Never doubt I love

Наконец наступила зима. Ее вездесущее холодное дыхание полностью захватило землю. Не прошло и двух дней, как пошел сильный снег. Белизна покрыла всё вокруг, но вместо того, чтобы подарить яркость, она наполнила ее серой суровостью. Для тех, кто любит мрачные, безжизненные пейзажи, для вопиющих глаз это было действительно зрелищно. Хальдис не была из этих людей. Она сильно ненавидела и непонимала зиму. Недружественные пейзажи никогда не заботили ее, но то, что действительно беспокоило девушку, была неприятная погода. Она всегда боялась наступления зимы, и холод, который сопровождал рабыню, был ее самым большим страхом. Она много раз предполагала, что умрет от холода, поскольку, после того, как начались ее славные дни в качестве рабыни, она так и не смогла обеспечить себя теплой одеждой. Да и вообще одеждой. И если этого было недостаточно, ей приходилось иметь дело с тревожными болезнями, голодом и недостаточным укрытием. Зима была ужасным, подлым временем года, и никто и ничто не могло изменить мнение слепой девушки. И как ни странно, она родилась холодной зимней ночью. Та ночь настолько была одинокая, что в их маленькой тихой деревне хрустальную тишину пронзали вопли агонии ее матери. Ни один сельский житель не пришел им на помощь, все были слишком заняты, согревая свои замерзшие конечности рядом с пылающим огнем. Хальдис встретила жизнь с визгом и красным лицом, в то время как ее бедная мать оставляла свои последние вздохи, лежа на холодной твердой кровати, пропитанной собственным потом и кровью. Какой это был трагический день, ее день рождения. Жизнь, которая была принесена в мир, в то время как другой человек оставил ее. Хальдис никогда не встречалась со своей матерью, но небольшая часть ее совести всегда была полна мысли о том, что она сама, вероятно, стала причиной смерти женщины. Ее мать была болезненной и хрупкой беременной женщиной, а рождение Хальдис убило ее. Конечно, ее бабушка ни разу не обвинила ее в этом. Сказав лишь, что это была только воля богов, не более. Но Хальдис не могла не задаться вопросом, какой была бы другая жизнь, если бы ее мать жила. Возможно, она не была бы сейчас рабыней. Возможно, она все еще жила бы в своей деревне, управляя хижиной целителя своей бабушки, в окружении знакомого теплого огня и сладкого запаха домашнего рагу. Возможно, она была бы счастлива и свободна. Но не случилась возможность узнать, какой могла бы быть ее жизнь. Все изменилось, и девушка приняла это, как бы болезненно это не казалось. Это была просто еще одна зима. Она терпеливо выдержит испытание и выживет. Как и всегда. А сейчас Хальдис готовила рагу, третий горшок из пяти, который ей приказали сварить к полудню. Она следовала любимому рецепту своей бабушки, где блюдо было сладким из-за добавленного мёда. И на этот раз в Каттегате ее окружили кухонные девчонки, некоторые неприятно комментировали, а другие болтали так, словно никогда раньше не видели, как готовят рагу. — Ты делаешь его очень сладким, Хальдис, — сказала одна из рабынь. — Берит будет недовольна, — добавила она злобным тоном, а остальные поддакивали. Хальдис соблазнилась поставить девицу на место, но сдержалась, чтобы не создавать проблем. Не хотелось, чтобы Берит выбросила на улицу. — Я бы лучше приготовила, — заносчиво заявила кухонная девушка, и Хальдис не смогла удержаться от ответа. — Я в этом не сомневаюсь, это же твоя обязанность, разве нет? — холодно сказала девушка. Кухонная рабыня была ошарашена и покраснела от такого ответного удара. Хальдис слегка усмехнулась:  — Я так и думала, — добавила она и снова сосредоточилась на своей работе. Берит