50 shades of Arno

Арно лежит на кровати, вжимаясь лицом в подушку, высоко вскинув бёдра и напрягая ягодицы так крепко, что прямо сейчас о них можно колоть орехи. Его ноги разъезжаются, хоть он очень старается держать их рядом, но очередной финт языка заставляет мышцы зайтись крупной дрожью и снова потерять опору, разводя ноги так широко, что становится уже не только неприлично, но и неудобно. Его щёки уже пунцовые, и кровь, поджарив лицо, распространяется всё дальше, облепляя шею, перекидываясь на плечи и почти сливаясь с неровной дорожкой засосов. Арно очень старается держать всё внутри, глуша отчаянные стоны подушкой, уже сам не понимая — стесняется он или желает показаться безучастным. Но тело выдаёт с головой, красиво очерчивая напряженные голени, пуская голодную слюну в подушку и снова, и снова толкая коленки в стороны, раскрывая себя на потеху развратному языку. Звонкий шлепок заставляет ненадолго прийти в себя, оскалить зубы и глубоко задышать. — Если бы ты прекратил так зажиматься, нам обоим было бы легче. Или тебе не нравится, мой милый Арно?! Это прекратило раздражать где-то после полусотни повторов. Арно привык, Арно почти не обращает внимания, а засыпая под целомудренный поцелуй в лоб, и вовсе расслабляется, не беспокоясь о том, что поутру просто некому будет распахивать веки. Бывших ассасинов не бывает не только потому что они отправляются на заслуженную пенсию. Он хочет что-то сказать, но неугомонный язык снова ввинчивается внутрь, и Арно остаётся только снова уронить лицо в объятья мокрой наволочки. Он не может сказать, что ему не нравится. Даже из вредности и чисто морального желания досадить. Чувства, что он испытывал, вообще не поддавались объяснению и просто превращали Арно в чувствительное, дёргающееся нечто, способное лишь беззвучно просить о большем. Уже в который раз в самом постыдном и ненормальном проявлении, заставляющем весь остальной мир трястись в конвульсиях, маркиз плавал точно рыба в воде, раздвигая, облизывая, надавливая и задевая точно то место, от которого у Арно кружилась голова, а всё тело осыпало мурашками. Даже эти шлепки, пущенные в ход не по плану, задели внутри нечто уже забытое, и де Сад, конечно же, уловил колебания, с каждым удачным оборотом языка звонко опуская ладонь на твёрдую половинку. Арно дёргался вперёд и тут же подавался назад, желая вобрать как можно больше, не упустить ни одного сантиметра, под нежные массирования покрасневшей кожи с едва зажившими рубцами. Де Сад мял, щипал, жарко растирал большим пальцем косточку копчика, почти спускаясь до уровня извивающегося языка, но на самом краю останавливался, почти исчезал, но лишь для того чтобы опустить на ягодицу новый звонкий шлепок. И это чертовский дразнило. Арно упирается лбом в скрещенные руки, стараясь совсем не завалиться, чувствуя укус прямо рядом с сжавшимся колечком мышц. Он чувствует жар дыхания и нетерпеливо двигает бёдрами, возмущённый пустотой внутри, и почти сразу ощущает прохладный воздух комнаты, проникающий сквозь раздвинутые в разные стороны половинки. — Что-то потеряли, маркиз? Сипло интересуется он, рискуя повернуть голову, но завидев лишь поднятые пятки, обтянутые шёлковыми чулками. Остальное тело де Сада почти полностью скрылось за его. — Вовсе нет, просто твоя нежная дырочка так трепетно сжимается, что я не могу отказать себе в дерзости посмотреть на это сокровище ещё раз. Влажный язык проходится по кольцу одним крупным мазком. С жалобным стоном Арно роняет голову обратно, стараясь вжать в ткань простыни свои постыдно покрасневшие щёки. — Ну, ну. Столь невинная ласка смущает тебя? Хочешь смотреть — смотри, милый Арно. Я тебе не запрещаю. Его голова высовывается прямо из-за раздвинутых ягодиц, и поднявший было взгляд Арно снова теряется, пялясь прямо на вспухшие губы, блестящие слюной в дневном свете даже слишком отъявленно. Голова падает на руки под глухой смешок и на этот раз почти нежный удар. Де Сад откровенно играется, меняя то угол проникновения, то силу, то жарко дразня движением около чувствительного местечка. Реакции Арно всегда такие милые. Стеснение и упрямство, возведенное в абсолют и так сладко ломающееся вместе с голосом, отчаянно старающимся удержать внутри распирающие стоны. Тело не обманешь, и он вновь и вновь доказывает это раскрасневшемуся мальчишке, извивающемуся задницей вокруг его языка. И о чём он вообще думал, затевая этот спор? Как обычно — ни о чём?! Внутри тесно, горячо и абсолютно шёлково. Будь его воля, он наслаждался бы этим чудесным задом до следующего утра, старательно вылизывая, причмокивая, обсасывая нежные складки, выпивая сладкую дрожь, будоражащую юное тело. Он бы определённо поступил так, отсутствуй у него воображение на нечто большее. Палец ловко пробирается подо ртом, купаясь в стекающей слюне и опасно потираясь под яйцами. Кожа здесь натянутая и такая горячая, что влажный след, казалось, засыхает мгновенно, стоит только оставить его на гладком бугре. Де Сад прокручивает языком и проталкивает его глубже