Gebrochene Herzen

      Кабинет заведующей детским домом «Гнездышко» Полины Захаровны Билык разительно отличался от остальных помещений интерната. Нет, косметический ремонт был сделан везде и очень даже основательно, не видно было следов запущения или явного недостатка денежных средств, благо спонсоров всегда хватало, вот только мягкая кожаная мебель, огромный рабочий стол из массива дерева ценных пород и настольный набор из зеленого натурального камня отчетливо показывали, как эти самые спонсорские средства распределялись – что уходило реально на нужды детей-сирот, а что прибиралось к рукам руководства. Роман сидел в кресле и поглядывал на портрет президента, висящий на стене за спиной заведующей, едва прислушиваясь к дежурному обмену любезностями между своей женой и Полиной Захаровной. Про себя он сетовал на взятый за свой счет рабочий день, который, чтобы не потерять в зарплате, придется отработать в субботу. И это не потому, что он такой весь из себя трудоголик, который живет только на работе и только работой, просто хотелось как можно быстрее расплатиться с кредитом и почувствовать, наконец, ту самую, воспетую всеми, кому не лень, свободу от долговых обязательств.       - Полина Захаровна, - остановил он поток лицемерной патоки, готовый вот-вот с головой его затопить, - давайте все-таки по существу. Женя сказала о каких-то проблемах с документами. Поверьте, никаких проблем быть не должно, документами занимался мой брат. У него своя адвокатская контора.       - Понимаете, Роман Сергеевич, тут такая непростая ситуация сложилась, - устраиваясь поудобнее в кресле напротив, начала заведующая, молодящаяся дама лет пятидесяти. - В общем-то, если бы дело касалось любого другого ребенка, то собранных документов было бы достаточно. Тут вы абсолютно правы. Но Женечке очень понравилась Ева Беккер, - взяла драматическую паузу Полина Захаровна, в которую было слышно громкое тиканье настенных часов, и Роман отчетливо понял, что ему совсем не понравится то, что будет сказано дальше. – У Евы есть родной брат, совершеннолетний, и вам нужно получить его согласие на опеку.       - Почему тогда девочка до сих пор здесь, если у нее есть взрослый брат? – удивленно спросил он, и близко не ожидая подобных новостей. – Я был уверен, что девочка круглая сирота, и все, что нам нужно - это пройти курсы опекунов, собрать необходимые документы и обеспечить достойные жилищные условия для ребенка.       - Роман Сергеевич, я же вам объясняю, что для опекунства над любым другим ребенком – у вас все готово. Но с Евой этого недостаточно. Ее брат сам не так давно выпустился из «Гнездышка», в прошлом году, если быть точной, сейчас учится в институте на первом курсе и живет там же, в общежитии. Родители погибли в автокатастрофе четыре года назад, других близких родственников в России у них нет, а если и есть, то об этом ничего не известно. Банки за долги отобрали все имущество, отец был не очень удачливым бизнесменом, насколько я знаю. Собственно, поэтому он не может забрать сестру себе. Нет условий и нет стабильного дохода, да и кто такому доверит ребенка.       - И вы считаете, что он будет против опеки над сестрой?       - Роман Сергеевич, - вкрадчиво продолжила заведующая, - любой другой был бы только рад, что девочка будет жить в таких хороших условиях и у такой замечательной пары, как вы с Женечкой. Но Немец, извините, Роберт, он особенный мальчик. Как бы правильнее выразиться? – на мгновение задумалась Полина Захаровна, подыскивая нужные слова. - Он проблемный. Очень. Принципиальный, вспыльчивый, неуправляемый. Вы бы только знали, что он тут вытворял - каждый день драки. Половина его выпуска побывала на больничных койках, пока Беккер здесь жил.       - Ничего себе, - Залесских откинул голову на высокий подголовник, переваривая свалившуюся на него информацию. И надо же было так встрять с этой опекой.       - Полина Захаровна, - Женька нервно теребила ручку сумки, что стояла у нее на коленях, - что же нам делать в таком случае? Я согласна взять только Еву. Да, знаю, я хотела девочку лет пяти, а Еве шесть, но она такая славная.       - Попробуйте его найти и поговорить, - тяжко вздохнула заведующая, открывая лежащий перед ней блокнот, - но я вас заранее предупреждаю, что возможны сложности. Вряд ли он подпишет согласие. За Еву он готов убить, и это не ради красивого словца.       - Может, ему денег дать? – отчаявшись, предложила жена, на что Залесских только закатил глаза: как у нее всегда все просто – дать денег. - Вы говорите у него ничего нет.       - Не знаю, не знаю. Попытайтесь, но результата я не гарантирую.       - А вы можете с ним сами переговорить?       - Я? Да Бог с вами, Женечка, - засмеялась Полина Захаровна, тряся головой. - Я к этому психопату и на пушечный выстрел не подойду. Радует уже то, что когда он приезжает к Еве, я бываю на выходном.       - Рома, что будем делать? – Женька похлопала его по руке, привлекая к себе внимание. – Нужно что-то решать.       - Хорошо, - согласился Залесских, который устал от этого нудного разговора, - я встречусь с ним. Полина Захаровна, дайте координаты.       - Конечно-конечно, - тут же что-то записывая на блокнотном листе, засуетилась заведующая. - А с Евой вы хотите сегодня увидеться? Она сейчас в игровой комнате с воспитателем.       - Да, я хочу, - встав и оправив брюки, сказал Роман. Надо же было узнать из-за чего весь сыр-бор. Женька взяла у Полины Захаровны клочок бумажки с адресом брата и начала радушно с ней прощаться, чего сам Залесских делать не стал, поторопившись выйти за дверь.       Прекрасно ориентируясь в стенах интерната, в который наведывалась последние полгода, Женька вела его путаными коридорами и лестничными пролетами в группу дошколят. Роман старался особо не смотреть по сторонам, опасаясь наткнуться на один из тех самых пронизывающих насквозь взглядов, которых так боялся. Но глаза все равно успевали вырывать кусочки детдомовской жизни: красочные рисунки на стенах, различные грамоты, расписание культурных мероприятий на следующие месяцы, фотографии и даже кубки за призовые места, хранящиеся в застеклённых стеллажах. И вроде бы окружающая атмосфера громко кричала о прекрасной жизни детей-сирот в «Гнездышке», но отчего-то сердце все равно неприятно тянуло. Ведь не нужно быть особо прозорливым, чтобы понять - все это только витрина, выставленная на всеобщее обозрение для посетителей: спонсоров и родителей, а что там скрывается за всей этой мишурой оставалось только догадываться.       Сколько раз ему попадались различные статьи в интернете о жизни детей в российских интернатах, чего там только не было понаписано. Навскидку непосвященному человеку казалось, что на зонах и в тюрьмах, переполненных убийцами, ворами и мошенниками, нравы и те не такие жестокие, как здесь. Оттого и сбегал противный холодок вниз по спине, когда он ненароком заглядывал в приоткрытые двери многочисленных классов и спален, стены которых видели столько боли и страданий за свой недолгий век.       Воспитатель в игровой комнате, в которую они наконец-то зашли, встретил их с распростертыми объятиями. Женька, уже на правах хорошей знакомой, буквально расцеловалась с дородной женщиной едва ли старше ее самой, которую тут же поспешила ему представить.       - Рома, познакомься. Елена Владимировна, воспитатель дошкольной группы, в которой числится Ева. Елена Владимировна, это мой муж, Роман Сергеевич Залесских, - расплылась жена в вежливой улыбке, показывая всем своим видом, как она несказанно рада этой встрече.       - Здравствуйте. Приятно познакомиться, - без лишних расшаркиваний отрезал Роман, пустопорожних разговоров он не любил и старался их всячески избегать. - Хотелось бы с девочкой познакомиться.       - Да вот же она в уголке играет, - кинулась было Женька, но Залесских тут же придержал ее за локоть.       - Я сам. Побудь здесь пока.       Теперь, вживую наблюдая девчушку, о которой столько слышал, Роман полностью понимал и, наверное, разделял отчаянное Женькино желание взять под опеку именно Еву. Она и правда напоминала собой белокурого ангела, сошедшего с красочных рождественских открыток начала двадцатого века. Ее густые волосы, собранные в два высоких хвостика, вились крупными кольцами, которые нежно обрамляли округлые щечки, едва тронутые румянцем. Но больше всего внимание Залесских привлекли глаза: огромные, опушенные светлыми ресницами, ярко голубые озера, в которых было так много совсем недетской грусти, что хотелось крепко прижать ребенка к своей груди и никогда больше не отпускать.       - Привет, Ева, - тихо сказал он, присаживаясь на корточки рядом с девчушкой, одетой в пышное розовое платье, отороченное белыми кружевами. – Какая у тебя красивая кукла. Скажешь мне по секрету, как ее зовут?       - Лина, как мою мамочку, - тут же бесхитростно выдал ребенок, прижимая куклу к себе.       - Твою мамочку звали Лина? Какое редкое имя.       - Да, я сама не помню, мне Роберт сказал. Это он подарил мне куклу, - озорно улыбнулась Ева, став от этой светлой улыбки еще милее.       - А что он тебе еще подарил? – с искренним интересом спросил Роман.       - Много всего. Целый мешок конфет привез, самых вкусных. Он мне всегда дарит подарки. И еще вот это платье, - говорила девчушка очень серьезно, та короткая улыбка, которая обозначила на ее щеках ямочки, словно погасла, и вокруг стало чуточку темнее.       - Роберт - это твой брат?       - Да. Старший. Он меня любит.       - Так и есть, детка, - улыбнулся Залесских, совершенно не представляя, как вести себя с детьми. - У тебя очень хороший брат. Ты скучаешь по нему?       - Он меня заберет к себе, - убедительно ответила Ева и кивнула головкой в подтверждение своих слов, отчего ее кудряшки забавно, словно маленькие пружинки, подпрыгнули. - Не сейчас, но скоро.       - Ты хочешь немножко пожить в большом доме вместе с нами? Со мной и с Женей, ты же ее знаешь? – ласково обращаясь к ребенку, спросил Роман. - Там у тебя будет своя комната и много кукол. А еще ты сможешь гулять во дворе, мы поставим тебе качели, а летом, если захочешь, бассейн.       - Нет. Не хочу.       - А если мы попросим Роберта, чтобы он разрешил тебе пожить немного с нами?       - Нет, - Ева качнула головой в разные стороны и насупила светлые бровки, еще теснее прижимая куклу к своей груди. - Я буду жить с Робертом. Он меня заберет.       - Как скажешь, детка. Но я все-таки поговорю с твоим братом, ладно?       - Угу.       - Тогда ты не будешь против, если я еще навещу тебя? – Роман поднялся на ноги, вопросительно смотря на девчушку сверху вниз.       - С подарками? – хитро сощурилась она.       - Конечно, - засмеялся Залесских. - До свидания, Ева.       - Пока.       Он на секунду прикрыл глаза, глубоко вздохнул и, подойдя к жене и воспитателю, которые о чем-то тихо переговаривались, кивнул Женьке на выход. Слишком тяжело ему давалось посещение интерната.       - Буду в машине. До свидания, Елена Владимировна.       Залесских, откинувшись на спинку сиденья, ждал в машине и под ненавязчивое бурчание радио выдыхал в приоткрытое окно сигаретный дым. Он переваривал полученную информацию и те чувства, что в нем неожиданно всколыхнула маленькая, но такая чудесная девчушка. Ева понравилась, да и как она могла не понравиться, когда оказалась весьма милым и смышлёным ребенком. Вот только ее неоднозначный брат вносил полную сумятицу в их планы. Заведующая категорично заявила о том, что он проблемный и неуправляемый, а на деле заботился о сестре и дарил ей подарки, значит, определенно ограничивал в чем-то себя – казалось бы, мелочь, но в нее столько всего вложено. Так имели ли они право влезать в судьбу конкретно этих детей?       Да, они могли бы дать много больше того, что есть сейчас – благополучную жизнь без нужды и хорошее будущее. Вот только будет ли этих аргументов достаточно для любящего брата, который, похоже, всеми правдами и неправдами хотел сохранить семью, или то, что от нее осталось, в целостности. Сколько там сейчас составляет стипендия студента? Уж явно не разгуляешься, тем более молодому парню. Роман затушил окурок в пепельнице и потянулся к бутылке с водой, видимо, все-таки стоит наведаться к этому Роберту, чтобы понять насколько ситуация патовая. Если раньше он был настроен весьма скептично к идее опеки, то теперь, когда абстрактный ребенок обрел конкретные черты, дело стало запутаннее. Девчушка не оставляла равнодушным и хотелось ей действительно дать все, что нужно для счастливого детства, проведенного вне стен интерната.       Он окинул задумчивым взглядом прилегающую территорию «Гнездышка». За новехоньким, выкрашенным в желтый цвет, высоким забором, вокруг здания детского дома были разбросаны качели, горки, песочницы и прочее яркое игровое оборудование из пластика, которому позавидовали бы и обычные детские сады, и дворовые площадки. И все это в окружении аккуратно постриженных деревьев, кустарников и многочисленных клумб, которые, должно быть, совсем скоро нальются зеленью и расцветут буйным цветом. Тем более что по календарю сегодня начался апрель, ознаменовавшийся удивительно теплой и солнечной погодой, тут же подсушившей лужи и повсеместную грязь.       Весна вообще в этом году выдалась на удивление ранней, но чересчур непредсказуемой: в один день воздух мог прогреться до десяти градусов тепла, а в другой город могло завалить снегом, да таким, какого не видели даже зимой. И этот погодный маятник отчего-то действовал на нервы - не успел переобуться в летнюю резину, пора снова доставать шипованную, под неожиданно нагрянувший гололед. Может, оттого Роман и не чувствовал того прилива энергии, который всегда его настигал по этой поре.       