Бабочка под стеклом

Я не знала, сколько мы ехали и куда. Поездка казалась бесконечной, шум кареты въелся в голову. Я поняла, что мы уже не в сердце Лондона, а в какой-то небольшой деревушке. Наши животы с Алоисом заурчали. Он сказал, что ещё не потерял навык воровства. Мне было больно слышать это: Он лишился чести, чтобы добиться высокого положения, и теперь снова упал в грязь, снова оказался в деревне, где задумался о возвращении прошлого. Я запретила Ему думать об этом. Мы потеряли дом, но не потеряли достоинство. Нам нужно было найти хотя бы на эту ночь место, где мы сможем поесть и выспаться. Сойдя с экипажа, мы начали неспешно обхаживать местность в поиске возможного приюта. Я слегка прихрамывала из-за обожжённого пальца, Алоис держал меня за руку, повторяя, что не оставит меня одну. Грязные, потрёпанные и затравленные, мы были похожи на каторжников, сбежавших с цугундера. Под вывеской «Ноев ковчег», где мы остановились в любопытстве, появился молодой человек с медными волосами, который встретил нас вигильным взглядом. Он замер, сперва не понимая, что ему нужно сказать трём оборванцам, но быстро взял себя в руки, видимо, заметив отчаяние в наших глазах. — Ох, ребята, как вас жизнь потрепала! — сочувствующе воскликнул он. — Что случилось? Я бегло осмотрела наши одеяния. От них не осталось и намёка на сибаритное происхождение: мой подол был испещрён дырами и грязью, многие аметисты выпали, пряди ниспадали тонкими грязно-терракотовыми сосульками, и то же самое можно было сказать об одежде Алоиса и Ханны, похожей на сенильное поношенное тряпьё. Ещё раз осмотрела локацию, где в маленьких деревянных домах, заросших сорняками, не горели приветливо лампы. «Это наш шанс. Нужно придумать какую-нибудь историю, чтобы он увидел в нас братьев по несчастью», — залезла в голову корыстная мысль. — Мы сбежали от деспотичного графа. Он… мы провинились и он… издевался над нами… Он так часто издевался, что у нас уже не было сил терпеть… Нам бы хоть на одну ночь получить ночлег, чтобы он не нашёл нас… Я наслаивала на свою память обрывки прошлых трагических часов: звонкую, словно пощёчину, фразу Мейлин о предательстве, последний взгляд Сиэля, в котором собралась печальная элегия, смерть могущественного демона Клода, напомнившая, что ничто в этом мире не вечно. Я искренне встрепещала, и моя игра выглядела более чем убедительно. Краем глаза я заметила, что Алоис неотрывно смотрит на меня, поражаясь тому, как я играла роль мученика. «Но если задуматься глубже, это ведь не совсем игра». Рыжеволосый парень охнул, когда моя история была завершена натужным всхлипом. Он пригляделся к каждому из, и его сердобольный взор стал безбрежным. Он задержался на Ханне, которая немо поглощала мой рассказ, обличая подлинную усталость. — Это ваш хозяин лишил тебя глаза? — осторожно спросил он, и взгляд его глициниевых очей потемнел, сосредоточившись на лице Анафелоуз. Ханна вздрогнула от вопроса. Я последовала за ней, рефлекторно взглянув на Алоиса: он был бледен, точно мерлый фараон, укутанный саваном. Теперь, когда конфликты прошлого, кажется, были разрешены, нам было неуютно вспоминать о них. — Я… сама поранила его, — тихо обронила Ханна, по старому обычаю опустив голову, чтобы избежать нежеланный зрительный контакт с собеседником. Было забавно осознавать, что я знала её с совершенно другой стороны, и молчание её альтер-эго обозначало ярость берсерка. — Этот мир бывает весьма бессердечен, — с туманной печалью сказал он, демонстрируя свою костяную руку. На минуту мне показалось, что он возымел желание прикоснуться к щеке Ханны, погладить её, но он быстро пресёк алчбу. И на какое-то мгновение мне почудилось, что мы были знакомы с ним. — Но теперь вы в безопасности и больше никто не тронет вас. И где же мои манеры? А, точно, я ведь вырос на улице, поэтому о воспитании я плоховато знаю, — его тон внезапно повеселел, от чего я немного расслабилась. — Меня зовут Джокер, я импрессарио цирка «Ноев ковчег». А