50 shades of Arno

К Арно сложно остаться равнодушным. Арно сложно в принципе не прижимать к каждой горизонтальной поверхности всякий раз, как он начинает дуть свои пухлые губы. Эта лента в его волосах, словно ещё один вид запрета, последний рубеж перед распущенностью, за которым следует только жадная вседозволенность. Его камзол наглухо застёгнут до самого ворота, а там, где открывается хоть малейший кусочек кожи, затянут шейный платок. Его всегда так упоительно стаскивать, наблюдая за десятком оттенков эмоций, отображающихся в глубине карей радужки. Чертить пальцем линию румянца, что определённо зальёт щеки, выдавая смущение даже перед столь невинной наготой. И после стольких раз… Очаровательно. Арно обладает потрясающей памятью и ровно в той же степени забывчив, упуская из виду очевидные детали. Арно может сколь угодно хорохориться, твердить о чести и добродетели, поддерживая скромный ореол героизма, но, если этому мальчишке чего-то не хватало... Все прошлые ночи, плавно перерастающие в день и очень скоро не отягощающие въедливую совесть временем суток, Арно совершенно забывал, насколько он сильнее, и плавился в руках, точно податливый воск. Противоречивое удовольствие очень быстро теряло очертание праведности и просто распаляло нервы, смешивая желаемое и действительное. Арно хотел, Арно получал, не задаваясь вопросом, а что будет дальше, когда внутри вновь засвербит от недостатка тактильных ощущений. О, маркиз нисколько не хотел заставлять его страдать, но даже такие милые мальчики, как Арно, могут однажды сместиться с центра чужого мира. Арно неловко дёргает рукой, пытаясь одновременно удержать запястья маркиза над головой, прижимая к расписанной стенке, и оставить на шее метку побольше, так, чтобы ни один шейный платок не помыслил укрыть до конца. Парик неловко съезжает в сторону, но сейчас Арно не торопится расправиться с ним, лишь смещает набок, жадно вдыхая запах волос и прикусывая зубами верхушку красного уха. Ах, эти милые мальчики всегда такие требовательные. – Ещё недавно ты так боялся прислуги… Де Сад не успевает закончить мысль. Слова застревают в горле, примешиваясь к глубокому вдоху, и сквозь губы прорывается нечто похожее на стон. – Даже если сейчас вся секция Пик ворвётся сюда… Арно тоже не заканчивает. Ему некогда. Его время слишком ценно, чтобы тратиться на суматошный трёп. Его план целый день терзал мысли, распаляя нутро и подгоняя по венам кровь, очерчиваясь в конкретные формы и в конце уже совершенно не напоминая то, что было в начале. Говорливость маркиза – его слабость, то, что собьёт даже самый выверенный механизм, своевольно возвышаясь над срастающимися обломками. Ах, Арно, ты слишком… – И что тогда? Захочешь похвастаться?! Де Сад подаётся вперёд, притираясь бедром к чужому паху, и в ухе вибрирует рык, пуская по свежей отметине стайку мурашек. Его почти сразу блокируют, прижимают бедром поперёк, не давая даже корпусом сделать движения, и это становится ещё любопытнее. Де Сад готов отдаться в ловкие руки Арно, дразняще растирающие кожу поверх одежды, но уж никак не сделать это смиренно, и он чувствует это, напрягаясь и напрягая инстинкты, будто готов сделать свой знаменитый прыжок. Будто готов слегка придушить внезапно обвившейся вокруг шеи ладонью, только бы показать себя. И эта опасность пьянит сильнее самого крепкого вина. Расслабленные ленты стекают к ногам шёлковой лужей, мимоходом будто, цепляя и покатые бусы. Арно не трогает его одежду, но стаскивает каждый атрибут его эпатажа, отпечатывающийся в сознании и теперь намертво ассоциирующийся с его скандальной фигурой, сколь ни пытайся вытравить. В Бастилии охрана едва прикоснулась к нему убрать неположенные побрякушки и быстро складировала их в отдельную секционную полку. Никто из самых матёрых стражей не стаскивал их жадно, до треска сжимая меж пальцами. Его губы приникают к открытому треугольнику кожи, вырисовывая линии на вздымающейся под частым дыханием груди. Иногда его влажный кончик забирается под ткань, оставляя после себя липнущий след, и уже на пятом пальцы невольно