Стечение обстоятельств

- То есть как Гейдрихом? – опешил Гиммлер. – Он же три года как мёртв! Ты ничего не перепутал? - Можете сами убедиться, - Шелленберг протянул своему боссу злосчастный папирус. – Я надеюсь, Вы ещё не забыли его почерк? - Да, действительно, - прошептал Гиммлер, быстро пробежав глазами послание. Его руки заметно дрожали. – Но как такое возможно? - Давайте спросим у группенфюрера, - посоветовал Колин. - Да, расскажите нам, наконец-то, каково это – быть мёртвым, а потом воскреснуть? – поинтересовался Визбор. - Мне нечего вам рассказать, - на удивление спокойно, и даже почти доброжелательно, ответил Мюллер, - я помню, как я выскочил из машины и побежал в сторону леса. Потом я почувствовал какой-то толчок в спину, и всё вокруг накрыла абсолютная темнота. Почти сразу же последовал другой толчок в спину, и я оказался на залитом солнцем дворике того храма, из которого мы перенеслись в Берлин. Оглядевшись, я увидел рейхсфюрера, который мерил шагами небольшую галерею, которая вела из этого самого дворика куда-то внуть. Он был очень удивлён, увидев меня, и после короткого разговора я понял почему. - И ты не видел Χарона, перевозчика душ умерших? Не заплатил ему монеты? Ты ничего такого на самом деле не помнишь? – поинтересовался Александр. - Нет, - ответил Мюллер. - Но группенфюрер был мёртв всего день-другой, а тут сколько вы сказали? Три года? – уточнил Стоун. - Да, три года, – подтвердил Шелленберг, - но это только если считать, что он появился в этой реальности тогда же, когда и мы. А что, если он оказался здесь сразу после смерти? За три года он мог создать огромную организацию. - На пустом месте? – заинтересовался Колин. - Ну почему же на пустом? – продолжал рассуждать Шелленберг. – Он также, как и каждый из нас, может быть сыном одного из Олимпийцев и получить поддержку от божественного родителя. - Мы уже «разобрали» всех Олимпийцев на родителей, - возразил Гефестион, благоразумно умолчав о том, что никакой особой поддержки они от своих родителей не получали, ну если только Аполлон помогал им время от времени, – Разве что Гестия, богиня домашнего очага, которая была заменена Дионисом, но это вряд ли. Расскажите-ка нам побольше об этом вашем первом шефе, Гейдрихе. Вы, кажется, уже упоминали его раз другой, но мы мало что о нём знаем. - Возможно, я неправильно выразился, говоря об Олимпийцах, я имел ввиду основных богов. - И кто же, по-Вашему, может являться отцом или матерью Гейдриха? – поинтересовался Визбор. - Остался только Аид, бог подземного царства. - Час от часу не легче. - Это… вероятно, - согласился Александр. – Аид является не только богом, правящим над мёртвыми, но и хранителем и распорядителем всех сокровищ мира. Потеря собственных средств, хранящихся в казне Вавилона, Суз и Персеполиса, может и не оказаться для Дария таким ударом, на который я рассчитывал, если у него появился новый сообщник, который имеет доступ к неограниченным средствам. Теперь Дарию ничего не стоит собрать ещё одну армию. Хотя... платить армии это одно дело, а вот найти эту самую армию, это совсем другое. Может всё не так уж и плохо. - У нас ещё нет никаких доказательств, что этот, как его там, Отанес, или Гейдрих, на самом деле является сыном Аида, так что паниковать рано, – важно заметил Стоун. - Никто не паникует, - нахмурился Гефестион. – Что касается новой армии, то единственная угроза, которую стоит серьёзно рассматривать, это если Дарий начнёт договариваться с оставшимися за нашей спиной греками. А так, достойными противниками при Гавгамелах оказались только люди Мазея, но Вы ведь теперь с нами, губернатор, не так ли? - Я-то с вами, - сказал перс, - но я бы не сбрасывал со счетов войска Атропата, это сатрап Мидии, и он-то как раз остался с Дарием и теперь они все находятся в Экбатане, столице этой самой Мидии. Да и войска Бесса, сатрапа Бактрии, заслуживают уважения; к тому же я уверен, он привёл вовсе не всех своих людей на помощь Дарию. Теперь, если Отанес/Гейдрих положит к ногам Дария несметные сокровища царства Аида, нам придётся нелегко. - А чего гадать, - вмешался Мюллер, - отправим в эту Экбатану Шелленберга, только без семьи, конечно, они здесь останутся в качестве заложников; вот пусть он и воспользуется приглашением своего бывшего шефа и проявит такие же чудеса охмурения, какими он блистал в недавнем прошлом. - Шелленберг никуда не поедет, - отрезал Александр. – Это слишком опасно, мы найдём другие средства, чтобы добыть необходимую информацию. Мазей, твой сын Артиболес был единственным шпионом при Дарии? - Конечно же нет. И потом, Артиболес не был шпионом, - улыбнулся сатрап, - он действовал в открытую и всем известно, что он мой сын, так что вряд ли ему кто-то рассказывал свои секреты. Он знает то, что знают все в окружении Дария. А моему самому надёжному шпиону даже было запрещено контактировать с моим сыном, да и Артиболес не в курсе его существования, вернее, того, что он мой шпион. - А что же этот Ваш надёжный шпион ничего не сообщил Вам об этом Отанесе? – спросил Колин. - Ну, во-первых, мой человек всё время находится при Дарии, что там творилось в Экбатане в течение последних трёх лет, он не знал до того, как сам там