Gebrochene Herzen

      Он не знал, куда себя деть, и если бы мог краснеть, то давно бы уже сидел красный, оттого скользил взглядом по стенам кухни, отмечая мимоходом отсутствие телевизора на привычном месте, любимой кофе-машины и чайника на столешнице гарнитура; по приоткрытым шкафчикам, внутри которых образовалась первозданная пустота: ни вилок с ложками, ни тарелок с кастрюлями. Да, вчера случился «большой исход» бытовой техники, посуды и мебели из дома под командованием истерящей Женьки. Хорошо, что ситуацию контролировал подоспевший к этому действу Левка, иначе бы она вывезла вообще все, не оставив им даже плиты с холодильником. И это не говоря уже о том, что у них теперь нет запасного постельного белья, полотенец и штор – все забрала, еле в две грузовых Газели поместилось. Но и после дележки совместно нажитого имущества они остались должны половину стоимости малолитражки – уж лучше так, чем отдавать машину целиком.       - Кха, - раздалось неожиданно рядом, и Роберт, вспомнив, что находится не один, вернулся взглядом к сидящему напротив мужчине.       Когда в первой половине дня раздался звонок домофона, Беккер меньше всего ожидал за воротами увидеть его. Вроде бы как, отец Романа молчал и не отсвечивал последние недели из-за открывшейся правды. То ли брезговал, то ли переваривал новости. И вот такой внезапный визит, впору напрячься и сгореть со стыда. Потому что сидеть напротив и смотреть в глаза тому, кто знает о том, чем ты занимаешься с его сыном…       - Думал, что ты мне вроде еще одного внука будешь, а ты мне зятек получается или как там у вас это называется? - не зло и не разочаровано, скорее несколько смиренно и устало.       - Не знаю, не силен в определениях, - хрипло ответил он после напряженного молчания, пока они рассматривали друг друга, стараясь считать или просчитать.       - А хорошо вас пощипала Женька. Чудо, что гарнитур не вынесла и краску со стен не соскребла.       - Вы позлорадствовать заехали или помочь? - Роберт все-таки нашел в себе мужество посмотреть ему прямо в глаза. - И без того все слишком херово.       - Заехал кое-что для себя прояснить.       - Кто к кому первый в койку прыгнул? - горько хохотнул Беккер, потому что нервы последних дней наложили и на него свой неизгладимый отпечаток, сдерживаться и держать лицо стало на порядок сложнее.       - То, что ты огрызаться большой мастер – не новость. То, что за Ромашку держишься, тоже вижу. И вижу, что в отличие от Женьки не по меркантильным соображениям. Кто к кому прыгнул – меня не касается. Если у вас там чувства какие или отношения, что ж, нам с матерью остается только смириться. В конце концов, он нам сын, каким бы ни был. И если ты его выбор – так тому и быть. Поэтому в беде не бросим. Весь этот скарб, что эта непутевая оторва увезла, ерунда. Но вот с Евой придется подождать и подергать за нужные рычаги, - отбросив всякие сантименты, закончил Залесских-старший.       - А я не могу ждать! - взвившись, выкрикнул Беккер. - Знать, что она, черт его знает, где и с кем, знать, что ей одиноко и плохо, и она наверняка там плачет… А я ничем, абсолютно ничем не могу ей помочь!       - Ну-ка сядь обратно, - рыкнули на него в ответ. - Сейчас всем нелегко. Или ты думаешь, нам с матерью плевать на то, что твою сестру держат в интернате, когда у нее есть дом и любящий отец? Она нам уже не чужая. Делаем все возможное, и невозможное тоже, но это дело не пяти минут. Нужно связи поднять и все сделать по закону.       - Не по закону было ее забирать у нас!       - Ну, знаешь, не на каждом суде орут во всю глотку, что опекун пидорас, - пожал крепкими плечами Залесских-старший. - Поэтому поумерь-ка пыл, парень. Нам нужны холодные головы, чтобы побыстрее решить все проблемы.       - Что ж вы вечером не заехали, когда Роман вернется с работы? - уже спокойнее спросил Роберт через пару минут, возвращаясь обратно на стул.       - С ним отдельный разговор будет. Не для твоих ушей, не дорос еще, - усмехнулся тот, уже по-доброму и как-то по-свойски. - Ему вообще пока необязательно знать, что я приезжал.       - Это типа благословление ваше отеческое или нечто иное?       - Язва ты, мелкая, - мужчина потянулся через стол и от души хлопнул ладонью по сжатому кулаку. - У нас семья, а в семье принято друг другу помогать и поддерживать. И коль скоро так случилось, что вы с Евой стали ее частью, то остальное мы отложим на потом, сейчас главное, со всем этим безобразием разобраться.       - Главное, Еву вернуть, - тут же припечатал он. - Плевать на все эти телевизоры и чайники.       - Этим вплотную занимается Левка, он лучше нашего шарит в тонкостях закона, поэтому сиди на жопе ровно. Без сопливых разберутся и вернут. Вон лучше, займись хозяйством, во дворе подмети, да и в доме как ураган прошел.       - У меня переводов гора, - тяжело выдохнул Беккер и опустил разрывающуюся от переживаний голову на руки, - надо работать. У Романа кредит, да еще этой пизде теперь должны отдать за половину машины.       - Это не твоя головная боль, пацан, - тут же подбодрил его мужчина очередным хлопком по руке, - Наработаешься еще за жизнь, сейчас ему не твои деньги нужны, а совсем другое. Уверен, ты лучше моего знаешь, что именно.       - Надеюсь.       Каким бы скомканным этот неожиданный разговор ни вышел, он ему помог, как и скупые, но крепкие объятия и смачный подзатыльник на прощание. В голове стало на удивление тихо, мысли больше не бились хаотично о черепную коробку, словно отец Романа вложил в него свою уверенность, что все закончится хорошо. Поэтому, как только тот уехал, он решительно взялся за дело.       Со вчерашнего дня в доме царил полный разгром, как будто банда вандалов пронеслась по этажам и комнатам, попутно утащив половину ценных и не очень вещей. И вот со всем этим он решил разобраться. Методично переходя из комнаты в комнату, Роберт наводил относительный порядок: раскладывал остатки какого-то шмотья по полкам шкафов и комодов, закрывал их расхлябанные, а то и выдранные из петель дверки, расставлял на тумбочках мелкие статуэтки и свечи, на которые не позарилась Женька. И попутно прикидывал, во сколько же им станет заново обустроить быт: купить мебель, посуду, технику и еще много чего необходимого для нормальной жизни.       Ближе к вечеру он спустился на первый этаж. В гостиной не осталось ничего, кроме голых стен, да и столовая сиротливо встретила пустым пространством, и только в кухне, где остался гарнитур с островом посередине, можно было наконец-то кинуть якорь и подумать о будущем, которое рисовалось уже не столь мрачными красками.       В конце концов, у них есть крыша над головой, есть источники дохода, но главное, есть близкие люди, которые готовы помочь и которые однозначно не бросят в беде. И стоило бы смотреть вперед с большим оптимизмом, ведь теперь, когда развод состоялся, Роман будет принадлежать только ему, а вместе они справятся со всем, какие бы сюрпризы от жизни им ни были уготованы. Все это он прокручивал неустанно в голове, пока пытался приготовить ужин в какой-то плошке, заменившей ему кастрюлю и сковороду одновременно, подгорало просто страшно, несмотря на масло, и дым по кухне плыл пластами, словно туман поутру.       Но к приходу Романа все было худо-бедно готово, поэтому довольный собой, Беккер вышел на веранду. Столика здесь, как ни бывало, а вот излюбленные ими чуть продавленные кресла стояли на своих местах. В одно из них он и упал, устало прикрыв глаза.       Роберт просто дышал напоенным сосновым ароматом воздухом, ни о чем осознанно не думая, позволяя мыслям лениво течь, уносясь совсем уж далеко, в воспоминания. Он улыбался, видя под веками себя, того, каким он был несколько месяцев назад, в свой первый приход в этот дом. Столько в нем было праведного гнева и ненависти, зависти и обиды. Сейчас тот клокочущий вулкан потух, успокоился, сгладился, возможно, он повзрослел и научился полагаться не только на себя, но и на человека, который рядом. Как бы то ни было, Беккер чувствовал внутренний рост и силу, не только физическую, но прежде всего духовную. И эмоции, что раньше можно было едва наскрести на чайную ложку, теперь потоком лились, словно до этого внутри него стояла какая-то заслонка, не позволяющая прорываться им во внешний мир.       