Never doubt I love

Ивар никогда не встречал подобных Хальдис. Даже имя ей подходило, он полагал. Оно означало богиня камней, и он думал, что эта девушка, как скала, обладает достаточным количеством силы, потому что осмелилась говорить с ним так, как даже его братья не говорили. Воистину, она застала его врасплох во многих отношениях. Когда Ивар купил ее, он решил, что девушка слаба. Она была слепой, поэтому в некотором роде являлась калекой, а калек считают слабыми, если они не делают ничего, чтобы доказать свою силу. В тот день Сигурд плохо с ней повел себя, и Ивар заметил, что она постаралась постоять за себя. Действия сказали больше, чем слова, и хотя рабыня утверждала, что очень хорошо справляется с собой, она не сделала ничего, чтобы доказать это. Если бы не Ивар, то Хальдис пришлось бы столкнуться с яростью работорговца, и такие люди, как этот презренный человек, были очень известны своей жестокостью. Он больше не думал о ней, но однажды, как будто пораженный молнией, он начал думать о ней. Удивляться и интересоваться ею, и это очень его расстраивало, потому что он не хотел иметь ничего общего с рабыней. Но простое ее явление вызывало в Иваре какое-то странное чувство, знакомое и страстное. Не менее странный инстинкт подсказывал ему, что ей можно доверять, что в ней есть что-то редкое, то, что он долго искал. И хотя он с большой досадой отвергал свои мысли, ее образ всегда приходил ему на ум, чтобы не преследовать, а поднять настроение. А потом он увидел ее на пристани. В ту ночь она была так прекрасна, так мила… Ивар был восхищен ею. Она спокойно поприветствовала его, они немного поговорили, и викинг был так поражен, когда услышал свой собственный голос, тихо и естественно говорящий о себе и своих ногах. Они разговаривали, и он не чувствовал к ней ни обиды, ни ненависти, ни гнева. Он чувствовал себя спокойно и непринужденно, и, честно говоря, ему это нравилось. Атмосфера была очень соблазнительной, ее сладкий голос звучал успокаивающе, ее смех приятно звучал. Но неожиданно их разговор обернулся другой стороной. Она упомянула, что не может и не сделает ничего, чтобы изменить свою болезненную судьбу, и он возразил ей, утверждая, что изменит свою, независимо от того, сколько ему придется бороться. Должно быть, он что-то сказал, потому что она сердито огрызнулась на него, произнося речь о борьбе с судьбой, истинной смелостью и трусостью. Хальдис обвинила его в том, что парень эгоистичный, жалкий дурак, и прежде чем он мог иметь возможность протестовать или оскорбить ее, она встала и ушла. Он был слишком поражен, чтобы пойти за девушкой и наказать рабыню за грубые слова. После этого калека пробыл там еще долго, рассеянно глядя на звездное небо, вспоминая ее слова. Он не осмеливался признать это, но ее обвинение странно ранило его в грудь, в сердце. Он не сделал ничего плохого! Он сказал правду, во что он верил, и это то, что он получил за свою честность? За его желание поговорить с ней и позволить ей свободно ходить? Это то, что он получил за то, что был собой? Все внутри парня горело. Побежденный и до ужаса разсерженный, Ивар вернулся в свою постель. Он попытался заснуть, но образ девушки, ее слова продолжали возвращаться, на этот раз, преследовав его. Он тревожно крутился на кровати, но сон ему не шел. Ему удалось заснуть лишь перед рассветом, но беспокойным сном, который не смог его расслабить. И когда Ивар проснулся, то почувствовал себя еще более сварливым и мрачным, чем когда-либо. Ему потребовалось полдня, чтобы на самом деле решиться позвать Хальдис, боясь, что его братья потом будут бесконечно насмехаться над ним, если увидят, как она входит в комнату Ивара. Наконец ему удалось набраться смелости, чтобы послать за ней, и он поклялся себе, что будет беспощаден с этой девушкой. Ведь рабыня слишком его расстроила, чтобы быть прощенной. Когда Хальдис вошла в комнату, дрожа и воняя овцами, он почувствовал удовлетворение, зная, что она напугана. Он потребовал, чтобы рабыня объяснила свои слова, а у нее хватило смелости притвориться, что не вспомнила ничего. Ну и