дёргаются в желании стащить с себя рубашку. Де Сад улыбается и пытается ещё раз податься вперёд, за что тут же получает жёсткий укус под соском. Его мальчик растёт. – Собираешься помучить меня?! За то внимание, что я тебе не уделил?! Арно упорно молчит, но по напрягшейся спине де Сад понимает, что попал в точку. Это было даже слишком просто, сложно не заметить того, к чему сам подводил столько времени. Арно ещё раз кусает, стискивает кожу над частыми ударами сердца и, сжав запястья крепче, дёргает его на себя. Для столь открытого представления ему не хватает немного дерзости, но, едва захлопнув дверь ближайший комнаты, Арно окончательно отпускает себя и, придавив руки к новой стене, опускается на колени, расслабляя застёжку кюлотов. Де Сад оставляет их в таком положении и просто наблюдает, как пальцы со второго раза выщёлкивают пуговицу, как снова едва приспускают одежду, достаточно только чтобы освободить возбуждённый член. Он с самым искренним интересом смотрит, ожидая уловить секундное колебание, но Арно больше не позволяет себе сосредоточиться и сразу насаживается ртом, забирая наполовину, но очень скоро подаётся обратно, смыкая губы у самого края уздечки. И при всей относительной невинности этого рта маркиз уверен – он сделал это специально. – О, ты хорошо выучил урок. Так и хочется погладить по загривку, провести пальцами вдоль шоколадных прядей, привычно распустить алую ленту, но мальчик так старателен в исполнении своего пыла, что де Сад легко отдаёт всю инициативу ему, едва толкнувшись бёдрами навстречу. С Арно это происходило не один раз, попробовать самому ему довелось всего однажды. Де Сад не торопил, хоть плотно растянутые пухлые губы вокруг плоти выключают всё разумное. Что поделать, к этому надо прийти самому, позволить прочувствовать саму суть, иначе не будет и вполовину так хорошо, как он описывает на страницах романов. И теперь Арно определённо этого жаждет, двигая ртом со всем жгучим энтузиазмом. Он не сразу, но начинает помогать себе рукой, скользя по собственной размазанной слюне, и делает это так бесхитростно, будто вовсе и не хочет ничего продлевать дольше положенного срока. Де Сад едва сдерживает себя, чтобы не протянуть руку и поймать упавшую с подбородка прозрачную каплю, впитавшуюся в ворот рубашки. Арно совершенно не стесняется этого, не позволяет себе утираться, как это делает большинство, не отстраняясь, давая слюне стекать вниз, чертить дорожки на шее и кадыке. – Ох, да... вот так, мой мальчик. Бёдра ещё немного подталкивают вперёд, покоряя новые сантиметры, показывая, как будет ещё приятнее, и Арно поднимает на него взгляд до невозможности больших глаз. Только отработанная годами выдержка позволяет де Саду не излиться в него тот час, затопив по самое сердце. Арно точно знает, как действует на него, и окончательно добивает, медленно приоткрывая рот и высовывая язык с лежащей головкой поверх. Он наклоняет голову в сторону, смещая положение языка, и притирается к раскрывшейся щели, довольно щурясь от вытекшей и впитавшейся капли предсемени. Несколько развязных стонов определённо потревожат прислугу, но никого из них это не озаботило. Он почти принимает до конца, де Сад отчётливо видит, как замерла грудь, набравшая воздуха, как напряглись мышцы шеи в борьбе со взбунтовавшимся рефлексом. Арно смежает веки, почти зажмуриваясь, обхватывает губами плотнее и двигается дальше, стараясь не думать о неудобстве и неприятном напряжении вокруг рта. Ему так хочется… так нетерпеливо алчется принять его всего, увидеть в глазах ту самую, тёмную похоть, так льстящую неискушённому самолюбию. Лёгкие толчки спазмов вибрируют на головке, и де Сад мечется между одним точным движением вперёд и одним мучительным назад. И если это не очередной тонкий ход его придуманного плана, де Сад хоть завтра готов отбыть в монастырь. Одна маленькая вечность проходит между первым и вторым движением, утыкающим нос Арно в жёсткие паховые волосы. В его глубинах ещё уже, чем в его нерастянутой заднице. Влажные стенки трепещут вокруг ствола, нежнейше лаская кожу. Когда