Юшневский и Ко.

      — Всё, я так больше не могу! — Паша распахивает дверь почти пинком. — Это издевательство!       — Твои предложения? — Алексей не отрывает взгляда от экрана ноутбука.       — Разрываюсь между «подать куда-нибудь жалобу» и «поднять где-нибудь восстание», — Паша гневно сопит.       — И то, и другое в данной ситуации совершенно бессмысленно, — Алексей споро клацает клавишами. — Жалоба твоя канет в бездонный и очень криво слепленный цифровой омут госструктур, а восстание твое будет подавлено нашими бравыми гвардейцами, даже не успев начаться. Уж в этом-то родина теперь сильна.       Алексею даже оборачиваться необязательно, чтобы оценить уровень потенциального зверства, написанного на Пашином лице. Явственный скрип Пашиных зубов вполне обрисовывает ситуацию.       — Предлагаю более гуманную альтернативу, — продолжает Алексей терпеливо. — Надень маску и перчатки и сходи в аптеку и супермаркет. Немного развеешься.       — У нас холодильник забит едой, я же позавчера ходил, — Паша наклоняется и обнимает Алексея сзади за шею. — А в аптеке нам и не нужно ничего.       — Гематогену себе купи, для поднятия боевого духа, — советует Алексей. — Или аскорбинку.       Паша свирепо кусает его за ухо.       — Ну, отлично, — Алексей со вздохом отрывается от развернутой во весь экран экселевской таблицы и смотрит через плечо на Пашу. — Пять недель в карантине, пардон, в самоизоляции, и вот уже первые попытки каннибализма. У тебя рабочие дела закончились?       — Представь себе, закончились, — Паша смотрит, насупившись. — Я переделал даже то, до чего руки раньше не доходили. Мне даже Петр Христианович только что сказал, чтобы я сбавил обороты.       — У тебя камера включена была? — Алексей озабоченно сводит брови.       — Ну, да.       — Ты вот в этой футболке с Витгенштейном разговаривал? — Алексей дергает за выцветшую растянутую полу.       — Да ты бы видел, во что он сам одет был, — хмыкает Паша. — Твое педантское сердце этого бы не выдержало. Это только ты у нас за каким-то бесом влезаешь каждое утро в джинсы и рубашку, чтобы над бухгалтерской отчетностью посидеть.       — Ну значит, хорошо что не видел, — пожимает плечами Алексей. — А то нынче скорую не особо-то дождешься. Так ты пойдешь в магазин?       — Не пойду, — Паша тяжело плюхается в кресло. — Чувствую себя в этом наморднике, как полный придурок. Какой в нем смысл?       — Ну ты же знаешь, вирус через слизистые передается, — Алексей смотрит многозначительно. — Через любые слизистые, между прочим.       — В смысле? — непонимающе начинает Паша, а потом широко распахивает глаза. — Минуточку! Я не понял, это ты меня сейчас последнего удовольствия в этой жизни угрожаешь лишить?       — Лишить не угрожаю, — с достоинством отвечает Алексей и смотрит невинным взглядом. — Но выкуп потребую. Два часа спокойной работы и кружку свежезаваренного чая.       Паша корчит недовольную гримасу и нехотя выбирается из кресла.       — Тебе нормальный чай или эту твою зеленую китайскую фигню? — с видом побежденным, но не сломленным уточняет Паша.       — Зеленый с жасмином и лимонником, — Алексей притягивает его к себе и целует в оголенное предплечье. — Спасибо!       — Слушай! — Паша окидывает комнату загоревшимся взглядом. — А может мне ремонт сделать, пока время есть?       — Нет, — быстро отвечает Алексей и смотрит снизу вверх, мотая головой. — Только не сейчас. Ни я, ни соседи благодарны тебе не будем.       — Угу, — бубнит Паша разочарованно и плетется на кухню. — И как люди раньше жили, когда всякая зараза регулярно случалась?       — Понятия не имею, — бормочет Алексей себе под нос и возвращается к работе.       — Алексей Петрович, да я скорее погибну от запаха этой дряни, которой ваш денщик ежеутренне комнаты окуривает, чем от холеры, — Пестель меряет шагами комнату.       — Потерпите, Павел Иванович, — Юшневский макает перо в чернильницу и продолжает рассыпать бисер букв и цифр по желтоватому листу. — Еще пару недель и все уж будет кончено.       — Мне нужно добраться до командования, узнать, что происходит в ставке, — Пестель нервно одергивает мундир.       — Ничего там не происходит, я вас уверяю. И Петр Христианович совершенно точно не одобрит ваше появление на своем пороге в разгар поветрия, — Юшневский аккуратно откладывает перо и поворачивается от стола. — Все, как и мы, сидят по домам и носа на улицу не кажут. Всё, что мы можем сейчас, это молиться и надеяться, что никто из наших не заразится, а те, кому не посчастливится, благополучно выздоровеют.       Павел Иванович недовольно морщится, но смиренно опускается в кресло у окна, не глядя хватая с подоконника книгу.       — Вот и славно, — умиротворяюще произносит Юшневский и кивает на старенький инструмент в углу. — А в награду за терпение я вам вечером что-нибудь сыграю.