***********
— Знаешь, Вальтер, если бы не две жены и такое же количество детей, я бы имел серьёзные опасения из-за твоего полного отсутствия интереса к женскому полу, — лениво протянул Гейдрих, рассеянно лаская красотку, лежащую у него на коленях. — Наверное, он просто не хотел составлять Вам конкуренцию, — вальяжно, как только он умел, улыбнулся Табаков. Внимание, которое он оказывал своей спутнице, не вызывало никаких нареканий со стороны их не в меру гостеприимного хозяина. — Мне просто было некогда, — не смущаясь ни ласками своей барышни, ни упрёками своего бывшего шефа, пояснил Шелленберг. — Некогда! — фыркнул Гейдрих, — а когда мы развлекались у Китти, что мешало тебе немного расслабиться? — Забота о Вас, обергруппенфюрер, — тонко улыбнулся непокорный подчинённый, — я хотел быть уверенным, что наши «технари» случайно не включили прослушку обратно. Я всегда допускал, что кто-то из моих или Ваших людей может быть подкуплен недружественными нам личностями. Да и рейхсфюрер мог так, на всякий случай, дать распоряжение собрать на Вас компромат. — Или ты сам, — Гейдрих уставился на Шелленберга обвиняющим взглядом. Табакову сразу вспомнилась похожая обвинительная фраза в его адрес в фильме, «В Ваше, Ваше алиби». Видимо, Лиознова интуитивно знала, что у покровителей Шелленберга никогда не было сомнений в его умении работать на себя, любимого. — Мне было ни к чему, — спокойно, не дрогнув ни одним мускулом, ответил бригадефюрер. — Хорошо, это мы сейчас проверим, здесь-то уж точно нет записывающей аппаратуры. Вот, возьми её, — Гейдрих спихнул со своих колен красотку, которая ненавязчиво ласкала доступные ей части тела её хозяина, — и поимей на наших глазах, а мы понаблюдаем. — Зачем? — невозмутимо спросил Шелленберг. — Затем, что я так хочу. — Должен Вас огорчить, обергруппенфюрер, у меня никогда не получалось совершать подобные действия при свидетелях, — Шелленберг без видимых усилий демонстрировал чудеса выдержки. — Да? — насмешливо гнул свою линию Гейдрих, — а мне твоя бывшая жена рассказывала совсем другие истории. — Я не сомневаюсь, — Вальтер пожал плечами и пригубил из чаши, содержание которой он смаковал с самого начала вечера. — Не боишься, что я велел туда что-нибудь подсыпать? — Гейдрих продолжал испытывать устойчивость Вальтера к провокациям. — Вполне допускаю такой факт, но не боюсь, — миролюбиво ответил Шелленберг, протягивая в направлении бывшего шефа свою правую руку ладонью вниз. На среднем пальце красовалось великолепное кольцо с аметистом внушительного размера. — Любимый дядя подарил, как раз на случай, если меня кто-нибудь захочет споить или отравить. Конечно же, не сравнить с богатствами, который предоставил в твоё распоряжение твой отец, но тем не менее. Гейдрих громко рассмеялся и, ещё дальше отпихнув от себя несчастную барышню, начал приводить в порядок свои несколько разошедшиеся одежды. — Пошли вон отсюда, — приказал он на местном наречии красоткам, которые до этого момента составляли им компанию. Увидев поспешно собирающихся женщин и поняв, что Гейдрих приказал им уйти, Табаков в свою очередь решил проверить нациста на прочность и спросил тоном капризного ребёнка, у которого отобрали игрушки и приказали идти спать: — Разве они нам мешали? Мы всё равно говорим на немецком, и они ничего не понимают. — Не понимают, — отрезал Гейдрих, — но я предоставил вам достаточно развлечений на один вечер, пора перейти к делу. Впрочем, не переживай, я пришлю тебе барышень, твою и Шелленберга, для дальнейшего согрева ночью. — А свою? — с надеждой в голосе и невинностью в голубых глазах спросил советский артист. — И мою тоже, она мне уже порядком надоела, — как-то уж чересчур серьёзно пообещал