Ему хотелось заботиться и любить, показывать свое отношение, а не прятаться и вариться в себе. Делать какие-то совершенно глупые, но неизменно милые вещи, чтобы порадовать, чтобы услышать смех в ответ на незатейливую шутку. Но сейчас пришлось отодвинуть все эти желания на задний план, потому есть более важные вещи, более насущные. Вернее даже не вещи, а один конкретный маленький человечек, которого он всеми правдами и неправдами должен вырвать из лап опеки.       Беккер тяжко вздохнул и растер ладонями лицо, возвращаясь в реальность, глянул время на телефоне и в недоумении нахмурил брови. Роман должен полчаса как быть дома. Трубку он настырно не брал в течение всего дня, видимо, разгребал завалы после долгих отгулов. Возможно, по пути заехал в магазин, потому что после нескольких непростых дней, если не недель, продукты и прочие неотложные нужды отошли в сторону.       Окинув в последний раз взглядом внутренний двор и наползающую с востока густую синеву, он нехотя встал, потянулся и зашел в дом. Решив устроиться на кухне, Роберт сбегал на второй этаж за ноутбуком, чтобы не сидеть без дела и в тишине. Включив любимого Генделя, что отлично ложился на настроение, он погрузился в отложенный еще несколько дней назад перевод. И пусть дело двигалось медленно, потому что раз за разом он возвращался мыслями к Еве, но все-таки двигалось, заставляя напрягать извилины и погружаться в текст. В конце концов, он так увлекся, что пропустил возвращение Залесских, и только когда глухо хлопнула дверь в холле, раскатив по опустевшему дому эхо, вскинул голову и посмотрел на часы – одиннадцать.       Устраивать разборки не хотелось, потому что совсем не время, но, собственно, какого хрена? И почему нельзя было позвонить и предупредить? А если еще и пьяный, то кому-то определенно точно будет несдобровать. Решительным шагом выйдя из кухни, Беккер направился к возящемуся у порога Роману, и только открыл рот, чтобы разразиться грозной тирадой, как тут же его захлопнул.       - Что-то случилось? - все недовольство разом отступило, стоило увидеть скорбное выражение лица Залесских, и ругаться резко расхотелось. - Про Еву что-то слышно?       - Нет. Про Еву ничего нового, - ответил Залесских резко и глухо, словно отмахнулся, и больше никакими объяснениями не удостоил.       Роман обогнул его и прямиком направился к лестнице. Роберт недоуменно посмотрел ему вслед, не понимая, как должен отреагировать, потому что никогда ранее он не видел Залесских таким потерянным и чужим. Он стоял посреди пустого темного холла и раздумывал, подняться следом или подождать, настоять на объяснениях или спустить на тормозах, прекрасно понимая, что сейчас тяжело не только ему. Или это просто усталость навалилась разом, буквально затопив равнодушием остальные чувства?       Перевод никак не получался, слова ложились криво, а то и вовсе неверно, но он с упорством осла пробовал снова и снова, лишь бы не погрязнуть в обиде, что неприятно давила на сердце. И так битый час, что он торчал на кухне с прихода Романа, который как поднялся в спальню, так больше и не показывался. И нет, Роберт не чувствовал, что между ними вдруг разверзлась пропасть, просто не понимал причины внезапного отчуждения. Он вообще, как выяснилось, многого в этой жизни не понимал, но последнее время довольно часто старался ставить себя на место другого, чтобы разобраться в первопричинах тех или иных поступков. Вот и сейчас, сидя за ноутом, он перебирал в памяти и прикидывал, что же все-таки могло произойти.       - Выключи этот похоронный марш и без того паскудно, - хрипло прошелестел голос Залесских откуда-то из-за спины, и Роберт дернулся, чтобы повернуться и окинуть его пристальным взглядом.       