Never doubt I love

На следующий день Хальдис проснулась с сильной головной болью, а рядом жадно жевали траву овцы. Это было утро после праздника, и рабыня ухмыльнулась, пытаясь вспомнить, что случилось с ней прошлой ночью. Она не могла понять, как и почему оказалась в том месте, где находились ягнята с пульсирующей головой. Девушка вздохнула и поднялась так быстро, как смогла, не желая, чтобы ее нашел кто-нибудь, кто наверняка сообщит о ее плачевном состоянии невыносимой Берит. Она проворчала и потерла виски, чтобы отогнать головную боль. Как можно было забыть события целой ночи? Девушка лишь смутно помнила начало праздника, но ничего потом. И не было никакого смысла тратить время на пробуждение забытых воспоминаний. Нужно было идти работать. Но все же она чувствовала, что забыла что-то важное… Хальдис прошла мимо кухни, зная, что ее присутствие будет слишком желанным. И девушка принялась помогать в уборке Большого Зала, который стал огромным беспорядком после вчерашнего праздника. Она схватила одну из старых добрых метел и похлопала себя по щеке, приказывая собраться. Вероятно, рабыня подметала около часа, когда Сага появилась из ниоткуда, схватившись за руку подруги, потянв ее в дальний угол помещения. Она тяжело дышала, и ей явно было что рассказать. И она странно пахла смешанным запахом пота, алкоголя и меха. — Хальдис, ты не поверишь, что со мной случилось ночью! — прошептала Сага с энтузиазмом, оборачиваясь и обсматривая вокруг, чтобы их не подслушали. — Что произошло ночью? — устало спросила Хальдис, надеясь, что Сага сможет дать ей какую-то информацию, проливши свет на то, почему она ничего не помнит. Рыжеволосая наклонилась и прошептала ей на ухо. — Я переспала с господином Хвитсерком, — Сага торжествующе улыбнулась. — Что? — Хальдис произнесла слишком громко, привлекая внимание других рабов в зале. — Тише, Хальдис, я не хочу, чтобы кто-то узнал! — выговорила Сага, улыбнувшись смотрящим на них других рабынь. — А ты как? — она ткнула зевавшую подругу в бок. — Ничего. Продолжай, — сказала Хальдис и нервно усмехнулась. Шокировал ее не тот факт, что один из сыновей Рагнара уложил в постель Сагу, а мысль о том, что сама Хальдис могла попасть к кому-то в кровать. А что если ее кто-то ударил по голове и изнасиловал? А потом бросил в хлев к овцам? Это объясняет и головную боль, и потерю памяти, и физическое истощение. Конечно, на ней не было крови, но опровергнуть эту идею было сложно. — О, на самом деле, рассказывать особо нечего, — утверждала Сага, но ее голос говорил прямо противоположное. — Господин Сигурд подошел ко мне, когда я прислуживала на празднике. Он улыбнулся мне, а затем спросил, как меня зовут, и сказал, что я красивая, о боги, он такой милый! А потом он взял меня за руку и прошептал что-то, чего я не расслышала, и говорю тебе, Хальдис, мое сердце так быстро забилось! А потом он втянул меня в маленький уголок и поцеловал. Хальдис, клянусь, я думала, что мое сердце взорвется! И я решила, что пойду с ним, но потом появился господин Хвитсерк, он прервал нас, не очень-то мило с его стороны, если честно, посмотрел на меня и ударил меня по заднице! Потом они начали спорить, и я была так смущена, что даже не поняла, о чем они говорили, но, полагаю, они спорили обо мне. И вдруг господин Хвитсерк схватил меня за руку и сказал, чтобы я пошла с ним! — Сага сделала паузу, потому что она говорила всё на одном дыхании, и прежде чем Хальдис успела что-то сказать, рыжеволосая рабыня продолжила. — Мы пошли, и он отвел меня в свою комнату, потом поцеловал, и я сказала ему, что я девственница, но он сказал, что не возражает. А потом мы занялись любовью… — Сага пожала плечами. — Вот и все! Хальдис, изо всех сил стараясь не обращать внимания на свои страшные мысли из прошлого, любезно улыбнулась своей рыжеволосой подруге. — Ты выглядишь разочарованной, Сага. Он не оправдал твои ожидания? — О, нет, это было невероятно, господин Хвитсерк был просто великолепен, хотя я бы предпочла… — Сага покраснела, смутилась. — Признаюсь, я бы предпочла, чтобы