Never doubt I love

Темнота. Бездна. Это то, что она всегда видела. Непобедимую, хаотичную тьму, с которой ей приходилось бороться каждый момент своей жизни — с самого начала. Попытка найти свой путь была трудной, долгой и печальной. Она победила ее во многих отношениях, могла воспринимать то, чего не могла видеть, она могла выжить. Тем не менее, даже сейчас, будучи более опытной, ей было трудно понять свет. Поскольку она всегда знала лишь тьму. Свет во всех своих проявлениях не представлял ничего сложного для восприятия, не говоря уже о том, чтобы понять и оценить. Она знала, что свет — это звезды, солнце и луна, и знала, что они прекрасны — их можно почувствовать — но их свет все еще оставался для нее загадкой. И в тайне есть красота. Но теперь это была пустота. Не тьма, не свет, а пустота. Жесткая, толстая, удушающий. Она плыла посреди нее, возможно, являясь единственным светлым пятном во всей темноте. Ноги ничего не касались, ни земли, ни воды, лишь влажного воздуха. Пока она плыла, была тишина, и ветер не дул, чтобы освободить ее от липких, крепких объятий жары. Она ждала чего-то, что могло бы пролить свет на пустоту, на то, почему она находилась там, отрезана от остального мира. От реальности. Она ждала. Ждала. И ждала. Пока что-то не наступит. Она была предупреждена о его приближении из-за внезапного грохота, который потряс все вокруг. Она не двигалась, она понимала, что не может, и просто продолжала плыть в небытие, ожидая чего-то могущественного и таинственного. Сверху хлынула вода. Она прибыла как прилив сильной сердитой волны, высоко взлетевшей с каждым порывом воды, опрыскивая девушку каплями сверкающей белой пены. У нее не было времени, чтобы отреагировать, но в любом случае это не помогло, поскольку она не могла ни управлять своим телом, ни уметь плавать. Бушующие волны врезались в нее с невероятной скоростью и увели за собой. Но каким-то образом ни одна волна не навредила девушку. Ее кожа лишь слегка покалывалась ледяной водой, смывая пот, упрямо прилипший к ее телу. Она продолжала падать в бездонную яму, окруженную темными, почти черными водами, и запаниковала, потому что не знала ни об их цели, ни о цели пустоты. Зачем? Единственный вопрос, который отозвался в ее голове. Была ли это работа богов? Она не смела открыть рот и поговорить с ними, потому что, вероятно, утонула, если бы сделала это. Не то чтобы она уже тонула. Она внутренне умоляла их о пощаде, о спасении, об ответах. Зачем это произошло? И что это было? Возможно предзнаменование хаоса. Затем прозвучал голос. Он пронзил пустоту и воду и достиг ее ушей, его звук нежно ласкал ее, как перышко. Голос был хриплым и звучным, но у него был божественный оттенок. Небесный. — Тьма — это свет, солнце — это луна. Когда первый цветок расцветет, он полетит. Остерегайся полудня, когда ударит топор. И прислушайся к полету, дитя, прислушайся к полету! Она удивленно ахнула и не успела переварить то, что услышала, когда все начало вертеться. Мир, вода, тьма, все это начало кружиться в невозможном импульсе, небо над грохотом и стоном. Вдали эхом отразился смех, злой, мстительный, такой маньячный, что вызвал у нее отвращение. Мир вертелся и кружился, ее голова кружилась… И Хальдис в испуге проснулась. Она села, тяжело дыша, ее сердце колотилось. Она потерла голову, пытаясь успокоиться. Откашлялась и сосредоточилась на укрощении своих затуманенных чувств. Она обняла себя руками и скривилась с отвращением. Потому что была пропитана потом, но неудивительно, ведь ее сон был связан с водой. Сон…но что это было на самом деле? Она ведь проснулась от кошмара. Хальдис, немного спокойнее, подняла голову, чтобы определить, где она. Это было не трудно понять: она находилась в комнате, где спали рабы. В основном было тихо, хотя некоторые женщины плакали или