специально просила, чтобы Хальдис помогла девочкам выполнить поручение, и все они сочли это прекрасной возможностью отдохнуть. Но в любом случае, чем больше она выполняла работы, тем больше находилась на хорошем счету у Берит, а другие девушки были более чем счастливы, что хорошо избавились от своих задач. Хальдис просто должна смириться с тем, что все крутятся вокруг нее. Внезапно кто-то открыл дверь кухни. — Хальдис! — позвал женский голос. Конечно, это была Сага, энергичная и громкая, как и всегда. Хальдис поинтересовалась, какие новости она принесла ей на этот раз. Она потеряла счет тому, сколько раз рыжеволосая бегала к ней, буйная и с затаившим дыханием, стремящаяся дать ей какие-то новости, сплетни и слухи. Сага очень хорошо адаптировалась к своему новому статусу одной из любимых рабынь благородных сыновей. В течение одной недели Хвитсерк и Уббе переспали с ней, к большому разочарованию Маргреты, старавшейся держать Сагу «на поводке». Хальдис пыталась предупредить подругу о сомнительных мотивах Маргретты, но Сага отклонила ее беспокойство. Она выразила свое сочувствие блондинке-рабыне, которая была очень добра к ней и ответила на все ее вопросы о сыновьях. Хальдис неохотно и невольно слушала рассказы Саги о долгих разговорах со светловолосой рабыней. Было ясно, что ей остается только надеяться, что рыжеволосая в конце концов обретет разум и сожжет все мосты с Маргреттой. Сага схватила Хальдис за запястье и начала силой вытаскивать ее из комнаты. — Сага, у меня есть работа! — Хальдис попыталась протестовать, раздраженная настойчивостью своей подруги. — Работа может подождать, Хальдис, у меня есть кое-что очень, очень, — подчеркнула она свои слова, — очень важные вещи, чтобы рассказать тебе. Кроме того, какая польза от кухонных девушек, если ты выполняете всю их работу? — Но… — Никаких «но». Их не зря называют кухонными девушками, и я не могу ждать сто лет, чтобы поговорить с тобой пять простых минут. — Берит приказала мне помочь им. Не знаю, как ты, но я не хочу рисковать быть выброшенной на улицу, — пожаловалась Хальдис. Сага сделала раздраженный жест рукой. — Кто сказал о том, что Берит выбрасывает кого-то вон? Позволь мне сказать тебе, Хальдис, она слишком занята молодыми рабынями, чтобы заметить твои дела. Хальдис вздохнула, взволнованная безответственностью подруги. — Я хочу пережить зиму, Сага, и чтобы добиться этого, я должна остаться здесь. — Конечно, ты останешься здесь, и, конечно, переживешь зиму. Прекрати делать каждую ситуацию такой драматичной и просто послушайте меня, — окончательно сказала Сага и остановилась. Она глубоко вздохнула и приблизилась к стене, зовя Хальдис сделать то же самое. Последняя, обиженная словами другой девушки, но потерпевшая поражение, последовала примеру и стала ждать, пока рыжеволосая начнет говорить. — Я спала с ним, — прошептала Сага после минуты передышки. — С кем? — С господином Сигурдом. Мы занимались любовью. Он был добр ко мне, Хальдис, очень добр. Он отличается от своих братьев. Мы немного поговорили, и он играл мне на лютне. Он даже лежал со мной до позднего утра. Хальдис сделала непонятную гримасу, вспоминая события, произошедшие два дня назад. Сага пришла к ней, в бешенстве от волнения и попросила о помощи. Она объяснила, что господин Сигурд предложил ей последовать за ним, и, основываясь на его действиях, она решила, что должна сделать это тайно. Поэтому она умоляла Хальдис выполнить ее незаконченное поручение, чтобы подруга могла пойти с ним. Хальдис согласилась, хотя и неохотно, протянув руку помощи, и в итоге выстирала корзину, полную невероятно грязной одежды, в