Гейдрих. — Спасибо, — благодарно ответил Табаков, и в его глазах ни Шелленберг, ни Гейдрих не увидели ни нотки фальши. «Хорош!», с восторгом подумал бригадефюрер. «Перспективен!», с интересом подумал обергруппенфюрер. — Ну что ж, — деловым тоном начал Гейдрих, — теперь можно и поговорить серьёзно. На правах хозяина мне хотелось бы первому услышать от вас всё о вашем пребывании в Вавилоне. Я уверен, что по дороге вы двое успели договориться, о чём мне можно поведать, а о чём нет, но не советую ничего утаивать. Мне известно гораздо больше, чем вы себе представляете. Впрочем, могу пообещать, что если вам удастся меня убедить, что вы от меня ничего, ну или почти ничего, не скрыли, я отвечу взаимностью. — Мы действительно обсуждали подобное и, надо признаться, пришли к выводу, что не имеет смысла ничего скрывать. Нам же дороже выльется. — Ну что ж, предположим, я вам верю. Только рассказывать должен мой советский гость. Это будет льстить моему самолюбию больше. — Польщён, обергруппенфюрер, — заверил Табаков, театрально прикладывая руку к сердцу. Они с Вальтером действительно обсуждали подобное и приготовили несколько вариантов. — Итак, несколько недель назад мы все очутились на пиру у Александра в Вавилоне. Гиммлер, Мюллер и Вальтер были перенесены в прошлое из середины марта 1945 года. Оправившись от первого потрясения, они послали Шелленберга на разведку. Через несколько минут его кто-то толкнул локтём в спину, при этом чертыхнувшись на английском. Так Вальтер попал в компанию Колина, Джареда и Оливера, то есть актёров, исполняющих роли Александра и Гефестиона, и режиссёра, снявшего фильм «Александр». Вам известно, кто такой Гефестион? — Теперь уже да, — кивнул Гейдрих, но воздержался от каких-либо комментариев. — Американцы оказались в Вавилоне из 2005 года, сам фильм был выпущен на год ранее, ну а мы из 1974, а премьера нашего сериала была в 1973. Табаков красочно рассказывал об их первых днях в Вавилоне, не упуская почти никаких деталей и даже их приключения в Берлине были изложены в полной форме, включая смерть Мюллера. Однако пребывание на Кавказе и тем более в Москве было решено опустить, и Табаков в своём рассказе перенёс всех из Берлина обратно в Вавилон, включая ожившего Мюллера. Таким образом, то, что жена и дети Шелленберга находились в Вавилоне осталось тайной, да и о присутствии Лиозновой никаких упоминаний сделано не было. — Я надеюсь, обергруппенфюрер, Вам понравился мой рассказ, и теперь, как и обещали, Вы поделитесь с нами Вашими приключениями. Гейдрих прищурил глаза и откинулся на подушках, внимательно рассматривая своих гостей, как будто он их только что увидел. — Хорошо поёшь, — наконец он вынес свой вердикт, — осталось только выяснить, сколько в твоём повествовании правда и сколько ты предпочёл скрыть. — Ну что Вы, я рассказал всё как на духу, вот Вальтер может подтвердить. Гейдрих хохотнул и произнёс, «Не понимаю, как тебе доверили такую серьёзную роль, тебе бы в комики!». — Ну что Вы, — отмахнулся Табаков и добавил очень серьёзным тоном, — это не для меня. Хотя комедийные артисты в нашем фильме были, и один из них даже пробовался на роль Гитлера; правда, в конечном итоге он сыграл одноглазого гестаповца; можно сказать, что был практически разжалован из князя Милославского в всего лишь оберштурмбаннфюрера СС. — Кто такой князь Милославский? — Развлекательный персонаж из другого очень популярного фильма. Но мы отвлеклись, обергруппенфюрер. — Ну ладно, обещал так обещал. Лёжа в Пражском госпитале, я был уверен, что выкарабкаюсь, поэтому не совсем понял, где я вдруг очутился. Моё выздоровление, или воскрешение, как вам больше нравится, было вовсе не молниеносным, и первые