нервы у этой девушки. Он сказал, причем выплевывая и повышая голос, но она настояла на том, что опьянела от медовухи. Несмотря на то, что это его позабавило, он не мог терпеть такое проявление наглости и непослушания со стороны простой рабыни. Он, Ивар Бескостный, а ему парирует какая-то слепая рабыня! Не доведите боги! И если этого было недостаточно, чтобы разозлить его, она больше не боялась его присутствия и грозного поведения. Однако он почувствовал себя слишком уставшим, чтобы наказывать ее пытками, поэтому нерешительно объявил о своем решении проявить милосердие. Это было слишком для Ивара. Он настолько привык к тому, что всегда берет верх над аргументами, что теперь он чувствовал себя слишком обескураженным, чтобы продолжать спорить, потому что знал, что проигрывает. И в тот момент, когда он бросил бороться с девушкой, их дискуссия плавно перешла в более мягкую и спокойную беседу. Опять же, они говорили так, будто знали друг друга, как будто их разум и души были связаны. Она предложила свою дружбу, и он резко отрицал это, скрывая искру невольного восторга, который грозил вспыхнуть в его голосе. Он не хотел, чтобы кто-то узнал, какой Ивар на самом деле. Он не хотел, чтобы кто-нибудь стал свидетелем одиночества, в котором он тонул. Ему не нужен был друг. Но его сердце желало иного. Он сказал ей, что решил не убивать ее, не упоминая тот факт, что он не сделал бы этого вообще, хотя напомнил ей, что она не заслуживает его прощения. Она казалась благодарной, и, несмотря на его холодность, он чувствовал облегчение. Ее улыбка была такой милой, а ее сияющие глаза — такими красивыми. И вдруг викинг понял, что больше не злится. Только устал. Он притворился, что задумался и устремил на нее взгляд. Она была такая маленькая, не так ли? Как она ходила, если не могла видеть? Как она узнавала людей? Это было волшебство? Он продолжал бесстыдно пялиться на нее, но его мысли были далеко. Она начала выглядеть обезумевшей, и он склонил голову, спрашивая себя, должен ли он отпустить девушку. Хныкание сорвалось с ее губ, и он наконец принял решение. Он хотел узнать о ней больше. Ивар ожидал, что Хальдис не ответит ему. Но она не только ответила сразу, она рассказала ему все, больше, чем он просил. Она объяснила ему, как использовать в своих интересах другие чувства, чтобы ориентироваться, работать и узнавать людей. Она ностальгически говорила о своей бабушке, ее голос становился еще слаще при упоминании о ее единственном члене семьи, и как она была обязана ей тем, что стала тем человеком, которым сейчас являлась. Хальдис даже упомянула, что умеет читать по ладоням и по лицам, и эта способность чрезвычайно заинтриговала Ивара. Затем Хальдис подошла поближе к викингу, и ее лицо покраснело. Ивар с удовольствием восхищался живой жизнерадостностью на лице девушки. Он попросил ее продемонстрировать способность читать ладони, что, если она могла предвидеть что-то интересное о его будущем? Он слышал рассказы о загадочных женщинах на Востоке, которые умели читать ладони и мгновенно предсказывать важные события своей жизни. Может Хальдис была одной из них? Он пообещал освободить ее, если она подчинится. Она открыла рот, как будто хотела противостоять ему, но быстро промолчала, передумав. Последующая ночь была такой же беспокойной, как и предыдущая. Его слова больше не мучили его, скорее он просто пробыл в темноте всю ночь, уставившись в потолок и думая о своем будущем. Несмотря на то, что калека все еще чувствовал легкое беспокойство от ее оскорблений прошлой ночью, он теперь думал о ней более нежно, вспоминая ее мягкий голос, который, даже когда она злилась, не звучал резко. И с этими приятными мыслями сон нашел его. А когда он проснулся, на несколько часов позже, чем обычно, Ивар снова вспомнил о Хальдис, осознав, насколько ошибочным было его первое впечатление о ней. Парень зевнул и сел на кровати. Достаточно думать о рабыне. Он был голоден, так что пора позавтракать. Его братья уже ели вторую порцию, встретив Ивара удивленными глазами, потому что их младший брат никогда не спал до позднего