очутился. Ведь мы не уверены, когда этот Отанес появился в нашем времени. Может быть, три года назад, а может быть, только тогда, когда и все мы. А во-вторых, он прислал мне своего человека, который объявился на моём пороге как раз перед тем, как я узнал о возвращении Шелленберга и Табакова. Я ещё не успел с ним переговорить, но сделаю это сразу после того, как мы здесь закончим, и я вам сообщу все детали. - А насколько твой человек близок к Дарию? – поинтересовался Шелленберг. – Я Гейдриха хорошо знаю; если, как сказал твой сын, он уже окружил Дария и его ближайших сподвижников своими людьми, да так, что ни одна мышь не проскочит, вряд ли мы можем получить какую-нибудь стоящую информацию, не говоря уж о том, что он мастер шантажа и перевербовки, и Ваш шпион может быть уже и не Ваш. - Конечно, в принципе, перекупить можно кого угодно, - согласился Мазей, - но мой шпион предан мне из личных соображений. А насчёт того, что ему известно, я вам так скажу - что знает Дарий, то знает и он. Ну и другие сведения ему обычно удаётся раздобыть достаточно легко. - Ух ты, какая уверенность! – воскликнул Джаред. – Он что – его личный цирюльник или камергер, или какие там ещё есть должности? Но таких людей легко заменить или устранить. - Устранить – да, если заподозрить в чём-то, а заменить – не думаю, - ответил Мазей, - этого не удалось даже Статейре, жене Дария, а ведь царь царей ей ни в чем не отказывал. Джаред заливисто рассмеялся: - Так твой шпион находится в гареме Дария? А я-то думал, что он весь свой гарем бросил после бегства с поля боя при Иссе. - Что является ещё одним доказательством, что мой шпион более дорог царю царей, чем даже его любимая, действительно, заметьте, любимая, жена и дети. - И как же зовут эту красотку? – поинтересовался Стоун. Мазей нахмурился и медлил с ответом. Ему совсем не хотелось выдавать своего человека при Дарии. Кто знает, как поведут себя его новоявленные родственники при всевозможных обстоятельствах, которые могут сложиться в ближайшем будущем. - Ну что Вы замолчали? Вы что, нам не доверяте? – усмехнулся Мюллер. - У стен есть уши, - вывернулся Мазей. - Да? А я думал, что в этих стенах у Вас всё схвачено и нас никто подслушивать не может. К тому же, мы ведь говорим на немецком. И слава Аполлону, который догадался даровать эту способность советскому режиссёру, которая не была с нами в Германии. Ко мне он так благосклонен не был, я так и не понимаю русского. - Имена одинаковы на всех языках, - сухо заметил Мазей. – Я сообщу имя Александру, а он пусть решает, делать его достоянием гласности или нет. - Так не пойдёт, - возмутился Стоун, - мы же договаривались не иметь секретов друг от друга. Кого из нас Вы подозреваете в том, что он может переметнуться на сторону Дария или этого Гейдриха? Шелленберга? Мюллера? Гиммлера? - Я никого специфически не подозреваю, просто осторожность никогда не помешает. Я сделаю так, как решит Александр. Все развернулись в сторону царя, которому совсем не понравилась та ситуация, в которой он оказался благодаря Вавилонскому губернатору. К тому же, у него самого ещё оставались подозрения насчет Мазея. А что, если Сисигамбис была права, и сатрапу было известно о своем происхождении и он играет какую-то свою, им пока не известную, игру? Неожиданно для всех, вместо македонского царя заговорил Джаред. - А какие инструкции Вы оставили этому Вашему шпиону на случай гибели Дария? Как насчёт переметнуться к следующему источнику власти и с его помощью влезть в постель к самому Александру? Несмотря на всю неожиданность этого вопроса, ни удивления, ни смущения не отразилось на лице Вавилонского губернатора. - С чего это Вы вдруг так решили? – спросил он совершенно спокойным голосом. - С того, что я начинаю подозревать, кто является Вашим шпионом и мне, в отличие от некоторых присутствующих, известно, как разворачивались события истории. - Любовница Дария стала любовницей Александра? – с насмешкой предположил Мюллер. – Ну да, Вам, как игравшему роль Гефестиона в кино, это должно было быть известно, только вот понравятся ли такие новости реальному Гефестиону? - Багой? Ты имеешь в виду Багоя? – не сдержался Стоун. - Багой... это ведь не женское имя? – спросил Тихонов. - Это имя евнуха, - со вздохом объяснил Колин и, обратившись к американскому актёру, сказал, - вот ты не мог оставить свои догадки при себе? - Я не подумал, что кто-то сразу попытается озвучить мои догадки, - поджав губы и не смотря на американского режиссёра, ответил Джаред. - Ладно, как получилось, так получилось, - спокойно отреагировал Гефестион, - но впредь я бы посоветовал вести себя более осмотрительно. Осталось только выяснить, насколько был прав в своих догадках Джаред. Мазей, это действительно имя твоего доверенного лица при Дарии? Вавилонский губернатор раздражённо кивнул головой и сообщил: - Когда я переговорю с посланным мне человеком, я вам всем сообщу, что мне передал мой шпион. - Так всё же у Вас есть от нас секреты? – насмешливо спросил Мюллер, - почему бы Вам не пригласить этого человека сюда для того, чтобы он нам всем рассказал то, что ему есть рассказать. А то что получается, меня все подозревают и обвиняют во всех смертных грехах, а