дни, да что там говорить, недели даже, я был уверен, что просто брежу. Хотя я никак не мог понять, при чём тут Аид, какой-нибудь Один или Тор были бы более уместны. — Что это Вы так пренебрежительно о собственных богах? — поинтересовался Табаков. — Я не Гиммлер, и всякая потустронняя белиберда меня никогда не интересовала. Он там Александру мозги не вынес своими навязчивыми идеями по поводу звездочётов и таинственных письменных знаков? — Сначала — да, но потом мы подсказали царю представить ему семь наиболее прославленных учёных мужей, которые были известны своим знанием древних рукописей. Не обошлось, конечно же, без подтасовки, поэтому все эти знатоки оказались лицами еврейской национальности. Рейхсфюрер впал в ступор, и к нашему отъезду так и не решил, что делать, особенно после шутки, которую с ним сыграл «наш Борман». — Что за шутка? — Один из учёных мужей, который по счастливому стечению обстоятельств говорил по-гречески, так что даже и переводчика не потребовалось, по наущению Юрия Визбора предоставил рейхсфюреру огромный трактакт, так сказать, дело всей его жизни, где он сумел доказать, что арийцы — это на самом деле одно из потерянных 10 израильских колен. Мы боялись, что даже врачебные таланты Аполлона не спасут рейхсфюрера от инфаркта, но, слава богу, всё обошлось. — Шутники вы однако, — усмехнулся Гейдрих. — Но вернёмся к моей персоне. В конце концов Аид решил, что, поставив меня на ноги, лучшим способом заставить меня поверить его словам может быть только экскурсия за пределы его собственного царства. Он отправил меня в Экбатану в сопровождении Аскалафа. — Кто это такой? — поинтересовался Шелленберг. — Один из немногих помощников моего отца, который остался в живых... ээээ, ну или в мёртных, выражаясь точнее. Он мне чем-то напомнил Найокса своим неумением держать язык за зубами. В давние времена, когда Аид только похитил Персефону и держал её силком при себе, Зевс приказал своему брату отпустить его дочь/племянницу обратно на землю к её матери, а этот Аскалаф, который был каким-то подземным демоном в услужении Аида, возьми и брякни, что дочь Деметры уже съела гранатовые зёрнышки и теперь обречена остаться с моим отцом навсегда. Разгневанная Деметра превратила его в какой-то там вид совы с криками, напоминающими визг животного, которого режут. Ну а бог подземного царства в благодарность за находчивость даровал ему способность превращаться из демона в сову и обратно по своему усмотрению. В общем, мы с ним провели какое-то время в Экбатане, потом попутешествовали по местным горам и весям, ну а потом вернулись обратно в подземное царство. Когда я понял, что всё происходящее со мной не бред, а реальность, я был готов выслушать, что моему отцу было от меня нужно. — И что же? — спросил Табаков, надеясь, что Аид был более откровенен со своим сыном, чем его собственный отец. — Вот тут наступил тот самым момент, когда мне придётся попросить вас поверить мне на слово. — Мы оба само внимание. — Ему было нужно, чтобы я стал самым доверенным лицом Дария, вернул ему былое могущество и в конечном итоге помог победить Александра. — Выждав почти минутную паузу, в течение которой он созерцал полные непонимания лица своих слушателей, он сам нарушил тишину, сказав, — я вижу, что вы мне не верите. — Я бы больше поверил Геббельсу, если бы летом 1941 он вызвал меня к себе и объявил, что Германия вот-вот проиграет войну, — фыркнул Шелленберг. — Согласен. У меня была примерно такая же реакция. С какой это стати греческий бог, пусть и подземного царства, желает поражения греческому полководцу в его успешной войне против персидского царя царей с сомнительной репутацией? Но мне было сказано, что я ещё не вижу