разговаривали во сне. Как всегда было тесно, и это объясняло невыносимую жару в помещении, что, в свою очередь, означало, насколько во сне ей было жарко. Хальдис поняла, что Дагни спит рядом с ней, как обычно, тихо посапывая. И был слышен снаружи грохот, ритмичный звук дождя, падающего на соломенную крышу. Девушка не была уверена наступило ли утро. Потому что никто из рабов еще не проснулся, а все обычно просыпались на рассвете. Скорее всего, сейчас ночь. Она глубоко вздохнула, откинулась на деревянную стену и закрыла глаза, надеясь, что сможет снова заснуть. Но не смогла. Ее кошмар продолжал ярко воспроизводиться в голове, и она содрогнулась от страха и усталости. Она обняла себя и раздраженно застонала. Вопросы нахлынули на нее, но она не могла придумать ответов. Мужской голос, потому что это был мужчина, который говорил с ней, жутко прозвучал в ее голове, и она снова вздрогнула. Хальдис зашевелилась и вздохнула во сне. Капли дождя стекали с потолка и образовывали на земле лужи. Снаружи взревел ветер, раздался гром, и непрерывно хлопал дождь. Все это было слишком громко для девушки, и жара душила ее, во рту стало так сухо и болела голова. Комната покрылась металлическим отвратительным запахом крови. Она ненавидела это, она ненавидела все это. Грязь, кровь, ужасные запахи и страдания. Она поняла, что у нее не было возможности снова заснуть, не так много стимулов для ее бдительных чувств. И отчаянно вздохнула. Ей казалось, что она задыхается, настолько задыхалась атмосфера. Ей хотелось свежего воздуха, но она не могла выйти на улицу. Не с сильной грозой и безжалостным холодом, ожидающим уничтожить ее. Выйти было равносильно тому, чтобы попросить о смерти. Но в конце концов она сдалась. Она просто хотела уйти. От жары и грязи. И от страданий, задержавшись в этой комнате и агрессивно царапавших ее. Она бесцельно нащупывала что-то, чтобы прикрыть себя. Она нашла рваную простыню, лежащую неиспользованной, и накинула ее на плечи. Она села и тихо ускользнула, убедившись, что не наступит ни на какую спящую женщину. При открытии дверь издала громкий скрипучий звук, и Хальдис вздрогнула в тревоге, надеясь, что она никого не напугала. Никто не сдвинулся с места, подумав, что это молодая девушка, которая все еще спала, плакала и звала свою мать. С облегчением Хальдис вышла из комнаты и закрыла дверь. Холод сразу ее пронзил. Это был резкий, онемевший холод, который медленно воздействовал на все конечности. Снег странно обжег ее ноги. Но девушка решила не обращать на это внимания и пошла дальше. Дождь яростно на нее обрушился, и прежде чем она прошла два шага, она уже стала мокрой. Но это не остановило ее. Она вошла в сердце грозы, не задумываясь. Девушка немного побродила, думая о своем кошмаре, с любопытством слушая удары молнии и бушевавшего дождя. Она игнорировала присутствие пустоты и воды и сосредоточилась на толковании слов божественного голоса. Это было пророчество, что еще это могло быть? И это было предупреждение. С каких это пор она теперь получает сообщения от богов? Пророчества — только посланные богами, она не могла этого отрицать. И задумалась, правильно ли было утверждение господина Ивара о том, что она связана с богами. Она не могла заставить себя поверить или оценить это. Она не была провидицей и никогда не хотела быть таковой. Она не хотела знать, что ждет в будущем ни ее, ни кого-либо еще. Она боялась, что, если она действительно заглянет в будущее, то увидит что-то трагическое, что-то горькое, что-то пугающее. Ей лучше оставаться в тени неведения. Этот кошмар был просто доказательством ее растерянности и усталости. Это не было связано с богами. Рабыня наслаждалась этой мыслью, потому что боялась богов. Они никогда не удосуживаются прийти, когда их умоляют, но они появляются, когда хотят, и, тем