это был господин Сигурд, — сказала она, понизив голос. Слепая поморщилась при мысли о Сигурде. Она ведь не забыла, как жестоко он обращался с ней в день ее прибытия, и, по правде говоря, забыть было нелегко. Хальдис не хотела, чтобы ее подруга была рядом с этим грубияном, но промолчала. Сага все равно ее не слушала. Хальдис могла только надеяться, что Сага не влюбится в него, но девушке показалось это невероятным, поскольку это Хвитсерк переспал с ее подругой. — А господин Хвитсерк уже звал тебя? — спросила Хальдис. — Нет, но я не могу сказать, что жду его. Он вышел из комнаты, когда я утром проснулась, — Сага снова пожала плечами. — Ну, не важно. Если он захочет меня снова, он найдет меня. Хальдис сравнила себя с Сагой. Они находились здесь почти два месяца, и Сага уже просыпается в комнатах сыновей Раграра, покрытых теплыми мехами, а Хальдис проснулась в окружении ягнят и их чертовых ужасных фекалий. Хальдис не завидовала Саге, напротив, она была рада за нее, но не могла не чувствовать горечь к своей судьбе. Сколько лет ей придется работать, чтобы заработать свободу? Девушка сомневалась… — Ты не ценишь свою судьбу? Халдис ахнула, когда ее собственный голос прозвенел в голове. Казалось, она где-то сказала эти слова, но не могла сказать, когда и кому. Это было как-будто отдаленно. Но с кем она могла говорить о судьбе? Конечно, девушка часто думала о своей судьбе, но она никогда не будет обсуждать это с другими людьми, так как это было ее личное и болезненное дело. Но в тот момент казалось, что это предложение, произнесенное ее собственным голосом, было недостающим звеном в ее потерянной памяти. Хальдис раздраженно отогнала эти мысли и сосредоточила свое внимание на Саге, которая все еще сияла, очевидно ожидая рассказать больше о своем ее маленьком похождении. — А… это больно? — спросила подругу Хальдис, немного колеблясь. Хотя ей было искренне любопытно. Сага немного улыбнулась. — Сначала было немного больно, когда кровь пошла. Но такие чувства после этого… — она не закончила, позволив слепой подруге самостоятельно заполнить пробел. Хальдис задумалась, что же на самом деле значит заниматься любовью? Было ли это чувство таким прекрасным, как утверждали мужчины и женщины? Она сомневалась, узнает ли она когда-нибудь об этом. И сомневалась, хочет ли выяснить это. — Но хорошо, что у тебя нету детей, — шутливо сказала Хальдис, чувствуя, как Берит приближается к ним. Сага засмеялась, вспомнив слухи о жестокости Берит по отношению к беременным женщинам. — А ты представь ее матерью? — прошептала Сага подруге. — Был бы бедный ребенок, травмирован этой ужасной женщиной. — Не говори так. Ты не знаешь, что скрывается под видимым гневом… может быть, ее сердце смягчилось, если бы она стала матерью, — прошептала Хальдис в ответ, потому что, хотя она глубоко не любила Берит, по правде говоря, ей было ее жаль. Старуха хорошо скрывала свою боль за горькими словами и кислым лицом, но недостаточно хорошо, чтобы обмануть Хальдис. На самом деле Берит была безнадежно грустной женщиной. — Хальдис! — Берит подошла ближе, и девушка вздрогнула. — Да? — Тебя просит господин Ивар. Он ждет тебя, — горько проворчала старуха, явно полагая, что Хальдис позвали для особыл услуг. — Простите, кто? — Хальдис, не веря, спросила. — Ты что же такая глухая, как и слепая! Я сказала господин Ивар зовет тебя! — прокричала Берит своим обычным сердитым тоном и повернулась, чтобы сделать замечание другим рабыням, уставившимся на них. И тут до девушки дошло. Вернулось воспоминание о прошлой ночи. Недостающим звеном был господин Ивар. Теперь она вспомнила о медовухе Дагни, о том, как протрезввела, о пристанище, а затем о самом Иваре. Она смутно помнила, что они разговаривали и что она внезапно ушла. Она была пьяна, вот и все, поэтому не могла точно вспомнить, что произошло. Но Хальдис не почувствовала облегчения от этого откровения. Напротив, парализующий ужас охватил все ее тело. Почему ее вызвал Ивар? О чем они говорили в ту ночь при свете луны? Возможно, она как-то разозлила его… она