полной картины и в своё время она мне откроется. А пока что мне будут предоставлены неограниченные средства для исполнения данной задачи, включая помощь любого из вас. Ясное дело, я выбрал тебя, Вальтер. — Польщён, — сказал Шелленберг без видимого энтузиазма. — Ну а какие есть соображения по поводу его реальной причины? — Я ломаю себе голову над этим вот уже несколько месяцев. Практически с того момента, когда я узнал о поставленной передо мной задаче. — Подожди, как несколько месяцев? — Шелленберг непроизвольно перешёл на «ты». — Ведь со дня твоей смерти до марта 1945 года прошло почти что три года. — Да, но я думаю, что мой отец не сразу меня оживил. Впрочем, понятие времени как-то теряет смысл во всей этой истории. — Согласен, — сказал Табаков, — а что Аид думает о том, что произошло со всеми нами? Для чего мы были выдернуты из наших эпох? И почему мы и Вы? Разве у потомства Крона не было других детей? — Не знаю. Я тоже задал ему этот вопрос, но получил ответ, что моего отца всегда мало интересовали интриги Олимпийцев. — Интриги Олимпийцев? Аполлон дал нам понять, что из всех Олимпийцев остался он один, а другие, мы так и не поняли, что и когда с ними произошло, но они больше не у дел и не по собственному желанию. — Я на самом деле не знаю, — ответил Гейдрих, действительно говоря правду, — хотя абсолютно уверен, так же как и вы, что и мой отец, и Аполлон что-то недоговаривают. — Хорошо, и каков же наш план действий? — спросил Шелленберг. — Для начала мне бы хотелось услышать почему Вы, Олег… как Вас по отчеству? — Павлович. — Итак, почему Вы, Олег Павлович, решили составить компанию моему дорогому Вальтеру? — В этой странной реальности, в которой мы все очутились, смещены все знакомые ориентиры. Почему Вы, обергруппенфюрер СС желаете знать, как обращаться ко мне по отчеству? Ведь это признак уважения. — Я согласен, — Гейдрих пожал плечами, — насчёт смещённых ориентиров. При нормальных обстоятельствах, я бы с удовольствием, а может быть и просто с равнодушием, пустил бы Вам пулю в лоб или бы отправил в застенки к Мюллеру. Не сомневаюсь, что и Вы бы сделали тоже самое. Но здесь мы оказались по прихоти богов, хотя у меня и нет стопроцентной уверенности в нашем божественном происхождении. — Ну вот и ответ на Ваш вопрос. Как актёр, я всегда старался вжиться в образ своего персонажа, а лучший способ для этого — разузнать как можно больше о его жизни, постараться понять, что им двигало. Иногда многое приходится додумывать, особенно если это не историческая личность, а всего лишь фантазия автора. А здесь предоставился такой случай, принять участие в приключениях моего героя. Как я мог отказаться? — Но ведь роль уже сыграна. — В этом фильме — да. Но у автора есть много романов по этому сюжету. И вообще, я большой любитель путешествовать и встречаться с новыми людьми. — Я думаю, что Александр вполне способен предоставить каждому из вас такую возможность. — Да, конечно, но мне не хотелось отпускать Вальтера одного плюс все вышеназванные причины. — И Александр так спокойно разрешил вам обоим покинуть его окружение? — А почему нет? В отличие от Аида, Аполлон не поставил перед нами никаких задач, так что Александр продолжал действовать в соответствии с раннее разработанными планами. Как вернуться назад, никто из нас понятия не имеет. Каких-то секретов, которые мы могли бы рассказать Дарию, нам не известно. — И Александр решил, что может быть вам удастся выведить какие-то наши секреты? — Македонский царь не сомневается в своей победе, да и красть побед он не любит. — Может быть Александр действительно так прямолинеен, как вы считаете, но может ли тоже самое быть сказано о Гефестионе и тем более Мазее? И