Стечение обстоятельств

— Вы очаровательны, группенфюрер! — не скрывая насмешливой ухмылки, Джаред в открытую рассматривал начальника гестапо. Впрочем, «рассматривал», это было мягко сказано. Он откровенно лапал его глазами, нарочито задерживая свой оценивающий взгляд на том или ином участке тела своей жертвы. — На себя посмотри, урод! — рявкнул раздражённый немец. — А что я? Я очень даже ничего, хотите познакомиться поближе? — хохотнул Джаред и, подобрав полу платья и выставив правую ногу, стал медленно приподымать нижнюю часть своей одежды ещё выше. — Хватит с этим непотребством! — Мюллер стукнул кулаком по столу и сдёрнул со своей головы парик. Упрямому баварцу было из-за чего раздражаться. Он всё ещё не мог понять, как это он позволил уговорить себя на участие в этом маскараде. Да, ему, Визбору и их спутникам удалось благополучно добраться незамеченными до Экбатаны и найти пристанище в доме богатого еврейского купца (из всех возможных мест! Ну и что, что он был старым знакомым одного из сопровождающих!). Они довольно быстро связались с Багоем, но чёртов евнух не придумал ничего лучшего, как устроить им всем встречу в одном из местных борделей. И ладно бы это, шеф гестапо был бы совсем не прочь вкусить местного колорита, но кому-то пришла в голову бредовая идея, что все они должны быть замаскированы под местных проституток, чтобы никто из шпионов Гейдриха не донёс своему мастеру об их тайной встрече. Может быть, загримировывать Шелленберга и Табакова и имело какой-то смысл, за неделю с лишним их пребывания в Экбатане их физиономии стали хорошо известны всем людям бывшего шефа РСХА; Колин и Джаред не должны были светиться как посещающие то же заведение, но какого чёрта надо было рядить в бабские наряды его и Визбора? Шансы того, что их и Гейдриха пути пересекутся в городе были ничтожны, но он дал себя уговорить, что лишняя предосторожность не помешает, и вот теперь он стал предметом насмешек своих мнимых товарищей. Женский наряд сидел на нём абсолютно по-идиотски, чего нельзя было сказать об остальных. Джаред походил на игривую французкую шансоньетку, Колин — на румяную и добротную баварскую барышню, Визбор — на саксонскую крестьянку, Шелленберг напоминал томную худую даму из 20-х годов, а Табаков, накрашенный до неприличия и ведущий себя крайне развязно, прекрасно соответствовал тому образу, который он изображал. — Тогда не томите нас, группенфюрер, — усмехнулся Шелленберг, — чем мы обязаны столь неожиданному визиту? — Столь неожиданному визиту ты обязан своему сыну! И хороших новостей я тебе не принёс, не надейся. — Что это значит? — нахмурился Шелленберг. Хотя к хамской манере общения со стороны своего бывшего босса начальнику разведки было не привыкать, ему совсем не понравился ни тон его голоса, ни содержание его ответа. — Сейчас узнаешь, — пообещал Мюллер, — впрочем, чтобы ни у кого не возникло сомнения в истинности наших новостей и меня не обвинили в предвзятости, я предоставлю слово нашему обожаемому рейхсляйтеру. Визбор только вздохнул, но ничего не возразил, и стал рассказывать о том, что стало причиной их появления в Экбатане. Почти сразу же после начала эмоционального рассказа весёлое настроение группы сменилось на озабоченное, а Шелленберг так и вовсе мрачнел с каждой минутой. Под конец Юра сказал: — Так что извините, что пожаловали к вам с такими новостями. Теперь нам надо решить, что делать. Слава с остальными спутниками остались на ближайшем перевалочном пункте, это часов пять-шесть от Экбатаны на лошадях. Он будет ждать кого-то из нас в течении трёх дней, чтобы отправиться обратно и сообщить Александру последние новости. Если никто из нас не появится в течении этого времени, было решено, что он должен вернуться и сообщить обо всём македонскому царю. Что будем делать? Все развернулись в сторону Шелленберга в ожидании ответа, но он не подавал никаких признаков жизни. Застывши в напряжённой позе, он замкнулся в себе, по привычке надев непроницаемую маску отрешённости. В молчании протекли мгновения, потом — минуты. Где-то из-за стен стали слышны громкие всплески шума, смеха и громких стонов. За пределами этой небольшой комнатки жизнь текла своим чередом. — Я не знаю, что делать, — наконец выдавил из себя находившийся в центре внимания мужчина. — У меня было время обдумать и теперь есть предложение, правда, оно вряд ли кому-то понравится, — сообщил начальник гестапо. — Ты хочешь рассказать всё Гейдриху и попросить у него помощи? — блёкло спросил Шелленберг. — Ты прав, — кивнул Мюллер, — рад обнаружить, что ты по-прежнему способен сохранять ясность мышления даже при самых неблагоприятных обстоятельствах. И как тебе моя идея? — Глупее не придумаешь! — Это ещё почему? Тебе же она тоже пришла в голову. — И я её сразу же отверг. Во-первых, это значит, что нам с Олегом придётся признаться, что мы его обманули, ведь мы ничего не сказали про то, что Ирэн с детьми были перенесены в наше время и остались в армии Александра, а во-вторых, как, по-твоему, я узнал о том, что произошло? — Мы узнали от Мазея, что местные сатрапы, да и не только сатрапы, большие любители использовать голубиную почту для связи. Александр мог воспользоваться этим и прислать вам письмо, — предложил Визбор. — И кому он это письмо прислал? На деревню дедушке? — неодобрительно отреагировал Шелленберг. — А почему бы и нет, — стал размышлять вслух Колин. — Я думаю, этого вашего Гейдриха не сильно удивит, что новоиспечённый губернатор Вавилона имеет своих людей в Экбатане. Побег твоего сына явился непредвиденным обстоятельством, и им пришлось прибегнуть к подобному способу оповещения. Таким своим человеком вовсе не должен быть Багой, так как мы хотим сохранить в тайне его связи с Мазеем, но, я уверен, он сможет подобрать соответствующую кандидатуру. Ну а то, что ты ничего не рассказал о местонахождении жены и детей своему бывшему покровителю можно даже представить в положительном свете. — Каким это образом? — Шелленберг поинтересовался без особого энтузиазма. — Ну смотри, Гейдрих ведь тебя хорошо знает, не так ли? — Допустим, и