Фансервис

      Возвращение в Сеул встретило осознанием, что он совсем не в состоянии держать лицо, а любое его состояние без всяких проблем считывают более-менее внимательные арми. Бездумно прокручивая новостную ленту, Тэхён то и дело натыкался на собственную фотографию, сделанную в аэропорту, на которой он впервые оказался один. Бесчисленные комментарии «Они поссорились?», «Почему Тэхён один?», «Наш тигренок такой потерянный» и прочие уверенно утверждали, что он совершенно не владеет собой.       Последующие, более свободные в плане работы дни также выявили массу неприятных для Тэхёна сюрпризов. Расставание с Чонгуком мало того что высвободило уйму времени, которое он не знал, как потратить, но даже в компании с другими мемберами он чувствовал себя так, будто остался один на один со всем миром. Осознание, какой пласт его жизни принадлежал Чонгуку, сводило с ума, и Тэхён буквально сбегал с общежития, лишь бы свести на нет время, проводимое с членами группы. Съёмки и репетиции — одно, но видеть Чонгука в неформальной обстановке и натыкаться на его в упор не видящие тебя глаза было невыносимо. На камеру они вынуждены были вести себя по-прежнему, скрывая разверзшуюся между ними пропасть, как много лет скрывали близость. Но стоило камере сменить фокус, как лицо Чонгука — любимое, озарявшееся прежде светом любви и восхищения — преображалось в гримасу такого непримиримого неприятия, что Тэхён судорожно вздрагивал и отводил взгляд. И каждый раз глупая надежда вновь поднимала голову, стоило Чонгуку ему улыбнуться или коснуться. И если макнэ хотел так отомстить, то он самый жестокий человек на свете, потому как Тэхён немножко умирал каждый раз, когда он отворачивался, и оживал — когда камера была снова на них. И именно сейчас, чувствуя себя до бесконечности опустошенным и одиноким, хоть он и был постоянно окружен хёнами, всеми силами стремящимися его подбодрить, Тэхён осознавал, насколько сильно преображали его жизнь любовь и забота одного единственного человека.       В таком упадническом настроении он прожил пару недель и в итоге, стремясь убежать от одиночества и стабильно изматывающих его мыслей, не заметил, как переступил черту и отчаяние толкнуло его на ненужное в общем-то предприятие.       Слишком легко они разговорились с новой визажисткой. Слишком просто он согласился разделить на двоих бутылку крепкого алкоголя, которую она аккуратно извлекла из сумки. Слишком легкомысленно он поддался желанию проверить, что вдвоем одиночество переносится проще.       Они заполошно целовались на лестничной клетке, пока Тэхён вжимал её в стену. Оба были совсем немного пьяны, но оба вели себя так, будто нализались в стельку, наплевав на то, где находятся. Её вело от близости с ним, он стремился забыться — жалкая пара, которая, однако, ловила в происходящем извращённое удовольствие. Он мял её грудь, другой рукой пытаясь задрать выше юбку, и чувствовал, как её маленькие ладошки скользят по его спине, ниже — под пояс брюк, оглаживая ягодицы, как она вжимает его в себя. Она была в его руках слишком маленькой, хрупкой, слабой, податливой, совсем не такой, как хотелось. Но всё же было горячо, дурманяще, все в легкой дымке и предвкушении желанного забытья — ровно до тех пор, пока внезапно не хлопнула дверь и на лестничную клетку не вывалился Чонгук, вероятно задержавшийся на тренировках. Отпрянула не она — отпрянул Тэхён, в шоке замерев перед застывшим Чонгуком. Тот тоже стоял, оцепенелым взглядом уставившись на них. А потом, через показавшееся бесконечным мгновение, отвернулся и бросился вниз. Тэхён, будто во внезапном приступе одышки, прижал одну руку к груди, другой зажал рот.       — Оппа, он же не расскажет...       — Не называй меня так!       Он не сразу осознал, как грубо прозвучали его слова. Ему понадобилось некоторое время, чтобы снова взять себя в руки и справиться с дыханием. Она снова попыталась к нему прильнуть, но Тэхён не позволил, аккуратно отстранив за плечи.       — Мы не продолжим?       — Прости, — он покачал головой. — Прости, это было ошибкой. Ты заслуживаешь лучшего, чем секс на лестничной клетке.       — Это неважно! Мне так нравится…       — Важно, — он не осознавал, как отчаянно звучал его голос. — Ты не представляешь, как это важно: делать это с любимым и любящим тебя человеком. Прости меня, прости, не нужно было начинать.       Он больше не мог на нее смотреть: враз накатило чувство омерзения и разочарования — по отношению к себе и своему поступку. А следом обуял страх: что мог подумать Чонгук? Он вылетел прочь, намереваясь срочно с ним поговорить.