вот Мазею можно хранить свои тайны и вести секретные от всех остальных переговоры? - Никто Вас ни в чём не обвиняет, - отрезал Александр, - Мазей приведёт этого человека ко мне с Гефестионом, мы его выслушаем, зададим все необходимые вопросы и тогда решим, что стоит выносить на всеобщее обсуждение, а что нет. - Вы меня, конечно, извините, Александр, - на редкость почтительно, но вместе с тем с заметным осуждением ответил Мюллер, - но мне кажется, что ни Вы, ни Гефестион, ни даже Мазей не являетесь тем человеком, который может задать правильные вопросы по поводу Гейдриха. Если вы не хотите допрашивать этого посланца при всех, возьмите в свою компанию, по крайней мере, Шелленберга; он знает своего бывшего босса, как никто другой. - Хорошо, - после короткого молчания согласился Александр, - он может к нам присоединиться. А теперь нам пора, мы и так провели здесь слишком много времени. - Подождите, - вдруг сказал Табаков. – У меня есть один очень важный вопрос к Мазею. Я вас надолго не задержу. - Хорошо, давайте, но побыстрее, - согласился македонский царь, поджав губы в неудовольствии. - Губернатор, - советский актёр развернулся в сторону уже направившегося к дверям перса, - ваш сын сообщил, что новую невесту Дария зовут Гизрабайада. Вы знаете, кто это? Чья она дочь? Одного из сатрапов, оставшихся при Дарии? - Не знаю, мне это имя неизвестно; у Атропата и Бесса есть дочери, но их зовут по-другому. Хотя, конечно, я не могу похвастаться тем, что знаю по именам всех дочерей всех сатрапов. - Хорошо, и последний вопрос. Это имя Вам о чём-то говорит? - В каком смысле? - Ну, это персидское имя? - Нет, больше похоже на авестийское. - Авестийское? - Да. Это язык, который в основном используется в священных текстах Авесты и соответствующих богослужениях. Авеста является собранием религиозных текстов зороастризма, религии, основанной Зороастром. Именно этой религии придерживаются Маджи. Очень может быть, что Гизрабайада – дочь одного из верховных Маджи, может быть даже этого вашего Отанеса. - Нет, дочери Гейдриха ещё совсем дети, - заметил Шелленберг. - Я не думал о дочерях Гейдриха, так как ничего о нём самом не знаю, - сообщил Табаков. – Скажите, губернатор, а Вы могли бы перевести это имя на какой-нибудь нам всем понятный язык? - Да, - пожал плечами Мазей, не догадывающийся, как и все другие, куда гнул актёр, - что-то вроде «тайные знания бога», весьма подобающее для зороастризма имя, хотя я его раньше никогда не слышал. - Нет! – Гиммлер вдруг подскочил, как будто его толкнула какая-то невидимая пружина, - этого не может быть! Заберите свои слова обратно! Шелленберг и Мюллер быстро переглянулись, и шеф внешней разведки повернулся к Табакову в недоумении: - Как тебе пришло в голову задать такой вопрос, Олег? - Да расскажите, в чём дело? – спросил Стоун. - Этого не может быть! Этого не может быть! – Гиммлер обводил всех присутствующих ошарашенным взглядом. - У рейхсфюрера есть дочь, которую зовут Гудрун, - пояснил Шелленберг, - её имя переводится с древненемецкого точно также, как и имя Гизрабайада. Мне только не ясно, почему Олег вдруг решил задать такой вопрос. - Я последовал Вашему совету, бригадефюрер, и поддерживал разговор на нейтральные темы, когда мы ехали на встречу с Мазуром. Так уж вышло, что речь зашла о Нибелунгах и его дочери Гудрун, а также о том, что это имя значит. - Но почему Вам пришло в голову связать Гудрун и Гизрабайаду? - Я, конечно же, не могу сравниться с Александром и Гефестионом в знании греческих мифов, но на одном из выпускных спектаклей школы-студии МХАТ, где я учился, мы ставили сцены из греческой мифологии.* Один из эпизодов был как раз на тему похищения Персефоны; я играл Аида, кстати, так что мне этот сюжет весьма знаком. Если Гиммлер – сын Деметры, а Гейдрих – Аида, вопрос напрашивался сам собой. - Чёрт, это совсем некстати, Вы думаете, это возможно? – Шелленберг обвёл взглядом замолчавшую аудиторию. - Боже мой! Боже мой, - продолжал причитать Гиммлер, не обращая ни на кого внимания. - Успокойтесь и перестаньте ныть! – Стоун обратился к рейхсфюреру. - Вам хорошо говорить! – одновременно страдальчески и злобно выплюнул Гиммлер. – У Вас есть дети? Дочь? - Да, у меня трое детей и одна из них дочь, которой сейчас 9 лет. Так что я Вас понимаю, но паниковать не имеет смысла. - Не имеет смысла? Я бы посмотрел, как бы Вы реагировали, если бы Ваша дочь оказалась в лапах этого монстра! Вы вообще знаете, на что он способен?! - Как Вы засуетились, когда речь зашла о Вашей дочери, - холодно заметил Тихонов, - а как насчёт миллионов других детей, которые сгинули во время войны по Вашей милости? Наверно, тогда Вас мало интересовало, на что способен этот Ваш Гейдрих. Вы ведь явно ему покровительстовали, не так ли? - Вы меня все ненавидите! – закричал, трясясь, Гиммлер. - Да, а что – нам Вас любить надо? - Аполлон сказал, что нам всем надо быть вместе! Вы должны спасти мою дочь! Олег! – рейсфюрер подбежал к Табакову, - Вы мне обещали защитить мою дочь, Вы мне обещали! - Вы что-то путаете, я Вам ничего подобного не обещал. - Но вы должны её спасти! Она же моя дочь! – надрывный голос Гиммлера перешёл в тихое поскуливание и он беспомощно опустился