одновременно с движением пальца, скользнувшего к натянутой мошонке, щекотно перебрав ногтями по коже и дразняще приласкав основание крепкого члена. Повинуясь импульсу, он тут же дёрнулся, коротко шлёпнул по животу и протянул от напрягшихся мышц до головки тонкую прозрачную нить. Столь восхитительное зрелище, но де Сад больше не даёт себе отвлекаться, каждое движение направляя на выбивания из мальчишки новых звуков. Его откровенно утомила эта жеманность, а собственное возбуждение диктовало уже совершенно другие сценарии, и усмирять свои пороки было отнюдь не в его стиле. И это практически святое смирение требовало уплаты своей цены. Пальцы обхватывают член не сразу, сначала кружа вокруг основания, подражая движению языка. Затем, совсем легко касаются, нажимают подушечками, трут по линии вен, разгоняя кровь и сильнее распирая яйца. Когда самый кончик языка нащупывает чувствительное место внутри, касаясь, влажно смачивая слюной, ладонь крепко обхватывает ствол, смыкаясь на горячей плоти, и чуть оттягивает вниз, словно призывая Арно спустить на простыни прямо сейчас. — Хах… И этот стон не способно заглушить ничто в этом мире. Повалив голову набок, зажмурив глаза и широко раскрыв рот, Арно задушено стонет, сминая в кулаках хлопок белья до расползающихся швов. Ещё и ещё, в такт размашисто двигающейся по члену руке и кружащему по внутренним стенкам языку, то и дело цепляющего нечто, отчего у Арно темнело перед глазами, а тело развратно раскрывалось, уже готовое абсолютно на всё. Он был готов абсолютно на всё. Пальцы натягивают кожу до середины головки, цепляя кончиком острого ногтя, и тут же спускают до основания, придавливая, точно контролируя подступающий оргазм. Арно не может думать, но даже сквозь пелену возбуждения отчётливо понимает — если де Саду вздумается, он не кончит вообще никогда и останется брошенным на взмокших простынях, вымученный настолько, что не останется сил даже самому закончить начатое. Пальцы, рвущие простынь, вдруг как-то запросто представляются в глубинах собственной задницы. И он сдаётся, заталкивая гордость так глубоко, что даже языку де Сада не под силу достать. Отпустив наконец стыд и стеснение, Арно стонет так громко, как может, а после с губ и вовсе срывается сиплое: — Пожалуйста… Если бы только Арно мог видеть сейчас этот взгляд. Семя пробило бы яйца даже сквозь объятья металла. Де Сад глубоко толкается языком, плашмя прижимая кончик к простате и беззастенчиво елозя уже только по ней, ускоряет темп руки, вымазывая себя и простыни терпким, густым предсеменем. Но даже услышав совершенно безвольный скулёж, не успокаивается. Пальцы, что ещё не так давно впивались в бедро, ловко подныривают под рот, двигают вверх подбородок и, дав осознать лишь на мгновение, впиваются в кожу, указательным въезжая внутрь по обильно растёкшейся слюне. Силы держать колени покидают Арно окончательно. Издав одурманенный рык, он валится как стебель срезанной розы, и маркиз едва успевает за ним, выпуская из хватки член, подныривая и удерживая бёдра едва приподнятыми над подушкой. Арно наверху разочарованно стонет, беззвучно требуя вернуть потерю, и де Сад исполняет его желание, смещая руку вниз, удерживая и одновременно, как получается, надрачивая пальцами самое основание члена. Тугая струя семени ударяет в простынь, пока Арно одновременно толкается в руку, вжимает себя в чужой рот и пульсирует стенками мышц вокруг указательного пальца. Де Сад не сразу выходит из него, растирая бархатные мышцы и наслаждаясь этим совершенно потрясающим ощущением. Он снова чувствует жадность, растирая нежные девственные стенки, и жмурит глаза, сжимая себя через ткань кюлотов испачканной рукой. Мальчишка перед ним такой раскрытый и обдолбанный, что реши он прямо сейчас овладеть им, и тот даже не пискнет. Ему понравится, о, это обязательное условие, но де Сад отгоняет от себя чёрные мысли, те, что ещё чернее его обычных, и, чмокнув раскрасневшуюся ягодицу, падает рядом, катая во рту чужое оргазменное послевкусие. Перед глазами Арно белый холст. Яркий, режущий глаза даже сквозь закрытые веки. В ушах шумит, язык прилип к нёбу, а мышцы сладко звенят, собирая по телу последние импульсы послеоргазменной неги. Тяжелый воздух вонзившейся в нос подушки неприятно давит на лёгкие, а растёкшаяся лужа под бёдрами липко цепляется к коже. Но Арно находит в себе силы двинуться вовсе не из-за этих неудобств. Подумаешь, он засыпал и на отсыревшем матрасе, полным клопов в провонявшей потом тюремной камере. Откинувшись на спину, Арно тянет руку вниз, некоторое время неловко шарит у подогнутого колена и наконец, нащупав искомое, сжимает пальцы на витом колечке, оттаскивая в сторону уложенные пряди парика. Он вплетает пальцы в настоящие волосы маркиза почти с придыханием, касается кожи головы и мягко двигает самыми кончиками, взбивая пряди у корней. Их веки смежаются одновременно, смешивая дыхание, и самому Арно оно кажется гораздо интимнее, чем при самом развязном поцелуе. Перед глазами вспыхивает ярким серым.