоиса, кажется, это было символичным отказом от травмирующих чувств, и Ему уже было не важно, лишат Его жизни или нет. Он хотел освободиться. Хотел почувствовать, какого бороться за подлинную любовь. Хотел узнать, какого делать правильный выбор. — Ваша страсть действительно не знает границ, господин. Вы говорили о любви ко мне, а теперь попытались убить для того, чтобы продолжать любить другого, — задумчиво сказал он, неожиданно коснувшись щеки Алоиса. Я болезненно зашипела, словно он опорочил меня этим касанием, и снова задёргалась, уже непрерывно, до полного изнурения. — Это… интересно. Но недостаточно. Почему Ханна взяла Вас с собой, зная, что Вам будет ещё больше грозить опасность? — Она отговаривала меня… Я пошёл сам. Только я… должен освободить Аи и расправиться с тобой. Это… моё бремя, — Алоис с трудом ронял каждое слово, наполненное бесконечными слезами. — Алоис… — прискорбно прошептала я Его имя, пытаясь дотянуться до Него рукой, пытаясь отговорить, пытаясь оттолкнуть от безумной затеи. Но не смогла. Он медленно повернул белёсую макушку, заглянув в мои глаза. Сквозь агонию я увидела в Его зеницах звёзды, которые можно было бы зачерпнуть ладонями, испить их млечный нектар и оказаться в эмпирее. — Я люблю тебя, Аи. От Его признания, звучащего прощальной сонатой, я громко всхлипнула и ощутила, как моя плоть заживо плавится в огне, которого я раньше боялась. — Вы действительно изменились, — с каким-то сожалением сказал Клод. — Но слишком поздно. Как только Клод коснулся шеи Алоиса, чтобы сжать её, я закричала, не помня себя. В Ханне проснулся внутренний зверь, который прорвал оборону Тройняшек ценой раненого тела. Она протянул руку вперёд, едва коснувшись клинком горла Фаустуса. Демон молниеносно среагировал: он поставил в приоритет меня, поэтому отшвырнул Алоиса, схватив освободившимися кончиками пальцев искривлённое лезвие, и оттолкнул от себя оружие. Ханна не успела совершить следующую атаку, поскольку Клод сделал выпад, продолжая крепко держать меня, и впечатал одним ударом ноги её в стену. Я ужаснулась, вдавила ногти в запястье Фаустуса, но ему было всё равно. Я начала почти задыхаться от отчаяния, наблюдая за тем, как Анафелоуз медленно осела на полу, разжав персты, которые не должны были отпускать меч. — Прогрессирующая любовь сделала тебя ещё слабее, Ханна, — заметил с разочарованием Клод. — В наш первый бой ты держалась дольше. — Я… ещё не закончила, — злоречиво выплюнула она, прожигая его взглядом. Демонесса быстро встала и отряхнулась, словно никто не касался её. — Я закончу за тебя, я слишком долго ждал вкус блаженства. Томпсон, позаботься о господине, — один из троицы направил арбалет в сторону лежащего Алоиса, который продолжал испуганно и неверяще смотреть то на меня, то на Клода. — Нет, не смей, я никогда не заключу с тобой контракт! — вопила в припадке я, конвульсивно дёргаясь в его руках. — Если ты найдёшь способ, как безопасно разорвать договор с Алоисом, я заключу контракт и загадаю такое желание, что ты поглотишь меня за пару дней! Только оставь Его в живых, прошу! — Я изучил все Ваши слабые стороны, госпожа, а демоны, как известно, могут легко повлиять на запутавшиеся души, — с хитрой улыбкой сообщил Клод. Мой хрустальный водопад слёз не останавливался. Поток Алоиса усилился, и сквозь него я увидела, что стала в Его глазах благодаря готовности пожертвовать собой святой мессией и единственным любимым человеком, ради которого стоило бороться за жизнь. Мне было ужасно жаль, что лишь в этих трагических событиях, упавших петлёй на наши шеи, мы смогли иначе взглянуть на друг друга, открыть в себе новые грани, увидеть достижимый свет в сердцах, которое способны создать нежный симбиоз ещё раз. Но глубочайшая и чёрная грусть травила меня тем, что я не смогу познать это повторно. Он приказал жестом отправить арбалетный болт в чело застывшего в ужасе Алоиса. Ханна сделала рывок, в котором оттолкнула Томпсона, и, собственнически прижав к себе моего возлюбленного, выставила