на близлежащее ложе. - Теперь понятно, почему Аполлон перенёс детей Шелленберга сначала из Германии в Москву, а потом и сюда, в Вавилон, - спокойно заметил Тихонов. – Видимо, некоторые племянники и племянницы ему дороже, чем другие. - Слава, не надо так, не только у Шелленберга есть дети, - напомнила Лиознова, - было бы более логично, если бы он перенёс жену и детей Табакова, не так ли? - Не знаю, может быть Гейдрих имеет доступ только к Германии, - пожал плечами Тихонов. - У меня, между прочим, шестеро детей, - сообщил Мюллер, - и я их тоже очень даже люблю. - Сделайте же что-нибудь, - Гиммлер умоляюще обводил глазами всех присутствующих. - Не надо паниковать раньше времени, - посоветовал Гефестион, - это всё может оказаться всего лишь домыслами. Мы ничего не знаем наверняка; даже то, что этот ваш Гейдрих является сыном Аида – не более, чем предположение; мало на чём основанное, кстати. К тому же, Аид похитил Персефону для себя, а Гейдрих – для Дария. - Но если это не просто предположение, а реальность, - стал высказывать свою точку зрения Мюллер, - то, похитив Гудрун, Гейдрих мог иметь одну из двух целей, ну или даже обе вместе. - Какие? – спросил Александр, которому надо было знать, с чем ему предстоит иметь дело. - Ну во-первых, таким образом он может контроливать Гиммлера, ведь ему прекрасно известно, как рейсхфюрер дорожит своей дочерью. Шантаж – одно из его любимейших орудий. Контролируя Гиммлера, он также контролирует и Шелленберга, так как не сложно догадаться, что рейхсфюрер обратиться к нему первому за помощью. Значит, у Шелленберга будет дополнительный стимул откликнуться на его приглашение. - Да, но он не мог знать, о чем Табаков разговаривал в машине с Гиммлером, - заметил Колин, - или что ему придёт на ум сопоставить миф с похищением Персефоны с нашей ситуацией. Всё это слишком притянуто за уши. - Я согласен, - кивнул Мюллер, - но он мог припасти этот факт на будущее. К тому же, он мог действовать и из других соображений, а именно – мести. - Мести? – переспросил Александр. - Да, - кивнул головой шеф гестапо. – Вы уж меня извините, рейсхфюрер, но я думаю, сейчас самое время рассказать о Вашем участии в покушении на Гейдриха. Это поможет нам выяснить, что именно ожидать от Вашего бывшего подчинённого. - Что ты такое говоришь! – возмутился Гиммлер, - его убили англичане с помощью чешских террористов. - Ну, это официальная версия. - Это единственная версия! – возмутился Гиммлер. – Не ты ли сам положил мне доклад на стол, где прямо и чётко об этом говорилось? - Я положил Вам на стол доклад, который Вы хотели, чтобы я положил Вам на стол, - пожал плечами шеф гестапо, - Шелленберг может подтвердить. Не так ли, Вальтер? Все глаза устремились на шефа внешней разведки, чьё лицо благоразумно ничего не выражало. - Как группенфюреру прекрасно известно, нам не удалось обнаружить никаких фактов, которые бы противоречили официальной версии. Может быть некоторые выводы и были сделаны несколько поспешно, но ведь это дело полиции, и я тут не при чём. - Бог ты мой, он здесь ни при чём, - фыркнул Мюллер, - быть ни при чём, это вся твоя сущность, не так ли? Шелленберг пожал плечами и ничего не ответил. - Да, Аполлону не позавидуешь, - философски заметил Визбор, - работать с такими помощниками, как мы... - А что ему мешало выбрать других помощников? – спросил Стоун. – И вообще, эта история с вашим Гейдрихом, сыном Аида – значит ли это, что именно бог подземного царства виновен в смерти Олимпийских богов, а нам теперь предстоит похитить их оттуда и надеятся на способность Аполлона их воскресить, как он когда-то воскресил своего сына Асклепия? - Очень даже неплохое подытоживание возможной ситуации, - заметил Гефестион. – Если это так, то нам действительно следует отправить Шелленберга в Экбатану навестить своего бывшего шефа, который, ознакомившись с нашей религией, видимо, надеется привлечь Вальтера на свою сторону. Мы же надеемся на прямо противоположное. - Я не понимаю, объясните, - попросил Стоун. - Гермес, отец Вальтера, был практически единственным из Олимпийцев, которые посещали владения Аида. Вы, надеюсь, знаете, что одной из обязанностей Гермеса является сопровождение душ умерших в подземное царство. Таким образом, логично предположить, что если кому-то из нас и удастся проникнуть в земли Аида, то это – Шелленбергу. Видимо, на это и рассчитывает Аполлон. А так как Гермес и Аид всегда были в очень дружественных отношениях, что, я так понимаю, в определённой мере соответствует отношениям Шелленберга и Гейдриха, бывший шеф бригадефюрера, в свою очередь, рассчитывает привлечь Вальтера на свою сторону. Сюда же очень хорошо вписывается похищение дочери Гиммлера как средство шантажа. - Вальтер, пожалуйста... - Гиммлер приблизился к Шелленбергу с умоляющим взглядом. - Вальтер, нет! – Ирэн, тихо играющая в одном из углов зала со своими дочерьми, подала голос. – Подумай о своих собственных детях. - Шелленберг ведь не поедет к Гейдриху только для того, чтобы спасти дочь Гиммлера, - напомнил Стоун, - он сумеет разузнать для нас много полезных вещей, а может быть даже единолично спасти всех наших родителей. - Или оставит всех нас, включая свою семью, на произвол