Женька вышла из ворот интерната минут через двадцать, довольная и радостная донельзя. Он только мазнул по ней безразличным взглядом и завел машину. Пора было ехать домой, его ждал непочатый край работы. Если уж не в офисе провел этот понедельник, так не без пользы – нужно собрать привезенную вчера из магазина мебель для детской. Да и их спальню пора было переносить на второй этаж.       - Ром, ну как тебе Ева? Скажи, она потрясающая, - рассматривая себя в маленькое зеркало, выуженное из недр сумки, спросила жена уже в машине. – Я как только представлю сколько всего ей накуплю. Она у меня будет такой красавицей, настоящей принцессой.       - Да, девчушка чудесная. Согласен.       - А я тебе что говорила, - Женька повернулась и одарила его широкой улыбкой, какую он не видел на ее лице уже очень давно, по крайней мере, адресованную лично ему. - Надо заставить ее брата подписать согласие.       - И как ты себе представляешь это? Только не заводи речь о деньгах, далеко не каждый променяет родного человека на кучу наличных. А судя по всему, Еву он очень любит.       - Он нищий, живет только на стипендию. Ему деньги нужны, и если он не конченный идиот, то согласится с тем, что его сестре будет лучше жить у нас. Кстати, - полезла в сумку Женька, доставая из нее сложенную записку, которую ей передала заведующая. - Ничего себе, - громко воскликнула она. – Представляешь, Роберт Адольфович Беккер. Адольфович, обалдеть! Двухтысячного года рождения, это ему всего… а не, скоро девятнадцать, в конце апреля. Пацан совсем еще, так что если на него надавить, он подпишет, никуда не денется.       - Должно быть, они из поволжских немцев, - заметил Роман, внимательно следя за дорогой. Время близилось к обеду, и машин на дорогах было не меньше, чем в вечерний час пик, особенно в центре города, через который они ехали в поселок.       - Учится в Сельскохозяйственном институте на первом курсе. Господи, там еще кто-то учится? Интересно на кого? На коровьего доктора, если только. На, - сунула ему в карман пальто записку Женька. – Чем быстрее ты решишь эту проблему, тем лучше для нас. Хочу, чтобы Ева как можно скорее жила с нами. Я уже присмотрела для нее частный садик недалеко от поселка, конечно, дороговато, но там индивидуально занимаются с каждым ребенком. Потрясающая подготовительная программа, а потом отдадим ее сразу в первую гимназию. С углубленным изучением языков.       - Прежде чем к нему ехать, - прервав поток грандиозных планов, заметил он, - нужно хорошо все продумать и взвесить. Так что не сегодня и не завтра, возможно, ближе к концу недели съезжу, когда прикину план дальнейших действий.       - А смысл тянуть? – тут же ощетинилась жена. – Тебе пара дней погоду сделают? Всего-то нужно к нему съездить и дать денег в обмен на согласие. Как будто ты не знаешь нынешнюю молодежь, они же за халявные деньги удавятся. Ты только подумай, он же детдомовский, слаще морковки ничего не ел, к тому же наверняка курит, пьет, а то и наркотики употребляет.       - Может, тогда сама решишь этот вопрос, раз у тебя так все просто? Умеешь же ты впаривать клиентам самые дорогие путевки, ну вот применишь свои навыки на деле, - усмехнулся Залесских, наблюдая за тем, как кривится, в общем-то, красивое лицо Женьки. Для своих двадцати девяти лет она выглядела очень ухоженно и свежо, сказывались частые посещения салонов красоты и солярия, на которые она не жалела денег.       - Иногда ты бываешь редкостным козлом, Залесских.       - Да и ты не подарок, знаешь ли, - отбил он подачу, не моргнув глазом. - Так что давай без взаимных обвинений.       - О, ну конечно. Ты у нас идеальный, а я так, шваль подзаборная. Чего ж ты тогда женился на мне, если я изначально была тебе не парой? Надо было послушать свою мамочку, она тебе все уши прожужжала, что я недостойна такого замечательного парня, как ты.       - Не собираюсь это обсуждать в тысячный раз. Задолбало. Поговорить больше не о чем?       - Да с тобой вообще говорить нельзя.       - Вот и отлично, тогда помолчим.       Он со злостью вдавил клаксон, сигналя подрезавшему его лихачу, который резко перестроился из ряда в ряд. Настроение опять скатилось в глубокий минус, и вроде бы неплохо начавшийся день, сейчас казался одним их тех, что хочется поскорее забыть. Если раньше жизнь в браке была для него выходом, то теперь Роман все больше осознавал, что это не выход, это тупик.       - После обеда я поеду на работу, - прервала тягостное молчание Женька минут через десять. – Ко мне должны приехать клиенты, которым я уж постараюсь впарить самую дорогую путевку.       - Хорошо. Я соберу мебель. Так что каждый будет заниматься своими делами, не раздражая друг друга, - сворачивая к Солнечному, ответил Роман.