вас как зовут, ребята? — Аида, — представилась я, затем указав на своего спутника. — А это Джим. Алоис вопросительно посмотрел на меня, но моего взгляда было достаточно, чтобы обозначить, что Его фигура слишком заметна для откровенного приветствия. Он незаметно кивнул, виновато улыбнувшись. Я не смела винить Его за то, что Он не успел построить стратегию — мы так долго мариновались в опасности, что растерянность была нашей естественной свитой. — Ханна, — тихо представилась демонесса. Гривуазность Джокера сменилась томностью, с которой он снова задержал взор на Анафелоуз. Я ни с чем на могла спутать эту мечтательность, которая сулила стать козырем в нашей игре. За его спиной появилась невысокая девушка с броским макияжем и откровенным костюмом, напоминая мне работницу лупанария. Должно быть, образ демимонденки был важен для цирка. Ощутив её присутствие, Джокер опомнился. - Знаете, если вам некуда пойти, то вы можете какое-то время побыть у нас, а там, может, и проникнетесь нашим цирковым духом и останетесь здесь. А вообще, прежде чем лучше познакомиться, думаю, вам стоит сначала принять ванну и сменить одежду, а то пахнете вы не очень, — с приветливой улыбкой сообщил он. — Да, было бы неплохо, — обрадовалась я, не смущаясь его прямоты. В этом даже была своя прелесть, будто мы… среди своих. У меня, несомненно, возник естественный вопрос: «А они всех так просто принимают в свой дом?», но я решила отложить его. Возможно, мою осторожность притупило наличие демона под рукой. — Джокер, подожди! — звонкий и бойкий голос черноволосой красавицы вынудил меня замереть. — Почему ты так легкомысленно принимаешь их? Сначала нам нужно узнать, откуда они взялись. — Бист, разве так встречают гостей? — строгий взгляд Джокера, словно кнут, укротил агрессивный нрав девушки. Она строптиво рыкнула, но покорно отступила. — Лучше помоги новичкам приготовиться к выступлению. А вы, ребята, следуйте за мной. Мареновые очи Бист неприязненно оглядели нас. Для неё мы были словно опасными беглецами с Бастилии, которым она не хотела позволять врываться в их личные чертоги. Но особенно её взгляд вспыхнул лесным пожаром от Ханны. Расходясь, мы ещё долго не могли разорвать зрительный дуэль с ней.

***

— Здесь мы принимаем ванну. Джокер указал рукой на небольшую территорию, загороженную хлипким забором, и на ней стояли деревянные кадки различных размеров, заполненные до краёв водой. — И где же ванна? — ворчливо спросил Алоис, полагая, что над нами решили неудачно пошутить. — Вот здесь, — Джокер ещё раз как можно беззаботнее указал на кадки. — Разве не видно? — Простите, — поспешила уладить ситуацию я, чувствуя, что Алоис не так быстро смирится с нашим новым положением. — Мы раньше прислуживали у дворян, поэтому не привыкли купаться в кадках. Но ничего страшного, к неудобствам тоже привыкаешь, когда осознаёшь, что в прошлом было хуже. — Правильный настрой, Аида! — рыжеволосый златозарно улыбнулся. — Но… это общая купальня? — скромно уточнила я. — Да. В тесноте да не в обиде. — Я не хочу, чтобы на Аи пялились другие, — злобно процедил Алоис, вперив прожигающий взгляд на рыжеволосого парня. — Я восхищён вашими отношениями, но… мы тут все как братья и сёстры, поэтому не стесняемся друг друга, — Джокер пытался мягко преподнести сей факт, но, заметив непреклонность моего возлюбленного, он добавил: — Хотя, если вам очень важны такие вещи, вы можете купаться отдельно в другое время. Обычно все идут сразу после выступлений, а дальше купальня пустует. — Спасибо за уступку, Джокер, — тепло поблагодарила я его. — Всегда пожалуйста! Тогда не буду тревожить вас и предупрежу других, чтобы не подглядывали за вами, — перед уходом он положил нам наспех схваченное тряпьё. Мы остались втроём, предавшись размышлениям и внутренним батальям. Человек быстротечно привыкает к помпезности, и когда его снова окунают в купель нищеты, у него возникают паника и неприятие. Эти чувства так сильны, что даже мимолётное соприкосновение