судьбы и переметнётся к своему обожаемому Гейдриху, - шеф гестапо бросил вызывающе в сторону своего бывшего подчинённого. - Между прочим, - Джаред протянул обвинительным тоном, - в той самой книге, которую я только что упомянул, именно сын Гермеса являлся предателем и главным отрицательным персонажем. - Вот-вот, - согласился Мюллер, - и я о том же. - Аполлон является не просто богом, который говорит только правду, но и богом, которого невозможно обмануть, - напомнил Гефестион. - Да, а как же эта история про Гермеса, который украл коров у Аполлона, будучи всего одного дня от роду? – спросил Джаред. - Вот именно, - усмехнулся Гефестион, - украсть-то он украл, но Аполлон тут же вычислил, кто это сделал. Если бы была опасность, что Шелленберг соблазнится посулами Гейдриха, чтобы ему этот его бывший шеф не наобещал, Аполлон бы предвидел это. Давайте не будем искать проблем там, где их нет. - Как хотите, - пожал плечами Мюллер, - моё дело вас всех предупредить. - Мы учтём Ваши соображения, а поедет Шелленберг куда-нибудь или нет, буду решать я, - подвёл итог Александр, - а теперь... похоже на то, что делами армии мне опять заниматься некогда. Остаётся надеяться, что мои генералы способны выполнять мои распоряжения без постоянного контроля. Вот что я решил. Мазей, можешь отправить своего сына и сопровождавших его людей привести себя в порядок и вкусить заслуженного отдыха. Но они не имеют права покидать отведённые им покои до моего дальнейшего распоряжения. В то же время, прикажи привести сюда человека, посланного твоим шпионом, мы его расспросим все вместе, нравится тебе это или нет. - Хорошо, Александр, - согласился Мазей, поняв, что спор с Александром был бесполезен. Он подошел к двери и, открыв её, недовольно позвал, - Оробатис. Оробатис! - Ла Шене. Ла Шене! - Передразнил Джаред. - Я не думаю, что Мазей или его придворные говорят по-французски, - усмехнулся Тихонов. - Во французском языке нет такого слова, - сказал Шелленберг. Джаред засмеялся и объяснил: - Извини, это привычка. Не думаю, что это слово что-то значит, это всего лишь имя. Кстати тебе, Вальтер, как любителю и знатоку Дюма-отца оно должно быть известно, а нашим дорогим представителям российского народа – тем более. - Почему? – удивился Тихонов. - Ну как же, это фраза из вашего очень популярного фильма «Три мушкетёра». Мне в одной компании какое-то время часто приходилось иметь дело с одним русским парнем. Это была его любимая фраза, когда он кого-то звал. - Он, наверное, был снят уже после того, как мы здесь оказались, - предположил Визбор. - Ну, если вы не знаете этого фильма, то, наверно, вы правы, - согласился Джаред. – Там есть такой момент, когда Людовик ХIII зовёт своего камергера, которого и звали Ла Шене. Я не помню фамилию актёра, исполнявшего роль короля, но мой приятель говорил, что он очень известен и необычайно талантлив; впрочем, я так понимаю, в этом фильме почти все роли исполняли звёзды того времени. - Может быть, когда вся эта эпопея закончится, - усмехнулся Шелленберг, - Татьяна Михайловна вернётся в Москву, и, после того как мы поставим «Три мушкетёра» для Александра, она снимет этот фильм в России. И возьмёт на все главные и не очень роли тех же знаменитостей, которые она пригласила в «Семнадцать мгновений весны». Как вам такая идея, а? На роль Атоса я могу предложить Тихонова. - Почему меня? – удивился актёр. - Вы самый серьёзный, - расплылся в улыбке Шелленберг. – А из Визбора получится отличный Портос. - А из меня? – поинтересовался Табаков. - Если бы он видел, как ты махал шашкой в «Шумном дне», то сразу бы определил тебя в д’Артаньяны, - улыбнулась Лиознова. – Да, я бы тебя тоже взяла в д’Артаньяны. - Я уже несколько староват для этой роли, - пожал плачами Табаков. - Ничего, ничего, мы тебя загримируем, - засмеялась Лиознова, - и Ланового можно омолодить; это актёр, который исполняет роль генерала Вольфа, из него получился бы отличный Арамис. - Да, я согласен! – воскликнул Шелленберг, - а артист, играющий Кальтенбруннера, прекрасно подходит для кардинала Ришелье. - Нам что, больше нечем заняться? - пробурчал Мюллер. - А вот из герра Броневого, это актёр, исполняющий твою роль, Генрих, - шеф внешней разведки обворожительно улыбнулся своему бывшему боссу, - получился бы отличный господин Бонасье. Как вы думаете? - Я согласен с Шелленбергом, - Визбор присоединился к развлечению, - а на роль Констанции нужно взять Элеонору Шашкову. - Это кто? – переспросил Шелленберг, который, несмотря на свою великолепную память, не запомнил всех артистов поимённо. - Моя жена в фильме, - подсказал Тихонов. – А Ольга Сошникова, это Барбара Крайн, унтершарфюрер СС, подошла бы на роль Миледи. - Унтершарфюрер СС – женщина? Какой бред! – возмутился Гиммлер. - Ну, в фильме есть некоторые исторические неточности, - усмехнулся Шелленберг. – А мне кажется роль Миледи лучше бы исполнила актриса, которая играла влюбленную в Штирлица машинистку, Габи, кажется. Или она могла бы сыграть роль королевы, а на роль короля подошёл бы артист, который играл одноглазого оберштурмбаннфюрера СС Айсмана. А ещё мне очень понравился актёр, который исполнял Вашу роль, рейхсфюрер, идеальное попадание в