знала, что не сможет сравниться с его гневом. Она отчаянно пыталась вспомнить свои слова, но воспоминание не пришло. Девушка начала дрожать, следуя за Берит, которая так неохотно вела ее в комнату, где находился господин Ивар. Он жестом предложил старухе оставить их, и после ее отбытия комнату охватила тишина. — Ты знаешь, зачем я тебя позвал, рабыня, — викинг наконец нарушил тишину своим грубым тоном. Как странно, она ярко помнила его мягкий голос, слегка дрожащий. Хальдис начала нервно дышать. — Нет, господин, Ивар, — девушка пыталась контролировать свой голос, но ее сердце хотело вырваться из груди. Что она наделала? Что она ему сказала? — Ты не знаешь? — его тон стал ироничным. — Тогда, возможно, я, жалкий трус, напомню тебе. Что он подразумевал под этими словами? Хальдис не помнила. Она лишь хотела бежать. Хотела исчезнуть. — Сейчас ты ничего не говоришь, рабыня! — прорычал он. — Но прошлой ночью твой маленький ротик не закрывался! — плюнул он. — Простите, если я сказала что-то оскорбительное, я… — Простить тебя? — Ивар засмеялся, как будто перспектива прощения даже не пришла ему в голову. — Ты должна понять одну вещь, рабыня, я не тот, кто прощает. Она не могла ответить. Она потеряла голос. Он посмотрел на нее, явно всматриваясь во что-то. — Но я дам тебе небольшой шанс искупить свою вину, — осторожно произнес он. — Скажи мне, рабыня, что ты имела в виду то, сказав вчера вечером? — Господин Ивар, прошлой ночью я была под влиянием алкоголя. Я не могу ответить на ваш вопрос, — пробормотала Хальдис, медленно восстанавливая свой голос, его последнее заявление придало ей немного смелости. — Алкоголя? Ты пила меховуху? — он удивленно рассмеялся. И был очень зол. Нет, теперь, когда она подумала об этом, Хальдис почувствовала боль в его голосе, а не гнев. Боль замаскировалась гневом. — Да, господин, медовуху. Поэтому, что бы я ни сказала, я забераю свои слова обратно. — Известно, что пьяные всегда говорят правду, рабыня, — сурово заявил он. — Пьяные, как известно, неразумны, господин. — Ну что ж, — он поманил ее, чтобы она подошла ближе, и она повиновалась, — давай посмотрим, что ты скажешь обо мне сейчас, когда ты трезвая. Ты думаешь, я несчастный человек? — он наклонился, и она почувствовала его теплое дыхание возле уха. Она вздрогнула, и он заявил. — Будь осторожна со своими словами, рабыня, — он откинулся назад, самодовольно ухмыляясь. Это была угроза. — Я не могу тебе сказать, если я тебя не знаю. То, что я сказала вчера вечером, было несчастным случаем, и, возможно, я говорила о ком-то другом — соврала Хальдис, хотя она все еще не помнила своих слов. Но была уверена в себе. Если она говорила что-то такое расстраивающее, то, вероятно, это была правда, потому что правда всегда суровая. — Несчастен я, или нет, но у меня есть сила раздавить тебя на две части или сжечь заживо за то, что ты сказала, даже если ты говоришь о ком-то другом, — саркастически сказал Ивар. В его голосе улавливалась какая-то уязвимость, слабость, боль, которая была ясно видна девушке. Она всегда могла видеть боль других. Это был подарок, преподнесенный Хальдис богами. Глаза ее души были такими же бдительными и наблюдательными, как и глаза Берит. И ничто никогда не пройдет мимо них. — Не оскорбляй меня! — рявкнул он, заметив изменения в ее поведении. — Я могу убить тебя за это, и заметь, мне нравится убивать больше всего на свете! — Я буду рада предложить тебе свои услуги, господин. Ведь ты купил меня, я тебе обязана, — спокойно произнесла Хальдис. Если она умрет от его рук, пусть будет так. Он не ответил, потрясенный ее грубостью и отсутствием драматической реакции, которую он наверняка ожидал. — Ты не заслуживаешь быть убитой, нет. Ты должна страдать, — прорычал он. — Я зашью тебе рот. Это научит тебя, как в следующий раз оскорблять меня. Я, страшный Ивар Бескостный! — Значит, меньше разговоров, больше дела. — Я сожгу твою уши. — Опять же, меньше, значит больше. — Но что тогда останется? Что? — закричал парень взбешенный, подняв руки в воздухе. — Мой взгляд, — ухмыльнулась