с уже чуждой реальностью надолго сковывают в оцепенение. Но больше всего я переживала за Алоиса, который страдал нестабильным эмоциональным фоном. Я подошла к нему и кротко коснулась ладонью его плеча. — Ты готов к таким некомфортным условиям? — Будет непривычно. Но ведь рядом со мной ты, а значит, любая помойка превратится в рай, — Он сменил меланхолию на ободряющую улыбку, накрыв ладонью мою руку. — Да и… когда я жил в деревне, условия там почти не отличались от здешних. Так что я уже заранее подготовлен. Мой взгляд затянулся угрюмыми тучами. Мысли Алоиса обрастали зрелым коконом, мне было непривычно созерцать перемены в Нём. Кроме того, я знала о причинах метаморфоза, и они угнетали меня. Я хотела, чтобы мы взрослели плавно, без резких скачков, травмирующих психику, но… у нас не получилось. Пожалуй, мне было бы спокойнее, если бы Он остался тем, кто ещё может сохранить в себе наивность и жизнерадостность. Переступая через тяжёлые рефлексии, я сняла с себя потяжелевшее платье. Оставшиеся драгоценности посыпались россыпью на землю. Воспоминания о том, как нас пытались сжечь, словно ворогух, сдавили меня. Я снова ощутила удушающий запах горелой плоти, поёжилась и с ненавистью пнула одеяние, символично отрекаясь от тех ужасающих картин. Вздохнув, я взяла маленькое ведро и быстро вылила на себя воду. Меня будто пронзили ледяные спицы, которые слились с моими органами. — Ааагх! — закричала я, занявшись интенсивным трением собственных рук. — Х-холодно! Реминисценции о доме, где часто отсутствовала горячая вода, вынужденно таяли, когда я только начала служить Алоису. Когда привыкаешь к уютным условиям, от прошлой жизни хочется немедленно отказаться, словно это кошмарная грёза. Поэтому, будто залитая порошей, я с непривычки лихорадочно дрожала и хватала урывками воздух, с ужасом вслушиваясь в то, как кто-то из моих спутников без лишнего шума повторил эту процедуру. — Я согрею тебя. Я ощутила, как со спины ко мне прижалось влажное и прохладное тело Алоиса, и Его руки крепко обвили мою грудь. Дрожь начала покорно униматься. Сердце, откликнувшееся на желанную ласку, стало быстрее перегонять обмороженную кровь. Время замерло, погрузив нас в своеобразный Элизиум, где мы были вдвоём, в безопасности, в улежном лоне мирной пустоты. На моих устах невольно зацвела улыбка. Я почти забыла, какого искренне и так умиротворённо улыбаться. — Болит? — взволнованно спросил Он, прикоснувшись перстом к моей шее с пентаграммой. — Уже нет, — отмахнулась я, хотя клеймо всё ещё отдавало слабой пульсацией. — Врёшь, — без укора заявил Он. — Ты забываешь, что я тоже заключал контракт с демоном, — Его голос стих, словно Он выпалил лишнее. Рана, оставленная Клодом, всё ещё зудела у Него. Но Алоис быстро подавил печаль игривостью. — Я сделаю так, чтобы у тебя ничего не болело. И Он, откинув мои мокрые волосы, начал нежно массировать поражённое место. А затем, подняв одним движением руку мою голову, приник прохладными губами к шее. Короткие и почти невесомые поцелуи действовали расслабляющим бальзамом. Я ощутила за спиной прорезавшиеся крылья. — Да уж, вдвоём однозначно теплее, — на смущённом выдохе сказала я, погладив ладони Алоиса. — Повезло Ханне: она может контролировать свою температуру, — взглянув на демонессу, которая стоически омывала стройное и гибкое тело ледяной водой, сказал Он. — Алоис… — я строптиво дёрнулась в Его руках. Меня почему-то задело то, что мой возлюбленный так невозмутимо оглядел нагую Анафелоуз. — Мне всё равно на её тело, — небрежно фыркнул Алоис, крепче сжав меня. Я задышала чаще от того, что мы стали ещё ближе. А затем Его глас падшего ангела, искушённого в пороках, игриво обжёг моё ухо: — Ты ревнуешь, Аи? Я неожиданно ощутила себя в серпентарии, где на меня набросились противные ядовитые змеи, и их укусы отравляли меня неприятными покалываниями пока ещё неясного происхождения. Мне стало не по себе от того, что Алоис сделал мне подобное замечание. Я не могла ревновать Его