почему, например, Гиммлер и Мюллер не составили компанию Вальтеру? Это было бы более логично. — Ах, обергруппенфюрер, вы хотите уличить меня во лжи? — улыбнулся Табаков. — Не говоря уж о том, что приглашение в гости было адресовано только Шелленбергу, и мы посоветовались и решили, что отпускать всех троих немецких ээээ… товарищей может быть чревато непредсказуемыми последствиями. И потом, у меня создалось такое впечатление, что, например, рейхсфюрер вовсе не горел желанием вновь оказаться в Вашей компании, да ещё и в качестве подчинённого. Что касается группенфюрера, то отправлять его одного с Вальтером было бы верхом непредусмотрительности, ведь Вам, несомненно, известна их взаимная неприязнь, которая лишь продолждала ухудшаться по нарастающей со дня Вашей смерти. Американцы предпочли остаться рядом с Александром по понятным причинам, ну а что касается моих коллег, их отношения с Вальтером тоже не очень-то и сложились. Я был идеальным и, главное, весьма охотным кандидатом. — И Александр не отправил никого, чтобы подстраховать вас двоих? А если я захочу порешить вас обоих? — Он не мог отправить с нами половину армии, чтобы воспрепятствовать подобному. Так что у нас только надежда на Ваше благоразумие, ну и на помощь Аполлона, если что. — Если что, — усмехнулся Гейдрих. — Ладно, можете успокоиться, никаких таких угрожающих вашим жизням планов у меня нет, но раз вы оба здесь, я рассчитываю на вашу помощь, а это может не понравиться Александру. Он не мог об этом не догадаться! — Александр настолько уверен в своих силах, что считает, что ему нечего опасаться, — Шелленберг наконец-то присоединился к разговору, — я думаю, что он только поприветствует новые вызовы. — Ну что ж, это мы ещё посмотрим, — хмыкнул Гейдрих.0 0 0 0 0 0 0 0
Гейдрих, по-привычке, проснулся рано. К тому же, ему не надо было отдыхать от любовных утех после бурной ночи, как Табакову, или отогреваться в своё удовольствие в тёплой постели после холодных ночей, как Шелленбергу. Спортивных рапир в 4-м веке до н.э. ещё не существовало, на копьях особо не пофехтуешь, да и мечи и разные другие виды колюще-режущего оружия были не очень-то то и приспособлены для подобных единоборств. Но кто ищет, тот всегда найдёт, и упрямому бывшему шефу РСХА всё-таки удалось выискать несколько человек в свите Дария, которые вполне неплохо владели холодным оружием, годным для поединков, и выразили желание быть его напарниками. Этим утром он был в хорошем расположении духа, его сегодняшний противник был самым талантливым из всех имевшихся в его распоряжении и получасовая активность взбодрила его и весьма улучшила настроение. Шелленберг прибыл, и ему не надо будет теперь заморачиваться и искать сложные пути для привлечения своего бывшего подчинённого в свою компанию. К тому же Вальтер, по крайней мере внешне, был вполне доволен предоставленной ему возможностью. Появление второго Шелленберга было вещью непредвиденной, но Гейдрих особенно не заморачивался по этому поводу. Советский артист весьма неплохо изображал роль добровольного попутчика, по всем признакам был неглуп и по желанию подыграть давал огромную фору и Гиммлеру, и Мюллеру. Конечно же, с обоими надо было держать ухо востро, но лишние головы в борьбе за власть с могущественными сатрапами, несмотря на всю помощь Аида, не помешают. Да и последнее время у Гейдриха появились некоторые сомнения во всемогуществе бога подземного царства. Так, он наотрез отказался сообщать ему какие-то детали о том, что происходит в лагере Александра, объясняя своё нежелание тем, что в данный момент это не имеет большого значения. И вместе с тем он расспрашивал его о том, что его собственные шпионы докладывают ему о Александре