***

      У Чонгука было ощущение, что жизнь обвела его вокруг пальца: слишком много дала сразу и разом все забрала. Оторвала, изъяла, оставила одиноким и разбитым. Слишком рано в его жизни появился единственно нужный человек, слишком легко они сошлись, слишком просто приняли факт, что теперь они — одно целое. И бесконечно правильным казалось думать, что вместе они — навсегда.       Все последующие недели после их ссоры Чонгук жил в состоянии некой прострации, непонимании и недоверии к происходящему. Не мог Тэхён, его Тэ, назвать их отношения фансервисом. Не мог так просто сказать, что все пора прекратить. Не мог отвернуться и забыть... Но, оказывается, мог. Чонгуку пальцев одной руки бы хватило посчитать, сколько часов Тэхён провел вместе с ними, и если ему и хотелось хоть раз попытаться поговорить с Тэ, либо тот отсутствовал, либо Чонгук уже так себя накрутил, что не мог ни то что подойти, а даже смотреть в сторону своего бывшего. Складывалось впечатление, что Тэхён наконец вырвался — с таким рвением он использовал каждую выпавшую возможность куда-нибудь сбежать. И это ранило очень сильно. Но даже в самом ужасном сне Чонгук не мог представить, что может застать Тэхёна с кем-то другим. Как он добрался до общежития, он и сам не помнил.

***

      — Чонгук! Чонгук-и, впусти меня.       — Нет!       — Впусти, пожалуйста.       Некоторое время за дверью царила тишина, однако наконец щёлкнул замок, и Чимин, сопровождаемый облегченными выдохами замерших в коридоре согруппников, шагнул внутрь. Трудно описать, как сильно напугал их всех ворвавшийся в общежитие макнэ: сам не свой, с красными опухшими глазами, он незамедлительно рванул в свою комнату и, запершись, что-то там с разбегу разбил, если судить по грохоту. Не сработали ни угрозы Намджуна, ни призывы Сокджина, и только когда за дверью воцарилась относительная тишина, попытаться решил Чимин.       — А Тэхён еще не вернулся? — мрачно спросил Юнги, справедливо полагая, что причиной подобной истерики мог быть только он. Равно как и тем, кто мог ее прекратить.       — Нет. — Чимин постучал. А потом, оказавшись в почти темной комнате, неловко замер, обводя взглядом царящий в комнате погром и отвернувшуюся, всю неожиданно ссутулившуюся и хрупкую фигуру их золотого макнэ.       — Снова поссорились с Тэ-Тэ? — спросил он.       Чонгук вздрогнул и, опустившись на кровать, свернулся на покрывале, спрятав лицо в подушке. Смотреть на это было невыносимо, и Чимин присел рядом, машинально начав гладить его по голове. Он не торопил и терпеливо ждал, пока Чонгук захочет выговориться.       — Он сказал, что пора прекратить фансервис.       — Что?       Чонгук говорил так тихо, что Чимин подумал, что ему послышалось.       — Фансервис! — Чонгук глухо рассмеялся, пока Чимин пытался осознать смысл сказанного.       — Прости, я не понимаю. Причем здесь фансервис? Постой... Ты серьезно? — Чимин медленно подбирал слова, пытаясь сложить два плюс два. — Ты хочешь сказать, что Тэхён назвал ваши отношения фансервисом? — И на неуверенный, но утвердительный кивок Чонгука добавил: — Но вы ведь с ним..?       — Да! Я не об этом. Я хочу сказать, что у нас с Тэ никогда не было никакой необходимости говорить о том, кем мы друг другу приходимся. Мы просто это знали и никогда друг у друга не спрашивали. А теперь вот выяснилось, что это — фансервис.       Чимин молчал, ожидая, скажет ли макнэ что-то еще. Тот в принципе не был говорливым, а тут и вовсе личное дело. Но, очевидно, для Чонгука все сказанное уже было верхом откровенности. Чимин надеялся лишь на то, что он справится — как всегда справлялся, на то он у них и золотой.       — Ты же знаешь, что всегда можешь на меня положиться, да?       — Знаю, хён, — глухо отозвался Чонгук.       — Хочешь, я останусь?       На долгую минуту воцарилось тяжелое молчание, однако Чонгук предварил попытку Чимина встать с кровати.       — Останься.       Чимин вздохнул и осторожно устроился позади него.       — Все пройдет, Чонгук-и, — зашептал он ему в затылок, осторожно гладя напряженные плечи. — Не может у вас все так закончиться. — Но, казалось бы, успокаивающие слова вызвали новый приток слез, и Чимин, тяжело вздохнув, обвил его рукой, прижимая крепче к своей груди.       Никто из них не знал, что Тэхён уже был в общежитии, но, как бы ни рвался поговорить с Чонгуком, не смог добраться до его комнаты, получив выволочку от Намджуна. Решения лидера, как правило, не обсуждались, а на тот момент он постановил, что обоим не мешает успокоиться (а кому-то и протрезветь) и выяснять отношения на свежую голову. Тэхён перечить не стал, но спустя пару часов, когда все наконец уснули, осторожно вошёл в комнату макнэ. То, что он там увидел, заставило его отступить от своего плана.       Весь следующий день в группе царила натянутая атмосфера. Никто не поднимал разговор о произошедшем, все старались вести себя, как обычно, и всё выходило из рук вон плохо. В итоге члены обычно дружной поп-группы старались лишний раз не только ничего не говорить, но даже не пересекаться друг с другом взглядами, дабы не вызвать последующую реакцию. Которая, кстати, вполне могла быть, так как один человек в группе, а это был их золотой макнэ, был на удивление бодр и весел. Правда, бодрость была показная, а веселье — злым, ядовитым, готовым обрушиться на голову того, кто что-нибудь ляпнет. И как бы каждый из них ни ругал себя за подобные мысли, но все были тайно рады, что недовольство Чонгука в основном приходилось на Тэхёна: его макнэ буквально изводил весь день. Справедливо будет заметить, что лажали все, и Тэхён зачастую в меньшей мере, чем некоторые, но все недовольство Чонгука исправно выливалось именно на его голову. В то же время Тэхён сохранял каменное выражение лица, ничего не говорил и даже ни разу на него не посмотрел. И этим, несомненно, вызывал еще большее недовольство. Паршивый день. А вечером, после ужина, Чонгук схватил Чимина за руку и потащил за собой.       — Пойдем играть, хён.       — Не хочу, — упирался Чимин, единственно желая лечь спать.       — Пойдем.       Он всё-таки утянул его за собой. Но спустя всего полчаса макнэ отложил джойстики и повернулся к Чимину. К слову, за игрой тот несколько приободрился и даже вошел в раж. Весь раскраснелся и выглядел почти мило.       — А давай попробуем быть вместе, хён! — вдруг выпалил Чонгук, подавшись к нему всем корпусом. Чимину только и осталось, что в шоке уставиться на него, открыв рот. Макнэ поднял руку и мягко провел пальцами по его щеке, явно вводя в полнейшее замешательство. — Как настоящая пара. Признай, я ведь всегда тебе нравился.       — Ну до чего же ты самоуверенный, макнэ. Слов нет, — пробормотал Чимин, тем не менее не отталкивая его и вглядываясь в темную глубину его больших глаз.       — Ну же, хён, признай это. Ну признай, — продолжил настаивать Чонгук. Он подался вперед еще и, придержав Чимина за затылок, коснулся губами губ.       Разом навалилось так много ощущений, что Чимин совсем растерялся и даже не сразу осознал, что рука макнэ уже в его волосах — твёрдая, не дающая отстраниться. Не то чтобы Чимин этого хотел: Чонгук умел быть завораживающим. А тут столько всего: в нос как-то разом ударил свежий запах недавно вымытых волос и тягучий, мускусный — кожи; чужой подбородок оцарапал дневной щетиной, но губы, коснувшиеся его, были неожиданно мягкими. А их вкус... Чимин замер, с ясностью осознавая, что да, чего уж там, макнэ и правда ему нравился. Правда, он никогда не думал о том, что как парень. Но как мог не нравится этот абсолютно очаровательный мальчишка, робкий и самоуверенный одновременно, который за несколько лет из абсолютного утёнка превратился в чрезвычайно красивого и сексуального парня? Многое в нем завораживало: его голос, его пластичность, то, каким горячим и дерзким он может быть, когда хочет. Не зря в него был так влюблен Тэхён, а у того в окружении красивых и более чем достойных претендентов пруд пруди. Вспомнив друга, Чимин прикрыл глаза, досадливо зашептав:       — Боже, неужели ты делаешь это только для того, чтобы досадить Тэ-Тэ?       — Плевал он на меня с высокой колокольни! — резко отозвался Чонгук, отстранившись, но так его и не отпустив. Чимин распахнул глаза.       — Какую чушь ты говоришь.       — Если бы, хён... — Чонгук не знал, как сказать. Как вообще произнести вслух, что Тэхён мог любить, обнимать, хотеть кого-то еще. Что кто-то другой, не он, мог обнимать его. Машинально отведя в сторону глаза, он глухо ответил: — Он себе уже нашел замену.       — Не может быть...       — Он выглядел таким возбужденным и довольным.       Чимин растерялся. Тэхён никогда особо не делился по поводу своих чувств к Чонгуку, но его любовь к макнэ всегда казалась фактом. Чимин с трудом мог представить друга с кем-то другим.       — Поэтому ты был вчера в таком состоянии?       — А с чего еще? — взбрыкнулся было Чонгук, но быстро смирил свой пыл, добавив более мягко: — Сам ведь понимаешь... Как больно было. Хочу забыть. Очень. Помоги!       Чимин завис. Мозг в этот момент работал невероятно медленно, словно нуждаясь в перезагрузке.       — Не знаю, Чонгук-и, я не уверен.       — Послушай, — затараторил Чонгук. — Я ведь не предлагаю тебе просто спать со мной. Я хочу попробовать построить нормальные отношения.       — А это возможно? — продолжал сопротивляться Чимин, хотя уже знал, что на такого убедительного и горячего макнэ его сил не хватит. — Я никогда не был с парнем.       — Давай попробуем!       И они попробовали. Начали не с того, но, с другой стороны, они уже слишком хорошо знали друг друга, чтобы нуждаться в том, чтобы узнать ближе и привыкнуть. Их первый раз вышел неплохим. Хотя смотря с какой стороны смотреть...       Другая сторона, теперь уже, увы, третья лишняя, сидела за дверью, спиной к стене, по которой и стекла на пол, как только услышала характерные для вполне определенного действа звуки. Тэхён честно пытался дождаться, когда Чонгук останется один, однако, когда время перевалило на полночь, но ни один из них так и не вышел, Тэхён не выдержал и решил прервать затянувшуюся гейм-сессию. Кто же знал, на что он в очередной раз наткнется.       Сейчас он сидел, зажимая руками уши, и не знал, зачем продолжает себя мучить. Если раньше ощущение, что от него оторвали что-то самое дорогое и важное, было более-менее размытым, теперь оно стало очевидным. И каждый явно подавляемый стон, каждый скрип кровати, раздававшиеся из-за двери, резали по живому. В итоге он не знал, сколько просидел: может, час, может, несколько, не ощущая в себе сил встать и уйти — когда дверь наконец тихо приоткрылась и из нее, озираясь по сторонам, осторожно выбрался Чимин. Тэхён тут же поднялся.       — Тэ?!       В другой ситуации Тэхён бы рассмеялся, увидь, каким растерянным и напуганным может быть его лучший друг. Но сейчас он просто смотрел, даже в полутьме коридора видя припухшие губы и слегка виднеющийся след страсти под его ключицей.       — Вы теперь вместе? — спросил он.       — Я... Тэхён... — Чимин замолчал, не зная, что сказать, понимая, что Тэхён, наверное, ждёт здесь уже давно и, скорее всего, всё слышал.       Тэхён и правда понятливо покачал головой.       — Не говори, что я приходил. — И быстро ушел, оставляя растерянного и чувствующего вину Чимина в ещё более растрёпанных чувствах.