замерзшей реке. Только боги знали, как холодно ей было в этот день, последний день осени. И что хуже всего, она совершенно просто солгала господину Ивару, сказав ему, что Берит отправила ее постирать одежду. Он видел ее в лесу, подошел к ней и случайно заговорил. И он видел ее насквозь. Хальдис улыбнулась мысли об Иваре, его унылом голосе и непредсказуемой личности. Он не был ужасным обществом, наоборот, в нем было что-то интригующее и гениальное. Когда он злился, он был невыносим, но ей нравилось разговаривать и дразнить его. — Он был так добр, Хальдис. Совсем не грубый и не жестокий. Он говорил мне, какая я красивая. Он не приказывал, но попросил снова встретиться с ним сегодня в лесу. Но я не совсем понимаю, почему он так скрывает наши отношения, — Сага вернула Хальдис на землю своей болтовней. Хальдис поднял бровь, целенаправленно игнорируя похвалы, сказанные в адрес господину Сигурду. — Ты притащила меня сюда, чтобы сказать мне только это? Сага слабо улыбнулась и игриво толкнула ее в бок. — Не будь брюзгой, Хальдис. Не обижайся на него за то, что он сделал в тот день. Да, это было ужасно, но человек, с которым я виделась и разговаривала, был совершенно иным. — Что, если он просто играет? — упрямо настаивала Хальдис. Господин Сигурд жестоко повелся с ней, и она не изменит своего мнения о нем лишь потому, что Сага утверждала, что он был добрее, чем другие. — Не говори так, будто он твой враг. Он что беспокоил тебя с тех пор, как мы сюда попали? Нет, тот день был исключением. — Не думай о его поведении, Сага, и ради Одина, не спеши доверять людям, — Хальдис сделала ей выговор с кислым выражением: — Уже достаточно того, что ты доверяешь Маргретте, как будто она твоя близкая подруга. — Мы с Маргреттой дружим, нравится тебе это или нет, Хальдис. Она тоже знает, насколько тяжела жизнь рабыни. Теперь мы проводим много времени вместе, когда я прислуживаю господинам. И, — Сага понизила голос, — она призналась мне, что влюблена в господина Уббе. Я не хочу обижать ее чувства, поэтому пообещала, что больше не буду спать с ним. «Очень хорошо тобой манипулировать», — с горечью подумала Хальдис, но не сказала этого вслух. Возможно, Маргретта позже влюбиться в господина Хвитсерка, господина Сигурда и господина Ивара одновременно, а Сага окажется с кем-нибудь из них. Вдали послышались звуки, в основном голоса и смех. Девушки стояли в маленьком уголке Большого Зала, где их не было видно, хотя у них был четкий обзор всего помещения. — Я просто хочу, чтобы ты была более осторожной, вот и все, — пробормотала Хальдис Саге, взяв ее за руку и крепко сжав. — Я знаю, дорогая, я знаю. Спасибо за заботу. И спасибо, что помогаешь мне, когда я так в тебе нуждаюсь. Хальдис хихикнула. — Не за что, ты рыжеволосая нарушительница порядка. Сага бросила косой взгляд в зал и глубоко вздохнул. — Ты тоже должна быть осторожной, — тихо сказала Сага. — Что ты имеешь в виду? — спросила слепая, хотя подозревала, что это связано с господином Иваром, который, как она полагала, находился в глубине зала. Она была почти уверена, что слышала его голос. — Ты должна быть осторожна с ним, — ответила Сага, как будто догадалась о том, что думает подруга, — Маргретта сказала мне, что он очень жестокий и кровожадный. Не верь ему. — Он не такой, — запротестовала Хальдис. — Мы разговаривали, — добавила она смутно, понимая, что только что использовала тот же аргумент, который Сага использовала для защиты господина Сигурда несколько минут назад. Видимо, все возвращается на круги своя. — Он угрожал убить тебя, пытать тебя! И ты не видели его глаза, Хальдис, они такие… — она остановилась, изо