Хальдис. Может быть, она слишком сильно его провоцировала. Но она не могла остановиться. Он был уязвим, и она побеждала. — Ты не можешь видеть! — Конечно могу. — Но ты слепа! — О, ты говоришь об этих глазах? Да, они не функционируют. Но все же я вижу. — К-как? — спросил он, уставший. — Мои настоящие глаза здесь, — девушка указала пальцем на затылок, где находился ее мозг, — и здесь, — она положила руку на сердце. — Невозможно! — недоверчиво протестовал Ивар. — Я тебе это докажу. Я знаю, что у тебя голубые глаза. Он ахнул. — Это правда. Как ты это «увидела»? — Он иронично подчеркнул слово «увидела». — Я их не видела, они мне сказали, — она хотела хихикнуть, но сдержалась. — Ты спрашивала о цвете моих глаз? — в его голосе прозвучала искра надежды. — Не совсем. Он изо всех сил пытался найти что-то, чтобы сказать ей обратное. Хальдис триумфально улыбнулась. Она победила. — Я могу тебя убить… — повторил он раздраженно, не в силах придумать что-то остроумное или пугающее, по крайней мере, сказать. — Я знаю, — тихо ответила рабыня. — Разве ты не боишься меня? — спросил он так же тихо, как и она. — Нет… не совсем, — ее утверждение не было ни правдой, ни ложью. Он начал терять свою защиту. Он больше не был страшным. Он был просто мужчиной перед женщиной. Одинокий, страдающий мужчина перед одинокой, страдающей женщиной. — Люди боятся меня. Так и должно быть, — пробормотал он. — Твои враги, вероятно, должны. Не друзья, хотя… — У меня нет друзей, — с горечью признался он. — Я могла бы стать твоим новым другом. Даже для ее мгновенной храбрости это было слишком. Но она решила пересечь черту. И как будто случилось чудо, она вдруг все вспомнила. Все, что она сказала прошлой ночью. Все, что он ей сказал. Быть с ним тогда было прекрасно. Тогда он был расслаблен, даже добр. Ивар взглянул на нее, открыв от удивления рот. — Ты рабыня, — резко сказал он. — Я не всегда была рабыней. — Ты просишь о своей свободе? — Нет. — Как тебя зовут? — задумчиво спросил сын Рагнара после небольшой паузы. — Хальдис. — Хальдис. Богиня камней. Она кивнула. Такое значение имело ее имя. — Оно подходит тебе, — прокомментировал Ивар. Хальдис улыбнулась. — Я приму это как комплимент, господин Ивар. — Делай, как хочешь, — сказал он рассеянным тоном, потому что задумался. — Я не собираюсь тебя убивать, — объявил парень спустя некоторое время. — Спасибо, — вздохнула Хальдис с облегчением, несмотря на ее проявление дерзости, она боялась его решения. Он отклонил ее выражение благодарности, взмахнув рукой. — Но я не прощу тебя за то, что ты сказала, за то, что оскорбила меня. Это наказуемое преступление, но я сегодня не в настроении ни убивать, ни пытать, — он пожал плечами. — Считай, что тебе повезло, Хальдис. Девушка с благодарностью улыбнулась. — Я знаю, господин Ивар, я знаю. Она ждала, что Ивар отпустит ее. Она ожидала момента, когда выйдет из комнаты, побежит и спрячется, потому что хотела одновременно смеяться и плакать. Смеяться, потому что она заступилась за себя и выиграла бой, а плакать, потому что увидела ужасное одиночество в сердце этого человека. Она не могла видеть, как кто-то борется с чем-то таким горьким, как одиночество, когда она знала, что это можно исцелить. Она знала и чувствовала, что в этих голубых глазах не было настоящей злобы. Была только боль, которую можно было вылечить. Она увидела это и поняла. Ибо сама мучилась от такой одинокой боли. Они были одного и того же поля ягоды. Поэтому девушка ждала с дрожащим сердцем, чтобы найти темный угол и плакать от разочарования и усталости. Но Ивар ее не отпускал. Он все еще сидел на своем месте в раздумьях, как будто ее присутствие было забыто или полностью проигнорировано. Она стояла на месте, не двигаясь, не издавая ни звука. Почему он держал ее? Это был способ наказать ее за дерзкое поведение? Ее губы начали дрожать, и прежде чем она смогла сдержать себя, появилось хныканье. А потом, как будто Ивар вдруг вспомнил о ней, он поднял голову и заговорил. Его голос больше не был гневным. Просто уставший. — Скажи