Шашечный блиц под барабанные ритмы

Ноябрь 2017       Вокруг них снова шум Загреба.       Осталось всего ничего, две хорошие игры — и они на Чемпионате. Первая на Максимире, и Далич, должно быть, нервничает: для него это первая игра на главном хорватском стадионе в качестве главного тренера сборной.       Как всегда, дождь, как всегда, ветер, восемь градусов, сборная пытается отрастить жабры, чтобы нормально дышать при влажности, стремящейся к ста процентам.       — Грекам придется хуже, чем нам, — уверенно говорит Деян Луке и Ивану после первого дня тренировок. Впереди еще один тренировочный день, а там уж и игра. — Они твари солнцелюбивые.       Лука вслух соглашается, но про себя морщится: хуже-то, может, и хуже, да только команда у них… Нет, Лука ничего не имеет ни против Стринича, напротив, это прекрасно, что Далич вернул его в сборную после пяти лет забвения; ни против Анте Ребича или Николы Влашича — сборной нужны новые имена! Против Зорана Нижича Лука тоже ровным счетом ничего не имеет, он его и знать-то не знает, этого тридцатилетнего защитника из «Хайдука».       Но даже слепому ясно, что сборной не хватает защитников; что без Марио с его мелкой, но от того не менее мерзкой травмой, и Милана с мышечными проблемами придется выкручиваться… А главное — что в любой момент все может посыпаться из-за одной из тех нелепых, досадных случайностей, которые просто преследуют команду полтора десятка лет.       — Никто не любит бедных греков, — притворно вздыхает Шиме, останавливаясь рядом с Лукой, Деяном и Иваном.       — А за что их любить? — удивляется Деян. — Или выиграем с отличным счетом, или проиграем с кучей травм. Не то «или-или», которое может понравиться.       — Ну хотя бы за то, что в Греции будет тепло! — парирует Шиме.       — Ага, от файеров, которыми нас забросают болельщики!       Так, шутливо переругиваясь, они и уходят в раздевалку.       — Все будет хорошо, — обещает Луке Иван.       Лука передергивает плечами. Хочется верить словам Ивана. Не получается. Деян прав, что греки — очень неприятные соперники.       — Обязательно будет, — продолжает Иван.       — Это будет настоящим волшебством, если все действительно все будет хорошо, — Луке зябко, сырость и холод заползают за воротник, Луке хочется убраться с Максимира в гостиницу, залезть в обжигающе-горячий душ и стоять под ним, пока не отогреется.       В автобусе он кутается в плед, прижимается к боку Ивана, и только и жалеет, что ехать им всего ничего, несколько минут, можно было бы и дойти, но Мирослав Маркович, как правильный комиссар по безопасности, сам откусит голову первому предложившему идти пешком. Начало ужина Лука пропускает — никак не может заставить себя вылезти из-под горячих струй, бьющих по голове и плечам, простоял так почти два часа.       Когда он спускается в ресторан, все уже собрались, Ива иронично грозит ему пальцем, и Лука в ответ только пожимает плечами: он-то знает, что он не один такой, за столом то и дело видны пустые места. Даже штаб собрался не полностью.       Ивана среди собравшихся тоже почему-то нет. Лука уже готов спросить, куда унесло Ракету, но на выручку — что за безобразие, если капитан команды не знает, где носит его игроков! — неожиданно приходит Доминик.       — А где Иван? — спрашивает Лива, одновременно пытаясь незаметно утащить во «вратарский уголок» тарелку с мясными нарезками. Марио меланхолично подцепляет с тарелки чуть ли не половину нарезок и только пожимает плечами в ответ на возмущение на лице Ливы.       — Поехал в аэропорт встречать нашего греческого друга, — проходя мимо, отвечает Ива Доминику.       Лука пытается сообразить о ком речь, но в голову ничего путного не приходит. Марин Леовац уже с ними, а других «греческих друзей», да таких, чтобы «наших», то есть общих — ни одного вспомнить не получается. Но Ива зря не скажет, значит, надо просто подождать, и все прояснится.       Ждать приходится недолго, Лука как раз успевает разделаться с салатом, когда в дверях появляется хохочущий Иван, машет сквозь смех команде, второй рукой пытаясь затащить кого-то в зал.       — Дебил, я сам зайду! — раздается знакомый голос.       Он действительно заходит сам, останавливается в дверях, улыбается, распахивает руки навстречу вскочившим «старикам» сборной. Стулья скрипят ножками по паркету, но этот скрип заглушают радостные приветствия: «Младен!» «Петрич!» «Ни хрена себе, какие люди!»       — Ты реально Маг! — Лука сам не замечает, как оказывается в объятиях Младена. — Как ты?..       Младен отвечает на десяток рукопожатий и похлопываний по плечу, и даже не пытается ответить на звучащие со всех сторон вопросы.       — Решил, что просто обязан приехать на решающие игры, — наконец говорит он, обращаясь сразу ко всем. — Златко и Ива были столь любезны, — Младен отвешивает поклон в сторону столика, где сидит штаб, и в этом движении только уважение и ни капли ерничанья, — что разрешили мне остановиться в этом же отеле, а потом полететь с вами в Грецию.       