перед собой изумрудный клинок, демонстрируя готовность сражаться до последнего вздоха. Она была пламенной и боевитой Афиной, готовой разрубить каждого гиганта и самолично остановить Троянскую войну; Паллада, которая неистово сражалась, как мужчина, но оставалась самой прекрасной и непорочной девой. Тройняшки оцепенели, внимательно разглядывая тяжело дышащую демонессу: в их очах — мириады эмоций, пристрастия и бельмесости. — Мисс Ханна, Вам лучше отступить, — сказал Томпсон; в его голосе я услышала нечто, напоминающее сочувствие и одновременно недоумение. — Почему Вам так нравится этот капризный мальчишка? — пытливо спросил Тимбер. — Вы ведь сильный демон, Вам нужно встать на сторону Клода, а не терпеть унижения от таких слабых существ, — завершил апофегму Кантербери. Лицо Ханны стало на короткое мгновение рефлексирующим, словно она впервые задала самой себе вопрос: «Зачем я всё это делаю?». Я чувствовала, что она вспоминает о Луке: о поле с голубыми колокольчиками, о котором она трепетно рассказывала мне, когда расчёсывала мои волосы перед сном, о его улыбке, о том, как этот маленький человек осознанно пожертвовал собой ради счастья Алоиса. По её щеке скатилась одинокая тоскливая слеза, но её лик отражал инспирацию. — Вам будет трудно понять это, но демоны могут познать счастье лишь в страданиях. Боль — самое сильное чувство, способное пробудить даже не-мертвецов вроде нас. И лишь сражаясь с этой болью, приблизившись хоть немного к триумфу, мы сможем ощутить вкус эйфории. И понять, что мы слабо отличаемся от людей, которые так же стремятся познать муки, чтобы достичь заслуженного счастья. Взгляды Тройняшки изменились: из боевых фантош они превратились в личностей, способных анализировать собственные деяния. Они смотрели с презрением на Клода и Алоиса, с недоверием на меня, и с благорасположенностью на Ханну. Они опустили оружие, осторожно шагнув к Анафелоуз. — Я никогда не пойму Вас, мисс Ханна, но лучше оставаться на Вашей стороне, чем прислуживать алчному Клоду, — сказал Томпсон. — Он обещал нам не вредить Вам, если мы поможем ему избавиться от Аиды и господина. Но, кажется, у нас так не получится, — объяснил Тимбер. — Если Вы так сильно привязаны к мальчишке и девчонке, я тоже постараюсь привязаться, — вступился Кантербери. «Что это за спектакль?», — пронеслось недоверчиво в моей голове. События так резко сменили направление, что меня начали яростно гложить сомнения. Клод оставался чересчур спокойным, точно гепард, терпеливо ожидающий отстающую от стада газель. Но я была уверена в том, что Ханна разумно воспримет перемену троицы. — Решили вернуться к своей прошлой хозяйке? — раздался насмешливый глас Фаустуса. — Ты нам всё равно никогда не нравился, — грубо бросил Томпсон. — Ага, и очки у тебя вечно пыльные, — поддержал Тимбер. — Мисс Ханна лучше, даже если ей нравятся скучные люди, — закончил Кантербери. Ханна обвела Тройняшек взглядом оскорблённой инфанты, но я заметила, как с её рамен спало напряжение, когда они загородили её и Алоиса с собой. Бывшие соперники, повернувшиеся уязвимой спиной, демонстрировали возвращение преданности. Но я продолжала скользить по их фигурам настороженным взором. Демоны лучше понимают друг друга, но Ханна была другой, и даже её свита не могла понять, что движет ею. — Мне безразлично решение обычных сошек, — сообщил с сытой ухмылкой Клод. — Вы были нужны здесь только для того, чтобы подготовить новую госпожу к церемонии, в остальных задачах вы оказались бесполезны. Три демона, четыре или больше против меня — не имеет значения, пока мною движет страсть к достойной душе. Серебро в золото, грязь в чистоту, огонь в пепел, живых в мёртвых. Таков дворецкий Клод Фаустус, — он деловито поправил очки, готовясь без колебаний противостоять маленькой армии демонов. Его решительный настрой вселил в меня хладное оцепенение. — Ханна, ты что, поверишь этим тупоголовым болтунам? — прочитав мои мысли, обеспокоенно спросил Алоис. — Не волнуйтесь, господин, я чувствую их истинные