***
— Наши лучшие врачи делают всё возможное… — Пожилой мужчина в очках тонкой оправы что-то говорил, но София едва ли различала слова. — Когда он очнётся? — Только один вопрос интересовал её, а Сильвио всё никак не хотел дать ответ. — Мы пока не можем сказать, София. Раны серьёзные, Винсент потерял много крови. Вам нужно успокоиться, позвольте осмотреть вас. — Доктор пытался успокоить Борромео, накрывая ладони своими, но пережитый страх и неизвестность, ужас, в который приводила одна только мысль — вдруг Пауло никогда больше не откроет глаза — затмевали разум. Софи не замечала, что её руки, как и рваный подол платья, всё ещё в крови. Она услышала только лишь о потере крови, и этого хватило, чтобы сорвать стопор. — Если он не придёт в себя! — Кровавые пальцы сомкнулись на белоснежном воротнике халата Сильвио. — Если вы не спасёте его, я сравняю это место с землей! — Голос охрип от раздираемых эмоций, а Сильвио даже не попытался стряхнуть её. — Ивар. Уведи её, ей нужен врач. Молча обхватив Софию за плечи, Лодброк оказался напротив неё и в тот же миг крепко прижал к своей груди. Так, что и отпускать не хотелось. Ему было плевать, если бы она расцарапала лицо, пнула… София была жива. Рядом. А Пауло должен был выжить — иначе никак. Только вот в голове Лодброка ковырялась мысль, что не очнись Винсент сейчас, всё бы было иначе: ни томительных ожиданий, ни слёз Софии, ни переживаний, ни тычков Ангелы, ни преград… Ведь в виду того, что брак фактически между Софией и Винсом не был заключён, Ивар становился прямым наследником «дьявольской империи». Холод пробежал по спине Ивара, и он быстро заморгал, возвращаясь в реальность — к разъярённой Софии. — Вколите ей уже успокоительное, — хрипло потребовал Лодброк, всё ещё не отойдя от представленного. Софи едва ли замечала происходящее и присутствие Ивара ощутила скорее интуитивно. Злость вдруг утихла, оставляя лишь опустошение — такое же огромное, как все пустыни Марса. Уткнулась лицом в его футболку, но та так и осталась сухой. Её трясло, как в лихорадке, но слёз не было. Едва различимый голос Ивара вернул к реальности, и Софи отшатнулась — как птица бьющаяся о прутья клетки, но тут же снова припала к его груди, заглядывая в напряженное лицо Лодброка. — Не надо, пожалуйста, — второй раз она умоляла его, словно от этого зависела её жизнь, — отведи меня к нему. А потом, — она запнулась, и дыхание сбилось, — потом врач осмотрит меня. — Тише, мелкая, — улыбнулся Ивар и осторожно поправил её волосы, убрав с лица. — Куда ты пойдёшь в таком виде, ну? Там стерильная палата. Софи взглянула него него, не различая слов, но постепенно смысл сказанного доходил до неё. — Пойдёмте со мной, София, — медсестра говорила с ней мягко, как с маленьким ребёнком, протянув руку. — В вашем положении вам нужно позаботиться о себе. — Эта женщина была права, её словам удалось достучаться до Софии. Невольно опустив ладонь на свой совсем ещё плоский живот в защитном жесте, она согласно кивнула, но другой рукой всё ещё цеплялась за ладонь Лодброка и никак не могла его отпустить. — Я… — Ивар немного растерялся, также не желая выпускать её ладонь. — Могу пойти с ней? — Его глаза, наверное, походили на чёрные блюдца из-за увеличившихся зрачков. София тянулась к нему в такой момент, и остальное не имело значения. Медсестра посмотрела на сцепленные руки и лишь кивнула, жестом велев следовать за ней. Но даже оказавшись в палате, Софи никак не могла успокоиться. После пережитого стресса её разум закрылся от остального мира. Стоило медсестре протянуть к ней руки, желая помочь, как Борромео тут же шарахнулась от неё, врезаясь спиной в корпус Лодброка. — Помогите ей, я