и его окружении. Могло ли это быть объяснено тем, что Аид просто не знал и не имел возможности узнать, что происходит в лагере Александра? Да и информация о Дарии и его окружении была весьма скудной. Ему практически приходилось разузнавать всё самому. В чём действительно не было недостатка, так это в денежных средствах. Ещё с меньшей охотой Аид рассказывал о событиях, которые происходили в Германии и в окружающем её мире с момента смерти самого Гейдриха. На все вопросы бог подземного царства отвечал, что это в данный момент совсем неважно и будет только отвлекать, и Гейдриху приходилось выпытывать окольными путями эту информацию у Гудрун. Но она не знала, да и не могла знать всего того, что его интересовало. Конечно, было бы не трудно выудить теперь подобную информацию у Вальтера, но это бы значило признаться ему в том, что Аид либо не очень-то и баловал своего сына, либо не был столь всемогуществен, насколько Гейдрих хотел бы, чтобы его бывший подчинённый думал. — Купец Саиссар просит об аудиенции, — один из слуг Гейдриха прервал размышления могущественного министра, — он говорит, что у него есть срочные новости. — Вот как, срочные? Ну что ж, ему повезло, у меня как раз есть несколько свободных минут, чтобы его принять. Часть покоев, которые Гейдрих отвёл под свой кабинет в Экбатане, мало напоминала одноименное помещение в Берлине хотя бы потому, что вместо огромных окон приходилось довольствоваться какими-то совсем небольшими прорезями в стене. Основное освещение обеспечивалось всевозможными масляными лампами, факелами и жаровнями. Шкафов в привычном понимании тоже не было, их заменяли сундуки и полки. В качестве сейфов тоже приходилось использовать какие-то хитрые ящички, поражавшие воображение своей причудливостью и неудобством в использовании. Замки весьма замысловатых конструкций, правда, существовали, но Гейдрих рассчитывал не столько на них, сколько на переписывание действительно секретной информации с местного языка на немецкий. Для чего ему пришлось впопыхах осваивать такие письменные приборы, как стилос для папируса и палочки для глиняных табличек. Хорошо хоть, что Аид благоразумно даровал ему знание нескольких туземных языков, включая умение читать и писать. По специальному заказу местные столяры изготовили для него нормальный письменный стол с привычными выдвигающимися ящиками и стулья по фасону XX-го века. На одном из таких стульев Гейдрих сейчас и восседал за письменным столом, перекатывая между своими длинными пальцами отполированные до блеска малахитовые шары. Рядом лежал другой папочкин подарок — кинжал с лезвием из чёрного алмаза с обсидиановой ручкой. — Что за срочные новости, дорогой Саиссар? — надменно-дружественным тоном ответил Гейдрих на подобострастный проскинесис своего гостя. — Тебе наконец-то удалось перехватить почтовых голубей, отправленных Атропатом? — Ещё нет, ещё нет, достопочтенный Отанес. — Ну, не тяни резину, что призошло? — Тиглат, мой сын, который находился в армии Александра под присмотром моего младшего брата Дальмеша, неожиданно прибыл в Экбатану. — Подожди, мне кажется, ты мне говорил, что старшему из твоих сыновей всего двенадцать или тринадцать лет. — У Вас прекрасная память, достопочненный Отанес. Я, конечно же, его отругал, он покинул лагерь Александра без позволения моего брата, но я очень горд, что он смог самостоятельно добраться до Экбатаны. — И ты здесь за этим? Чтобы хвастаться достижениями своего сына? — Нет, что Вы, я бы никогда не посмел. Тиглат прибыл сюда не один. Его наняли в качестве проводника двое приближённых к Александру людей. — Каких людей? — поитересовался Гейдрих и подумал, — «Выходит, что Вальтер и его попутчик мне лгали, и