50 shades of Arno

Арно снова ассасин, и у него снова нет времени. Ни на что. Арно больше не живёт на пищевых подмостках «Театра», каждое утро жмурясь от лязганья мечей из зала внизу. Арно перевёз к нему часть занимавших узкую комнату вещей, но де Сад уверен со всей своей вышколенной наблюдательностью – раньше их было несколько больше. Куда-то пропал небольшой сундучок с письмами, заполненный разной степенью откровенности. Прости, Арно, но ты его даже не запирал. Часть трофейного оружия сгрузили в тот самый зал, оставляя заточку и лязганье на попечение зелёным собратьям. При Арно остался только пистолет, не самой изысканной формы, зато безотказный и быстрый, и весьма примечательный меч, горящий странным сиянием даже в непроглядной тьме. Арно рассказывал ему эти истории, о тех, кто был до них, переходящие из уст в уста каждого ассасина, а однажды, разморенный негой, поделился и тем, что чувствует чуть больше, чем чувствуют другие, даже его собратья по Ордену. – Хочешь знать, о чём говорят те министры? Арно уходит засветло, а возвращается под покровом ночи, сбрасывая на вешалку помятую форму. Иногда порванную, чаще грязную и нередко покрытую кровью, подтекающую с мелких порезов и ран, наскоро перебинтованных в подвалах ассасинских убежищ. Маркиз цокает языком, пока лекарь осматривает распоротый бок, уверяя, что глубокого шрама не останется. Тело Арно постепенно покрывается ими. С момента принятия в братство, обучения, получения нового ранга и даже потери всего. Де Сад мягко прослеживает пальцем затянувшейся порез, пока грудь Арно мерно вздымается в оковах глубокого сна. От Арно пахнет грязью чаще, чем несёт вином от пьяницы. Арно проводит в воде столько времени, что впору отращивать жабры и хвост. Де Сад погружает ладонь в глубину сквозь пахучую пену и водит в разные стороны, оперев голову на примостившуюся с края бадьи руку. Арно безумно идут распущенные волосы, и каждый раз он не отказывает себе в удовольствии полюбоваться, как струящиеся волны прибивают пряди к лицу, заставляя Арно прикрывать глаза и отплёвываться. Он лично распределяет пену от корней, массируя пальцами горячую кожу, под капризные – я сам! – и такую же быструю капитуляцию и откидывание головы на край. У Арно постоянно нет времени, и, чтобы поймать его внимание, приходится буквально идти на крайние меры. – Ну что ты опять задумал? Арно поддаётся, вытягивая руку вперёд, давая аккуратно приложиться губами о белую полосу зажившего пореза. Засада у рынка и совершенно нетипичное использование лошадей. – Тебе когда-нибудь не нравились мои фантазии?! Его не спрашивают, констатируя факты, равно как в каждый из раз, когда безоговорочно помнят реакции. И стоило бы уже привыкнуть, но Арно по привычке наигранно фыркает. – О, а теперь можно высказывать мнение?! Арно обнажён. Полностью. Мятная простынь едва прикрывает у бёдер, струящимся шёлком обхватывая под коленом напряженной ноги. В последнее время ему не хочется видеть на нём никакой одежды, ухватывая взглядом каждый изгиб. И Арно не противится, лишь изредка озирается, пытаясь выловить возможных посторонних свидетелей. Ох, Арно, думаешь, кому-то дозволено?! – Единственное время, когда ты не можешь высказываться… Свободная ладонь извлекает из-под подушки ленту бледно-розового шёлка, ловко опоясывая запястье простым кольцевым захватом. – …это когда твой замечательный рот извлекает исключительно гласные звуки. Впрочем, даже тогда я разбираю, что ты хочешь сказать, мой милый Арно. Де Сад ловит непонимающий взгляд и подносит руку чуть ближе, давая Арно во всех подробностях рассмотреть его новый каприз, ловящий удары беззвучного пульса. Это так мило, что после всех этих месяцев развращённое сознание мальчика ещё может чему-то удивляться. Впрочем, такого они ещё не практиковали. Арно молчит, пытаясь сохранить дыхание ровным, и маркиз ловит ту самую искру любопытства в глубинах тёмных зрачков, после которой все его действия получают немое одобрение. Столбик кровати блестит от свежего лака, и обвивающий его прозрачный балдахин придаёт ему шёлковую матовость, приятно отражая последние