подожду в коридоре. — С этими словами женщина в белом вышла и оставила их одних. — Ну ты чего, принцесса? — Ивар осторожно приобнял Софию, будто скрывая от всего мира. — Слышал, что дети даже на таком сроке улавливают эмоции и чувства мамы. — Медленно и неторопливо Лодброк взял ладонь Борромео и приложил к её животу. — Он тоже волнуется за тебя. Помоги успокоиться ему. — Голос Ивара стал настолько мягким и мелодичным, каким никогда не был. — Нужно в душ. Хорошо? Обволакивающий голос, привычное обращение, тепло так хорошо знакомого тела — всё это постепенно унимало дрожь в теле. Он заставлял прислушаться, и София послушно кивнула, позволяя увести себя в душевую. После того, как Джонни Болтон и его люди едва не лишили жизни её и Пауло, Софи никому не позволила бы дотронуться до себя. Только Ивару. Только ему она доверяла. — Мне… — Спрашивать было даже как-то неловко, но Лодброк пересилил себя. — Помочь тебе? Хочешь? Или я могу подождать в коридоре. — Он покраснел, как мальчишка, хотя сколько раз они без стеснений могли ходить совершенно голыми друг перед другом, принимать душ вместе… Но сейчас был совсем иной момент. Чересчур интимный. — Не уходи. — Тихий голос был едва различим, но хватка пальцев, смявших край его футболки, оказалась крепкой. Софи вдруг испугалась, что как только останется одна, мираж развеется, и она снова окажется на старом шоссе в луже крови и с Винсентом, не подающим признаков жизни, на руках. — Тихо, принцесса. Я здесь. Никуда не уйду. Рядом, как всегда. — Именно в этот момент Ивар понял, что совсем не готов отпускать Борромео вновь к Винсенту. И её переживания по Пауло терзали его сердце. Он не хотел ему смерти, но она бы решила столько вопросов одним махом. — Мы были там одни, совсем одни, а они окружили нас… — Софи спрятала голову на груди Ивара, дрожи почти уже не было, и лишь только звучал её тихий голос. — Он говорил, что убьёт нас. Винса, меня, тебя, Ангелу… Сердце Лодброка остановилось на короткое время. Сколько всего ей пришлось пережить за считанные часы? — Я здесь, Соф. И никому не позволю тебя тронуть. Веришь мне? — Ивар заключил её лицо в ладони. — Никому и никогда. Моя жизнь только твоя, помнишь? Её никто не отнимет без твоего разрешения. — Уверенно чеканя каждое слово, Ивар делился своим спокойствием. — Я верю. — Скажи Ивар сейчас всё, что угодно, она бы поверила. Она накрыла своими ладонями его руки, и стало чуточку теплее. Лишь бы только поскорее всё это закончилось, как страшный сон. Открыть бы глаза и очутиться в собственной комнате, и только озноб напоминал бы о ночном кошмаре. — Он ведь не умрёт, да? Он же сильный, он такой сильный… — Не умрёт, — выдавил всё же из себя Ивар. — А теперь шуруй мыться. — Мягко приобняв, Ивар помог Софии зайти в душевую кабинку и снять платье. Тяжёлым пластом оно глухо упало на пол. Ивар знал каждый миллиметр тела Софии, не уставал любоваться им. В памяти бережно хранились моменты, когда он выцеловывал аккуратную родинку на её животе. Но сейчас Лодброк всего лишь включил воду, стараясь не смотреть на Борромео. Вода приобрела красный оттенок, стекая по телу Софии, и она смотрела на свои ноги как будто под гипнозом. Ей казалось, что прошла вечность, но на самом деле несколько минут. Вода смывала кровь и дорожную пыль, но не смогла унести с собой страх и боль. Уже позже Борромео позволила врачу осмотреть её и, услышав, что с ребенком всё хорошо, откинулась на мягкую подушку. Ей всё-таки вкололи успокоительное или же организм больше не мог выдерживать навалившихся эмоций, но сон одолел Софию, и, засыпая, она ощущала рядом присутствие Ивара. Была уже глубокая ночь, когда София проснулась. Отодрав