Gebrochene Herzen

      Совещание отдела логистики проходило каждый четверг в переговорке на третьем этаже офиса, куда собирались: старший менеджер по закупкам, ведущий логистик, начальники складов, инженер по организации перевозок и старший менеджер по работе с таможней. На повестке дня стояло обсуждение выполненных за прошедшую неделю задач и постановка новых, срезы промежуточных показателей и втык за невыполнение утвержденных руководством планов. Все это было настолько привычно, что можно было отвечать на автомате, пока взгляд раз за разом соскальзывал в окно, за которым вовсю полыхало послеобеденное солнце. Хотелось вырваться из душного помещения и полной грудью вдохнуть весну, пока еще с едва различимой зеленоватой дымкой в кронах деревьев. Роман откинулся на спинку офисного кресла во главе большого овального стола, внимая докладам подчиненных. Больше всех, и это никого уже давно не удивляло, выступал ведущий логистик отдела, второй после начальника человек – Геннадий Дмитриевич Красов. Ну, или по-простому Генка, который уже третий день подряд изводил его в курилке россказнями о какой-то очередной любви, той самой единственной и до гроба, при этом по-прежнему безудержно флиртуя с офис-менеджером Сашенькой.       Залесских вздохнул и перелистнул страницу рабочего ежедневника. После поездки в интернат он никак не мог сосредоточиться на работе, мысли все время возвращались к девчушке и ее брату, и к получению согласия на опеку. А он пока даже не придумал, как следует действовать, однако, адрес проживания и телефон Роберта успел выучить наизусть. Роман сам не понимал, почему оттягивает эту поездку, но было какое-то тревожащее предчувствие, хотя он никогда не считал себя особо суеверным, более того, никогда не шел на поводу у интуиции, полагаясь исключительно на доводы рассудка. И рассудок сейчас твердил только об одном – никакими деньгами он не откупится, тут нужно действовать как-то иначе, более тонко и осторожно.       - Роман Сергеич, - привлек его внимание инженер по организации перевозок, возвращая к безотлагательным рабочим вопросам, - из-за погодных условий у нас несколько фур встали на трассе, поставка груза задерживается, а клиенты уже обрывают телефоны. Придется платить неустойку.       - Предлагаю вынести это на общее обсуждение в понедельник. Пусть подключатся юристы, неустойки - это их компетенция, не наша. Есть информация, когда ситуация разрешится?       - День-два, зависит от циклона. По прогнозам уже завтра снегопад пойдет на убыль, и машины смогут выехать.       - Отлично. Что-то еще? – спросил Роман у Красова, теребя ремешок часов на запястье.       - Да, мы с начальниками складов хотели обсудить оптимизацию складской раскладки материалов.       - Верно, - Залесских заставил себя погрузиться в процесс, отодвигая на задний план личные заботы. - Считаю целесообразным рассчитать с финансистами закупку современных систем многоуровневого хранения. Если руководство одобрит, то можно начинать комплектовать склады – мы это уже предварительно обсуждали на прошлом совещании. Расстановка «Flying V» поможет нам сэкономить до пятнадцати процентов лишних транспортировок в долгосрочной перспективе. А это немало…       После совещания, вернувшись к себе в кабинет, Роман погрузился в присланные файлы с квартальными отчетами, и просидел за ними до самого вечера, с головой уйдя в работу. Световой день стал заметно длиннее и теперь, выйдя из офиса, он тоскливо смотрел на отливающий розовым и золотым закат, напомнивший ему о том, как долго он не был на море. Так долго, что уже забыл о том, каково это – стоять на берегу, отдаваясь на откуп стихии, при этом ощущая себя бесконечно свободным. Усталость накапливалась, и если раньше удавалось черпать силы и находить отдохновение в таких обыденных вещах как рыбалка с братом или банька с шашлычками, то больше это не спасало. А ко всем прочим головнякам добавилось опекунство. Он уже пообещал себе, что завтра после работы обязательно проедет в Сельхоз и поговорит с парнем, попробует убедить, если нужно, подключит Левку, чтобы не оставалось никаких сомнений в его исключительно благих намерениях. О намерениях жены он старался не думать.       