Волосы так и остались влажными после душа, да и, похоже, он не особо старался их просушить, капли срывались с завивающихся кончиков и падали на напряженные плечи, обтянутые домашней серой футболкой. Сквозь кожу на впавших щеках проступала синева щетины, а запавшие, словно у старика глаза казались потухшими и блеклыми. Движения резкие, но словно через силу: вот он дернул дверцу шкафчика, где всегда стоит початая бутылка коньяка, грохнул донышком по столешнице, также громогласно достал стакан и плеснул в него жидкость, залпом влил в себя и шумно выдохнул, смаргивая с ресниц выступившие слезы.       - Ты решил проверить меня на прочность, что ли? - не выдержал Роберт. - Может, расскажешь, где ты был? И чем таким важным занимался весь день, что не мог взять трубку?       - Давай, пожалуйста, не сейчас, я хочу просто побыть в тишине и покое.       - О как, - он деланно покивал головой и всплеснул руками. - А как же твои высокопарные слова, что теперь во всем будем разбираться вместе? Или можно забыть, когда очень хочется? Можно меня отодвинуть в сторону, когда хуево, можно плюнуть на меня и на мои проблемы и окопаться в своих? Мы же договорились, все друг другу рассказывать и всем делиться!       - Да, блядь, Роберт, - психанул до этого державшийся холодно Залесских и отставил со звоном пустой стакан, - чего ты от меня хочешь? Это мои проблемы, именно что мои. Не твои. И я хочу просто побыть один, посидеть в тишине и подумать, как жить дальше. Неужели так трудно понять? Или все всегда должно быть по-твоему?       - Так я еще и мешаю? Неожиданно оказался лишним на этом празднике жизни? И с каких это пор?       - Я всего лишь попросил выключить этого гребаного Генделя!       - Всего лишь? Ты являешь домой в одиннадцать, ни слова не говоришь, весь день не берешь трубку, - начал перечислять Беккер, загибая пальцы. - Или у нас это в порядке вещей? Какие еще новые правила теперь между нами, чтобы я наперед знал и не рвал жопу зазря?       - Не создавай проблемы на пустом месте. У меня был тяжелый день и все, чего я хочу – посидеть на веранде и попить коньяка, а не устраивать разбор полетов.       - Ты сейчас охуенно неправ, Залесских, - он поднялся со стула и с силой сжал кулаки, чтобы не врезать по морде, потому что очень хотелось. Хотелось стереть с его лица пренебрежение и нежелание делиться. - Успел устать от меня?       - Да твою же мать, почему я не могу побыть наедине с собой? И без того вся жизнь по пизде пошла, приходишь домой, а тут еще очередной вынос мозга! - Роман хлопнул от души ладонью по столу и, резко одернув руку, вышел на веранду.       - Ну, охуеть теперь, - только и смог выдохнуть Беккер, смотря на закрытую с той стороны дверь.       Он, было, дернулся, чтобы пойти следом, но тут же остановил себя. Нет, теперь он стал, пусть и ненамного, но умнее. Сейчас не время и не место, сейчас им и правда лучше побыть наедине и желательно вдалеке друг от друга. Но, блядь, как же хочется выплеснуть из себя все это дерьмо.       Выскочив как ошпаренный из кухни, Роберт, перепрыгивая через ступеньки, взбежал на второй этаж, а оттуда прямиком в спальню, чтобы покидать в рюкзак немного вещей. Перекантуется пару дней у Сашки с Вальком, пока ситуация не прояснится и у него не пропадет желание кому-то от души накостылять. Или пока не позовут назад, но только как следует повинившись, а он еще и подумает, прощать ли сразу или промурыжить немного, чтобы запомнил, что с ним такое не прокатит. Или они вместе во всем или шли бы нахер такие «высокие» отношения.       Вернувшись назад, он сунул в рюкзак ноут и, переступая через себя, дернул дверь веранды, не чтобы попрощаться или предупредить, а чтобы припечатать и оставить последние слово за собой.       - Отец твой приезжал днем, обещал помочь со всеми проблемами, - выплюнул Беккер.       Залесских сидел в кресле в клубах сигаретного дыма и то и дело подносил стакан ко рту. После слов Роберта он дернулся и повернулся, недоуменно уставившись в ответ осоловевшими глазами.       - Что? - едва слышно спросил, и Роберт расплылся в гаденькой улыбке.       - Нахуй иди, вот что!       - Роберт, - нагнав его уже в холле, Залесских попытался дернуть за локоть.       - Отъебись, - Беккер рывком дернул входную дверь и, прежде чем выйти, обернулся. - Наслаждайся покоем и тишиной, мудак.