капельницу от впадинки на руке, она свесила ноги с кровати и нащупала мягкие больничные тапки. Заметив спящего в кресле Лодброка, Софи на секунду остановилась рядом с ним. Ивар был с ней всё время. Не с Винсом, не с Ангелой — с ней. Прогнав эту мысль из головы, Борромео вышла в коридор и спустилась на этаж ниже. Отыскав нужную палату, тихонько отворила дверь и вошла. Ангела встрепенулась, заслышав шаги, но тут же успокоилась. Она так и сидела рядом с отцом, на краю больничной кровати, не в силах отойти даже на пару шагов. Тишину нарушал только писк приборов, казавшийся слишком громким. Он врезался в сознание подобно сотням острых иголок. — Как ребенок? — Голос дочери Пауло потерял все краски и стал тусклым, бесцветным. Но какой бы ни была её неприязнь к Борромео, она не желала смерти ни ей, ни своему будущему брату или сестре. — Всё в порядке. Врач что-то говорил? — Только что надо ждать. — Ангела даже не пыталась скрыть страх. Образ её отца никак не вязался с человеком, лежавшем перед ней с закрытыми глазами. «Ждать…» — и снова это слово стучало в висках. Ждать, что будет, находясь под прицелом оружия Болтона. Ждать вертушку, чтобы оказаться в больнице быстрее, чем Винс мог умереть от потери крови. Ждать, пока он откроет глаза… — Ты бы поспала, Эни. — Впервые София назвала Ангелу так, как называл её Пауло. Та неестественно дёрнулась, но только отрицательно кивнула. Находиться в палате было невыносимо, но и вернуться к себе Софи не могла — никакого сна больше и не могло быть. Она бесцельно бродила по коридорам спящей больницы, пока не остановилась у небольших деревянных дверей. Толкнув их, София поняла, что оказалась в маленькой прибольничной молельне. Ноги сами привели её сюда — значит, так нужно. Внутри царил полумрак, и лишь свечи давали слабый свет, пахло ладаном. Софи шла между рядов, понимая, что много лет не заходила в церковь. Распятый Иисус смотрел на неё, и будто неведомая сила велела опуститься на колени, ощутить кожей каменный холод. Софи не знала молитв и не умела молиться. — Господи, — вырвалось у неё вовсе не обращением, а случайным словом. — Я не знаю, что говорить… Не отбирай у меня его жизнь. Его жизнь — это моя жизнь. Я совершила ошибку, позабыв об этом, впуская в свои мысли другого человека. Но я клянусь, никого больше не будет ни в моих мыслях, ни в моём сердце, никого другого. Только не забирай его у меня, клянусь своей жизнью…***
Очнувшись от очередного кошмара, в котором Ангела вынуждала Ивара чуть ли не вилять хвостом и приносить тапочки в обмен на жизнь Софии, Лодброк потёр глаза. Он собирался уже привычным жестом смочить полотенце, чтобы убрать испарину со лба Софии, но понял, что в палате находился он один. Сердце рухнуло куда-то в живот от осознания, что он уснул и пропустил что-то важное. Выскочив в коридор, первым делом он заглянул в палату к Винсенту, но там была только Ангела, которая, к счастью, его не заметила. Лодброк привидением метался по коридорам, начавшими казаться жутким лабиринтом. Тусклый свет из приоткрытой двери привлёк его внимание, поманив на каком-то интуитивном уровне. Да. Ивар услышал всё то, что говорила София, но его разум отказывался принимать это. Напрочь. Лодброк усмехнулся: какая-то дурацкая шутка. Софи поднимется и сама посмеётся над собой. Но её тон звучал слишком правдоподобно и жестоко. Медленно Ивар нащупал пальцами стену и прислонился к ней. Не хватало всего: воздуха, тепла, Софии… Он хотел уйти, но чёртово тело предало его, совершенно не двигаясь. Софи поднялась на ноги, когда уже совсем перестала ощущать их из-за холода, что шёл от каменного пола. Обернувшись назад, едва не споткнулась на месте, осознав, что