Домой Роман поехал через центр, надолго застряв в вечернем заторе. Но он не спешил, с Женькой они так толком и не разговаривали после ссоры, случившейся после посещения интерната. Делать шаг навстречу, то есть в очередной раз уступать, чтобы ненадолго примириться, отчаянно не хотелось. Тем более что за примирением всегда следовал секс – это уже было традицией, не то что ему не хотелось секса в принципе, но точно не бесчувственных механических телодвижений и симулированного оргазма, сопровождающегося наигранными стонами. При этом отчего-то он категорически не рассматривал вариант с любовницей, хотя Генка неоднократно зазывал его в клубы и прочие злачные места для сомнительного знакомства. Просто ему хватало выноса мозга дома, чтобы искать его еще где-то на стороне.       В Солнечный он свернул, когда на часах было уже восемь. Аккуратные, пусть и не похожие друг на друга, коттеджи приветливо выглядывали черепичными крышами из-за высоких заборов, наглядно демонстрируя благосостояние жильцов. Сгущавшиеся сумерки рассеивались яркими фонарями, стоявшими через равное расстояние на протяжении всей дороги, пролегавшей через поселок. Здесь было тихо и спокойно, чужие сюда соваться опасались из-за охраны и вездесущих камер слежения, понатыканных у каждого дома – безопасность была одним из главных рекламных слоганов при продаже недвижимости в этом районе. А еще окружавший Солнечный сосновый бор, в котором так приятно пробежаться ранним утром летом или пройтись на лыжах зимой.       Залесских, загнав машину в гараж, молча открыл дверь и так же молча прошел в спальню, чтобы принять душ и переодеться. Женька была где-то на первом этаже, он ее не видел, но слышал звук работающего в гостиной телевизора. Ужинали они теперь в разное время, жена после шести вечера не ела и вообще была фанаткой всяческих диет. Оттого Роман не ждал от нее хлебосольства, обходясь самостоятельно приготовленной на скорую руку кушаниной. Он зашел на кухню, открыл холодильник и достал кастрюльку со вчера сваренной лапшой из индюшки и овощи на салат.       Иногда Залесских всерьез размышлял, зачем до сих пор тянет едва ли посильную лямку? Только ли из-за того, что в его роду были не приняты разводы, и все его немногочисленные родственники жили душа в душу со своими супругами, растили детей, потом внуков? Чего он так боялся теперь, когда позади десять лет не самого удачного брака? Осуждения и отлучения от семьи? Вряд ли. Да и сколько раз мама твердила, что Женька не подходящая пара, хотя выбор был сделан более чем осознанно? Роман сам избрал такую жизнь и до сих пор держался за ее привычный уклад, потому что так было намного проще. Поздно уже посыпать голову пеплом и сокрушаться о том, что осталось далеко позади, даже если выбор спустя годы оказался костью в горле.       Раскатистая трель звонка у ворот раздалась неожиданно и громогласно прокатилась по всему дому, расслабленный ужином и самокопанием Залесских чуть не подпрыгнул, ставя в посудомоечную машину грязные тарелки. Он нахмурился, прикидывая, кого могло принести в такой поздний час: брат или родители предварительно звонили, с соседями он не общался, тут каждый жил сам по себе, друзья тоже непременно бы оповестили, чтобы застать их дома. Женька что-то крикнула, и Роман, запустив мойку, вышел в холл. Не глядя в монитор домофона, он открыл калитку в воротах и входную дверь, застыв в ожидании на крыльце. Прохладный апрельский воздух сразу же проник под тонкий свитшот, заставляя покрыться противными мурашками и передернуть плечами. По дорожке, вымощенной декоративным камнем, к нему двигался незнакомый парень: высокий, должно быть, на полголовы выше него самого, широкоплечий и, похоже, весьма решительно настроенный.       