утра. Бескостный оскалил зубы и сосредоточился на восстановлении энергии, которую потерял из-за двух бессонных ночей, не обращая внимания на Хвитсерка и Сигурда, ссорившихся второй день подряд. Очевидно, Хвитсерк уложил в постель рыжеволосую красотку-рабыню, а Сигурд обзавидовался. — Я первый подошел к ней, Хвитсерк, она должна была быть моей! — рявкнул Сигурд. — Сколько раз тебе повторять, брат, мне все равно! — Хвитсерк оторвал кусок мяса и начал жевать. — Кроме того, она решила пойти со мной, а не с тобой. — С тобой? — прорычала Сигурд. — Ты хорошо знаешь, брат, что у нее не было выбора, она же рабыня. — И что? — А то, что я хотел ее! — Если это тебя осчастливит, то я отлично провел с ней время, — похвастался Хвитсерк. — Конечно нет! Я ее хотел в ту ночь! И я бы получил ее, если бы ты не влез! — Послушай… — Да хватит уже! — Уббе ударил по столу, чтобы прекратить спор. — Вы спорите, как дети! Вы можете просто поделиться, как мы с Маргреттой, — он указал на служанку, которая приближалась к сыновьям Рагнара. Сигурд покинул стол, дуясь, а Хвитсерк просто пожал плечами. Ивар мысленно рассмеялся над глупостью своих братьев. Они боролись за женщину, как незрелые дети. После того как Ивар покончил с завтраком, он отправился на тренировку. В очередной раз захотелось выпустить свой оставшийся гнев ударами топора и стрельбой из лука. А когда закончил тренировку, то был весь пропитан потом и тяжело дышал. Его дыхание парило в холодном воздухе. Это был действительно холодный день, убедительное напоминание о том, что до зимы осталось всего несколько дней. Жители поспешили в отчаянных попытках подготовиться к ее прибытию: складывали дрова, хранили оружие, сушили еду и собирали последние посевы. Рынок был переполнен нетерпеливыми покупателями, жадные торговцы торговались за лучшие цены, а рабов заставляли работать усерднее, чем когда-либо. Кстати о рабах… Что Хальдис делала у реки? Это была действительно она. Теперь он мог узнать эти серые глаза и каштановые волос где угодно. Рядом с ней лежала корзина с грудой одежды, и она стирала их одну за другой, опуская каждую вещь в воду. Девушка выглядела бледной и грязной, как всегда, но выражение ее лица было как обычно, спокойным. Ивар подошел и остановился за кустами, чтобы понаблюдать за ней. Она продолжала работать, только изредка останавливаясь, чтобы обнять себя, дрожа от холода. Должно быть, ей было очень холодно, потому что погода стояла достаточно прохладной, а ее серое платье казалось слишком тонким, чтобы сохранить тепло. Она резко повернула голову в направлении парня. — Я тебя вижу! Выходи! — требовательно сказала девушка. Ивар усмехнулся и пополз вперед. — Ты уверена, что видишь меня, Хальдис? Она задыхалась, явно испуганная, и сжимала влажную ткань у груди. — О, господин Ивар, ты меня напугал! — Хальдис с облегчением вздохнула. — Я подумала, что это был незнакомец. — Почему ты сказала, что ты видишь меня? — Ну я же не должна раскрывать свою слабость врагам, — улыбнулась рабыня. — Но ты, конечно, не враг. Он улыбнулся. — Да, я думал об этом. Она удивленно подняла голову. — Что ты враг? — Нет. О том, что мы не должны показывать свои слабости нашим врагам. Многие военные стратегии основаны на этом понятии, а некоторые не смогли выиграть битву, — пояснил он, вспоминая прошлые времена войны и сражения с отцом и Флоки. То были хорошие времена. — Да, потому что люди, которые принимают такую стратегию, полностью полагаются на нее. Но правда в том, что ты можешь лишь задержать врага, который не знает о твоей слабости, так как в конечном счете она проявится, — девушка свернула сухую грязную ткань. — Видишь ли, сейчас я бы только выиграла время, утверждая, что видела врага. Но если бы это был не ты, господин, то он бы напал, и моя слепота разоблачилась. — Правда, — сказал Ивар, пораженный Хальдис, говорившей о стратегиях. Боги, она удивляла его с каждным новым днем. Что будет дальше? Может она умеет летать, или воскрешать мертвых? Он усмехнулся. — Тогда слава богам, что это был я, не так ли? Хальдис ухмыльнулась. — Так, господин, — тихо сказала рабыня, но быстро подняла голову. — Но могу я спросить, что ты делал в кустах? Она все еще осмеливалась говорить с ним. Если бы на месте Хальдис была другая рабыня, Ивар бы издевался над ней.  — Я только закончил тренироваться, рабыня. Это не твое дело, чем я тут занимался. Она что-то напевала под нос, и он украдкой взглянул на нее. Она все еще работала, но все ее тело теперь дрожало. Ее зубы начали стучать, и она сжала челюсть, чтобы остановить дрожь. Подул холодный ветер, и вокруг рассыпалась куча листьев красного и желтого цвета. — Тебе холодно? — мягко спросил Ивар, хотя сразу понял, что это глупый вопрос. — Конечно, — тоже мягко ответила девушка. — Не у всех есть возможность укрыться толстой одеждой и теплыми мехами, — сказала она, вероятно, поняв, что парню очень тепло в зимней одежде. — Приближается очень холодная зима. Она пожала плечами. — Если мне суждено выжить, я выживу. Я пережила много зим, чтобы знать, как справиться с холодом. Какое-то время они молчали. Ивар оглянулся вокруг, наслаждаясь видом бесплодной земли, готовой поглотиться снегом. Он любил зиму, не возражал против холода и находил пустоту земли приятным зрелищем. Морозные пейзажи были его любимыми. У него было много приятных воспоминаний о том, как он находился в теплой безопасности хижины Флоки, наблюдая, как за окном падает снег. Но это было давно, когда он был еще ребенком. — Я подумал, — нарушил тишину Бескостный, а девушка напевала в ответ, — что ты, Хальдис, любима богами. Хальдис разразилась смехом. — Я? Любима богами? — Да, ты. Ты счастливица. Имей в виду, что то, как ты со мной разговаривала, могло бы уже тебя погубить, — усмехнулся он. — Но тебе это сошло с рук, и, честно говоря, я удивлен, что даже позволил этому случиться. Без сомнения, боги хотят, чтобы ты осталась жива. — Я признаю, что мне повезло, ведь я пережила твой гнев. Я перегнула палку, и уверена, что если бы на моем месте была другая рабыня, она бы сейчас была хорошим трупом, — грустно усмехнулась девушка. — Но любима ли я богами? Это уж слишком. — Должен быть какой-то бог, который защищает тебя. Знай это, если бы вместо меня был кто-то другой, тебя бы не только пощадили, но и в постель уложили. Мои братья любят такое. Я тоже, но я не милосердный, и мне не нравится таким быть. Ты, — повторил он, — счастливица. — Может быть, это была моя судьба — чтобы ты сохранил мне жизнь. В конце концов, судьба неумолима, — она содрогнулась от холода. — И мне все равно придется пережить другие невзгоды. Моя судьба всегда будет трудной. И печальной тоже. Ивар вздохнул. Она любила поговорить о судьбе и ее выходках. Ну, Хальдис вобще любила поговорить. — Я уверен. Это работа богов. Калекам не так легко выжить. За нами следят боги, за тобой и за мной, — пробормотал он. — О, я слепая девушка, защищенная богами!  — хихикнула Хальдис, разводя руки в воздухе, словно взывая к богам. Ее щеки и нос были красными от холода. — Что, если ты находишься под защитой Хода Слепого? Он был достаточно дерзок, как и ты, — продолжал Ивар, думая о своей идее. По правде говоря, он пытался объяснить свою слабость, которую он проявил, пощадив ее. Сострадание было для него слабостью. — Ход Слепой был наивным дураком. Его легко было обмануть, чтобы убить Бальдра. Я надеюсь, что я не такая. — Хода Слепого перехитрил Локи, это правда. Но он убил Бальдра, что было большим достижением. Твой бог может быть героем, или ты так не считаешь? — Это было глупое достижение, а не героическое. Его тоже убили, а после смерти Бальдра последовал хаос. Если он мой бог, значит, я легкая добыча. — А разве не так? Сигурд легко обнаружил, что ты слепая в день твоего приезда. — Твой брат был очень добрым, и я благодарна ему за сделанное предложение, — саркастически пошутила Хальдис, злобно глядя на Ивара. — А ты очень нахальная, — проворчал Ивар, недовольный тем, что она продолжала оспаривать его идею, — возможно, ты любимица Локи. Сейчас Локи великий бог, может быть ты хочешь, чтобы он тебя защищал? Она бросила последнюю прополосканную ткань в соломенную корзину и повернулась к нему, глубоко