не менее, им это нравится. Она не могла не презирать их желаний. И это заставило ее еще больше забояться их гнева. Удар грома прервал ее размышления и заставил найти убежище. Она застонала, когда ее ноги погрузились в снег. Теперь она была далеко от комнаты, и возвращаться было бессмысленно. Ветер дул и насвистывал, и девушка вяло шла, опасаясь, что ее сдует ветром. Ее туфли наполнились водой, а платье больше походило на тяжелый мешок, наполненный камнями, нежели на настоящее платье. Хальдис прижала мокрую простыню к себе продолжала двигаться. К счастью, она наткнулась на небольшую деревянную хижину, которая, как она помнила, была недавно опустошенной кладовой. Она нащупала дверную ручку и открыла дверь. К ее счастью, никто коморку не занимал. Пол был покрыт соломой, что указывало на его прежнее использование для хранения. Окна были закрыты тонкими досками, удерживающие большую часть дождевой воды. Девушка медленно направилась к углу и там упала с глубоким и почти довольным вздохом. Она отбросила простыню, скинула туфли и выжала воду из своих длинных каштановых волос. Потом расчесала запутанные пряди пальцами и тяжело вздохнула. Холод все еще жалил, но ей было уже все равно. Пока Хальдис суетилась, она обнаружила большой кусок черствого хлеба, оставленный под толстыми слоями соломы, и порадовалась своей находке. Не каждый день сталкиваешься с такой порцией еды. Девушка жадно съела половину, а другую оставила для Дагни. Хальдис, конечно же, не забыла Сагу, но она подозревала, что новые отношения рыжеволосой гарантировали, что она не останеться голодной. Она устроилась под слоем соломы, достаточно толстой, чтобы согреться, и улеглась. Солома также служила подушкой и кроватью. Она улыбнулась. Уверенность, с которой рабыня приняла решение покинуть другую комнату, заверила ее, что так и должно быть. Как будто она знала, что дождь и ветер приведут ее куда-нибудь лучше, где-нибудь безопаснее. Возможно, это была работа богов. Она закрыла глаза и произнесла благодарственную молитву Мейли, богу путников. Возможно, боги полюбили ее. Теперь ей стало намного лучше, она могла свободно дышать, ей было почти тепло, и у нее была еда, возможно, все это благодаря им. Это было так, как она сказала господину Ивару: если боги и судьба хотят, чтобы она была жива, они бы так ее и оставили. Ее глаза закрылись, а мышцы полностью расслабились, греясь в тепле. И вот, наконец, сон принес ее в эту заброшенную кладовую, где она почувствовала себя более полезной, нежели раньше. И небольшая улыбка украсила лицо девушки. И снаружи дождь наконец прекратился. — Просыпайся, слепая сука! Чей-то голос разбудил ее. Хальдис открыла глаза, но прежде чем ее чувства успели привыкнуть к бодрствованию, две руки схватили ее за плечи и вытолкнули из импровизированной кровати. — Что ты здесь делала… идиотка! — снова прокричали. В момент паники она подумала, что это Берит, но ей не потребовалось много времени, чтобы узнать истинного владельца голоса. Он был скрипучим и постоянно недовольным, он принадлежал Маргретте. — Я спрашиваю, почему, черт возьми, ты здесь! — Маргретта почти плевалась словами. Хальдис вызывающе подняла подбородок. Она не потерпит, чтобы ее ругала и проклинала другая рабыня. — Я спала, Маргретта, — холодно ответила Хальдис. — Кто тебе сказал, что здесь спят? — кислотно спросила рабыня. Она, несомненно, предположила, что Хальдис провела с кем-то ночь, и явно хотела знать, был ли это один из сыновей Рагнара. Если сюда пришла белобрысая рабыня, значит уже настало утро. — Я сама так решила, — Хальдис спокойно призналась и поднялась, чтобы встать на ноги. Она смахнула сухую солому, застрявшей на ее платье, надела туфли и взяла простыню, теперь уже сухую. Между складками она спрятала половину буханки хлеба, сохранившую для