кто-то из их компании всё-таки был отправлен за ними присматривать, хотя, нанимать для этого какого-мальчишку…» — Первый это Тимон, один из старших пажей Александра, а второй — это Ликон, ему всего около десяти, но он-то и является инициатором этого путешествия. — И какой интерес для меня могут представлять глупые путешествия мальчишек, пусть и из окружения Александра? — по прежнему пренебрежительно-недовольным тоном спросил Гейдрих, хотя он уже чувствовал, что за этой авантюрой скрывается какая-то интересная интрига. — Этот Ликон является сыном одного из гостей, которых Вы принимали вчера и, насколько я понял, его отцу ничего неизвестно о самовольном отлучении его сына из окружения Александра. Гейдрих на мгновение лишился дара речи, но быстро собрался и продолжил как ни в чём не бывало: — Ты уверен, что мальчишка не врёт? Мало ли, кем он там представился. — Мой сын подтвердил это. — Хорошо. Допустим. Сын которого из двух моих гостей? — Того, чьё имя Автолик. «Сын Шелленберга, вот это сюрприз! — подумал Гейдрих, задумчиво рассматривая игру пламени в одной из жаровен с абсолютно ничего не выражающим лицом, — ах, Вальтер, Вальтер, разве ты не знаешь, как это опасно и, главное, бесполезно, скрывать от меня свои личные дела. Предположим, ты действительно ничего не знал о побеге своего сына, но в нашем вчерашнем разговоре ты забыл упомянуть, что он находится с тобой в Вавилоне. Инго, так, кажется, зовут твоего наследника… интересно, он здесь один или твоя полупольская жёнушка Ирэн тоже здесь? Теперь мне понятна причина твоего внезапного целомудрия. И мой собственный папаша тоже хорош, не мог мне об этом сообщить. Или он тоже не в курсе? А может, это ошибка. Саиссар сказал, что мальчишке около десяти лет, но он, кажется, сорок первого года, значит, не может быть, что он был перенесён вместе с отцом из сорок пятого. А, может, Саиссар ошибся, и это сын Табакова? Ладно, надо забрать этого мальчишку и тогда посмотрим». — И сколько ты за него хочешь? — равнодушно спросил Гейдрих. — Нисколько. — Странный ответ для торговца. — Ну если только в счёт Вашего хорошего расположения и будущих милостей. — Если только, — понимающе улыбнулся Гейдрих. — Второй мальчишка, тот, который паж Александра, тоже может пригодиться. Но мне их нужно заполучить так, чтобы об этом никто не знал. Включая твоего собственного сына. — Конечно же, — поклонился Саиссар. — Я всё огранизую в лучшем виде. Когда и куда велите их доставить? — Сегодня вечером. Я пришлю своих людей. А пока что, вот, возьми этот пустяк в качестве вознаграждения твоей инициативы, — с этими словами Гейдрих достал из верхнего ящика стола массивное золотое кольцо с огромным сапфиром в обрамлении россыпи бриллиантов и положил его на край стола.0 0 0 0 0 0 0 0
— Я не понимаю, как можно добираться тремя разными дорогами до Экбатаны, случайно всем встретиться в её окрестностях, но при этом не пересечься с нашими беглецами? — раздражённо меряя длинными шагами свободное пространство комнатушки, вопрошал Тихонов. — Перестаньте маячить туда-сюда, — не менее раздражённо бросил Мюллер, — вы мне мешаете думать. И только Визбор добродушно усмехнулся, продолжая потягивать горячий напиток из глиняной чаши и пытаясь угадать, воспринимал ли его коллега своего противника как реального шефа гестапо, или у него всё ещё стоял перед глазами образ Броневого. — И каков же результат этого Вашего думанья? — Тихонов подошёл почти вплотную к Мюллеру и уставился на него сверху вниз. Он уже давно решил, что единственным для него способом хоть как-то спокойно общаться с Шелленбергом, Гиммлером и Мюллером было своеобразное отключение от реальности и восприятие этих исторических индивидуумов как