что? — Значит, он подозревает, что вы ему не всё рассказали. Любой умный человек в подобной ситуации оставил бы при себе одну-две козырных карты. Несомненно, что и он тебе не всё рассказал. Теперь вам придётся признаться, что ты скрыл от него факт пребывания своей семьи в данном времени. Ты запросто ему объяснишь, что хотел оградить их от возможного похищения его людьми в целях шантажа. Что, в общем-то, и является правдой. Гейдрих не может не поверить, это вполне логичное поведение со стороны такого хитрож… мысленного индивидуума, как ты. В противном случае он был бы в тебе даже разочарован. Ну а теперь да, обстоятельства сложились таким образом, что тебе приходится просить его помощи, так как ты уверен, что у него здесь всё схвачено. Логично, не так ли? — Я согласен со вторым аргументом, — кивнул Мюллер, — такое объяснение является идеальным оправданием. Ну, пожурит он нас немного, а потом примет соответствующие меры для нахождения твоего сына. — Нас? — переспросил Шелленберг. — Да. Как я уже сказал, то, что ты не упомянул о своей семье не вызовет у него особого удивления. Но вот почтовые голуби, нет, мне кажется, это слишком рискованно. Будет выглядеть гораздо правдоподобнее, если эту информацию привёз я. Ну да, мне дали проводника и сопровождающих, но я их отправил обратно к Александру с новостями, что Инго мы по дороге не нашли, и что будем пытаться разыскать его из Экбатаны. Для пущей безопасности было бы неплохо, чтобы Визбор покинул нашу замечательную компанию ещё до того, как мы заявимся со всем этим к Гейдриху. Я думаю, что день-другой форы будет вполне достаточно. — Так не терпится встретиться с бывшим боссом? — сухо спросил шеф разведки. — Уж не ты ли сам подговорил моего сына сбежать от Александра мне на помощь, а потом вызвался добровольцем возглавить розыскную партию? — Видимо, я зря только что похвалил тебя за ясность ума, — огрызнулся Мюллер. — Совсем крыша поехала, что ли? — А почему бы, перед тем как кидаться за помощью к Гейдриху, нам не попробовать попросить о том же Багоя? — предложил Табаков, пытаясь разрядить ситуацию. — И вот что ещё я хотел спросить. Колин, а почему Татьяна Михайловна не присоединилась к нашей компании? — Да, кстати, и я о том же, — согласился Визбор, — надеюсь, с ней ничего не случилось? Ей удалось увидеться с дочерью Гиммлера? — Это отдельная история, — вздохнул Колин, — на самом деле её папаша был прав, вашему режиссёру не стоило встревать в эту ситуацию. Эта Гудрун, или, как она теперь зовётся, Гизрабайяда, совсем чокнутая девица! Как только Татьяна была ей представлена, она закатила истерику по поводу её происхождения, так как у неё такая типичная еврейская внешность. И, между прочим, «закатила истерику» это я ещё мягко выразился. Хорошо, что её пришёл представлять Багой, с его статусом при Дарии даже Гизрабайяде приходится считаться. Багой мне рассказал, что она потребовала заменить несколько человек из её обслуги из-за их, так сказать, сомнительного происхождения. Ещё больший скандал вышел с одной из придворных дам, которая оказалась дочерью одного из оставшихся при Дарии сатрапов. Гиммлеровской дочурке тоже что-то там не понравилось в её внешности. Впрочем, здесь даже самому Гейдриху пришлось вмешиваться и, чтобы хоть как-то загладить ситуацию перед Дарием, он наплёл тому какую-то небылицу про то, что внешность именно этой девицы напомнила ей о каком-то там трагическом эпизоде из её детства. А вот с Лугалой, женой Мидийского сатрапа Атропата, она очень даже сошлась. Багой передал мне подслушанный разговор, из которого следует, что эта Лугала и её муж вполне разделяют неприязнь Гизрабайяды в отношении лиц еврейской национальности. Багою это показалось странным, поскольку ранее за Атропатом подобных настроений не наблюдалось. В самой Экбатане находится довольно обширная еврейская община и её представители пользуются любовью и уважением среди местного населения, да и сам сатрап их никогда не притеснял. — Кстати, одна из уволенных служанок Гизрабайяды, с редким еврейским именем Сара, — усмехнулся Мюллер, — является дочерью хозяина дома, где мы остановились. — Ну и угораздило же Вас, группенфюрер, — съязвил Джаред, — как же Вы такое перенесли? — Нормально перенёс, какая мне разница, — равнодушно отреагировал начальник гестапо. — Я, на самом деле, реалист. Я свою профессиональную карьеру в полиции Мюнхена начал с облав и бросания в тюрьмы нацистов. Это было, конечно же, ещё до прихода фюрера к власти. — И Вам такое простили? — удивился Колин. — Ну, Гейдрих тоже реалист. У меня была отличная репутация ищейки, так что на моё прошлое закрыли глаза. К тому же, моя родословная оказалась великолепной. Я думаю, сейчас Гейдриха гораздо больше волнует удерживание своего влияния над Дарием. Скорее всего, он теперь и сам не рад, что рейхсфюрер воспитал свою дочь в лучших традициях национал-социализма. Он, может, об этом и не знал, когда её похищал в своих целях. Ну а может быть, она была навязана ему Аидом. Но я не закончил со своим рассказом о моем гостеприимном хозяине; его, кстати, Нехемией зовут. Я так понимаю, он имеет значительный вес в местной еврейской общине и не только. И у него, вы не поверите, — саркастически добавил Мюллер, — тоже имеются шпионы и в окружении Дария, и у Атропата. Он очень обеспокоен, что Атропат что-то затевает против их общины и это как-то связано с Отанесом, ну, то есть, с Гейдрихом. Нехемия и его друзья подозревают, что Атропат и другие сатрапы собираются убрать Отанеса, или по крайней мере крайне очернить его в глазах Дария, потакая неприязни Гизрабайяды к евреям. Не то чтобы персидский царь царей испытывал к ним большую любовь, но ему сейчас совсем не нужны разногласия среди его оставшихся сторонников. Или резня населения в Экбатане в угоду новой царице. Так что вторая хрустальная ночь в данное время и в данном месте не пройдёт. — И я так понимаю, что, преподнося подобную информацию Гейдриху, я имею в виду возможный заговор сатрапов используя Гизрабайяду, ты рассчитываешь вновь завоевать его доверие? — спросил Шелленберг. — А я его никогда