Дагни. Маргретта восстановила самообладание и, казалось, пожалела о своей вспышке, хотя это чувство не помешало ей выразить свое негодование по отношению к Хальдис. Они обе разделяли эту взаимную неприязнь друг к другу и не удосужились скрывать это. Хальдис узнала мотивы, лежащие в основе осторожных действий Маргретты, и последняя, вероятно, поняла это. Так что было бесполезно с ней прикидываться милой. — Как будто кто-то придет к тебе, — блондинка, помовщившись, хмыкнула, глядя на девушку. — Но почему ты не была в комнате с другими? Это не твое место, чтобы спать здесь. Ты не заслуживаешь этого! — Почему, Маргретта? Это что, покои в замке, о которых я ничего не знала? — саркастически ответил Хальдис. — Я заблудилась во время бури прошлой ночью. Это единственное убежище, которое я смогла найти, поэтому я не переставала думать, заслуживаю ли я такой роскоши, — продолжала она объяснять тем же тоном. — Заблудилась во время бури? Что ты делала так поздно ночью? — настаивала на своем Маргретта. — Это не твое дело, Маргретта. Тебе лучше вернуться в Большой Зал, пока еда не остыла. Мужчинам не нравятся холодные блюда, — иронично сказала Хальдис и ухмыльнулась, не в силах остановить себя. Маргретта не была ее врагом, скорее неприятной знакомой, но, теперь, провоцируя ее, стала. Маргретта побледнела от переносного оскорбления. — Ты предлагаешь мне уйти? Это ты должна вернуться к своей работе — кормить собак и мыть полы! Живей, а то скажу Уббе, чтобы устрол тебе пытки, — заявила блондинка, используя свои полномочия. — Полегче, Маргретта, ты не королева! — Халдис хмыкнула и направилась к двери. Когда она выходила, она услышала, как Маргретта пробормотала: — Пока нет, — проскулили она, — но скоро ей стану. И тогда я тебя казню. Хальдис проигнорировала ее слова. Потому что, если однажды Магретта станет королевой, Хальдис будет уже слишком далеко, чтобы беспокоиться об этом, не говоря уже о том, чтобы служить ей! Она покинула относительное тепло хижины и, холод сразу же вонзил в нее свои зубы. Девушка предположила, что это было очень облачное утро, потому что она не почувствовала ни одного солнечного луча, падающего на ее тело. Она разочарованно вздохнула, но как могло быть иначе? Было уже две недели зимы, и прошлой ночью была первая гроза сезона. Существование мрачной погоды не изменить. Прежде всего, она должна благодарить богов за то, что они не послали ужасную метель. Но девушка так хотела немного солнца? Милостивый Один, даже на минутку, просто капелька солнечного света, чтобы согреть ее и дать ей силы продолжать… Нет. Ей нужно было найти силы, чтобы продолжить, независимо от обстоятельств и, конечно же, независимо от погоды. Она не должна тратить свое время на безнадежные молитвы. Боги никогда не приходят к вам на помощь, когда вы их умоляете. Хальдис направилась к небольшой огороженной территории, где находились куры, крупный рогатый скот и овцы. Она знала, что именно там она найдет Дагни, которая обычно там дежурила, кормила животных, собирала яйца, доила коров и очищала место от навоза и других отходов. Добравшись до места, несколько собак подбежали к Хальдис, узнав ее. Они энергично залаяли и окружили ее, а слепая девушка, никогда не любившая собак, пыталась уклониться, но преуспела лишь в том, чтобы еще больше их взволновать. — Один! Локи! Бальдр! Прекратите! — Дагни бросилась к счастливым собакам. — Прекратите, я сказала! — девушка серьезным тоном сделала собакам выговор. Как только животные успокоились, она присела и ласково погладила их. — Ну вот! Хорошие мальчики! Она встала и приказала им уйти. — Хальдис! — Дагни весело поприветствовала подругу. — Посмотри на себя, какая ты чистая! — она весело хихикнула, и Хальдис последовал его примеру. — Прошлой ночью меня омыл дождь чистой водой. Могу поспорить, что