Залесских сунул руки в карманы широких спортивных штанов, приосанился и, хотел было, спросить, что незваному гостю нужно и не ошибся ли он адресом, когда тот с молниеносной реакцией сделал выпад и зарядил кулаком прямо в нос. То, что парень попал именно в нос, Роман понял по дикой боли, короткой вспышке слепоты и по горячей крови, что ручьем хлынула вниз по губам и подбородку, пачкая светло-серую домашнюю одежду. А потом последовал хук слева в живот, мгновенно складывая его пополам. Кровь из носа хлестала уже на пол и штаны, а воздуха решительно не хватало, оттого он чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Где-то позади истошно кричала Женька, истерично грозя, что сейчас же позвонит в полицию, она говорила что-то еще, но Роман упускал смысл сумбурного потока ее слов. Он стоял, запрокинув голову вверх, зажав нос пальцами, и смотрел, прямо и неотрывно, в злые глаза какого-то странного светло-голубого, почти прозрачного оттенка. Если бы его когда-нибудь кто-нибудь спросил, как могут выглядеть глаза убийцы, Залесских без долгих раздумий указал бы на эти.       - Еще раз сунешься к моей сестре, переломаю ноги. Мне терять нечего, - абсолютно хладнокровно сказал парень, одаривая презрительным взглядом. – Забудь об опеке над Евой.       - Я так полагаю, Роберт? – гнусавым из-за разбитого носа голосом спросил Роман. – Что ж, в таком случае, приятно познакомиться. – Женя, - тут же хрипло из-за срывающегося дыхания попросил он, оборачиваясь, - не нужно никакой полиции. Я сам разберусь.       - Нахуй иди со своими приятностями, - отрезал тот и сбежал по крыльцу вниз.       - Подожди, - спохватился Залесских. – Нам нужно поговорить.       - Все, что хотел, я сказал, – уже от ворот крикнул Роберт и вышел на улицу.       Роман обессиленно привалился к косяку входной двери, задумчиво глядя на закрытые ворота. Затих звук торопливых шагов за забором, и только лай собаки в одном из соседних домов нарушал тишину крадущейся ночи. Давно Залесских так не отгребал, должно быть, лет пятнадцать со времен старшей школы. Он отер рукой лицо, размазывая по подбородку и щекам все еще сочащуюся кровь и, чуть пошатываясь, зашел в дом. Ему нужно время, чтобы переварить случившееся, и что-то холодное на разбитый нос. Конечно, он не ждал понимания и горячего приема, когда планировал поездку к Роберту в общежитие, но чтобы так… Что ж, первое знакомство вышло впечатляющим, вряд ли Роман когда-нибудь забудет этот апперкот правой.       - Надо было сдать этого отморозка в полицию, - подала голос Женька, посматривая на него с порога гостиной. – Посидел бы несколько дней в кутузке, сразу бы все подписал как миленький. Какого черта ты не смог ему достойно ответить? Какие могут быть разговоры, когда он с кулаками накинулся на тебя?       - Ответить? – зло усмехнулся он. - Тоже по морде дать? Мне не пятнадцать, чтобы я стал мериться у кого длиннее. И я еще в своем уме, чтобы драться с таким бугаем.       - Хоть бы раз поступил как настоящий мужик.       - Хочешь настоящего мужика? Подойди как-нибудь вечером к проходной механического завода, как раз мужики со смены будут выходить. А нет, так закрой рот и довольствуйся тем, что есть..       Залесских смерил оскорбленную в лучших чувствах жену насмешливым взглядом и прошел на кухню, чтобы раздобыть льда для разбитого носа. Он очень надеялся на то, что перелома и смещения перегородки не будет. На работе с такой опухшей физиономией, отражение которой Роман внимательно рассматривал в стеклянной дверке духового шкафа, можно было не появляться. Вряд ли руководство проникнется к его внешнему виду симпатией, даже если он расскажет, что в потемках неуклюже упал с крыльца.       