новых артистов, продолжавших играть эти роли в новом, абсолютном бредовом романе Юлиана Семёнова. — Проблема в том, что этих результатов слишком много, — хмурясь, но не поддаваясь на провокацию, ответил Мюллер. — И вообще, отойдите и не висните надо мной. Я терпеть не могу, когда кто-то нарушает границы моего личного пространства. — Слава, правда, не маячь, — миролюбивым голосом сказал Визбор, — иди сюда, составь мне компанию, — и он похлопал ладонью по деревяшке, которая служила сидушкой над подогнанными друг другу каменными обрубками, которые кто-то зачем-то затащил в крохотную комнатушку. После того, как Тихонов нехотя отошёл от гестаповца и сел рядом со своим коллегой, Мюллер предложил свои варианты. — Во-первых, я подозреваю, что существует более трёх дорог. Недаром, например, нашему отряду удалось выяснить, что по этому же маршруту двигались Дорос с вашей Лиозновой и Колином, а по маршруту Визбора — Шелленберг с Табаковым. Не так ли, Юрий как Вас там по батеньке? — Я ведь могу и обидеться, — сказал советский актёр, правда без особой злобы. — Но да, Вы правы. А вот Джаред и дервиш видимо, прошли какой-то другой дорогой. Очень может быть, что эта же дорога была использована мальчишками, а может и ещё какая-то иная. — Может быть, — согласился Мюллер, - но по логике вещей, этот Тиглат повёл их дорогой, по которой он путешествовал со своим отцом, а богатый купец наверняка предпочитает путешествовать со всеми удобствами. — Лично он — да, — согласился Визбор, — но ведь ещё есть и дороги, которые используют приспешники Саиссара для торговли мальчиками. Очень может быть, что и Тиглату известны эти дороги и именно ими он и воспользовался, сопровождая Инго и Тимона. Может в его намерения вовсе не входило добираться до Экбатаны, у них вполне может иметься какой-нибудь перевалочный пункт. — Может, — вздохнул, соглашаясь, начальник гестапо. — Нашим лучшим шансом было перехватить эту компанию в самом начале, а теперь..... — Или они лежат на дне какого-нибудь обрыва, — добавил мрачных перспектив Тихонов, — или они сами попались каким-нибудь разбойникам, и те их либо ограбили и убили, либо взяли в плен. — Убивать, наверное, разбойники не стали бы, если только случайно и кого-то одного, а так продать их на рынке по торговле рабами гораздо выгоднее, — поправил Мюллер. — Видите, сколько есть всевозможных вариантов. — И что Вы предлагаете? — спросил Визбор. — Я предлагаю следущее. Тихонов с основной массой людей из всех трёх отрядов остаётся ждать нас здесь. Я, ты и человека два-три из наших сопровождающих, которые хорошо знают Экбатану и имеют там своих людей, завтра утром на рассвете отправляемся в город. Они найдут, где нам перекантоваться несколько дней, а сами попытаются выйти на связь или с Багоем, или с Шелленбергом и Табаковым, в обход Гейдриха, конечно же. В любом случае, вне зависимости, состоится такая встреча или нет, ты, Юра, покинешь с проводником Экбатану, встретишься здесь со Славой и остальными и вы вернётесь к Александру с новостями, какими бы они не были. Если Юра не появится в течении трёх дней, значит, ждать не имеет смысла и надо возвращаться к Александру. Я, конечно же, не думаю, что он отрядит часть армии для нашего спасения, ведь неизвестно, будет ли даже кого спасать, но знать он должен. В любом случае, я останусь в городе. Ну и конечно же, о великий Аполлон, если ты нас слышишь, то мы с огромным удовольствием и почтением выслушаем твои собственные соображения по поводу данной ситуации и примем любую помощь, которую ты в силах нам оказать. — Я бы не юродствовал, — строго заметил Визбор, — и к тому же сменил бы фамильярное «ты» на более почтительное «Вы». — Яволь, товарищ рейхсляйтор!