платье сияет! — она пошутила и закружилась, показывая себя. — Хотя не могу сказать то же самое о тебе! — добавила слепая, зная, что блондинка будет полностью покрыта грязью. — Не говори, я вчера принимала ванну! — снова рассмеялся Дагни, никак не обиженная. Дагни была жизнерадостной девушкой, конечно, не такой бодрой, как Сага, но, тем не менее, она никогда не казалась несчастной или подавленной. И учитывая, что она была рабыней с самого своего рождения, она иногда выглядела слишком веселой. Кто знал, каким ужасным обращениям она могла подвергнуться. Она сама призналась, что стала жертвой кровавых побоев! Эта девушка, должно быть, прошла через ад, Хальдис даже не могла понять, что она могла бы вынести, но все же Дагни перенесла все это. С улыбкой на лице. — Так что же привело тебя в мое скромное поместье? — спросил ее Дагни, гордясь хорошим состоянием маленькой фермы, потому что каждый день она много работала, не получая большой помощи от других. Конечно, это была не единственная ферма, о которой нужно заботиться, по правде говоря, их было много, и этого было достаточно, чтобы занять более дюжины рабов. — У меня есть небольшой подарок для тебя. Твое поместье принесло тебе приз! — торжествующе воскликнула Хальдис и вручила ей хлеб. Глаза Дагни расширились от удивления, когда она взяла подарок.  — Откуда ты достала этого молодца? — она подняла бровь и осмотрела небрежно хлеб. — Я нашла буквально целый хлеб и половину съела. Я подумала, что должна принести тебе немного, — вздохнула Хальдис. — Хотела бы я найти и для всех остальных. Но не повезло. Дагни хорошенько откусила. — Несвежий, не так ли? — спросила она с полным ртом. Хальдис кивнула, но девушка просто пожала плечами. — Свежий или нет, мне все равно. В моей жизни не было достаточного количества свежего хлеба, чтобы вспомнить, какой он на вкус. — Прости, — пробормотала Хальдис. Она сама много раз ела свежий хлеб. Она пекла его с бабушкой. Большинство выпечки всегда была покрыта или наполнены медом. Ее бабушка очень любила мед. Хальдис закрыла глаза и попыталась вспомнить, какой на вкус был мед. Прошло много времени с тех пор, но его вкус напомнил ей о доме. Подул ледяной ветер и поднял подол их юбок, снег стал холоднее под ногами. Дагни сердито ругнулась и доела остатки хлеба. Собаки начали громко лаять и вздрогнули куры, начавшие безумно бегать вокруг своего загона. Хальдис отвлеченно повернула голову к шуму, и Дагни последовал ее примеру. — Из трех только Бальдр — настоящая собака. Один и Локи охотничьи. Видишь, они больше и сильнее, — сказала Дагни, и ее взгляд устремился на лающих животных. — Хотелось бы мне поохотиться с ними обоими, — пробормотала она мечтательно. — Представь, как здорово было бы, без памяти бежать с ними вместе в погоне за убегающей добычей, — ее глаза заблестели от возбуждения. Она видела эту картину перед собой. Потому что мечтала быть свободной. У всех рабов есть мечты. И они, в основном, о свободе. — Хотелось бы, чтобы у меня была такая ферма, — настала очередь Хальдис присоединиться к мечте и выразить желание ее сердца. Ее дом в деревне включал небольшую ферму. Они держали животных, и ее бабушка научила ее ухаживать за ними. Когда Хальдис уже стала достаточно взрослой, чтобы самостоятельно справляться с несколькими животными, например, с помощью одной или двух фермерских девочек, ее бабушка оставляла ее, чтобы она могла ухаживать за хижиной целителя, которой владела. Она была целительницей-любителем, поэтому не принимала много посетителей, но могла гордиться своей работой. И хотя хижина ее целителя так и не стала популярной, она всегда дорожила ею и наслаждалась каждой минутой своей работы там. После смерти бабушки все развалилось, хижина была заброшена, несколько слуг, которых они держали, убежали с небольшими сбережениями. и