и не терял. Но на него должно произвести впечатление, что я, пробыв в Экбатане всего два дня, уже сумел раскрыть заговор, который проворонили и его люди, да и ты, любезнейший. Впрочем, не принимай моё обвинение близко к сердцу, это только послужит нам на руку. Гейдриху придётся быть более терпимым к тому факту, что ты скрыл некоторые семейные подробности своего пребывания в данном времени и, будем надеяться, это сподвигнет его выказать взаимное благородство и отдать распоряжение по поводу поисков твоего сына. Ну, что скажете? — Я думаю, нам надо следовать одной из любимых заповедей Аполлона, — предложил Табаков. — Какой именно? — Всегда иметь две тетивы для одного лука. — Я смотрю ты начал выражаться загадками, как и твой отец, — усмехнулся Мюллер. — Что именно ты имеешь в виду? — Мы должны озадачить и Гейдриха, и Багоя поисками Инго. Независимо друг от друга, конечно же. Да и этого Нехемию тоже надо привлечь к поискам, так как он местный и, наверняка, в курсе всего происходящего и знает окрестности. — Нехемии сейчас не до этого, он занят вопросами безопасности своей общины, и его можно понять, — объяснил Мюллер. — Свят, свят, рассыпься, — воскликнул Визбор в удивлении, — кто б мог ожидать от Вас подобной реакции. — А вот настоящий Борман не удивился бы. Кстати, вы совсем не о том думаете. Я бы посоветовал вытащить Лиознову из того гадюшника, где она оказалась, и отправить её обратно к Александру с Визбором. Нечего ей тут делать, и её фиктивный муж вряд ли сможет её защитить, да и Багою мы обеспечим проблем выше крыши. — Мюллер прав, — мрачно согласился Колин. — Хорошо, подведём итоги, — суммировал Табаков. — Мы должны озадачить Багоя вывести Татьяну Михайловну из дворца, желательно даже сегодня или в крайнем случае завтра, привести её в дом к этому Нехемии, откуда она и Визбор отправятся на встречу с Тихоновым, и вся эта дружная компания отправится на воссоединение с армией Александра. Также мы рассказываем Багою об Инго и просим помощи в его поиске. Джаред и Колин возвращаются на свои исходные позиции и ожидают развития событий, и без каких-либо инициатив, пожалуйста. Ну а мы, я имею в виду себя, Вальтера и Генриха, идём на поклон к Гейдриху, каяться в грехах и осведомлять о грядущем заговоре. Так как на этот раз никаких возражений не последовало, все начали собираться и расходиться по домам.

о о о о о о о о о о

— Ты знаешь, Олег, — Гейдрих взял Табакова по-свойски под руку и подвёл к своему столу, — если бы мои двое самых любимых подчинённых проявляли столько же взаимопонимания и взаимовыручки в Третьем Рейхе, как они мне демонстрируют в Экбатане, мы бы горы могли свернуть. Если бы эти двое не ставили друг другу палки в колёса, Германия была бы непобедима! — То есть трусость Гиммлера, глупость Рибентропа, просчёты Вермахта и в целом бесноватость вашего фюрера тут ни при чём? — спросил советский артист, грациозно избавляясь от объятий начальника РСХА и отходя в сторону. — Не зарывайся, — прищурив глаза, бросил Гейдрих. — Это вы прибежали ко мне каяться, вымаливать прощения и просить о помощи, не так ли? — Это правда, — Табаков опустил глаза, понурившись и всем своим видом изображая полное раскаяние. — Ладно, я тебя с самого начала раскусил. Ты хоть и талантливый, но всё равно только кривляка. Но вот ты, — Гейдрих принял грозный вид и двинулся в сторону Шелленберга, — ты меня хорошо знаешь! Очень хорошо! Я не люблю, когда мне лгут те люди, которые мне всем обязаны! Ты ведь мне клялся и божился, что вы мне рассказали всю правду, а тут, что выясняется? Оказывается, ты всё своё семейство приволок в лагерь Александра! И не счёл нужным мне об этом сообщить?! А теперь прибежал просить о помощи?! А ты, Генрих, — обергруппенфюрер развернулся в сторону другого своего подчинённого, — это с какого-такого перепуга ты вдруг озаботился судьбой Шелленберговского сыночка? И решил подкупить меня чем? Ах, заговор против меня раскрыл! А где ты был со своими способностями в Берлине? Да и в Праге, я слышал, единственное, чем ты блеснул, так это своим подобострастием этому идиоту Гиммлеру! Ты что думал, если у этого еврея есть шпионы в моём доме, то у меня нет в его?! Или я не знаю, какие интриги плетут Атропат с Бессом, используя эту дурочку Гудрун?! — Всё так, всё так, — покорно согласился начальник гестапо, — мы ведь предполагали, что местные элиты окажутся для Вас слабым противником, поэтому решили подкинуть задачки по-сложнее. И Вальтер, как всегда, взял весь риск на себя, рискуя своей семьёй. Очень благородно, жаль, что я его раньше так не ценил. — Хватит паясничать! — Но ведь это правда, обергруппенфюрер, — вступился за своих товарищей по несчастью Табаков, перефразировав свою реплику из фильма, обращённую к Гиммлеру. — Правда? — в глазах Гейдриха блеснули довольные искорки триумфа, — хорошо, я сейчас это проверю. Больше никаких «задачек по-сложнее», я сыт ими по горло, и у меня нет времени на ваши глупые игры. Я рассчитывал на вашу помощь, а не на дополнительные проблемы. Но так уж и быть, в память о наших добрых старых временах, — шеф РСХА развернулся к Шелленбергу и Мюллеру, — свою политику кнута и пряника я начну с пряника. Я приложу все усилия, чтобы найти Инго, но взамен вы мне расскажете обо всём, что до этого утаили. И начнёте с того, что назовёте всех, кто прибыл сюда разнюхивать информацию. Я даже дам Вам два дополнительных повода рассказать мне всю правду. Первый, мне известно, что Мюллер сюда явился не один, а в сопровождении так называемого Бормана, который трусливо спрятался в доме этого проходимца Нехемии. Вам скоро предстоит с ним встретиться. Второй, если я обнаружу хоть кого-либо из тех, кто притащился с Вами в Экбатану и кого вы забудете мне упомянуть, то голова этого человека полетит с плеч. В прямом смысле этого слова. И я заставлю вас троих присутствовать при этом. Капишь? — Да, мы понимаем, — ответил Табаков за всех. — Прекрасно! В таком случае я оставляю вас на попечении моих слуг на некоторое время. Используйте его с пользой. Я вернусь вечером и выслушаю всё, что вам будет мне рассказать.