типаж, правда, я не уверен, какой персонаж «Трёх мушкетёров» ему бы подошёл... может быть, Фельтон. - Вальтер улыбнулся, вспоминая кадры из фильма. – И да, я могу заверить вас, сцена встречи мной на аэродроме генерала Вольфа просто шикарна! Признайтесь, Татьяна Михайловна, Вы были в меня тайно влюблены! - Ну всё, началось, - Мюллер закатил глаза, - Вальтер, должен тебя огорчить, на свете есть полно людей, которые совсем не в восторге от твоей персоны. - Пустое, - отмахнулась Лиознова, - я просто пыталась переплюнуть автора одноимённой книги, который подозрительно красочно описывал любование Штирлицем твоими матовыми лодыжками. - Моими лодыжками? – переспросил сбитый с толку Шелленберг и опустил глаза, разглядывая эту часть тела, - подождите, Вы же говорили, что автор книги – мужчина. - Да, мужчина, - делая над собой усилие, чтобы не рассмеяться, подтвердила Лиознова, - а что, мужчинам нельзя описывать, как их главный герой любуется обнажёнными частями тела своего шефа? - Вот мы тоже попытались это сделать, - Джаред решил вставить свои пять копеек, - а потом господина Стоуна заставили повырезать некоторые сцены, а несколько афинских юристов даже хотели запретить наш фильм через суд. - Ну хоть что-то в этом мире остаётся неизменным, - криво усмехнулся Александр, – афинян хлебом не корми, а дай затеять очередную судебную тяжбу. Надеюсь, они вам не очень помешали? - Да нет, и потом, как любит говорить одна моя ассистентка, «я всем угодить не могу, я не банка нутеллы», - пожал плечами Стоун. - Что такое «нутелла»? – спросил Гефестион. - О, вы все так много потеряли из-за того, что вам не удалось попробовать этого лакомства! – воскликнул Колин. - Что-то итальянское? – уточнил Шелленберг, - я тоже никогда не слышал этого названия.** - Да? Я, честно говоря, не знаю, когда появилось это жизненно-необходимое чудо кулинарии. Оно выпускается итальянской фирмой Ферреро Роше, это сладкая шоколадная паста из какао, молока и лесных орехов. Намазанная на ломоть только что испечённого белого хлеба – настоящая пища богов! - А я вот весьма неравнодушен к эклерам, - со вздохом произнёс Шелленберг, - в Париже есть одно заведение... впрочем, несмотря на всю свою изысканную кулинарную славу, Франция заполучила своих первых кондитеров из Италии, они прибыли в свите Екатерины Медичи. Но не будем о прошлом. Вернее, о не имеющем отношения к нашей теперешней ситуации прошлом. А так как посланник Мазеевского шпиона ещё не прибыл, давайте продолжим наше развлечение. Вот Вы, господин Стоун, как думаете, какие из артистов, занятых в Вашем фильме, подошли бы на роли в «Трёх мушкетёрах»? Наверное, из Колина вышел бы прекрасный д’Артаньян, а из Джареда – Арамис. - О, мне нравится эта игра, - певец с энтузиазмом одобрил идею Шелленберга, - я выдвигаю Гэри Стретча, артиста исполнявшего роль Чёрного Клита, на роль Ришелье, а Рис-Майерса, игравшего Кассандра, на роль Атоса. - Ты имеешь в виду Кассандра, сына Антипатра? – удивился Александр. – Но ведь он остался в Пелле. Разве ваш фильм не о моём завоевании Персии? Или он собирается осчастливить нас своим непрошенным визитом? - В нашем фильме он сопровождал тебя в походе, - объяснил Стоун. - Зачем? – удивился македонский царь. - Нам нужно было показать человека, который был постоянно недоволен твоими действиями и во всём тебе противоречил. - Могу вас заверить, меня и так сопровождает огромное количество подобных людей, - вздохнул Александр. - Ну, художник так видит, - улыбнулся Колин. – Я думаю, что Ник Даннинг, он играет Аттала, хорошо бы подошел на роль Портоса, Анжи из царицы Олимпиады превратилась бы в королеву Анну, ну а Роза, она играет Роксану, просто идеально подходит на роль Миледи. - Кто такая Роксана? – спросил Александр. - Ну, видишь ли, это... – неуверенно начал Колин. - Царица амазонок, - быстро нашёлся Джаред, - по легенде, не знаю, правда это или нет, царица амазонок со своей свитой лично приехала к тебе, чтобы... ну, чтобы ты... понимаешь, царице амазонок тоже нужны достойные наследники. - Интересно, а вы знаете, где находится их царство? – Александр задал совсем не тот вопрос, который от него ожидали. - Легенды не уточняют, - с печальной миной сообщил Джаред. В этот момент раздался стук в дверь и, получив разрешение, в проёме появился Оробатис. - Я привел требуемого человека. Он может зайти? - Да, - кивнул головой Вавилонский губернатор, одновременно указывая Оробатису передать ему письменные принадлежности, который тот держал в руках. Вошедший посланник был неопределённого возраста в трудноописуемой одежде, состоящей из нескольких слоев лохмотьев. Его волосы, длинные и запутанные, опускались ниже плечей и терялись в этих самых лохмотьях, так что было трудно понять, где начинались одни и заканчивались другие. Кожанные ремешки обвивали руки, свисали с шеи, были вплетены в волосы и дополняли общий суматошный вид. Неспокойные глаза быстро перескакивали с одного незнакомца на другого то ли ища главного, то ли пытаясь вобрать в себя все образы сразу. Мазей принял папирус и стилос из рук Оробатиса и разрешил ему удалиться. Обращаясь к Александру, Вавилонский губернатор сообщил: - Мне надо будет точно записать всё сказанное. Мне придётся сесть, разрешите? - Да, конечно. Получив разрешение, Мазей устроился около небольшого столика и кивнул нервно переминающемуся с ноги на ногу дервишу.