здесь не одна. Ивар слышал каждое слово. Софи поняла всё по его лицу. Она двинулась к нему, едва слышно переступая с ноги на ногу, вбирая глазами его силуэт в церковном полумраке, и остановилась перед ним, сама похожая на привидение в светлой больничной рубашке. — Прости. — Всего одно слово, но даже оно оказалось таким трудным. — Пришла пора положить конец нам. — Словно это горькое «мы» продолжало существовать после того, как она сказала, что уходит, после того, как были подписаны бумаги о разводе… Где-то внутри неё, очень глубоко, наверное, существовало. — У нас скоро будут дети. — Прозвучало ещё тише. — Я не могу разорвать своё сердце надвое. — Совсем глухо. Она смотрела на каменный пол, на серые стены. Куда угодно, только не на него. Сердце болело, будто его и правда пытались порвать на части. Ивар поморщился и отрицательно закачал головой. Он отказывался принимать происходящее. Пусть лучше запятая, многоточие… Но не так — не точка. Внутри него шла настоящая борьба. Всё это время он тянулся к свету, пытался высвободить свои лучшие качества. И София была для него тем самым маяком. Единственным лучом к чему-то чистому. И он готов был терпеливо сидеть возле неё преданным псом. Пусть жалким. Пусть. Но он был готов поставить на кон всё ради мимолётной нежности в свой адрес, а в ответ отдать всю свою. Да, чёрт побери, Ивар готов был бросить всё и исчезнуть вместе с Софией, скрыться на другом континенте. И плевать на всё. Она была для него всем. Только вот София сделала выбор. Снова. Вырвав тем самым из груди Ивара сердце и убрав в какой-то самый дальний ящик. Он больше не ощущал его. Пустыми ледяными глазами он смотрел на Борромео и ничего не делал. Не было в них осуждения или боли. Он по-прежнему знал, у кого его жизнь, его сердце. Но словно между ними обрубили протянутые когда-то тонкие нити, оставив каждого со своим «богатством» на разных берегах. — Ты права. Любить так можно только одного. — «И лучше бы машина заглохла на половине пути к проклятой Южной дороге». — И я люблю Эни. С ней я настоящий. — На одном дыхании. Так, что почти искренне. — Пора в палату. Нельзя ходить в таком виде. — Никакой заботы. Сухой факт. Софи запретила разуму все возражения против сказанных Иваром слов. Эти слова были такие нужные, такие правильные. Единственная истина, других нет. Она возвращалась из молельни, точно зная, что Ивар шёл где-то здесь — больше не было «с ней» и «рядом», — а оказавшись на этаже, заметила у палаты Винса оживление и бросилась бежать. — Что? — Глаза выцепили среди других людей знакомое лицо. — Папа очнулся, — ответила Ангела на выдохе. — Теперь он спит, но опасность миновала. Софи вцепилась в спинку кровати, с трудом удерживая себя, чтобы не растолкать врачей и оказаться ближе. Кто-то там наверху услышал её. Господь принял клятву. И только Ивар был готов испепелить каждое слово, услышанное в церкви. Но сил на это хватило бы разве что у самого Дьявола. Только вот Лодброк всё так же стоял рядом с Софией. Его клятва давно уже была известна всем силам и, к его терзаниям, не подлежала изменениям.***
Клуб «Люкс» не принимал гостей в этот вечер. Не было привычного шума, громкой музыки, звона бокалов и текущей рекой выпивки. В горделивом молчании клуб напоминал обычное помещение под закрытие. Но это только на один вечер… В кабинете за столом в большом кресле восседал, как самый настоящий правитель империи, Винсент Пауло. Отточенные черты лица, идеально сидящий белоснежный пиджак, чёрная рубашка и дьявольски горящий взгляд. Властный. Мощный. Безупречный. Его рука покоилась на трости с тяжёлым серебряным наконечником в форме тигра с оскаленной пастью — излюбленная