о о о о о о о о о о

— Могло быть и хуже, — мрачно суммировал Шелленберг, опускаясь на близлежащую кушетку. После того, как Гейдрих покинул свой кабинет, где и происходила их беседа, все трое были сопровождены в уже знакомые Шелленбергу и Табакову апартаменты. Эти покои было запрещено покидать, но услужливый дворецкий сообщил, что если дорогие гости будут испытывать необходимость в каких-либо предметах комфорта, им следует лишь постучать в дверь и отдать распоряжение. Любой их каприз будет исполнен. — Что будем делать? — спосил в никуда Мюллер, рассматривая помещение. Не получив никакого ответа, он помолчал какое-то время, а потом предложил, — может быть начнём с того, что вы мне расскажете, что вы всё-таки довели до сведения Гейдриха? Предлагаю разговаривать на немецком, так как вполне допускаю, что в окружении нашего достопочтенного хозяина многие понимают по-гречески. Надеюсь, мой обожаемый шеф не притащил в это время магнитофоны. — А если бы и притащил, то к чему бы он их подключил? — спросил Табаков, всё-таки переходя на немецкий, — Ведь магнитофон на батарейках в ваше время еще не изобрели. Впрочем, кто знает, может он запасся генераторами, которые работают по божьей милости. — Да-да, а вот если бы Аполлон не пожадничал и даровал мне и Шелленбергу знание русского языка, можно было бы не опасаться и магнитофонов, — усмехнулся Мюллер, расчитывая, что Табаков и Шелленберг поймут его намёк, и в крайнем случае обменяются мнениями на великом и могучем, даже если он сам не сможет к ним присоединиться. — Давайте займёмся шаманством, — предложил советский актёр и направился к двери. Главы IV-го и VI-го отделов РСХА уставились на своего товарища по несчастью в недоумении. — Сейчас поймёте, — ухмыльнулся Табаков, — а пока что, Вальтер, расскажи-ка своему бывшему шефу, что мы там наговорили Гейдриху, в этом же нет ничего секретного. Как раз к тому времени, когда Шелленберг закончил своё повествование, в дверь постучали и потом несколько слуг принесли два солидных размеров короба и поставили их на пол. Низко поклонившись, они вышли и закрыли за собой дверь. — Налетай, братва! — Засмеялся Табаков и, засунув руку внутрь близлежащего короба, что-то оттуда вытащил и без предупреждения бросил в сторону Мюллера. Звеня и переворачиваясь в воздухе, предмет сделал широкую дугу, но всё-таки не упал на пол, а был подхвачен шефом гестапо. — Что это за детский сад? — спросил недовольно немец, разглядывая деревяшку, усыпанную бубенчиками. — Музыкальный инструмент, называется бубенцы, — деловито объяснил Табаков. — Очень помогает от нежелательного прослушивания. Как контрразведчику, разве Вам с подобным устройством не приходилось сталкиваться? — Примитив какой-то. Это как с палками против ружей. — Ну, если патроны закончились, то противники будут почти на равных. Ладно, может я и параноик, но лучше перестраховаться. Давайте отодвинем с середины комнаты всю мебель, ну так, чтобы быть подальше от стен и окон, и встанем в круг, потрясая этими музыкальными инструментами. Друг друга-то мы услышим, а вот нас — вряд ли кто-то сможет подслушать. — Всё равно, детский сад, — пробурчал Мюллер, но порывшись в коробе, выбрал себе вторую палку с бубенцами и также целое ожерелье, увешанное маленькими бубенчиками. — Не помню, когда последний раз чувствовал себя таким идиотом. — То есть недавнее переодевание в местную шлюшку тебя совсем не смутило? — насмешливо спросил шеф разведки. — Заткнись, — рявкнул его бывший шеф. В конечном итоге, Шелленберг и Табаков тоже выбрали себе подобающее «обмундирование» и после передвижения мебели они сконцентрировались в середине комнаты, позванивая бубенчиками и колокольчиками. — Давайте вернёмся к нашим баранам, — приняв серьёзное выражение лица, сказал Табаков, — что будем делать? — Зная Гейдриха, я бы посоветовал рассказать о всех наших компаньонах, — начал Мюллер, — шеф РСХА не шутит, он действительно их прикончит, причём не самым быстрым и безболезненным методом; а я не сомневаюсь, что даже если мы о них ничего не скажем, он их всё равно выловит. И, памятуя его таланты, помноженные на неограниченные средства и кто знает какие ещё способности, дарованные ему папашей, в этом не стоит сомневаться. — Думаю, что Генрих прав, хотя я бы рискнул оставить Багоя в стороне, — заметил Шелленберг. — Во-первых, он слишком дорог Дарию и если даже наше замалчивание раскроется, шеф не рискнёт его ликвидировать. К тому же, технически, он не попадает под определение тех, кто «притащился из Вавилона в Экбатану», ведь он всё время был с Дарием. — Может быть, ты прав, — пожал плечами Мюллер, — хотя если он его всё-таки вычислит и не посчитается с покровительством Дария, Мазей нам спасибо не скажет. — Зато Гефестион скажет, — философски заметил Шелленберг, — к тому же, если мы выдадим Багоя и Рейнхард его не