Златко мягко и мудро улыбается, а Ива хрустит пальцами — Лука подозревает, что у нее на Младена есть какие-то свои коварные планы, о которых никто до последнего момента не узнает.       — С каких это пор Младен превратился в «нашего греческого друга»? — спрашивает Лука позже вполголоса у Ивы.       — Уроженец Боснии, выросший в Швейцарии и получивший ее гражданство, потом решивший играть за Хорватию, который сейчас живет в Греции, звучит лучше? — ехидно интересуется Ива.       Ответить Луке не дает взрыв хохота за столом игроков. Младен и Иван там травят байки из общего прошлого в «Базеле».       — Ты бы знал, что мы с Магом творили! — смеется Иван, обращаясь к Крамаричу. — Ты представь, Младен такой идет подавать угловой. Ну, уже почти подал, и тут взял, передумал, машет мне: иди сюда, подавай ты! А сам глазами что-то семафорит загадочное. И задевает мяч. Делает вид, что даже этого не заметил, случайность, ерунда…       Что бывает после такой случайности — все себе хорошо представляют. Смеются, не дав Ивану договорить.       — И далеко ты с такого розыгрыша убежал? — спрашивает Влашич.       — Ну, я подобрал, конечно, рванул в штрафную, там на меня наконец обратили внимание, так что я пробил в дальнюю девятку… — Иван делает трагическую паузу. — Промазал, конечно. А жаль. Младен меня тогда заставил тренировать удары до посинения.       С ужина уходят компаниями. Лука думает, не пойти ли к Ивану — судя по всему, там предстоит вечер веселых воспоминаний — но на душе у него неожиданно муторно. Отговорившись головной болью, идет к себе, садится в кресло, не включая свет. В соседнем номере скрип — двигают мебель, невнятный смех, о чем говорят не разобрать.       В команде всегда, обязательно должен быть волшебник, тот, кто умеет самую простую в мире и самую сложную одновременно штуку — оказываться в нужное время в нужном месте.       Когда Лука пришел в сборную, таким волшебником был Младен.       За окном дождь, Лука вслушивается в стук капель по перилам балкона, и старается не прислушиваться к голосам за стеной. Глупо, конечно, так кукситься у себя, обижаться непонятно на что, надо перестать страдать херней и пойти к Ивану.       Вместо этого Лука ложится спать — утром ему нужна свежая голова.       Просыпается он — на часах и полуночи нет. За стеной неожиданно тихо. На улице тоже тихо, даже дождь почти закончился, так, накрапывает изредка. Лука ворочается, пытаясь снова уснуть, но через несколько минут сдается, делает большой глоток минералки из мини-бара, одевается, думая, что если он выйдет прогуляться на десять-пятнадцать минут, ничего страшного не произойдет, а голова прочистится. Он смотрит в окно, чтобы убедиться, что на улицах никого нет. «Ревную?» — спрашивает он сам себя, пытаясь разобраться в причинах своего дурного настроения. Отвечает сам себе: нет, конечно же, нет. Ревновать можно к прошлому, к тому что было. Но ревновать к тому, чего гарантированно не было, невозможно. А между Младеном и Иваном всегда была только дружба, приправленная заботой Младена и наставничеством над молодым игроком Иваном Ракитичем в Базеле и сборной. Ничего больше, это Лука отлично знает. Поэтому — не ревнует. Просто грызут мысли, что он однажды тоже может оказаться Ивану всего лишь хорошим другом. Глупо делать такие выводы лишь от того, что Иван этот вечер решил провести с Младеном. Глупо, но иначе не выходит.       Улицы Загреба, щедро политые дождем, пусты. Асфальт блестит под светом фонарей. Лука смотрит в окно, думая, что будь до игры чуть больше, чем полтора дня, он постучался бы в номер Ивана, но — Иван уже наверняка спит, будить его перед тренировочным днем не стоит… Лука смотрит в окно, впитывая загребскую тишину, столь несвойственную этому городу, и видит, как из гостиницы выходит человек: спортивные штаны, толстовка с натянутым на лицо капюшоном, кожаная куртка, руки в карманах. «И кому это тоже приспичило погулять?» — недоумевает Лука.       Лука спускается вниз — девочка-администратор на ресепшене только провожает его долгим взглядом — и идет за этим человеком. Надо бы окликнуть, хоть понять, кто это из сборников решил, что можно гулять по вечернему Загребу в гордом одиночестве, но почему-то совершенно не хочется разрушать тишину. Человек идет к Максимиру, на минуту останавливается у стадиона. А потом решительно переходит дорогу, сворачивает в Максимирский парк, садится прямо на мокрую траву на берегу пруда, и откидывает капюшон. Бритый череп отражает тусклый свет фонарей, еле пробивающийся сюда. Лука качает головой: вот ведь, идиот, Младену уже никакой режим соблюдать не надо, окликнул бы его раньше — не пришлось бы переться сюда, можно было бы немного позаниматься самокопанием на балконе и спокойно лечь спать дальше. Надо бы развернуться и уйти.       