солнечные лучи. Де Сад отбрасывает его небрежно, словно мошку, попытавшуюся помешать созданию шедевра. Он прилаживает руку к резному боку, задерживая движения и отпуская, любуясь застывшей в оставленном положении кистью. Терпение Арно сейчас не стоит проверять на прочность, но де Сад просто не может себе отказать, целуя подушечки пальцев, перевязывая первый обхват. Никаких сложных узлов и переплетений. Простой бледно-розовый бант, аккуратно затянутый над мелким выступом. – Ты чудо. Маркиз не скрывает восторга, вгоняя в краску и без того пунцовые щёки. Арно идёт розовый, невероятно, не слишком яркий, отливающий матовой дымкой. Даже жаль, что ассасины привыкли к более приглушённым цветам. Вторая рука взмывает в воздух, отчётливо напрягая крепкие мышцы. Он бы зацеловал эти изгибы, прикусил кожу у плеча, очертил языком каждую напряжённую мышцу. Рот наполняется голодной слюной, но де Сад прилежно сдерживает себя, завязывая новый бант и постепенно съезжая по мятному покрывалу ближе к ногам. Простынь летит в сторону, но взгляд даже не смотрит на крепнущий от каждого движения член. Де Сад старательно обвязывает лодыжку, разводя ноги в стороны и прикусывая самую верхушку большого пальца. Арно дёргается, но скорее от неожиданности. Его глаза здесь, но мысли уже далеко, и, даже откровенно пялясь, он умудряется упустить столь очевидный момент, резво прикусывая губу. Третий узел крепче, кожу не трёт, но лодыжка буквально впаивается в дерево, попадая в капкан двойного узла. Арно незачем это видеть, и де Сад затягивает петлю, заведя руки далеко за столб, иногда касаясь пальцами чувствительной для щекотки стопы, проверяя крепость. Четвёртый раскрывает Арно полноценно, не оставляя даже мнимой надежды свести ноги, и де Сад откровенно облизывается, демонстрируя Арно влажный кончик языка. У Арно расширяются зрачки и сердце колотится в горле. Ему любопытно ровно настолько, насколько и непонятно, хотя, казалось бы, имея за плечами подобный опыт. Он осторожно двигает руками, когда маркиз смещается к ногам, и осознаёт, что может выпутаться в любую минуту, достаточно лишь дотянуться пальцами до концов бледно-розовых лент. Он смотрит, как шёлк перетягивает тонкие венки, и двигает рукой ближе, натягивая, чувствуя, как гулкое биение всё чётче ощущается в ткани. – Осторожнее. Де Сад целует внутреннюю сторону бедра и тут же повязывает вокруг ещё одну ленту, затягивая красивым бантом. Они такие тонкие, толщиной меньше мизинца, и так откровенно похожи на ту, что ещё недавно обвивала шею самого маркиза. Теперь её нет, как нет и многочисленных бус, вычурных браслетов и бордового камзола, обтягивающего вычурный вырез. Де Сад одет едва ли не как монахиня в приход, но Арно он всё равно кажется бессовестно голым. – Знаешь… Лицо оказывается близко, обдаёт тёплым дыханием, оседая на влажных губах. Арно ждёт поцелуя и сам подаётся вперёд, но губы ускользают, оставляя любимый целомудренный отпечаток на лбу. - …тебе чертовски идёт розовый цвет. Пальцы выуживают последнюю ленту, обхватывая голову под затылком, заставляя немного приподняться. Шёлк обвивает горло, словно змея, даруя успокоение обманчивой лаской. Хвост ластится к коже, охлаждая горячую плоть, притирается ближе, незаметно обвивая в свои гибкие кольца. Очередной бант затягивается у самой верхушки кадыка, свободными концами падая на проступившие вены. Арно осматривает себя, де Сад любезно отодвигается в сторону, открывая обзору полную картину. Ему кажется, что лент гораздо больше, что все они пустили свои шёлковые корни под кожу, завиваясь в венах и постепенно пробираясь к рвано стучащему сердцу. Бант покачивается от непроизвольных движений и глубокого глотка, разбившего тишину спальни. – Ты представляешь, насколько прекрасен, Арно?! Шёпот касается уха, стекает к шее, заостряясь зубами над тоненькой лентой. Арно вздрагивает и льнёт к облегающей ткани, роняя разочарованный стон, натыкаясь на её преграду. – Ты мне скажи. Его голос тише и ниже, будто в засаде, в одной руке от шастающих тел тамплиеров. Маркиз улыбается, приятно задетый остротой с ярким волнительным привкусом. Он