к Ханне, только не к ней. Не могла вообще после пережитых испытаний задуматься о том, что Ему нужен кто-то, кроме меня. И мне нестерпимо хотелось закрепить наши возобновлённые чувства страстью, которую раньше я так боялась, но я не могла позволить себе подобную роскошь в данных условиях. Мне пришлось сопротивляться, обуздав горячую вибрацию внизу живота. Сейчас не время и не место. Однако возбуждённое воображение, вопреки логике, успело подбросить мне непристойные картины нашего сближения перед демонессой, которой никогда не встать между нами. «Да что это со мной?!». — Я беспокоюсь не об этом, а о её комфорте, — напряжённо протянула я, потирая шею, в которой застрял тугой и кислый ком. — Всё в порядке, госпожа, я не смущаюсь, — смиренно отозвалась Ханна. Но я продолжала озабоченно поглядывать в сторону совершенной демоницы. С божественного смуглого тела эффектно стекали прозрачные капли; она, подобно нереидам, витала в своём идиллистическом уголке, играя с водной стихией и не реагируя на чужие пристальные взоры, имеющие элементы похоти или зависти. Вопреки антагонистическому происхождению, в ней была ангельская покорливость, и это лишь подчёркивало её абсолют. В прошлом Алоис обвинял Ханну в том, что она стремится привлечь к себе внимание. Действительно: внеземная, идеально слаженная, с завидным смирением, кажущимся временами напускным, чтобы её признали именно за это. Она выдержит оскорбления, не издаст звука от удара плетью, наверное, даже примет усекновение, но всё равно не обвинит, а будет любить до последней секунды своей жизни. Слишком хороша, точно выдуманная. Я была далека от неё и телом, и душой. «Нет, это всё тьма контракта затягивает меня в омут дурных мыслей. Ханна моя подруга, она никогда не пыталась привлечь внимание Алоиса, она борется за наши отношения», — нервно тряхнула я головой. Эти мысли были такими навязчивыми, что у меня раскалывалась орехом голова. Терзаемая эманирующими злостью и завидами, я повернулась лицом к Алоису, чтобы сублимировать лишние эмоции в обоюдную и долгожданную нежность. Так мы и замерли в объятиях друг друга, слушая, как Ханна неторопливо поливает себя водой.

***

Мучительный гигиенический ритуал был завершён. Несмотря на непривычные муки, я ощутила себя отавой: ледяной поток скосил мои прошлые переживания, навеял свежесть и взбодрил, заставляя задуматься о чём-то, кроме Сиэля и Себастьяна. Я неторопливо натягивала мешковатую одежду, наблюдая за теми же действиями своих спутников. Потеребив неудобные широкие карманы, я изнурённо вздохнула. — Эта одежда мне не по размеру… — Она уродлива, — прямолинейно заявил Алоис, с той же неохотой ощупывая свою рубашку, на которой где-то торчали нитки, а где-то были небольшие затяжки. — Но ты всё равно остаёшься прекрасной, Аи. Я засияла от того, что между нами были такие тёплые разговоры. Если у нас теперь есть время, чтобы предаться беззаботности, пусть даже и мнимой, почему бы не воспользоваться прерогативами? Я хотела закрыть все гештальты перед тем, как жизнь исторгнет на меня свой праведный гнев. Хотела зарыть между нами гроздья конфликтов прошлого и тех, которые обещали наступить, когда я позволю мгле овладеть мною. Чтобы бороться с её влиянием, я должна обустроить себе улежное гнездо добродетели и благоприятных отношений с теми, кто мне дорог. — Алоис, ты больше не испытываешь негативные чувства к Ханне? — Нет… мы уже всё решили, — глухо проговорил Он, опустив уже чистую макушку. Я чувствовала, что Его снедают стыд и вина. Это хорошо. Но я с трудом могла вынести Его уязвимость. — Мне очень жаль, что я был слеп к её чувствам. Но это всё позади, верно, Ханна? — Да, господин, — покорно откликнулась она, улыбнувшись. Снова полился её медовый, сладкопевный голос, всецело располагающий к себе. Она могла бы устранить им любой глобальный вздор, подчинив себе агрессоров, точно благовидная ундина. И никто бы, очнувшись от её чар, не посмел обвинить её в злодеянии. Но тьма навязывала мне