Ссыпав лед из холодильника в пакет, он приложил его к носу и устало опустился на табурет. Холод сразу обезболил, и в голове немного прояснилось. Надо бы смотаться к ближайшему травмпункту, до которого, по пустым дорогам, добираться около сорока минут, и показаться врачу. Очень уж не хотелось портить внешность свернутым в сторону шнобелем. Роман тяжело вздохнул, поднялся и вышел в холл, где накинул пальто поверх домашней, заляпанной кровью одежды.       Ночная трасса успокаивала и приводила в чувства. Постепенно улеглась злость на жену, которая в последнее время стала невыносимой и заносчивой. По-хорошему, дело было совсем не в Женьке, а в нем самом. Это он не смог дать ей того, что делает любую бабу счастливой, и речь сейчас не о детях. Просто Роман изначально не был заточен под такой формат отношений, то, что на четвертом курсе казалось ему абсолютно плевым делом, в действительности был тяжкий труд. Впрочем, как и любые отношения, даже если они построены не на любви. Вначале еще было какое-то уважение с его стороны, с ее восхищение, потом забота, но, в конце концов, все закончилось тем, что они имеют сейчас – равнодушие друг к другу. И зря думает Женька, что ребенок спасет их брак, ему уже ничем не поможешь. Но, возможно, лично для него Ева и могла бы стать той самой отдушиной, которая позволит наконец-то отыскать тайный смысл жизни.       Он достал из бардачка флешку с музыкой, которую дома никогда не слушал, вставил ее в разъем аудиосистемы, прибавил громкость, и салон заполнили звуки «Empty» Anathema, отбрасывая его прямиком в то время, когда Роман был по-настоящему собой. Когда он любил и был счастлив. Когда каждый день приносил радость. Когда не хотелось думать о будущем. Когда можно было забить на пары в институте и весь день провести в кровати под боком у своего парня. Парня, которого Залесских променял на сомнительный брак, потому что до усрачки испугался расползающихся о себе слухов и узнавшего обо всем старшего брата, который грозил рассказать отцу правду, если он не возьмется за ум.       Роман свернул с дороги, остановившись на обочине возле лесополосы. Он заглушил мотор и, сложив на руле руки, уткнулся в них лицом. Давно он не вспоминал о прошлом, о своих ошибках и о своей трусости. А самое главное, что он прекрасно понимал, отчего вдруг в нем всколыхнулись воспоминания. Этот парень задел в нем какие-то глубоко запрятанные струны, а такого с ним не случалось без малого десять лет, и теперь ситуация усложнилась настолько, насколько она вообще может усложниться. И дело уже не в подписании согласия на опеку, а в том, что Залесских будет смотреть на Роберта и думать: каково бы это было познать его целиком.       В больнице Роман проторчал недолго, его наскоро осмотрел дежурный травматолог, поставил диагноз «перелом без смещения», наложил фиксатор и выставил за дверь, с усмешкой пожелав в дальнейшем быть осторожнее и смотреть под ноги. Все оказалось не столь фатально, как он предполагал. Правда, придется походить на работу с красочными фингалами под глазами, которые уже успели налиться. Но все это, на самом деле, неважно. Куда важнее было сейчас составить план дальнейших действий. Поэтому, недолго раздумывая, Залесских сел в машину и набрал номер брата.       - Мелкий, - тут же взял трубку Левка, - ты смотрел на часы?       - Нет, не смотрел. Мне нужна помощь, - начал с места в карьер Роман, игнорируя раздражающее его обращение брата. – Ты можешь, как профессиональный юрист, предложить мне варианты разрешения ситуации с опекой? Мне нужно получить согласие у брата девочки, я тебе рассказывал. Но тут просто уговоры не помогут. Должно быть что-то весомое, чем можно апеллировать к девятнадцатилетнему парню и взывать к доводам его рассудка.       - Хм, надо подумать, - сонно потянул Левка и зевнул, - посмотреть практику. Может, что-то найдется. А что, есть какие-то подвижки с нашего последнего разговора?       - Ну, - засмеялся он, прикуривая сигарету, - если сломанный нос будет считаться подвижкой, то да. Беккер сегодня вечером приходил ко мне, сказал, что переломает ноги, если я не отойду в сторону от его сестры.       - Так ты поэтому гундишь, как будто тебе яйца прищемило? Заявил в полицию? – сразу вскинулся брат.       - Конечно, нет. Это не способ решения проблемы. Это ее усугубление.       - Тут как посмотреть. Можно было бы его этим прижать.       - Нет. Никакой полиции, - твердо сказал Роман. - Я должен сам со всем разобраться. И уж точно без денег, как советовала Женька. Этот вариант я отмел еще до знакомства с ним.       - Ладно-ладно, суть проблемы уловил. Наберу завтра тебя после работы. А сейчас я спать, чего и тебе желаю.       - Давай, доброй вам ночи, - Залесских отключился, откинул телефон на соседнее сиденье и завел мотор. Пора было возвращаться домой, на часах уже двенадцать, а утром по-любому нужно вставать на работу. И стоило бы придумать заранее, как и чем скрыть следы побоев, которые буквально с каждой минутой становились все краше.       Дорога в Солнечный прошла под бодрое вещание попсового радио, музыки и ностальгии по прошлому с него на сегодня хватило. Нужно думать о будущем, прошлое в прошлом и возвращать его по тем или иным причинам не было никакого резона. Может быть, когда-нибудь потом, через много лет он подумает о том, как прожил жизнь, что сделал верно, а что совершенно неправильно. На тридцать третьем году рановато подводить итоги, даже если на пятки наступает тот самый кризис среднего возраста. Еще даже не поздно наладить отношения с женой, если очень постараться, ведь было же у них когда-то все в порядке. Может, не идеально, но не хуже, чем у остальных.       Колеса проглатывали километр за километром, трасса стелилась гладко, встречных почти не было. Только он и расступающаяся перед фарами машины чернота. Отчего-то даже появилось хорошее настроение, хотя поводов к этому не было по сути никаких. В какой-то момент Роман начал подпевать набившую оскомину песню и выстукивать ее ритм по рулю. Казалось, что вместе со сломанным носом дала трещину и его извечная серьезность, которой он оброс, будучи успешным мужиком в солидной должности. Хотелось дурачиться, хотелось что-то менять и как-то вылезать из того болота, в которое он сам себя загнал. И пусть эти изменения будут не такими радикальными, какие бы должны быть, но уже одно то, что он вроде бы принял для себя решение, говорило о многом.       Женька была уже в спальне. Обложившись подушками, она при тусклом свете ночника читала какую-то книгу. Роман, ни слова не сказав, скинул одежду и тут же забрался под одеяло, спать хотелось неимоверно. Он уже задремал, когда почувствовал, как жена придвинулась ближе и обняла его рукой.       - Ром, прости меня, - тихо прошептала она. - Я была неправа. Я просто растерялась и сама не знала, что несу, - ее губы коснулись плеча, а рука поползла ниже по животу, подбираясь к резинке трусов.       - Не сегодня. Я устал и, если ты забыла, мне разбили нос. Он чертовски болит, даже с обезболивающими, - Залесских аккуратно снял с себя Женькину руку. – Извини. Я спать. Доброй ночи.       - Доброй ночи. Я тебя люблю.       - Я тебя тоже, - произнес он совершенно пустые для себя слова.       Закрыв глаза, Роман глубоко вздохнул и шумно выдохнул. Все что ему сейчас хотелось, это провалиться в сон без сновидений, который оставил бы позади все события сегодняшнего дня. О примирении с женой он подумает завтра. Вот только под веками уже рисовался едва знакомый образ: леденящий и тут же опаляющий душу взгляд под насупленными широкими бровями, острый угол высоких скул, полные по-мужски красивые губы, квадратный подбородок с ямочкой и светлый ежик волос. Роберт был красив, но эта красота не была приторной, она была суровой и подавляющей, такой, которая может либо сиюминутно придавить собой, не оставив равнодушным, либо отвратить своей холодностью навсегда. Залесских не остался равнодушным, наверное, оттого сердце бахало так сильно, что прогоняло любую попытку уснуть.