проводит кончиком языка по щеке и удобнее располагается сбоку, расставляя руки по обеим сторонам от его тела. – Я покажу! Язык обводит пульсирующую вену до самой выемки на ключице, оставляя поцелуй на выпирающей косточке. Сегодня он нежен, не кусает, не клеймит кожу до длинных алых полос, заставляя Арно шипеть сквозь зубы не то проклятья, не то просьбы не останавливаться. Сегодня он смакует дрожь тела, словно самое дорогое вино, вылизывая кожу и прихватывая мурашки самыми кончиками губ. Биение сердца толкается в груди дикой птицей, попавшей в тугие силки. Тонкие пальцы порхают по коже, пересчитывая рёбра, оглаживая напряжённый живот, обещая скорую ласку. Он не получал её слишком долго, измотанный миссиями и выбитый бесконечной балансировкой на грани хрупкого мира. Арно жаждет её слишком алчно, хоть на краткий миг желая забыться, и толкается нетерпеливо, буквально заставляя прижать его обратно к кровати. – Куда-то торопишься? – Донасьен! Де Сад удивляется, как можно так прорычать имя с полным отсутствием характерных букв. Он гладит горячую кожу, успокаивая юношеское пламя, ласково ведя носом от ямочки ключицы до острой скулы. – Придётся потерпеть. Скорая развязка не принесёт тебе нужного удовлетворения. – Откуда ты знаешь? Улыбка растягивает губы невольно, сильнее искривляя линии скептически скошенного рта. – Я знаю тебя очень хорошо, мой милый Арно. Фырканье глушит поцелуй, скользко сплетая языки. Де Сад растирает живот, ведёт рукой вниз, совсем чуть-чуть задевая влажную головку, отчего тело Арно непроизвольно дёргается вперёд. Он гладит внутреннюю линию бедра, забирается под ленту, растирая покрасневший след. Тело Арно чуткое, тренированное реагировать на малейшие изменения и гнуться под самым невероятным углом. Маркиз думает, что однажды они дойдут и до этого, заочно примеряя в голове новые горизонты фантазий. Руки натягивают ленты, когда его рот спускается ниже. Вычерчивает линию на груди, вбирает в рот затвердевший сосок, посасывая, словно леденец. Он слышит скрип дерева, звук растянувшейся ткани и трение гладкого лака о переплетённые нити. И чем дольше язык петлял на одном месте, тем сильнее. Де Сад проталкивает пальцы под спину, приподнимая тело навстречу себе. Его губы уходят всё выше, и тело следует за ними, выгибая спину до острого угла под лопатками. Де Сад гладит по влажной линии меж них, считает позвонки пальцем, собирая выступающие солёные капли. Член влажно шлёпает под подбородком, подбрасываемый сокращающимися мышцами, и это торопливое движение вызывает новый приступ нежности, смыкая губы на самой верхушке уретры. Арно выдыхает открыто, напрягая связки до чётких звуков. – Ох, прости, мой милый Арно. Кажется, я и забыл, насколько на самом деле одет. Заласканный, вылизанный и разгорячённый Арно смотрит перед собой совершенно шало, тщетно пытаясь сфокусироваться на ускользающем теле. Впрочем, де Сад не отходит далеко, напротив, занимает положение с солнечной стороны и медлит, пока утихшее возбуждение даёт Арно собрать образы воедино. Тонкие пальцы ловко ослабляют застёжку кюлотов, опуская штанины к ногам, тянут за ворот рубашки, сбрасывая ткань с плеч, обнажая светлую грудь. Арно пытается дотянуться, слишком поздно вспоминая о привязи, шипя, почувствовав натяжение ткани, не то от лёгкой боли, не то от досады. Де Сад улыбается, ставит ногу на краешек кровати и аккуратно забирается пальцами под каёмку чулка, спуская его с ноги шёлковым водопадом. Бант на шее вздрагивает, вторя движению горла. Закончив с другой ногой, он больше не мучает, делая наконец то, ради чего и задумал этот маленький спектакль. Перебросив ногу через бедро, де Сад опускается на крепкий пах, не касаясь, притираясь кожа к коже, смешивая стекающие по стволам капли. Арно снова дёргает бёдрами вверх, гнёт спину, стараясь быть ближе, и он позволяет, немного отвлекаясь от первоначального плана, даруя своему мальчику немного пусть и мнимого облегчения. – Нужно что-то с этим делать. Де Сад качает головой, и его голос почти сокрушённый. Он гладит пальцами твёрдую плоть, смыкаясь вокруг слабым кольцом, срывая с