молодая Хальдис осталась одна. Ей было так тяжело — ведь она тогда была всего лишь беспомощной девочкой-подростком — и, несмотря на поддержку, которую ее односельчане пытались оказать, все оказалось к худшему. Большинство животных погибли под ее недостаточным уходом в течение недели, а тех, кто выжил, она убила ради еды, она не нашла способа заработать деньги, и ей было слишком трудно содержать дом. И что хуже всего, у нее все еще были некоторые проблемы ощущениями пространства и чувствами. Это был просто ад. А потом, когда она думала, что ее вновь обретенным страданиям не будет конца, богатейшая семья деревни решила принять ее в качестве служанки. Они поручили ей заботиться о своих маленьких детях и, таким образом, началась ее жизнь служанки. С тех пор прошло много лет, и она все еще рабыня, все еще принадлежащая кому-то другому. — Возможно, однажды у нас будет то, что мы хотим, — теплый голос Дагни прервал ее воспоминание. — Свобода. Я хочу свободы, — тихо признался Хальдис. — Я тоже, мой друг, я тоже, — согласилась Дагни, — И однажды я ее получу. Довольно скоро я сделаю это, — она поднесла кулак к груди, и ее тон был уверенный. Дагни была молода. Она все еще могла энергично мечтать. — Надеюсь, очень надеюсь, — грустно прошептала Хальдис. Она тоже мечтала об этом. Но у нее было больше опыта противостоять реальности. А реальность суровая. Не все мечты сбываются. Неважно, с каким пылом ты мечтаешь. — Черт, начало тлеть, — вдруг выплюнула Дагни. — Увидимся позже, Хальдис, и спасибо за хлеб! Она поспешила назад к своим животным, ее белокурая коса раскачивалась в разные стороны. Хальдис обернулас и сразу поняла, почему девушка ушла так быстро: Берит приближалась широкими, быстрыми шагами, готовая, как всегда, ругаться и жаловаться. — Хальдис! — рявкнула она. — Сплетни были хорошими? Должна ли я позвать работорговца присоединиться к тебе? — она грозно пригрозила девушке, но Хальдис знала, что она сказала это только чтобы расстроить ее и заставить работать. И работать, как всегда, усердно. — Почему ты все еще стоишь здесь? Возвращайся к своей работе! — нетерпеливо приказала Берит и слегка покачнулась, пытаясь удержаться на скользком снегу. Хальдис почувствовала, что на старухе было тонкое, меховое пальто, а на ногах толстые, тяжелые ботинки. Холод, казалось, немного замедлял ее, но упрямая старуха оставалась преданной своим обязанностям, хотя, как заметила Хальдис, она явно страдала от боли в костях и мышцах. Хальдис колебаясь спросила:  — Может быть, вы хотели бы, чтобы я вам помогла? Глаза Берит расширились, как будто они собирались выпрыгнуть из своих глазниц. — Помочь? — произнесла она, словно это было для нее непостижимое понятие. — От тебя? Ради Одина, рабыня, может я и старая, но мой взор острый, как у маленькой девочки. Зачем мне помощь слепой дуры? — Я имела в виду… помощь с ходьбой, — голос Хальдис дрогнул с сожалением. Почему ей пришлось открыть рот и рискнуть разозлить эту злую женщину? Она действительно была такой большой дурой! — Мне не нужна помощь с ходьбой. Я чувствую себя лучше, как никогда, — рявкнула Берит, но ее голос был как-то чуть мягче. — Мне не нужна твоя забота. А теперь возвращайся к своим делам! — она пренебрежительно дернула рукой, и Хальдис подчинилась. Она ежедневно посещала кухню и оставалась там более двух часов, очищая и режа картошку, среди болтающих девчонок. Они на самом деле не включали ее в свои разговоры — не то, чтобы она особенно хотела участвовать — за исключением обычной доли грубых замечаний, которые были колко направлены в ее сторону. После этого она пошла подметать Большой Зал и там встретила Сагу, которая надела тонкую меховую шубку и гордо показывая ее. Хальдис почувствовала грустную боль в груди, поскольку ей не только напомнили о контрасте между