тронет, Мазей нас всё равно по головке не погладит. Так и так рискуем. А ты что думаешь, Олег? — Не знаю, — честно признался Табаков, — наверное, вы оба правы, но мне это предательство не по душе. — Это не предательство, — строго заметил Мюллер, — а единственный способ сохранить им жизни. К тому же, у нас нет способа удостовериться в том, что известно Гейдриху, а что нет. Визбора-то он уже обнаружил, кто знает, может, ему известно и об остальных, просто он проверяет, что мы ему скажем. — Вынужден согласиться, — подтвердил Шелленберг. — Ну хорошо, а что насчёт Славы и Татьяны Михайловны? — Тут посложнее. Я бы всё равно рассказал о вашем Штирлице, может, ему повезёт и он отправится обратно ещё до того, как Гейдрих его обнаружит, — высказался шеф гестапо. — К тому же, с ним находится приличное количество людей Александра, может, Рейнхард не захочет слишком уж раздражать македонца. — Слава не уедет, не получив известий он нас, — твёрдо сказал Табаков. — И может быть, Гейдрих наоборот захочет позлить Александра. — Мне всё равно, тебе решать. Если бы Тихонов был моим человеком, я бы рискнул назвать его тоже. Мне кажется, так безопаснее. То же самое касается и Лиозновой. — Татьяна Михайловна может, в принципе, сойти и за настоящую жену Дороса. Он-то прибыл в Экбатану с рекомендательными письмами от жрецов храма Сина в Вавилоне, он вне подозрений, — пытался аргументировать Табаков. — Подумаешь, рекомендации жрецов, так себе алиби, — не согласился Мюллер. — К тому же Колин ведь его ученик. В общем, я бы назвал всех, для их же безопасности, но поступайте, как хотите. — То есть, если я и Шелленберг решим никого не выдавать, то ты с нами согласишься и будешь держать язык за зубами? — Да, но я считаю это ошибкой. Повторяю, я бы своими людьми так не рисковал. И своими детьми — тоже. — А ты что думаешь? — Табаков спросил Шелленберга. — Боюсь, что Мюллер прав. Из двух зол надо выбирать меньшее.

о о о о о о о о о

— Вот тебе и первый подарочек, — Гейдрих хоть и не сильно толкнул Инго вперёд, но тот, подскользнувшись на гладком полу, неуклюже упал и ойкнул, не столько от боли, сколько от леденящего холода черного обсидианового пола. — Зачем он мне? — притворяясь равнодушным, спросил Аид. — Как зачем? Ты же хотел заполучить Шелленберга? Папаша за ним сразу прибежит, да ещё и своих друзей притащит. — И друзья его мне тоже ни к чему, — по-прежнему не выказывая никаких особых эмоций, сообщил бог подземного царства. — А ну-ка, подойди сюда, — Аид поманил пальцем сына Шелленберга, — да не бойся, я не кусаюсь, а вот тебе потом будет, что рассказать, если, конечно же, твой отец так умен, как мне его расхвалил твой благородный тюремщик. — А я и не боюсь, — гордо вскинув голову, сообщил Инго и подошёл к Аиду. Бог подземного царства был высок, хорошо сложен и чёрные одежды древнегреческого стиля сидели на нём, как на идеальной статуе. Черные локоны, красиво подстриженная борода и проницательные чёрные глаза дополняли впечатляющую картину. Из украшений было только кольцо внушительных размеров с чёрным бриллиантом и наручи чёрной кожи, отделанные металлическими шипами и драгоценными камнями чёрного цвета. — Так себе воин, — скривился Аид, — не боится он. Ладно, сейчас посмотрим. — Он обернулся и щёлкнул пальцами. Вдруг Инго увидел, что из длинного, казалось бы бесконечного, едва освещённого коридора, который вёл в зал, где они все находились, к ним приближалось что-то тёмное, громадное, мохнатое, клацая когтями по полу и хвостом по стенкам коридора. Через несколько мгновений не оставалось сомнения, к ним на всех парах нёсся Цербер. Инго врос в пол от ужаса, но не сделал ни шагу назад, правда, не столько из-за смелости, сколько от оцепенения. Даже Гейдрих невольно сжал челюсти и непроизвольно переместил ноги, принимая наиболее устойчивую позицию на случай, если чудовище решит броситься именно на него. Не сбавляя скорости, Цербер нацелился на Инго и в мгновение ока сшиб его с ног, опрокидывая на пол по инерции. Увидев над собой три огнедышащие пасти, Инго от страха зажмурил глаза. Но после нескольких мгновений кошмарной тишины, раздался громкий хохот бога подземного царства. Инго рискнул открыть один глаз, потом второй. На него влюблёнными глазами смотрел очаровательный рыжий щенок, и у него была всего одна голова. Он несколько раз ткнулся в лицо Инго мокрым носом, а потом довольно облизал. Следующим в поле зрения оказался Аид, который вполне дружелюбно подал Инго руку. Благоразумно приняв предложенную помощь, сын Шелленберга поднялся на ноги. Щенок продолжал бегать вокруг него, весело подпрыгивая и всем своим видом показывая радость и счастье. — Молодец, что не убежал, — похвалил Аид. — У меня от страха ноги вросли в пол, — признался Инго. Аид рассмеялся, — что-то ты не похож на внука Гермеса, да и на сына Шелленберга