всех сил пытаясь подобрать слово. — … злые! В прошлом он ужасно относился к Маргретте. Он плохой человек. — А почему угроза убить раба считается странной вещью? Сага, с незапамятных времен жестоко обращались с рабами, и если тебя научили плохо обращаться с ними, ты не стесняешься делать это. И вообще, он даже не дотронулся до меня. Мы только поговорили и все, — Хальдис скрестила руки на груди. — И кто сказал, что Маргретта не лжет? — У Маргретты нет причин врать. — Ты ошибаешься, как раз таки достаточно причин. — Мы собираемся потратить здесь свой день, споря о бессмысленных вещах? — огрызнулась Сага и разочарованно вздохнула. — Как ты сказала, у нас есть работа. Поговорим позже, — она похлопала Хальдис по руке и с преданностью поспешила к своим обязанностям. Или, скорее всего, к какому-нибудь белокурому сыну конунга, терпеливо ожидавшего ее в лесу. Хальдис раздраженно вздохнула и сердито потерла подошвой обуви о землю. Если Сага настаивает на том, чтобы вести себя, как наивный ребенок, то Хальдис должна прекратить попытки вмешательства и позволить ей учиться на своих ошибках. Она насмехалась над тем, как быстро Сага отказалась от идеи усердно трудиться и вместо этого вслепую погрузилась в происки королевской рабыни. И как же она могла найти доброту в лице господина Сиг… — Должно быть, она сказала что-то очень неприятное, чтобы ты нахмурилась вот так. Хальдис ахнула. Голос донесся снизу, кто еще это мог быть, кроме печально известного господина Ивара? Она была слишком поглощена своими мыслями, чтобы заметить его приход. Он когда-нибудь перестанет появляться так неожиданно? В тот день, когда он нашел ее на реке, то сильно напугал ее, прячась в кустах, как какой-то хищник, хотя только боги знали, с какой целью. — Что? — недоуменно спросила девушка. — Рыжеволосая красавица сказала что-то, что расстроило тебя, не так ли? — сказал Ивар, и его голос был странно спокойным. Возможно, это был один из его хороших дней. Хальдис рассеянно ответила: — Н-нет. А ты что видел нас? — Конечно, видел, — ответил он небрежно, — твоя симпатичная подружка не переставала смотреть на нас в задней части зала. Но только я ее заметил. В любом случае, она же сплетничала обо мне? — Нет! — воскликнула Хальдис, и ее голос случайно прозвучал как крик. — Нет, с чего это ты взял, господин? Должно быть, он улыбнулся, потому что его голос звучал очень забавно. — Она явно сказала что-то обо мне, потому что, когда она взглянула на меня, то потом резко повернулась к тебе, чтобы что-то сказать. И, судя по всему, это отяготило тебя. — Ты смотрел на нас? — с тревогой потребовала Хальдис, надеясь, что он не слышал их разговор и ее тщетную попытку защитить его персону. Она покраснела, смущаясь от этой мысли. — Нет, я просто случайно заметил вас, — он насмешливо посмотрел на нее. — Но нечего скрывать, ведь так? — Конечно, нет, господин, — она успокоила его и сделала быстрое движение, чтобы уйти, но он был быстрее и схватил ее за лодыжку, остановив. — Не так быстро, — сказал он высокомерно. — Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня. Он отпустил ее, и Хальдис стояла, чувствуя себя неловко, удивленно и была заинтересована его следующим движением. Он был непредсказуемым человеком. Но что она о нем знает? В конце концов он был всего лишь незнакомцем. И это было правдой. — Следуй за мной, — спокойно приказал он, и она подчинилась. Он привел ее в ту же комнату, в которую звал несколько дней назад, собравшись противостоять ей по поводу ее поведения. Хальдис не могла понять, зачем она ему понадобилась, и не могла понять, где она может оказаться полезной для сына Рагнара