Младен сидит на берегу, смотрит вдаль, в небо. Лука уверен: такая одинокая фигура должна всем своим видом символизировать безысходность и тоску, но от Младена пахнет спокойствием и уверенностью.       — Лука, хватит пасти меня, — говорит Младен, не оборачиваясь. — Лучше садись рядом.       — Извини, — Лука садится рядом, кладет ладони на траву — пальцы приятно обнимает влажная прохлада. — Как ты узнал, что это я? Ты же не оборачивался.       — Не зря же я Маг, — Младен задумчиво грызет длинную травинку. — Кто бы еще поперся за мной из отеля хрен знает куда, как не Лука Модрич, который решил, что он несет ответственность если не за весь мир, так за всех игроков сборной?       Лука пожимает плечами.       — Здесь красиво, — говорит Младен. — У меня ведь почти никогда не было возможности погулять по Загребу. Приехал, гостиница, тренировки, игра, уехал. Один из сотен городов, которые мы не видели, хотя в них и бывали. Аэропорты мы знаем куда как лучше.       — И что ты видишь здесь? — Лука оглядывается. В нескольких десятках метров от них живая изгородь, перед ними пруд, вокруг — лес. Не на что, в общем-то, смотреть.       Младен глубоко вдыхает влажный воздух, задерживает дыхание. Отвечает на медленном выдохе:       — Вон там, — он показывает куда-то на лес, где деревья погрузились в ночную темноту, — я вижу двух драконов, танцующих кадриль. А вон там двух флибустьеров. Чувствую дым горящих осенних листьев в этом ночном тумане. Северо-восточный ветер, который обещает, что все будет если не хорошо, то хотя бы правильно.       Лука улыбается.       — Ты романтик, конечно.       — Конечно, — в тон ему отвечает Младен. — Как и мой названный младший братишка.       Лука молчит. Говорить об Иване с Младеном не хочется.       — Знаешь, меня всегда удивляло, что восточная трибуна Максимира служит еще и крышей для трибуны тренировочного поля, — Младен резко меняет тему. — Получается, зрители на тренировочном поле укрыты от дождя, а на Максимире мокнут вместе с игроками.       — Ну так и трибуна там втрое меньше.       — И служит опорой для восточной трибуны, — продолжает Петрич. — То ли место экономили, то ли закладывали какой-то глубокий смысл, который я пока не могу понять.       Они замолкают. Слишком о многом можно поговорить, слишком много несказанного, чтобы действительно разговаривать. Проще молчать. На соседнем дереве выводит трели какая-то дурная неспящая птица.       Лука думает, что ему пора возвращаться. Мозги проветрить не получилось... пусть. Режим никто не отменял.       — Я недавно составил азбуку своей жизни, — Младен выдергивает еще одну травинку, крутит ее в пальцах. — Начинается она, конечно же, на «А». Агония — мое состояние по утрам.       — И какие же еще в ней слова есть?       — Файеры. Ритм. Яхта. Будущее. Секс, — пожимает плечами Младен.       — Отличный набор, — фыркает Лука.       — Ага, — весело соглашается Младен. — Знаешь, всю жизнь мечтал заняться сексом перед игрой. Но ночь перед игрой — это отель, сбежать, конечно, можно, но хронически лень. Может, зря лень.       Младен встает с земли, дает руку Луке. Им надо возвращаться. Лука смотрит на деревья на другом берегу пруда и вздрагивает: в сплетении деревьев и теней ему чудятся два дракона, танцующих кадриль.       — Я же говорил, — Младен потягивается, накидывает капюшон.       Обратно в отель они идут в мирном, успокаивающем молчании. Лука думает, что он зря надумал себе невесть что, приезд Младена — это прекрасно, и придумывать себе всякие глупости из-за этого, конечно, не стоило.       У дверей отеля Младен кладет руку Луке на плечо, говорит, тихо и неожиданно серьезно:       — Если я чему-то и научился с годами, так это быть собой и не бояться делать то, что по-настоящему хочется. В тридцать себе можно позволить гораздо больше, чем в двадцать. В сорок — тем более. На тебя сейчас давит сборная. Но игрой жизнь не ограничивается.       В холле Младен коротко кивает Луке, подходит к девочке-администратору, обаятельно ей улыбается, кокетничает, предлагает сделать селфи — и под этот веселый треп Лука спокойно поднимается наверх. Слова Младена «быть собой и не бояться делать то, что по-настоящему хочется» крутятся в голове.       Он долго стоит у двери в свой номер, прежде чем решается: делает несколько шагов к соседней двери и тихо в нее стучит. Дверь распахивается сразу, как будто его ждали. Лука делает шаг навстречу Ивану и думает, что он полный идиот, умеющий загнаться на ровном месте.       Младен в холле весело улыбается и фотографируется с девчонкой-администратором. В шторке смартфона болтается подтверждение о доставке сообщения, которое он уже увидел, но еще не успел стереть. Младен знает: мало оказаться в нужном месте в нужное время, надо еще и проинформировать об этом всех заинтересованных. Особенно если младший братишка попросил прочистить мозги своему капитану и любовнику, который слишком загоняется из-за ответственности перед командой.