тоже. — Почему? — Я бы не ожидал услышать правды ни от одного из них. Ну да ладно, за твою храбрость дарю тебе вот это создание. Называется алопекис. — Это его имя? — Нет, это название породы собак. Так как ты у нас теперь владеешь греческим, то должен понимать, что это переводится как «маленькая лиса». Они умны, любознательны и сообразительны, и абсолютно лишены коварства. Храбры и выносливы, но не агрессивны, а главное, абсолютно преданы хозяину. Можешь назвать его, как тебе хочется. Если повезёт, и твой отец окажется действительно благоразумным и сообразительным человеком, то сможешь забрать его с собой, когда вернёшься в мир живых. — Так я умер? — спросил Инго. — Нет, ты жив, но находишься в моём царстве, царстве мёртвых. Мало кому удаётся попасть сюда живым, а ещё меньше, выбраться отсюда. Ну ладно, я и так уделил тебе слишком много внимания, забирай это создание и следуй за Аскалафом и дожидайся, пока твой отец и его друзья почтят нас своим присутствием, а мне сейчас надо переговорить с моим сыном. Опять же ниоткуда появилась сова. Сделав несколько кругов над головой своего повелителя, птица спикировала ближе к полу и тут же превратилась в демона Аскалафа. Впрочем, для демона у него был вполне человеческий вид. — Пойдём, — он протянул руку Инго, — подбери свою тявку и следуй за мной, я тебе проведу экскурсию по местным достопримечательностям.

о о о о о о о о о о

— Хочешь предстать в положительном свете перед его папашей? — сыронизировал Гейдрих. — Не знал, что у тебя любовь к детям, я бы тогда попросил перенести сюда своих вместо этой придурочной Гудрун. — Не зарывайся, — строго предупредил Аид, — и вообще, нет никакой необходимости анализировать мой каждый поступок. Лучше расскажи, что там с Шелленбергом и остальными. — У меня всё под контролем, — начальник РСХА перешёл на деловой тон, никак не комментируя выпад отца. — Я оставил Вальтера с Мюллером и Табаковым обсудить сложившуюся ситуацию и выложить мне всё начистоту. На них особо произвело впечатление, что мне известно о пребывании Визбора в Экбатане. Если с ними притащился кто-то ещё, они мне всё как миленькие выложат. Кстати, а есть кто-то ещё? — закинул удочку Гейдрих. — Мне без разницы, мне нужен был Шелленберг и его отпрыск в качестве приманки, — пожал плечами Аид, — если есть кто-то ещё, волоки их сюда всех вместе, так будет веселее. И не задавай ненужных вопросов, — отрезал бог подземного царства. — Как прикажешь, — Гейдрих склонил голову в знак согласия и удалился, размышляя по дороге, как много на самом деле известно его отцу. И то, что он не знает, это действительно потому, что ему не интересно, или он на самом деле не знает и не имеет возможности разузнать.

о о о о о о о о о

— В нашем полку прибыло, — прокомментировал Визбор, когда в их комнату напоследок втолкнули Джареда. Лиознова и Колин были доставлены ранее. — Приветствую всю честную компанию, — довольно весело начал американский актёр. — И благодаря чьей несдержанности мы все снова оказались вместе? — Несдержанность тут ни при чём, — первой ответила Лиознова, — просто Гейдрих не оставил Олегу, Вальтеру и Генриху другого выбора. В противном случае, всё могло бы закончиться гораздо хуже. — Насколько хуже? — не унимался Лето. Табаков поманил его к себе ближе пальцем, и когда Джаред приблизился, то советский артист рассказал ему всё по-русски полушёпотом. — А ещё кого-то стоит ожидать? — тоже полушёпотом и придвинувшись вплотную к советскому артисту, спросил американец. — Мы рассказали про Славу тоже, но он либо успел заблаговременно смыться, или его оставили напоследок. Впрочем, может быть, Гейдрих решил не обременять себя его поисками и позволить вернуться к Александру. А про Багоя мы ничего не рассказали. Надеюсь, что ему повезёт и его не вычислят. Не успел Табаков закончить своё секретное сообщение, как с громким звуком отворилась дверь и в помещение ворвался шеф РСХА. Бросив быстрый взгляд на всех присутствующих, он громогласно объявил: — Ну всё, посиделки закончились, собираемся! — Куда? — Джаред. — В гости к моему отцу! — Каким способом? — мрачно спросил Мюллер. — Ты собираешься нас повесить, колесовать или бросить на съедение львам? — Ну зачем же так драматично? — усмехнулся Гейдрих. — При моём сопровождении вам даже не придётся умирать, просто мы все дружно перенесёмся в подземное царство. — А как же Инго? — спросил Шелленберг, — ты же обещал заняться его поисками! — А я его уже нашёл, — весело сообщил начальник РСХА. — И укрыл его от посторонних взглядов в очень надёжном месте. — В каком? — В том же подземном царстве. Да не переживай ты так, — добавил Гейдрих, увидев, как его подчинённый мгновенно стал белее мела, — он жив и здоров, Аид даже преподнёс ему в подарок щеночка, а Аскалаф провёл занимательную экскурсию по окрестностям. Ты с ним сам сейчас встретишься.