вздохнув. — Я не думаю о том, какой бог любит меня, а какой нет, если судьба поддерживает меня в живых. И в любом случае, они не помогли мне, когда я больше всего в них нуждалась, так что, очевидно, я не любима богами, — сказала девушка сердитым тоном. Ивар был озадачен таким пренебрежительным поведением по отношению к богам. — Разве ты не поклоняешься нашим богам, рабыня? — сердито спросил он. Хальдис подняла корзину и поморщилась, скрепя спиной. — Конечно, мой господин. Я не имела в виду, что я не поклоняюсь нашим могущественным богам, и мне жаль, если я обидела тебя. Просто… моя вера подверглась испытанию. — Почему? — Они не пришли ко мне, когда я их звала. Они подвели меня. — Кто сказал, что боги приходят к нам на помощь каждый раз, когда их зовешь? — Да, но к своим любимцам они могли бы прийти, — она насмешливо ухмыльнулась, но Ивар не ответил, ее отношение слегка действовало ему на нервы. Девушка пожала плечами. — Может быть, я подвела их. Может быть, это моя вина, что они не пришли ко мне. Может быть, моя вера недостаточно сильна, — она собиралась уходить. — Но это то, что есть, господин Ивар, и я не могу это изменить. Калека провел ее взглядом. Она изо всех сил пыталась нести тяжелую корзину, поэтому ее темп был медленным и вялым. Он задавался вопросом, почему ее послали стирать столько одежды в одиночестве в такой холодный день. — Кто поручил тебе сделать это одной, Хальдис? — спросил Бескостный. Она остановилась на своем пути и повернула голову в его направлении, нерешительность показалась на ее лице. — Берит, а что? — Обычно посылают больше рабов стирать одежду, и я никогда не видел тебя в обычной толпе. — Это были остатки вчерашней стирки, и меня послали достирать, — рабыня глубоко вздохнула. — Становится холоднее, я должна идти. Она ушла, и Ивар, не найдя других причин для продолжения разговора, решил вернуться в Большой Зал. Он воспроизвел их разговор с Хальдис в своей голове, восхищаясь естественным путем беседы, и эта мысль вызвала улыбку на его лице, потому что обычно его разговоры с другими людьми были раздражающими. Хотя ее заявления о богах немного оскорбили его, но ему понравился их разговор, и это странно, поскольку она должна была быть просто тупой рабыней. И, с удовлетворением отметил он, она больше не была покрыта запахом овцы. Девушка учла его замечание. Ивар прибыл в зал, где его братья только начали обедать. Он сел и заметил, что Сигурда нет. Кто-то, несомненно, был обижен сегодня. Они ели в тишине несколько минут, пока Уббе не заговорил обеспокоенным тоном. — Братья, - начал он, — наши разведчики уведомили нас, что саксонские военные отряды были замечены на наших землях. — Этого не может быть, Уббе. Уже зима. Зимой войны не ведутся, — воскликнул Хвитсерк. — Их видели. Может быть, они заманивают нас в бой? — спросил Уббе, глядя на Ивара. Саксы были просто ошеломлены тем, что мы не сразу отомстили за нашего отца. Они провоцируют нас, не более того, — спокойно ответил Ивар. — У них не хватило бы смелости сражаться с нами зимой. — Тогда мы должны сразиться с ними. Покажем им, что значит быть викингом! — Хвитсерк гордо ударил кулаком по столу. — Нет! — возразил Уббе, — Мы не готовы к бою! Наша армия ослаблена, наш отец убит, и зима пришла. У нас не хватает людей и оружия, чтобы идти в поход. Ивар выпил свой стакан медовухи и подозвал рабыню, чтобы налила еще. — Не волнуйтесь, братья. Они не будут атаковать. Они не знают о нашей слабости, и мы не будем показывать это. Мы соберем нашу армию и отправимся в поход, как только наступит весна. Хвитсерк нахмурился. — Откуда ты знаешь, что они не нападут, Ивар? — Хвитсерк, они не знают, что у нас не хватает людей. Как ты думаешь, несколько мелких боевых групп нападут? — Это правда, — Уббе расслабился, откинувшись на спинку стула. — Но что с тобой не так, брат? Я думал ты хочешь сражаться любой ценой, даже зимой. Ивар ухмыльнулся и поднес стакан к губам. — Можно сказать, что я передумал. Боги говорили со мной. Он посмотрел на своих братьев, которые озадаченно уставились на него и подняли стаканы. — Скол.