тошноту. Навязывала мысль о том, что мне было куда спокойнее, когда Алоис считал Ханну пустым местом. Мне было стыдно за собственный навязчивый голос в голове, он принадлежал не мне, я усердно пыталась убедить себя в этом. Меня потряхивало, но я отвлекла себя диалогом. — Ханна, Он больше не твой господин. И я не твоя госпожа. Теперь мы равны. — Контракт обязывает меня соблюдать с Вами определённую субординацию, — мягко возразила Анафелоуз. — И я приказываю отказаться от неё, — с нажимом сказала я, чувствуя уже не трепет от её жертвенности, а усталость. — Ты знаешь, что контракт был заключён только ради нашего выживания. Я хочу, чтобы ты оставалась моей подругой. — Хорошо, я постараюсь, — подавив в себе неуместное желание сопротивляться, демонесса наконец-то приняла моё мировоззрение. — А что насчёт Нас, Аи? — каким-то потерянным голосом спросил Алоис. — Ты будешь со мной только из-за того, что тебе больше некуда пойти, или…? Он не сумел договорить последнюю фразу, потому что сама мысль отзывалась болью. Я могла бы обвинить Его в том, что очень глупо и алогично предполагать подобное после того, как мы прошли достаточно испытаний и предоставили немало доказательств того, что мы готовы идти дальше вместе. Но с моей стороны было бы ещё глупее обескуражить Алоиса тирадой. Сейчас Он, без титула, любимого дворецкого, поместья и роскошных нарядов, был самым беззащитным и растерянным из нас. Я уверенно подошла к Нему и заключила в свои объятия, потому что больше всего сейчас Ему будет понятен и близок язык любовных прикосновений. — Я хочу принять тебя таким, какой ты есть. Я с тобой до конца, что бы ни случилось. Мой выбор был сделан ещё тогда, когда я причинила боль человеку, который считал меня своим другом. — Ты жалеешь об этом? — осторожно спросил Он, словно боясь вскрыть мне только что зарубцевавшуюся рану. — Нет, ведь это позволило мне быть рядом с тобой. — Я рад, — спустя несколько секунд молчания ответил Алоис, уже без боязни и вины ответив взаимностью на мою ласку. Он снова ожил, и я была невероятно счастлива от этого. — Теперь мы одна команда, — сказала я со спокойной улыбкой, вкладывая ещё больше поддержки в каждого из нас. Особенно в свою душу, над которой хищно сгущалась персонифицированная тьма. Привык ли к ней Сиэль или он научился контролировать её? Теперь этот вопрос будет мучительно изводить меня, пока я не найду оплот надёжности, подальше от её медвежьих лап, норовящих придушить мой холодный рассудок. — И теперь, раз уж мы далеко от Сиэля, нам больше ничего не угрожает. Он не найдёт нас, мы позаботимся об этом. Начнём новую безопасную жизнь втроём, — мечтательно пропел Алоис, ободрённый нашим оптимизмом. Мы переглянулись с Ханной и, безмолвно договорившись, подарили Алоису улыбки, полные чаяния и веры в светлое будущее. Но мы понимали, что будущее может и не наступить. По мановению чуда нам продлили дни настоящего, поэтому мы должны были воспользоваться всеми шансами, чтобы насладиться фортуной. Должны были альтруистично скрывать от Алоиса, который наконец-то узнал всю правду и заискрился счастьем, свои мрачные мысли. — А теперь нужно идти к Джокеру, может, он даст нам и еды, — сказала я, поглаживая нервничающий живот. — Странное у него имя, — фыркнул Алоис. — Либо у его родителей оригинальная фантазия, либо это сценическое прозвище, — предположила я, и мы двинулись вперёд, к источнику шума циркачей, пока Ханна не загородила мне путь, спрятав мою шею самодельной лентой из своего тряпья. — Не забывай о нашем секрете, — она приложила указательный палец к своим губам, призывая к таинственности. — Да, точно… — неловко промямлила я. Мне удавалось помнить о том, что я могу управлять демоном, но я так легко забыла о самом символе. — Спасибо, Ханна… — Вы уже готовы? — приветливо встретил нас Джокер, выйдя из-за бордовой ширмы. Но, увидев нас в новом амплуа, он заиндевел, задержав на мне странный, подозрительный взор, словно вспомнил о том, о чём не хотел вспоминать.