о о о о о о о о о о о о

Они оказались в центре огромного треугольного зала, от которого во все стороны разбегались бесконечные коридоры. Было подходяще мрачно, всё место освещалось лишь несколькими факелами, но вместо жара от них исходил холод. — Папа, папа, — из одного из коридоров выскочил Инго и побежал навстречу отцу. За ним по пятам, весело тявкая, нёсся небольшой рыжий клубок счастья. — Инго! — Шелленберг подхватил своего сына на руки и стал радостно целовать, будучи на седьмом небе от долгожданной встречи и того, что его сын на самом деле оказался жив и здоров. Неугомонный щенок вертелся под ногами, стараясь быть замеченным и тоже обласканным вниманием. — А это ещё кто такой? — пытаясь звучать серьёзно, спросил счастливый отец. — Это подарок Аида, — гордо провозгласил Инго. — Я назвал его Рыжиком. Смотри, что он умеет. — Будучи опущенным на пол, мальчик серьёзно приказал своему питомцу, — Рыжик, хвост! Алопекис радостно гавкнул, уставился на своего хозяина влюблёнными глазами и вильнул задним местом. И вдруг закрученный кверху хвостик из одного превратился в три. Впрочем, каждый из них не переставал весело вилять, вызывая жизнерадостный смех своего хозяина. — Какая очаровательная лисичка с тремя хвостами, — удивлённо воскликнул Шелленберг и наклонился, чтобы потрепать нового члена семьи за ушами. — Потому что я не испугался атаки трёхголового Цербера, Аид одарил Рыжика способностью превращать свой хвост в три хвоста по моему приказу, — гордо объяснил Инго. — Какая ещё атака Цербера? — у Шеллнеберга сердце ушло в пятки. — Я тебе сейчас расскажу, — пообещал мальчик, но семейной идиллии не суждено было продлиться долго, так как внезапно появившийся бог подземного царства, ударив металлическим скипетром в пол, привлёк всеобщее внимание. — Я смотрю, вы здесь уже неплохо освоились в моём царстве, но чтобы вы не строили себе никаких иллюзий о причине вашего здесь пребывания, я вам всем укажу на ваше место. — Второй удар скипетра о пол вызвал шуршание цепей по гранитному полу, которые ползли из всех коридоров к центру. В мгновение ока эти цепи окружили пленников и вся компания оказалась в огромной клетке. Снаружи остались только сам Аид и Гейдрих. — Что это значит? — вызывающе спросил Мюллер, как будто кто-то устроил перестановку в его любимых застенках гестапо без его на то соизволения. Не обращая ни малейшего внимания на абсолютно не интересующего его смертного, бог подземного царства приказал: — А ну, Шелленберг, иди сюда! — Мне не пройти через эту решётку, — шеф разведки констатировал очевидное. — Пройдёшь, если я сказал! Ну же! Шелленбергу ничего не оставалось, как подчиниться полученному приказу. К его величайшему удивлению, ему действительно удалось это сделать. — Ну вот видишь, — усмехнулся Аид. — А теперь иди сюда! Ближе! Я сказал ближе! А теперь стань рядом со мной. Когда они практически поравнялись друг с другом, Аид неожиданно вытянул свободную от скипетра руку и положил её на плечо Шелленберга, приобняв сзади. От холодного прикосновения немец вздрогнул, но сдержался и никак не высказал своих эмоций. — А теперь ты, — бог подземного царства указал на Мюллера, — шагай через решётку. Вдохновившись примером своего коллеги, начальник гестапо сделал несколько шагов вперёд, но, как только его вытянутая вперёд рука коснулась металлического заграждения, раздался громкий треск, полетели искры и Мюллера с огромной силой отбросило назад. Только подхватившие его Визбор и Колин спасли группенфюрера от жёсткого падения на пол. — И так будет с каждым, кто попытается покинуть эти гостеприимные хоромы. А теперь к делу, — Аид убрал свою руку с плеча Шелленберга и впился в него чёрными холодными глазами. — Тебе известно, чем отличался твой отец от всех других Олимпийских богов? — Он был самым хитрым и изворотливым, — начал шеф разведки. — Правильно, — одобрил Аид, — а ещё? — У него было много разных способностей, — продолжил Шелленберг, не совсем понимая, что конкретно от него хотел бог подземного царства. — Уникальных способностей! — потребовал Аид. — Он был..... — Шелленберг задумался и вдруг сообразил, — он был проводником душ умерших из царств Зевса и Посейдона в твоё. — Умница! — похвалил Аид. — Тебе следует знать, что он мог быть проводником как душ умерших, так и живых людей. И не только людей. — Что значит, и не только людей? — Если кто-то из олимпийских богов желал навестить меня в моём царстве, он выступал в роли проводника, ведь другим богам был заказан сюда вход, даже Зевсу. — Но Персефона.., — начал было Шелленберг, но Аид его прервал. — Персефону похитил я, так что это не считается. Я имею способность перемещаться из моего царства на Землю, в Океан и на Олимп. И я даровал эту способность Персефоне, когда она стала моей женой. А её матушка и моя сестрица Деметра не смогла её отсюда вызволить, потому что я запретил твоему отцу её сюда сопровождать. Из всех присутствующих да и отсутствующих членов вашей семейки полукровок, только Рейнхард, будучи моим сыном, и ты, будучи сыном Гермеса, имеют такие способности. И именно этим твоим качеством я и собираюсь воспользоваться. Так что если тебе удастся удачно выполнить то, что я тебе поручу, ты и все остальные пленники смогут вернуться живыми в мир живых. — Но почему я, а не твой сын Рейнхард? — закономерно спросил Шелленберг. — У моего сына тоже язык хорошо подвешен и он намного умнее тебя, — самодовольно ухмыльнулся Аид, — но... — Но..? — Но он не является любимым племянником Аполлона. — А при чём тут Аполлон? — При том, что мне надо, чтобы ты доставил его сюда, в моё царство. И прийти с тобой он должен добровольно, а не в результате шантажа или угроз, с этим вполне мог бы справиться и