припухших губ новые рыки. – Позволишь?! Флакончик любимого масла опять появляется меж пальцев, но на этот раз, разливая по тонким фалангам, бёдра приподнимает де Сад. Арно заворожённо наблюдает, как один палец исчезает внутри, искажая тонкие черты выражением крайней прострации. Де Сад опускается сам, почти не двигая рукой, и Арно готов поклясться, что чувствует, как упругие мышцы сжимаются вокруг пальца при каждом движении. Второй добавляется быстро, быстрее, чем это делают с ним, вонзаясь глубоко до самых костяшек. Маркиз двигается ровно, сильнее разводя ноги, откидываясь назад, открывая ему лучший вид, и глаза Арно быстро слезятся от недостатка влаги, осушенные застывшими веками. Де Сад жмурится, кусает губы, мелко вздрагивает и стонет, растягивая себя, и на третьем пальце Арно готов умолять, чтобы каждое движение маркиз повторил, насадившись на его член. – Терпение, Арно. Он снова будто прочёл его мысли, делая внутри какой-то совершенно немыслимый финт, от которого всё свело почему-то в теле Арно. Мышцы очерчивают руки, и, кажется, ленты вот-вот лопнут, снеся за собой и лакированные столбы. Де Сад направляет себя и насаживается до одури медленно, каждый раз заставляя бёдра подпрыгивать в попытке отвоевать лишний сантиметр. Ему не позволяют, но, когда бёдра касаются паха, стон облегчения колет на губах до самого первого движения. Невероятное чувство. Совсем иное, нежели вторгаться в женское тело, пусть даже и самое девственное. Его сжимают так, что под веками сыплются искры, и Арно благодарен маркизу за лёгкую передышку, не окончившую это действо позорно быстро. Он забывает, как дышать, на пару секунд, напрягая ягодицы, словно готовый удержать проникновение, если де Сад внезапно решит всё прервать. – Нравится? Арно выстанывает что-то бессвязное, но маркиз как всегда прекрасно понимает его. Он упирает влажные руки в грудь, начиная раскачиваться и вскоре делая первое полноценное движение. Арно стонет, неприкрыто, развязно и с жаром толкается вверх, вновь возвращая себя в манящую тесноту. Де Сад гладит его по щеке и позволяет самому управлять процессом, двигаться, играть с углами проникновений, подбрасывая его тело всё выше, до тех пор, пока ленты не перетягивали сухожилия. Словно ребёнок, получивший свою самую долгожданную игрушку, Арно никак не мог успокоиться, кусая губы, дёргая ленты и жадно скалясь, прихватывая в поцелуе едва не ускользнувшие губы. Его мышцы гудели и плавились, дрожа при каждом толчке, но он ещё долго не позволял себе остановиться, иногда замедляясь, давая отхлынуть назревавшему пику. На запястьях останутся следы. Мысль проскальзывает запоздало, резонируя болью в кисти, примешиваясь к новой волне удовольствия, и де Сад не даёт закончить, одним движением крепко прижимая к кровати и не давая двигаться, словно их тела в одно мгновение поменялись силой. Арно смотрит прямо в глаза и без слов понимает, что о нём позаботятся, больше не брыкается, теперь позволяя маркизу самому выбираться направление. И, кажется, он действительно знает его слишком хорошо. Без промедлений де Сад сразу задаёт быстрый темп, размашисто двигая бёдрами, влажно шлёпая по животу собственным членом. Арно так жалеет, что не может коснуться его. Сжать в плотное кольцо пальцев и с силой двигать рукою, утоляя чужое возбуждение. Он ловит это чувство в его глазах и снова гладит по щеке, ускоряя и без того быстрые движения, сливая реальность в одно бессвязное месиво. Де Сад кончает первым, совершенно не нуждаясь ни в какой помощи, и ещё несколько мгновений двигается на нём после, принимая глубоко в себя его семя. Как и в первый раз, Арно не сразу осознаёт, что оказывается отвязан, а кожа в местах натирания лент приласкана поверх покраснений. Он приподнимается, рассматривая чужое семя на своём животе, а потом подползает ближе и ложится головой на мягкий живот, едва давая отвязать предпоследнюю ленту с бедра. Де Сад лениво гладит его и тянется рукой к банту на шее. Но рука замирает, так и не дотянувшись до ленты, попав в капкан чужих пальцев. Арно аккуратно целует их и укладывает на вздымающуюся от дыхания грудь.