*** Посланник закрыл глаза и начал что-то декларировать на языке, который никто из присутствующих не понимал. Губернатор быстро записывал, а все остальные терпеливо дожидались окончания монолога, и даже Мюллер устоял от саркастических комментариев. По прошествии не менее чем получаса, дервиш наконец-то остановился и посмотрел вопросительно на Мазея. После непродолжительного молчания сатрап задумчиво уставился на исписанные папирусы и что-то немногословно сказал. Дервиш улыбнулся и стал перебирать свои лохмотья. Остановившись на одной из ничем не примечательных лент своего одеяния, он ловко отцепил её от общего ансамбля и передал Мазею. Без какого-либо чувства брезгливости, губернатор положил тряпицу рядом с собой и кивнул гонцу, указывая на выход. Тот, ничуть не обидевшись, согласно кивнул головой и, будто бы скользя по полу, без всякой суеты скрылся за дверью. - Интересно, сколько у него заняло времени запомнить такое долгое послание? Я надеюсь, он ничего не перепутал и не забыл, - заметил Стоун. - Это ещё довольно короткое сообщение, - усмехнулся Мазей. – Теперь только осталось его расшифровать. Впрочем, я могу это сделать по ходу дела, в этот раз Багой использовал довольно лёгкий шифр, наверное, у него не было много времени. Позже мы можем позвать дервиша обратно и задать ему все необходимые вопросы. - А что это за тряпицу тебе передал этот человек? - полюбопытствовал Гефестион. - Так, отвлекающий манёвр. Если бы его кто-нибудь выследил и обвинил, что он передаёт сведения и потребовал сообщение или стал обыскивать, найдя эту тряпицу, они бы успокоились. Здесь Багой обычно пишет какую-нибудь никому не интересную ерунду. - Зачем так сложно? – удивился Мюллер. – Можно было бы придумать просто какой-то фиктивный текст для декларирования. - Может быть у вас, в будущем, с подобными вещами просто и все стали доверчивее. Вот если бы мои люди поймали кого-то с подозрением на шпионскую деятельность и этот человек стал бы деклариовать любой текст, я бы сразу же заподозрил, что текст фиктивный и приказал бы пытать, чтобы выведать настоящий текст. А так, найдя фиктивную ленточку логично предположить, что она настоящая, ну, или в крайнем случае, содрать с человека всё это тряпьё и перебрать его в поисках другого сообщения. Конечно, можно и с такой ленточкой искать другие носители информации, но обычно этого не делают. Хотя, конечно, от всего не застрахуешься. - Я, смотрю, вы большой специалист по поимке и подготовке шпионов, - усмехнулся шеф гестапо. - Да, конечно. А Вы – нет? – с искренним удивлением переспросил сатрап. Впрочем, в этой искренности читалась тонко завуалированная издёвка. - Губернатор, давайте по делу, - отрезал Александр. - Да, конечно. – Мазей уставился в папирус и начал медленно переводить и расшифровывать. Багой кратко сообщал о настроении в ближайшем окружении Дария, о взявшемся, словно ниоткуда, Отанесе и его совершенно непредвиденном и необъяснимом вхождении в ближайший круг персидского царя, о новой молоденькой жене и о начавшемся недовольстве оставшихся в окружении Дария сатрапов, которые вместо ожидаемой благодарности вдруг почувствовали себя не у дел из-за нового фаворита. Подавленный первые день-два после поражения при Гавгамелах, царь царей опять воспрял духом и занялся кипучей деятельностью по собиранию новой армии. Теперь каждый день он успевал встречаться с сатрапами и другими приближёнными, советоваться с Отанесом, посещать местные святыни да и ещё и ублажать новую жену по ночам, впрочем, не без помощи всяких чудодейственных средств из запасов Багоя, включая интимные услуги подготовляющего характера. Услышав подобные детали, Гиммлер побледнел как полотно и было такое ощущение, что он вот-вот свалится в обморок. Шелленбергу даже пришлось сесть рядом и взять трясущиеся руки рейхсфюрера в свои собственные, и никто из присутствующих не оказался настолько бессердечным, чтобы отвешивать шуточки по этому поводу. - Так что вы обо всём этом думаете? – спросил Стоун, обращаясь ко всем присутствующим одновременно. - Надо поподробней расспросить этого обладателя многочисленных лохмотьев, – бросил Мюллер. – Он ведь тоже должен был находиться где-то рядом со свитой Дария. Он может знать то, чего не знает Ваш шпион, так как, я думаю, они вращаются в разных кругах. - Как я уже сказал, мы это непременно сделаем, - согласился Мазей. – К сожалению, Багою было неизвестно о нашем специальном интересе к этому Отанесу, так что он сообщил только общие детали. Если передать ему наставления по поводу Отанеса, то в следующий раз мы узнаем гораздо больше интересного. - Это займёт слишком много времени! – воскликнул Гиммлер, - и всё это время моя Гудрун будет находиться в лапах Гейдриха и Дария. Шелленберг должен отправиться в Экбатану немедленно! - Шелленберг Вам ничего не должен, - напомнил Табаков. «Если бы Вы так же рьяно относились к моим предупреждениям два года назад, эта война могла бы закончиться совсем по-другому», - с горечью подумал шеф внешней разведки, но вслух произнёс, - хотелось бы всем