Лодброка. Она была куплена, чтобы готовить и убирать, ни больше, ни меньше. Они вошли в комнату с таким торжественным видом, как будто собирались посетить официальную и серьезную встречу конунгов. Он забрался на стул и сложил руки. Она чувствовала, что викинг внимательно осматривает девушку с головы до ног, и ее сердце колотилось, дрожа от непредсказуемости его движений и пристального взгляда. — Теперь, Хальдис, — величественно начал он, — ты, должно быть, удивляешься, почему я привел тебя сюда. — Естественно, господин Ивар, — тревожно ответила рабыня. — Ну что ж, — усмехнулся он, — не волнуйся. Я только хочу, чтобы ты поговорила со мной. — Поговорить с тобой? — Хальдис ахнула, ошеломленная. — Да, — подтвердил он. — Видишь ли, два дня назад мы немного поболтали, — он сделал неопределенный жест рукой, — о тактике боя, о богах, исчерпали тему судьбы. И независимо от того, как сильно ты это отрицаешь, я полагаю, что ты все-таки отмечена богами, поэтому я терплю твою бесконечную болтовню, — Хальдис покраснела, услышав его комментарий, — потому что я был воспитан, чтобы доверять богам и их знамениям. А ты говоришь со мной — это знак. Девушка не смогла скрыть улыбку, возникшую на ее губах. — Значит, ты требуешь, чтобы я поговорила…вместо богов? — Разве мое объяснение не было достаточно ясным, рабыня? — он повысил голос, задетый ее реакцией. — Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы! Просто говори. — О чем? — О всем, что может оказаться полезным для меня. — Я не знаю тебя достаточно хорошо, чтобы знать, что может быть полезно для тебя, господин, — с сомнением призналась Хальдис, едва сопротивляясь сильному желанию разразиться смехом. Его просьба казалась ей смешной, хотя она чувствовала, что объяснение, касающееся богов, было просто оправданием, чтобы скрыть реальную причину, по которой он хотел ее общества. Разве это не то, о чем он в основном просил? Ее присутствия. Не он ли нуждался в друге? — Это не имеет значения. Я решу, что нужно. Теперь поговорим. Хальдис не могла сдержать свою ухмылку. — Но я не общаюсь с богами, господин. Он проигнорировал ее настойчивость. Хальдис сердито вздохнула. — Я не провидица, ничто из того, что я говорю, не является посланием богов. У меня нет другого выбора, кроме как подчиняться тебе, хотя я предупреждаю, господин, если ты сочтешь мудрым то, что я говорю, и это не поможет тебе, то не обвиняй меня. Обвиняй богов за неудачу, или за свою судьбу, или даже за себя, но не за меня, — ее голос значительно ослаб. — Ты и так достаточно обвинял меня, — прошептала девушка. Он был слегка ошарашен ее маленькой внезапной вспышкой, но, похоже, это его не разозлило, скорее печальная улыбка украсила лицо молодого викинга. — Я обвиняю тебя в том, что ты сделала неправильно, рабыня, и твой грех был в том, что ты меня обидела, — холодно сказал он. — Я бы не стал винить тебя за то, что ты не сделала, — она почувствовала, как он сжал кулак. — Я не несправедливый человек, — добавил он с такой горечью, что Халльдис внезапно почувствовала необъяснимую жалость к нему. — Я не имела в виду ничего подобного. Ты — правильный человек. — Ты ничего не знаешь обо мне, Хальдис, — пробормотал он. Казалось, будто его внезапно втянуло в собственный мир грез, что-то вроде транса, воспоминания о печали. И это правда то, что он сказал. Она действительно так мало знала его, но странным образом чувствовала себя очарованной им. Она сожалела, обвинивши его. Она почувствовала томление в груди, а он томился в своем горестном молчании. Что же его мучило? Хальдис не хотела жалеть его, но теперь, внутри маленькой комнаты, которая была либо