вещь. Он молчал, но даже в этом случае все прислушивались. Рядом с ним сидела София Борромео практически не уступая ему в силе, разве что взгляд её больше источал внутреннего тепла. Напротив в мягких креслах расположились Ивар с Ангелой. Ледяной взгляд Лодброка с уважением был направлен на Винсента. Спокойно и даже равнодушно он ждал оглашения причины собрания. Рука Ивара лежала на животе Ангелы, легко поглаживая. Та улыбалась только ей известным мыслям. За их спинами стояли все приближённые люди — самые верные, самые преданные, готовые отдать свою жизнь за каждого из семьи Пауло. — Друзья мои, — громом разрушил тишину низкий и вибрирующий голос Винсента. — Это важное событие для нас всех. Поэтому я хочу лично донести до каждого. — Винсент коснулся пальцами плеча Софи. — София Борромео с сегодняшнего дня официально является моей супругой и матерью моего будущего сына и наследника. Каждый понимает, я уверен, что это значит. Но я уточню ещё раз. — Его взгляд упал на Ивара, чьё лицо не выдало ни единой эмоции, но никаких извинений или понимающих жестов не последовало. Пауло сделал свой окончательный выбор. — Все обязаны слушать её также, как и меня. Относиться с не меньшим уважением. — Взгляд перешёл к Ангеле. — Её слово в любых разногласиях будет моим. — Выждал не больше минуты, Винсент продолжил: — Ивар Лодброк также остаётся приближённым ко мне лицом. Его полномочия не уменьшаются, но выступать теперь он будет в роли помощника. Софии ещё нужны советы опытных людей. Мы все это понимаем. Как и в последствии моему сыну. Дочь моя, Ангела, отныне прикрывающая спину своему мужу, на время отходит от серьёзных дел. О её новых полномочиях я сообщу всем позже. А теперь прошу меня простить и понять. Моё восстановление требует посещения докторов. Понимающе кивнув почти разом, каждый поспешил поздравить Винсента и Софию и выразить свою преданность и принятие. Разве что Ивар, пожимая руку Винсенту, немного помедлил, прежде чем склонить голову перед Софией. Принятия в этом жесте уж точно не было. — Что ж, значит, у меня будет брат. — Ангела не торопилась и остановилась перед Софией, когда в кабинете уже почти никого не осталось. Взгляд её блуждал по лицу Борромео, словно та что-то мысленно взвешивала. Ангела не улыбалась, не язвила, в её глазах было что-то новое, пока непонятное. — Прости, мамочкой звать не буду. — Маленькая улыбка всё же тронула алые губы. — Добро пожаловать в семью, Соф. Ангела впервые назвала её так, когда они остались в больничной палате вдвоём, уже зная, что опасность миновала и что нужно лишь подождать, когда Винсент проснётся. Они поспорили, отправляя друг друга спать, и тогда впервые прозвучало это небрежное «Соф». Страх потерять отца всегда был в глубине души у Ангелы, как и жил внутри Софии страх за её мужчину, но вдруг стал таким реальным… и что-то изменилось в дочке Пауло. Она не чувствовала в ту ночь поддержку от Ивара, даже когда он был в палате, за её спиной, но и не ждала. Она больше ничего не ждала от него. — Спасибо, Эни. — Софи протянула руки, и Ангела шагнула к ней, словно это тоже уже стало привычным. — Девочки Пауло должны держаться вместе, — тихо сказала она, и Софи улыбнулась. Разомкнув объятия, Софи опустилась в большое кресло Винсента Пауло и взглянула на окружающих ее людей. Ангела улыбалась. Ивар… Ивару предстояло смириться с изменением наследия в их королевстве. Кто-то смотрел с любопытством, кто-то с недоверием, и доверие ей ещё предстояло получить. — Я говорю с вами от имени Винсента, но я не Винсент Пауло. Я — София Борромео. — Софи открыла тяжелую папку с делами, во многих из которых ей предстояло разобраться. — Что ж, друзья, работаем.