Gebrochene Herzen

      В разгар второй пары в коридоре второго корпуса Сельскохозяйственного института было пусто и тихо как в морге, только что формалином в нос не шибало, в остальном та же печальная картина повсеместного разложения. Стены, когда-то выкрашенные в веселенький персиковый цвет, со временем побледнели и вспухли пузырями над оббитыми плинтусами, а линолеум, зашарканный сотнями студенческих ног, и вовсе, не выдержав суровых испытаний, начал отслаиваться неровными кусками, о которые то и дело спотыкались все, кому не лень. Высоченный в бурых потеках потолок походил скорее на холст обезумевшего сюрреалиста, некогда написанный талантливой рукой, но за ненадобностью заброшенный. И все это сквозь призму мутноватого света пасмурного дня, вливающегося в замызганные, не мытые с прошлой осени, окна. На самом деле, ситуация в целом была не настолько плоха, как могло показаться, просто дотационные средства, выделенные на ремонт всех корпусов Сельхоза, еще не добрались до этого конкретного коридора, в который и выскочил из аудитории на третьем этаже взбешенный Роберт.       Геодезия была не самым любимым предметом, и все же настойчивая вибрация телефона в кармане спортивок раздражающе отвлекала от лекции. Он, потихоньку закипая, громко постучал ручкой по столу, посмотрел на седовласого препода, который неспешно расхаживал у исписанной мелом доски и, молча встав, вышел.       - У тебя там горит, что ли, Муха? – рявкнул Роберт в трубку дешевого кнопочного «Philips», опуская бестолковые приветствия. - Какого хуя ты названиваешь, когда я на учебе? Сто раз говорил, звонить только вечером.       - Эээ, - потянул дезориентированный наездом Мишка. - Здоров, Немец. Дело есть.       - И тебе не кашлять. Ближе к сути.       - Тебе бабло еще нужно? – подобострастным голосом начал Муха, чтобы еще раз не отгрести.       - Кошки быстрее родят, пока ты созреешь, - Роберт в пару шагов преодолел узкий коридор и, подойдя вплотную к окну, выглянул во внутренний двор корпуса.       Блядская погода и не думала сворачиваться, дождь поливал плешивую лужайку, которая только пару недель назад скинула с себя наст грязного снега, а теперь никак не могла выдавить из разбухшей от влаги земли зеленые ростки молодой травы. Ветер рвал российский триколор и тряпку с эмблемой Сельхоза на флагштоках у асфальтированной площадки, где два раза в год случались построения к первому сентября и дню института, в зимнее время на ней заливался кочковатый лед, и ставилась будка проката коньков, ну а летом… да хрен его знает, что там было на ней летом.       - Мы с пацанами сегодня вечером забились в Молл скатать. Ты с нами?       - Что за праздник?       - Пятница, погода говно, мажоры все по магазинам и барам, - коротко хохотнул Мишка. - Пощиплем богатеньких сук.       - Хм, - задумчиво выдал он, прикидывая возможную выгоду. Вроде как зарекался подобным больше не промышлять, да только деньги, сука, нужны были постоянно. - Ладно. Подъеду к восьми. Ждите у центрального входа.       - Ага. Понял.       Роберт, не отягощая себя долгими прощаниями, отключился и вернулся на пару. Стараясь не отсвечивать, он протиснулся вдоль стены к своему месту в последнем ряду. Препод, недовольно зыркнув из-под кустистых бровей, продолжал читать лекцию на тему: Лесные карты и лесоустроительные планшеты, словно ему нет никакого дела до метаний студентов по аудитории, да только каждый, находящийся здесь, знал, что Пелевин отыграется на зачете за все косяки, как прошлые, так и будущие.       - Нажил ты себе вражину, - едва слышно прошептал Вован, не отрывая взгляда от доски, когда Роберт приземлялся рядом. - Готовься к кровавому террору.       - Не впервой. В сессию посмотрим, кто кого. Я глотку перегрызу за стипендию, - он хищно оскалился и, повернувшись к Якушеву, громко клацнул зубами. - Дашь потом списать, что я пропустил.       - Вечером перекатаешь под пивко, тут немного.       - Бляяя, Вован, - искренне сокрушаясь, прошептал Роберт, напрочь забыв о планах с соседом по комнате. - Вечером не смогу, мне в город срочно надо. С моими пацанами детдомовскими кое-что порешать.       - Блииин. Договорились же пивка попить. Я макарошек хотел с сосисками сделать, последними, кстати говоря, потом до стипухи будем на бичпакетах сидеть.       - Так сделай, приеду – пожрем, все выходные впереди. Да я быстро, не смотри как телка разобиженная, - тихо поддел Роберт, толкнув Якушева локтем. Тот дернул рукой, и раскрытую тетрадь с конспектом перечеркнула жирная линия. - Мне завтра еще в «Гнездо» к сеструхе ехать. Так что буду не поздно.       - Да пошел ты, Беккер, - обиженно запыхтел Вован, переворачивая страницу.       - Бля, ну, правда, надо. Стал бы я по такой погоде шароебиться без дела.       - Ладно.       - Прохладно, - беззлобно передразнил он Вована, считая, что инцидент себя полностью исчерпал.       Моллом в городе было принято пафосно называть типичный двухэтажный торговый центр «Звезда» – апофеоз современной, оттого и донельзя безвкусной, архитектурной мысли из стекла и бетона, правда, с каким-никаким 3D кинотеатром, фудкортом и прочими завлекаловочками для отжатия у населения лишнего бабла. И даже в такую сраную погоду, которой «радовал» конец марта, здесь было не протолкнуться. Роберт спрыгнул с подножки притормозившей на остановке маршрутки, на которой полтора часа пиликал из пригорода в центр, посмотрел на лужу под ногами, тут же промочившую кроссовки, матюгнулся от души и, накинув на голову капюшон куртки, бодрым шагом направился к месту встречи. Пересекая огромную стоянку, он с завистью, замешанной на благоговейном трепете, посматривал по сторонам, отмечая цепким взглядом понравившиеся тачки. Ничего, когда-нибудь у него тоже такая будет или еще круче, и это будет не подарочек от любящих родителей, которые вот уже четыре года как кормили червей, это будет заработанная своим трудом – потом и если нужно кровью – прекрасная в своей суровой красоте немка. Патриотизма еще никто не отменял, предки взывали соответствовать.       Под навесом у центрального входа привычно тусил дымящий вейпами молодняк, выскочивший из многочисленных кофеен, расположенных на первом этаже; отовсюду раздавались взрывы смеха, навязчивая реклама из громкоговорителей и бомбящая из сабвуфера припаркованной неподалеку раздолбанной «десятки» рэпчина. Своих Роберт нашел без труда, пацаны стояли чуть в стороне от вертушек стеклянных дверей, куда не падал яркий свет от витрин магазинов и вечерней подсветки самого центра. Муха что-то во всю луженую глотку втирал Персу и Дрюне, корча из себя вожака стаи. Он всегда был таким, мелким и вертким, чутка глуповатым и дохера борзым, как шакал из «Маугли», именно Мухин когда-то первым решил проучить только прибывшего в детдом «Гнездышко» новичка, за что потом и расплатился сломанной рукой и трещиной в ребрах, да и то только потому, что Роберта от него оттащили и сунули на три дня в карцер. И это было самое начало занимательного квеста: домашний мальчик под прессом обозленных на весь мир сирот.       - Муха, громкость убавь, - спокойно сказал Роберт, пожимая по очереди пацанам руки. – Давно тут третесь?       - Полчаса где-то, - ответил Перс, прикуривая.       - Бля, не дыми, - он сморщил нос и отошел на пару шагов. – Блевать от твоей вони тянет.       - Еще один ЗОЖник выискался, - заржал Муха, сплевывая себе под ноги.       - Хуежник.       - Ну, что погнали, а то околели уже тут стоять.       - У меня всего час в запасе, - игнорируя ужимки Мухи, продолжил Роберт. - Работаем по старой схеме: Перс, находишь и отвлекаешь клиента; Дрюня, выдергиваешь лопатник; Муха, берешь нал и уходишь, я всех прикрываю. Встречаемся в беседке у закрытой кафешки через сорок минут. Муха, только без выебонов, карты и документы не бери. И не забудь скинуть, как было в прошлый раз.       - Обижаешь, Немец.       - Захлопнись.       Они, расталкивая плечами зазевавшихся, протиснулись в крутящиеся двери и на эскалаторе поднялись к фудкорту, который занимал добрую половину второго этажа, чтобы тут же разбрестись в разные стороны и не привлекать к себе излишнего внимания. Хотя на них и без того косо посматривали все, мимо кого они проходили – трое, как будто застрявших в бандитских девяностых, быдлоганов с хмурыми рожами в спортивных костюмах, явно купленных не в модных бутиках, которых в Молле было хоть задницей жуй, а где-то на развале у вьетнамцев или азеров. И как бы Роберт ни старался выглядеть иначе и не быть одним из тех, кого всей душой презирал, но жизнь всегда вносила свои коррективы.       Когда-то Роберт Беккер был обычным ребенком в среднестатистической российской семье, правда, чуть ли не с пеленок говорил на двух языках, русском и немецком, спасибо предкам – поволжским немцам. Ходил в гимназию с лингвистическим уклоном, занимался кикбоксингом три раза в неделю, планировал свое светлое будущее, и думать не думал о том, что в пятнадцать лет жизнь круто развернется на сто восемьдесят градусов, и он окажется сиротой. Да ладно бы все дело было только в смерти родителей, которые погибли в аварии, возвращаясь поздним вечером из ресторана, в котором они отмечали открытие фирмы отца. Нет, одними похоронами все не обошлось – банк, в котором отец взял кредит на бизнес, за долги отжал у наследника не только саму фирму, но еще и пустил с молотка новую трешку в центре города, взятую в ипотеку, оставив Роберта без жилья и без средств к существованию. Поэтому после выпуска из «Гнезда», он оказался на улице с голой жопой, и все, что ему осталось – это, стиснув зубы и наплевав на мечты, поступить на бюджет в самый захудалый институт города, обеспечивший комнатой в общаге.       Роберт, делая вид, что с интересом изучает на мониторах меню пиццерии, с высоты своего почти двухметрового роста краем глаза следил за передвижениями Перса и Дрюни по фудкорту. Он видел, как они прицепились к пьяненькому мужичку лет сорока, который нетвердой походкой шел в сторону туалетов, оставив за столиком изрядно накидавшуюся компанию. Народу сегодня действительно было тьма, то ли все разом почувствовали весну, то ли погода нашептывала выйти из дома и нажраться, но это играло им на руку, затеряться в такой толпе – раз плюнуть, чем он и воспользовался, как только заметил, что Муха дернул в направлении эскалатора.       - Бля, пидор жирный, всего двадцатка, - заныл Муха, когда они все собрались в беседке за торговым центром. - Это…       - Это по пятаку на брата, дятел, - вставил Перс. - Когда считать научишься?       - Иди нахуй, - тут же огрызнулся Мухин, засовывая глубоко в карман спортивных штанов измятую купюру.       - Все разбегаемся, - взяв свою долю, сказал Роберт. - У меня последняя маршрутка. Муха, ты скинул лопатник?       - Да, скинул. Скинул!       - Уроды, нала ваще теперь нет, все с этими гребаными картами, - пожаловался на тяжелую жизнь Дрюня, который с малых лет промышлял щипачеством, этот, без ложной скромности, талант, ему перешел в наследство от отца, вора-карманника, в очередной раз мотающего срок в местах не столь отдаленных.       - Я погнал, пацаны. На связи.       - Погоди, Немец. Может, с нами на хату? – спросил Перс, выдыхая клубы сигаретного дыма. – Отметить это дело надо. Бабцы подтянутся. Давно уже вместе не барагозили.       - Да, бля, какие еще нахуй бабцы? У меня завтра с утра пары, а потом еще в «Гнездо» надо смотаться.       - О, Кабану привет передавай, - это уже Муха ощерился, пиная ногой смятую жестяную банку.       - Бля буду, в следующий раз я с вами, пацаны, - уже выходя в беседки, крикнул Роберт. – Без обид.       - Ладно, давай, Немец. Не теряйся.       Сельскохозяйственный институт, основанный в разгар военного времени, в первой половине сороковых годов прошлого века, знавал и лучшие времена. Когда-то, когда деревья были больше, трава зеленее, а конфеты слаще, конкурс на место был просто колоссальным - еще бы, надо было страну кормить и поднимать с колен. А кто это сделает лучше будущих аграриев: агрономов, ветеринаров, биотехников и пищевиков? Правильно – никто. Оттого и расположился институт в пригороде, обзаведясь своим хозяйством: садами, полями, производствами и фермами. Все бы оно хорошо, да вот только добираться до института было проблематично, маршрутка ходила раз в полтора часа, да и то не всегда, а последняя из города отходила с конечной в половине десятого вечера. Но Роберт успел, и теперь, сидя в переполненном душном салоне, вяло смотрел на пробегающие за окном улицы спальных районов. Тусклые фонари едва ли разгоняли тьму пасмурного марта и только фары, мчащихся навстречу автомобилей, резко били по глазам дальним светом, не давая погрузиться в такую желанную дрему.       Вспомнив, что завтра едет в «Гнездо», Роберт зашел по пути в общагу в работающий до полуночи маркет, неподалеку от остановки. Не сказать, что в нем был особо богатый ассортимент, но студентам всегда хватало и на «пожрать» и на «выпить». Он спустил почти половину из того, чем сегодня разжился: купил продуктов на следующую неделю, остальное потратил на яркую куклу в красивой коробке и сладости, всегда стараясь приезжать в детдом не с пустыми руками.       Дернув намертво закрытую дверь общаги, Роберт от души ругнулся и постучал в окошко вахтерши. Сегодня дежурила нелюбимая всеми студентами теть Тая, злобная старая ведьма, закрывающая дверь ровно в двадцать два ноль-ноль и ни минутой позже. И никакие уговоры, никакие мольбы не могли заставить ее попрать свои, закаленные еще при Сталине, принципы.       - Теть Тай, открой дверь сиротинушке, - жалобно протянул Роберт, смотря на вахтершу ну таким умоляющим взглядом, что впору расчувствовался бы даже прокурор. - Мне же ночевать негде. Ты же меня знаешь, я всегда как штык до закрытия, а тут в город ездил, сестренке младшей подарки выбирал. Ну, будь человеком, открой.       - Знаю я ваших сестренок, всех до единой, - язвительно проскрежетала вахтерша. – По девкам шастал, охальник.       - Да какие девки, тать Тай? Я только об учебе думаю, сессия не за горами. Теть Тай, я вам шоколадку принес, - он расплылся в улыбке, доставая из магазинного пакета предназначенную сеструхе плитку «Alpen Gold» . - Чай попьете под сериальчик.       - Прям вот взял мне и принес, - привстав из-за конторки, сказала теть Тая.       - Кому ж еще? Я сладкое не ем.       - Ладно, так уж и быть, проходи. Но чтобы больше не опаздывал.       - Клянусь! – торжественно приложив к груди руку, воскликнул он, просачиваясь в приоткрытую вахтершей дверь.       - А по поводу девок, это ты зря, - вдогонку вставила теть Тая. - Вон ты какой видный парень, и высокий и красивый. Обязательно невесту себе подыщи, но чтобы хорошая была, а не сикушка какая.       - Да где ж ее взять-то хорошую? – уже поднимаясь по лестнице, крикнул Роберт.       Общежитие Сельхоза в отличие от учебного корпуса, где проходили занятия, было отремонтировано на зимних каникулах, даже стойкий запах известки и краски до конца не успел выветриться, оттого возвращаться сюда было вдвойне приятно. Широкие коридоры со множеством новехоньких дверей, ведущих в комнаты, были светлы и чисты, общая кухня сверкала пока еще белыми раковинами и хромированными кранами, а душевой, отделанной современной плиткой, могли бы позавидовать городские фитнес-клубы. В комнаты заселяли по два человека, третий и второй этажи занимали парни, а первый отдали на откуп девчонкам, которых было в институте в разы меньше.       Осторожно открыв дверь, чтобы не разбудить Вована, Роберт кинул пакет на пол и стянул с себя тяжелую вымокшую куртку. Вот только Якушев, похоже, и не собирался спать. Он тут же подскочил на кровати, стоящей вдоль стены, и удивленно захлопал глазами.       - Я думал, тебя не будет. Ты как прошел, там же на вахте теть Тая сегодня? – сполз на пол Вован, заинтересованно подходя к стоящему в углу пакету с логотипом маркета.       - Вовремя подсунутая шоколадка творит чудеса. Еле уболтал впустить старую грымзу, - раздеваясь у шкафа, ответил Роберт. – Разбери пока сумку, там продукты нам, а сладкое сеструхе.       - Где разжился такими богатствами?       - Да долг вернули, я ж говорил, что с пацанами забился. Ты вроде днем что-то про макароны с сосисками плел. Все сожрал? Признавайся, проглот, - одним рывком он перехватил локтем шею расслабленного Вована и кулаком потер ему ежик на голове.       - Беккер, скотина, отпусти, - ржал на всю комнату Якушев, отбиваясь от крепкого, хоть и шуточного, захвата. – Там еще есть тебе. Разогреть только надо. А вот пиво я выдул. Каюсь. Каюсь!       - И кто после этого скотина, олух ты деревенский? От батяня тебя не видит, а то бы выписал люлей.       - Ну все, отвали, - толкнул уже красный от потуги Вован.       - Ладно, живи, - отпустил Роберт, тут же сдернув со спинки своей кровати банное полотенце. – Я в душ быстренько, а ты организуй пока хавчик, коль проштрафился.       Уже ночью, лежа под тонким одеялом и слушая раскатистый храп Вована, сотрясающий стены их небольшой комнаты, Роберт думал о завтрашней поездке в детдом. Возвращаться в «Гнездо» всегда было тяжело, но еще тяжелее было оттуда уезжать, когда сеструха смотрела на него грустными глазами, полными слез, и просила забрать ее с собой. Да он бы и забрал, только кто ему позволит, и куда? Когда сам едва зацепился за нормальную жизнь, которая может кончиться так же быстро, как началась. Поэтому Роберт и трясся за свое бюджетное место, и готов был ночи напролет зубрить конспекты и учебники, только бы не лишиться последнего, так трудно ему доставшегося. Если бы можно было поступить в институт в пятнадцать, тогда он бы без труда прошел в самый престижный ВУЗ не только этого города, но и страны, да вот только слишком много всего было просрано за время пребывания в «Гнезде». Два с половиной года во главу угла ставилось, прежде всего, выживание, и он несмотря ни на что выжил. Через бессонные ночи, когда прислушиваешься к каждому шороху; через сбитые до крови костяшки, когда раскидываешь устроивших очередную подставу озверевших отморозков; через постоянное нахождение в карцере, потому что всегда держал удар и отвечал сторицей.