кабинетом, либо частной столовой, она это сделала. Возможно, это были внезапные и радикальные изменения в его настроении, или его заполненная гневом душа, или, возможно, его сморщенное одиночество. Что-то, что заставляло плакать и страдать за его боль, за ее боль и за боль всего мира. Зовя ее, она могла чувствовать, как его сердце медленно замирает, превращаясь в камень от передозировки горьких чувств. Одиночество, гнев и грусть. И даже ненависть. — Я думаю, — услышала она свой голос, — что боль может быть и бременем, и подарком. Он поднял голову. — Почему? — скептически спросил. — Тяжело чувствовать боль. И тяжело смотреть на это в других. Но это прекрасно, потому что только тогда ты сможешь им помочь. Чтобы облегчить их боль. — Чужая боль не должна быть твоей заботой. Пусть они сами справляются с этим. Кроме того, боль нельзя успокоить, — сказал он холодно. — Можно, господин Ивар, и я видела это уже много раз. Люди могут помочь друг другу, если только осмелятся заглянуть глубже в душу и сердце человека. Где прячется боль. — Это невозможно. Глубокие раны никогда не заживают. Нужно полагаться только на себя, чтобы бороться и пережить боль. Другие не могут реально помочь. Трудно когда-либо по-настоящему понять человека, видеть сквозь него. И, как говорится, то, чего не видят глаза, земля не оплакивает. Хальдис мило хихикнула на сказанное Иваром. — Я слепая, но все же скорблю о боли, которую вижу в других. — Ты не можешь увидеть боль в других. Что, если они это скрывают? — Я думаю, что могу. Я была обучена видеть такие вещи. Он усмехнулся, его прежнее легкое настроение слегка восстановилось. — Тогда, ты искренне скорбишь о всей боли, которую видишь, Хальдис? Она немного заколебалась. — Не всегда. Я думаю, я привыкла видеть все виды боли. Но о тех, кто поразил меня больше всего, о тех я скорблю. — А какую боль ты видела? Ты же еще молодая девушка. — Много. Я была свидетелем того, как люди теряли веру в любовь, в жизнь, в себя. Я видела, как люди забывали, что делает их людьми, и переставали чувствовать. Люди отчаянно пытались бороться со своими судьбами. Я видела, как сердца разбивались на две или на миллионы кусочков. Разбитые, милые сердца, которые замерзли навсегда, чтобы остановить кровотечение. — Ты молода, Хальдис, как ты можешь быть свидетелем такой боли? «Ты тоже молод, а почему твое сердце разбито?» Она не озвучила этот меланхоличный вопрос вслух, но вместо этого улыбнулась ему. — Я много где путешествовала, господин Ивар. Я сделала свою судьбу своей знакомо, — пошутила она, вспоминая людей, с которыми она встречалась в прошлом, когда была служанкой. И в результате она теперь имела некоторый опыт различать разбитые сердца. Сколько женщин, подвергшихся насилию, травмированных детей, разочарованных мужчин, исчезающих стариков она встретила! И все потому, что ее тащили из города в город, как бедную девушку-служанку. Слуги всегда были свидетелями скорби человека. Она обнаружила свой дар видеть боль, только когда стала слугой. И только тогда она поняла, что люди с состраданием могут помогать друг другу. Боль, как и судьба, неизбежна, но в отличие от судьбы она не является неизбежной. Его можно подсластить, побороть и отогнать. И голубоглазый мужчина перед ней был одним из тех, кто сильно страдал, и он неосознанно отдал себя ей, попросил ее о помощи. Для общения. Как друга, который поймет. И она им стала. Она постарается не допустить распространения холода, даже если они будут стоять на холодном, неприветливом пороге зимы, которую она так боялась. Хальдис подчинилась. Она поговорила с ним. Ведь тепло всегда можно найти, не так ли?