напомнить, что я поеду к Гейдриху не только для того, чтобы помочь Гудрун, но и для того, чтобы разузнать, что он замышляет. И рейхсфюрер прав, нечего тянуть кота за хвост, я отправлюсь сейчас, а все остальные присоединяться к Александру. Когда я что-то выясню, я с вами свяжусь, здесь губернатор, я надеюсь, поможет мне со своими гонцами. - Я с тобой, - сообщил Табаков. - Абсолютно нет, - отрезал Шелленберг. - Мы не можем тебя отпускать одного, - возразил Олег Павлович, - хотя бы потому, что если с тобой что-то случится, как мы об этом узнаем? - Мазей отправит своих агентов к Багою в обход моей персоны, - объяснил Шелленберг, - и если мне не повезёт и Аполлон не сможет мне помочь, что ж, c’est la vie, а вот тащить кого-то с собой, чтобы Гейдрих мог меня шантажировать, это верх глупости. - Вальтер прав, - согласился Джаред, - напрямую действовать нельзя, но как насчёт, например, бродячих артистов или циркачей? Любимый приём во многих приключенческих фильмах. - Учитывая недавний опыт Олежки в «Достоянии республики», самое оно, - улыбнулся Визбор. - Странствующие актёры, это, конечно, неплохая идея, - сказал Александр, - но, к сожалению, никто из присутствующих, за исключением Мазея, не говорит ни на одном из местных языков, а труппа из любого греческого полиса, непонятно зачем забредшая в Экбатану, вызовет слишком много подозрений. - Хорошо, - не унимался Джаред, - а как насчёт странствующего греческого доктора, который, к тому же, говорит на местном наречии? - Ты хочешь привлечь к нашей авантюре этого Дороса? - Да, а что? Мы ему, конечно же, всё не расскажем, но он вызовет меньше подозрений, к тому же, мы можем попросить местного жреца, которого он лечил, дать ему рекомендательное письмо к другим жрецам в Экбатане. И ни у кого не вызовет подозрения, если у доктора будет помощник или ученик. - А что, это идея, - одобрил Гефестион. - А ещё более логично, если у этого доктора будет жена, - предложила Лиознова, - и ей, также как и ученику, совсем не обязательно говорить на местном языке. К тому же, как женщине, мне будет гораздо легче связаться с Гудрун и выяснить, что к чему. В гарем, я так полагаю, мужчинам вход запрещён. - Тебе? – удивился Тихонов. - Ну да, а кому? Ирэн для этой роли не подходит, Гейдрих её сразу же узнает, не так ли? - Вы тоже для этой роли не подходите, - бесцветно проговорил Гиммлер. - Почему? Вы сомневаетесь в моих актёрских способностях? - Я ничего не знаю о Ваших актёрских способностях, - замялся рейхсфюрер, - просто... поверьте мне, Вам лучше не ехать. Пусть едет Табаков или кто-то другой в качестве подмастерья этого доктора, а Вы оставайтесь с Александром и остальными. - Почему? Что конкретно Вы против меня имеете? – позмутилась Лиознова. – А... я понимаю, Вам бы не хотелось, чтобы в спасении Вашей дочери участвовал человек моей национальности. - Скажем так, - замялся Гиммлер. - Я не вижу логики, о чём вы? – спросил Александр. - Какая же Вы мразь, рейсфюрер, - сплюнул Колин, - человек печётся о благополучии Вашей дочери, а Вы и сюда умудрились приплести вашу омерзительную расовую теорию. - Я думаю, дело не в рейхсфюрере, а в его дочери, - подала голос жена Шелленберга. - Ирэн! – шефу внешней разведки совсем не понравилось подобное вмешательство его жены. - Фрау Шелленберг права, - усмехнулся Мюллер, - рейхсфюрер СС, также как и наш дорогой рейхсмаршал авиации, оставляли за собой право решать, кто из их подчинённых является евреем, а кто – нет. Да и происхождение самого обергруппенфюрера Гейдриха всегда вызывало некоторые сомнения, не так ли? А вот свою дочь Гудрун Вы воспитали в истинно арийских традициях. Я понимаю, Вы и представить себе не могли, что это Вам аукнется подобным образом. - Как бы то ни было, я всё же поеду, - сказала Лиознова. – Я приму к сведению возможную враждебность дочери рейхсфюрера, но в Экбатане находится гробница царицы Эсфири****, значит, там должна существовать еврейская община, в крайнем случае они меня приютят. - Если только Гейдрих не устроил там ещё одну Хрустальную Ночь, - мрачно прокомментировал Визбор. - Гадать бесполезно, и поэтому я предлагаю следующий расклад, - подытожил Табаков, - Татьяна Михайловна едет как жена Дороса, а Колин – как его ученик, так как он самый молодой из нас. Джаред отправится в качестве ещё одного странствующего дервиша, которому Мазей подберет смышлённого проводника, говорящего одновременно на греческом и местном языке, а я еду вместе с Шелленбергом в качестве себя любимого. А чтобы Гейдриху не пришла в голову идея шантажировать мною Вальтера, мне придётся разыграть католика, который святее самого Папы Римского. - То есть это как? – спросил Тихонов. - Проявляя больше желания сотрудничать с Гейдрихом, чем даже бригадефюрер. - Интересный подход, - задумчиво произнёс Александр. - Но в целом мне ваш план нравится, правда у нас есть всего два дня, чтобы это всё организовать да и внести некоторые коррективы в мои собственные планы. - Ну что ж, тогда пожелайте нам успеха, - воодушевился советский Шелленберг. - Вы думаете, это возможно? – с надеждой в глазах спросил Гиммлер. - Конечно. Вас будут интересовать детали, - хитро улыбнулся Табаков, - или мелочи мне додумать самому?