мне, Хальдис. Ты правда полностью слепая? Она кивнула в ответ. — Но ты нормально двигаешься, умеешь работать и узнаешь людей. Как? Она рассказала ему. Она сказала о своих других чувствах и о том, как ее научили использовать их в полной мере. Она рассказала ему о своей способности читать по ладони и лице. Она рассказала, как продолжала бороться, несмотря на боль, с помощью и поддержкой своей бабушки. Потому что она действительно могла видеть, но не так, как все остальные. Хальдис видела своим умом и сердцем. И он слушал. Не перебивал, не выражал даже малейшего чувства неверия. И позволил ей подойти и сесть рядом с ним, пока она разговаривала. Она чувствовала его жгучий взгляд и удивлялась, насколько голубыми были его глаза. Как море? Или как небо? Она могла чувствовать, что они были глубокими и яркими, и она покраснела, закончив говорить. Только тогда он снова заговорил. — Ты сказала, что касаешься человека, чтобы узнать, как он выглядит. Она снова кивнула. Она не могла предвидеть его будущее. Ее румянец обжигал щеки странно приятным образом. Как и его пристальный взгляд. — Ты интересовалась моей внешностью, не так ли? — Не отрицаю этого, мой господин. Она слышала, как он глубоко вздохнул. — Хальдис, из того, что я понял, ты можешь прочитать будущее на ладонях и лицах. Если ты прочтешь мое и расскажешь мне о нем, то я освобожу тебя без всякого задания и без наказания, — его голос был легким и немного нервным, совсем не угрожающим. Он хотел знать о своем будущем, и он предполагал, что она может сделать это, точно так же, как Сага до него. Но она не могла сказать ему будущее, она не могла ослабить его беспокойство о том, что должно было произойти. Она открыла рот, чтобы отклонить его просьбу и объяснить ему, что она могла лишь читать его, как человека, как Ивара Бескостного. Но она не нашла слов. Вместо этого девушка медленно подняла руки, чтобы схватить одну из его. Их руки были теплыми, так как они были в палатке и изолированы от ледяного холода приближающейся зимы. Она крепко сжала его руку и оставила там, чтобы создать впечатление, что она колебалась. И действительно, она была в раздумьях. Кожа его ладони была мозолистой и грубой, и она внутренне подумала, было ли его лицо таким же. Она хотела знать. И она скоро узнает. Она отпустила его руку медленно, почти кропотливо, и поднесла свою руку к его лицу. Он вздрогнул, хотя ее медленный темп дал ему время подготовиться к прикосновению. Она могла чувствовать, что его дыхание стало неуверенным, она могла чувствовать его нервозность. Но она не нервничала. Это было правильно. Казалось, что это должно было быть. Она прослеживала сильные морщины на его лице, твердый нос, высокий лоб, линию его пухлых губ, неохотно позволяя своим пальцам задерживаться на них немного дольше, чем следовало. И он позволил это, несмотря на нервозность, которая, казалось, охватила все его тело, застывшее под ее прикосновением. Хальдис резко убрала руки и отшатнулась от него. Ивар воспринял это как знак того, что она закончила его изучать. — Что ты увидела? — спросил он с тревогой. — Ты достигнешь славы, если продолжишь сражаться, мой господин. Боль не потянет тебя на дно, — ответила она медленным голосом. Казалось, он был удовлетворен ее ответом, она чувствовала искру в его глазах. Конечно, ее слова подтвердили некоторые мысли или его амбиции. — Это все? — спросил он, облизывая губы. — Да, мой господин. Она колебалась, и он заметил. — Ты уверена? — снова спросил он, слегка приподняв бровь и повысив голос. — Полностью, — ее голос был слабым, но сдержаным. — Тогда ты можешь идти. Хальдис внезапно вскочила с кровати и направилась к выходу. У нее больше не было ни желания смеяться, ни плакать. Она просто хотела спать, чтобы привести свои мысли в порядок, разобраться в произошедшем и, самое главное, приручить свое дикое сердце. Боги, какой это был день… — Хальдис? — позвал он ее, и она почувствовала, как он злобно улыбается. — Да, мой господин? — Советую тебе не оставаться возле овец слишком долго. Они не очень приятно пахнут.