намерения. Даже демоны способны совершать ошибки, — она перевела взгляд на Тройняшек, её очеса сверкнули королевским пурпуром с кошачьим зрачком. — Но вы, мальчики, искупите их своими жизнями, если так распорядится судьба. Так что позаботьтесь о Клоде. Они покорно сжали оружие, не смущаясь зловещей фразы Анафелоуз, которая в этот момент показалась мне мстительной Немезидой. Тройняшки синхронно побежали к Фаустусу, который, взяв меня на руки, прыгнул, позволив врагам встретиться со стеной. Он оказался поблизости с Ханной, которая не могла позволить себе атаку в отличие от него, поэтому, продолжая крепко обнимать Алоиса, она увернулась от удара ноги Фаустуса. Томпсон в это время выпустил снаряд, целящийся в плечо демона, но тот незамедлительно пригнулся. Однако я успела ощутить всю палитру страха, когда болт был совсем рядом с моим эпидермисом. — Остановитесь, — спокойно приказала Ханна, и Тройняшки, которые действовали чересчур неуклюже из-за отсутствия эмпатии к людям, послушно замерли. Она пригвоздила тяжёлый взор к сопернику. — Весьма нечестная игра, Клод Фаустус. — Я всего лишь не собираюсь позволить кому-то из вас вцепиться в то, что принадлежит мне, — с едкой ухмылкой сказал он. — Аи не твоя, Клод! — не выдержав провокационный тон бывшего дворецкого, гневливо закричал Алоис, истерично вцепившись в запястья Анафелоуз. У меня разрывалось сердце от Его взгляда, в котором собрана пепельная горечь предательства. Разрывалось от того, что я была вынуждена находиться всё это время в руках демона, а не в Его. Стенало от того, что Ханна пыталась утешить Алоиса своими объятиями, но Он отвергал её — все Его мысли были заняты мной, и я пропускала их ситом через себя, страдая и изнывая от ничтожного расстояния. — Предлагаю устроить дуэль, — натужно протянула Ханна, понимая, что у неё нет другого выбора. — Я не отдам тебе господина, без которого ты не сможешь заключить новый контракт, а ты не отпустишь Аиду. Мы лишь тянем время перед тем, как сюда явятся Сиэль и Себастьян. Только дуэт справедливо и быстро решит, кто из нас заслуживает душу этой девушки. — Дуэль? Как это по-человечески, — сардонически усмехнулся Клод. — Будет даже лучше, если сюда придёт Себастьян. Я избавлюсь от всех, кто может помешать мне и моей госпоже. — Думаешь, что у тебя хватит сил противостоять ему? — с вызовом бросила Ханна. — Да. И у меня останутся силы, чтобы заставить замолчать пустой сосуд вроде тебя. — В тебе так много спеси, но ты не торопишься ответить согласием на моё предложение, — её губы накрыл лисий оскал. — Тебя смущает оттенок человечности этого действа? Но до этого ты спокойно сражался с Себастьяном по приказу господина. — Будь по-твоему, — флегматично прервал её Клод. — Победителю достанутся две души. В таком случае, Аида уже точно не сможет отказаться от контракта со мной. Мне хотелось испуганно возопиять: «Ханна, что ты делаешь?! У тебя мало шансов против Клода, вы должны были атаковать вместе, если удача обернулась так, что к тебе снова вернулись Тройняшки!». Но вместе с тем мой разум понимал: другого выхода нет. Мы все — бабочки в паутине Фаустуса, который оплёл ею каждый дюйм поместья, и мы должна были подбирать общие правила его игры, чтобы нити не обрезали остатки наших крыльев. Я собрала всю волю в дрожащие кулаки и сказала провоцирующим тоном, обратившись к Клоду: — Да, будет лучше устроить дуэль. В прошлый раз, когда я увидела тебя в деле против Себастьяна, ты отвратительно повёл себя, поддавшись ему. Мне было бы лестно, если бы я знала, что заключу контракт с достойным демоном, а не с его блеклым намёком. Фаустус отразил мои слова бесстрастным выражением лица, но я почувствовала, как его мышцы слегка напряглись. Вывести его из равновесия — едва ли посильная задача, и этих эмоциональных крупиц было достаточно, чтобы ощутить, что я поступила правильно. Он наконец-то опустил меня на пол и катастрофически близко наклонился к моему лицу, елейно пролепетав: — Что ж, как Вам будет угодно, моя госпожа.