Арно резко подаётся назад, впервые за всё время маркиз хочет применить плётку в своём самом жёстком назначении. Мутный взгляд на удивление чётко улавливает хитрющий прищур самого последнего шкодника. Он искренне наслаждается ситуацией, внутренне ликует, и де Сад откровенно не верит, что всё закончится именно так. У мальчишки всегда было скрыто нечто под рукавом. Его раскладывают на кровати, торопливо срывая кюлоты, и седлают сверху так манерно, будто играют представление на подмостках королевского театра. Арно предстаёт во всей красе, выгибая спину, поглаживая ладонью грудь, и так плотно притирается пахом, что и сам, не сдержавшись, прикусывает нижнюю губу. – Ну, и что же ты ещё приготовил для меня? О, у него достаточно опыта, чтобы ожидать любого эксцесса, и в глазах Арно отражается искреннее понимание этого. Он знает, чувствует, видит и всё равно не сводит внимательного взгляда, будто вот-вот готовится запечатлеть нечто из ряда вон. Одна рука уходит за спину и, приподнимая свои идеальные бёдра, Арно направляет его и одним слитным движением опускается сверху до самого конца. В комнате повисает тяжелая тишина. Оба замирают, не смея даже дышать. Де Сад не чувствует боли, туго сжимающего жжения, что обязательно предшествует таким необдуманным поступкам. Внутри Арно влажно и гладко, даже не двигаясь, он слышит, как хлюпает масло, стекая ему на промежность. – Да, я запомнил твои руки. Рука, та самая, ещё во влажных подтёках, скользит от живота до головы и ловким движением распускает алую ленту, взметая в воздух проклятые шоколадные пряди. – И взял на себя смелость подготовиться. Де Сад смотрит на него со всепоглощающей гордостью. Эмоции настолько захлёстывают, что он не сразу сознаёт новую главу плана, незамедлительно сжимая округлые ягодицы только тогда, когда замирающее, сдавливающее чувство на члене становится невыносимым. – Что мне нужно сделать, скажи, Донасьен? Арно смотрит в глаза с самым натуральным непониманием, прикусывая нижнюю губу, отклонив голову на этот проклятый бок. – Ради всего святого, двигайся, Арно! Шлепок подстёгивает, и бёдра незамедлительно приходят в движение, смещаясь вперёд, скользко растягивая кожу. Поначалу он почти не поднимается, откровенно наслаждаясь заполненностью внутри и будто стараясь почувствовать её ещё глубже в себе. Де Сад не мешает, де Сад полностью растворяется в этих собственнических движениях, сжимая белые ягодицы до отчётливо проступающих пятен. Его мальчик такой прекрасный, такой жадный, такой охочий до ласки, и нежность буквально рвёт изнутри от осознания, до чьих именно прикосновений алчет его голод. – Ты так прекрасен, Арно! Лёгкая улыбка трогает губы сквозь муку удовольствия. Арно упирается ладонями ему в грудь и двигается размашисто, высоко поднимая бёдра и жадно забирая в себя. Руки маркиза беспорядочно ласкают влажное тело, ведя линию вдоль пресса, цепляя ногтями кожу у пупка и славливая спешное движение, буквально утыкающее член в раскрытую ладонь. – Я позабочусь о тебе, мой милый мальчик. Арно стонет тонко, надрывно, и де Сад ещё несколько раз шепчет эти слова, заставляя тело над ним сжаться, крупно вздрогнуть и густо излиться в руку, выгнув спину до хруста. Он продолжает двигаться, даже когда из щели выходят последние капли, и Арно, дрожа и всхлипывая, сжимает коленями бока, пока, толкнувшись особенно глубоко, де Сад не заполняет его нутро, блаженно улыбаясь, чувствуя, как сильнее сжались мышцы, будто не желая выпускать хоть каплю. Арно мягко опускает голову ему на грудь и протестующе мычит, когда де Сад пробует перевернуть его в удобную позу. – Подожди. Тихо шепчет он, прячась в растрёпанных прядях, точно в глубинах капюшона. Он выглядит так трепетно и бесхитростно, открыто выставляя напоказ все накопившиеся чувства, сжимающие осознание сильнее, чем после самого откровенного разговора. – Арно. Тёмная макушка приходит в движение, и в глаза впивается любопытный взгляд, ожидающий своего ответа. Но вместо патетики де Сад прихватывает пухлые губы и облизывает по контуру, сцеловывая улыбку в изогнувшихся уголках.