Как неделя для композитора стала Адом.

С уборкой закончили быстро и взялись за приготовление завтрака. Масато выглядел слегка подавленным участием , и всё время хотел ей предложить предоставить ему возможность сделать всё самому. Девушка, никак не могла на это согласиться хотя бы из банальной радости, что она оказалась не права, и сегодня тоже есть один парень из группы. Конечно, обо всём этом она думала несколько иначе, в своей интерпретации, но суть выглядела именно так. Масато же радовался, что больше никто не пожелал влезть и этим был вполне счастлив. Завтракали молча. Это было одно из таких молчаний, при котором собеседникам не нужно говорить, а наоборот, намного полезнее молчать, дабы не ставить друг друга в неловкие ситуации. Да и взгляд на лицо Хидзирикавы, вообще говорящего редко и исключительно по делу, убивал в композиторе желание что-то озвучивать. Ей зачастую казалось, что рядом с ним всё, что она говорит, выглядит по-детски, что на фоне его умных метких и продуктивных замечаний не выйдет сказать что-то настолько же умное меткое и продуктивное. Во всяком случае, у неё. Вот у Токии получалось, и несложно было заметить, что эти два гениальных человека замечательно находят общий язык, и даже голоса их чем-то похожи. Да и внешнее сходство есть определённо. Харука бы сильно удивилась, узнав, что в её присутствии Масато старается говорить как можно меньше, и даже побаивается это делать. Ведь задача, состоящая в том, чтобы девушка никогда не узнала, что он к ней чувствует, настолько глубоко осела в его сознании, что у него выработался целый план того, как нужно вести себя в её присутствии. Но план этот сейчас медленно и фундаментально рушился. Певца прямо-таки подмывало сделать нечто необдуманно-глупое. Разумеется, самым глупым поступком в его понимании было поднять свой взгляд, прикованный к тарелке, на лицо Нанами. Будь его воля, он бы на неё вообще не смотрел, так как выше его задачи было это действие. Выше настолько, что он понимал - начни он на неё смотреть, она тут же бы что-то заподозрила, чего никак нельзя было допустить. Виной тому, что он позволил себе увидеть, как она ест, была сама обстановка, как считал Масато. Он никогда наедине с ней не проводил так много времени. Да и любое проведённое рядом с ней наедине время он старался сократить до минимума, опасаясь или за раскрытие своей задачи, или за собственную выдержку. И понять, за что он боялся больше, он не мог. Да, Хидзирикава Масато в свои 17 лет имел необыкновенно сложную душевную организацию, и любой собеседник, смотря в его умное лицо, никак не мог подумать, что ему меньше 20. - Очень вкусно, - выдержанно констатировал он, допивая свой кофе, - Спасибо, Харука. - Это вам спасибо, Масато-кун, без вас я бы не стала всё это готовить! - слова Харуки же были наполнены энергией. Она обрадовалась, что наконец может что-то сказать, что было, как она считала, сказать необходимо. Посуда была вымыта и убрана. Масато замер в нерешительности. Предлог, под которым он собирался попадать к ней в комнату, ему был до сих пор неизвестен. На сосредоточенном лице появилось некое смятение. Он начисто забыл о стихах, которые написал ей, дабы заинтересовать её композиторский дух и сейчас перебирал в голове варианты. Ничто не наводило на умную мысль. Закончившая убирать со стола Харука повернулась лицом. Нужно было срочно что-то придумать, чтобы не вызывать подозрений. И тут, как для себя решил Хидзирикава, в дверном проёме появилось спасительно-улыбающееся лицо Рена. Или просто улыбающееся - пока что судить было сложно. "Я выиграл время" - с некоторым облегчением подумал он, поднимая на друга взгляд. Эх, Масато, ну почему бы тебе не начать мыслить чуточку проще?