мой сын. Так что сейчас ты отправишься назад в Экбатану, найдёшь Аполлона и уговоришь его прийти сюда. — Найду Аполлона? Каким это образом? Я что-то не помню, чтобы он хоть один раз ответил на мои призывы и молитвы. — На этот раз ты должен постараться, чтобы он ответил. Кстати, в Экбатане находится великолепная статуя Аполлона, правда, она храниться в запасниках дворца персидского царя, но мой сын обеспечит тебя прекрасными рекомендациями. — Статуя Аполлона в Экбатане? Откуда? — Из его Дидимского святилища, это около Милета. Она здесь уже более ста лет, привезена... впрочем, неважно. Можешь начать с вознесения молитв статуе, а если не поможет, то действуй по обстоятельствам. — Ладно, а зачем он тебе здесь нужен, разве ты не можешь сам с ним связаться? Ты же сказал... — Я сейчас объясню, — хищно улыбнулся Аид. — Ты ведь знаешь о проклятии Урана? — Э…э…э — Темнота! Кронос, младший сын бога неба Урана, сам захотел стать царём богов. Он победил его в бою, сбросил с неба и заодно оскопил его, чтобы Уран не произвёл других наследников; правда, его причиндалы, упав в океан, породили брызги, из которых родилась Афродита, но это лирика. Падая, Уран проклял своего сына и всё его потомство, предсказав, что Кронос тоже будет свергнут своим более могущественным сыном, который в свою очередь тоже будет свергнут наиспособнейшим из своих сыновей и так до скончания веков. И ты знаешь, какой единственный способ остановить это проклятие? — Какой? — послушно спросил Шелленберг. — Не иметь сыновей! — торжественно провозгласил Аид. — Конечно же, мой братец Зевс, ну и Посейдон туда же, вовсе не собирались жертвовать своими похотями или отказать себе в удовольствии произвести бесчисленное количество потомства, которым они безмерно и бесконечно хвастались, но я не таков! У меня, правда, есть дочери, но ни одного сына, так что когда я заполучу власть над миром, мне ничто не будет угрожать. — А при чём тут Аполлон? — Что, не догадываешься? — Видимо, я не так умён, как ты предполагаешь. — Видимо, — фыркнул Аид. — Аполлон и является тем самым наиболее могущественным сыном Зевса. — Подожди, ты хочешь сказать, что Аполлон уже сверг своего отца и теперь является царём богов? Но мне показалось... — Вот именно, показалось. Впрочем, он его не свергал, по крайней мере не преднамеренно, но это сейчас не важно. Ты должен уговорить Аполлона спуститься в моё царство. Существует предсказание, что если Аполлон окажется в подземном царстве, то это приведёт к его гибели. — Мой дядя не производит впечатление идиота. — Ты прав, он весьма умён, но я создал такие обстоятельства, что я уверен, что при должной стимуляции Аполлон согласиться обменять свою жизнь на жизнь дорогих ему существ. На самом деле, мой племянник никогда особо не стремился к верховной власти. Но от судьбы не уйдёшь, а я не могу стать царём богов, пока он жив. — Я надеюсь, что под дорогими ему существами ты не подразумеваешь никого из присутствующих? — Конечно же нет, — рассмеялся Аид. — Я подразумевал его дорогую сестрицу Артемиду и твоего папашу. Ради них он готов на всё, даже на свою собственную смерть, и я подозреваю, что жизнь ему порядком надоела, в одиночку. Он даже создал всех вас от скуки. — Но если остальные боги мертвы... они ведь мертвы, да? — Ну, не совсем мертвы, скажем так, они находятся в подвешенном состоянии между жизнью и смертью, и из этого состояния только я один могу их вывести. Придётся пожертвовать смертью Артемиды и Гермеса и вернуть их к жизни, а остальные навеки канут в небытие. Эти двое мне не опасны и я разрешу Гермесу вывести вас всех живыми из моего царства. — Ты так и не объяснил, как мы смогли родиться, если наши родители... — Да какая разница! — раздражённо воскликнул Аид. — Аполлон что-то там намудрил с искусственным оплодотворением и рождением, я не врач, мне пофигу. — Подожди! — вдруг сообразил Шелленберг, — как же так, ты сказал, что у тебя нет сыновей, а Рейнхард? — А что Рейнхард, — бог подземного царства повернулся к своему заметно побледневшему сыну, — он уже три года как мёртв, или ты забыл? — Мёртв? — Шелленберг уставился на своего бывшего шефа, — как по мне, так он весьма живой. — Если бы все мои проблемы были также легко решаемы, как эта, — безразлично кивнул головой Аид, и Гейдрих вдруг исчез. — Что ты с ним сделал? — спросил потрясённый Шелленберг. — Вернул туда, откуда его вытащил. Он мне больше особо и не нужен. Продолжим? — Но как же так? — шеф разведки не мог так легко прийти в себя после только что увиденного. — Он же твой сын! — Ну и что? — уставился на него в непонимании Аид. — Мне всё равно надо было от него избавляться до появления здесь Аполлона, а то действительно, кто знает, какие там идеи зрели у него в голове. Метил же он на место вашего фюрера. Правда, теперь тебе придётся разыскивать статую Аполлона без его помощи, но я уверен, ты справишься. — Ты также и с нами поступишь, когда я выполню то, что ты от меня требуешь? — Вовсе нет. Я свои обещания держу, а Рейнхарду я ничего не обещал. К тому же, какую вы для меня угрозу представляете? Никакую, особенно при мёртвом Аполлоне. Причём, в конечном итоге вы всё равно закончите своё существование в моём царстве, так к чему торопить события? А что, Рейнхард был тебе очень дорог? Я что-то не помню, чтобы ты особо горевал по поводу его убийства в Праге. — Откуда ты знаешь? — Ну, мне иногда было любопытно наблюдать за проектами моего племянничка. Но хватит об этом. Пойдём, я тебе покажу Артемиду и Гермеса, чтобы ты мог воочию убедиться, что они не совсем мертвы, просто… ну… как бы пребывают в неодушевлённом состоянии. — Я могу хотя бы попрощаться с моим сыном? — А зачем с ним прощаться, ты его скоро опять увидишь.