ними, но она также пострадала от невнимательности Саги. Она боялась, что Сага постепенно привяжется к господину Сигурду, требовавший ее и который стал щедрым дарителем шубы. Сага продолжала кружиться и гудеть от радости, воспевая хвалу своему доброму господину, в то время как Хальдис делала все возможное, чтобы найти правильные слова выразить свое неодобрение. Но прежде чем она смогла высказать свое мнение, Сага уже мечтательно улетела. Последнее, с чем Хальдис хотела иметь дело, так это с влюбленной подругой. И что еще хуже, она не хотела сталкиваться с последующим горем. Ибо всегда есть горе. Не так ли? И в течении двух недель она решила быть с господином Иваром. Она навещала его каждый день и сопровождала, куда бы он ни шел, иногда непрерывно разговаривая, а иногда оставаясь совершенно безмолвной. Он принял ее приход и даже время от времени робко поощрял. В основном они общались, и Хальдис была впечатлена тем, насколько он, казалось, уважал ее и ее мнение. Она нашла это странным, его внезапное изменение сердца. Похоже, он больше не презирал ее, по крайней мере, не полностью, и даже если бы он это сделал, ему удалось это хорошо скрыть. Возможно, он просто терпел ее присутствие, но по какой причине? Было очевидно, что он был человеком, который ничего не делал без цели, и она задавалась вопросом, что задумал его хитрый ум. Если он действительно что-то задумал. Ну, он сам признался, что хотел, чтобы она говорила, чтобы он мог использовать ее слова в своих интересах, потому что у него было впечатление, что боги говорили с ней. Ну, может, это было немного ложное впечатление. Конечно, она не расскажет ему ни о своем кошмаре, ни о пророчестве. Это не было его заботой, и она боялась его реакции так же, как боялась самого пророчества. Может быть, он отнесется к этому слишком серьезно и попросить ее расказать все ее сны в надежде услышать что-то удовлетворяющее. Что он искал? Она не знала. То, что она знала и видела это то, что он был одинок. Он использовал свое бессмысленное убеждение о ее связи с богами как предлог, чтобы она поговорила с ним. Ему нужна была какая-то компания, которая была кристально чистой. Но почему он решил быть в компании простой, бедной рабыни, а не с хорошей, доступной красоткой, или в компании своих братьев. Это было за пределами ее понимания. Но у нее не было выбора, кроме, как принять всё, как есть. — Я люблю дождь. Ты тоже? — спросил ее господин Ивар через несколько дней. Они были в обычной комнате, где всегда встречались, в безопасности от проливного дождя, который в настоящее время барабанил в окно. Викинг точил свое оружие, уделяя особое внимание его топору, а она кружила шерсть на маленьком веретене, которое нашла брошенным. Прядение шерсти было одной из немногих вещей, которым бабушка ее не научила. Ее бабушка обижалась на эту деятельность и, будучи до конца своих дней беспокойной, она никогда не удосужилась сесть и поучиться. Позже Хальдис научили прядить шерсть в качестве служанки пожилой паре. Женщина любезно предложила научить ее, и она согласилась. Эти двое были лучшими мастерами, которые у нее когда-либо были, но, к сожалению, они не могли позволить себе держать девушку надолго. Она была не очень хороша в этой деятельности, ее изъян мешал ей совершенствоваться, но ей нравилось создавать маленькие ткани. Однажды ей хотелось стать искустной в этом деле, чтобы пошить платья и другие вещи. — Нет, — прямо ответила девушка. — Все так мрачно. Это удручает. Он не поднял глаз от своего топора, но слегка поморщился. — Нет. Не все, что создает хаос, плохо, Хальдис, — ухмыльнулся он. — На самом деле хаос лучше, чем порядок. Боги царствуют в хаосе. Хальдис подняла голову и повернулась к нему.  — Порядок это все, господин. Здесь все спокойно и под контролем. — Я не люблю спокойствие. Я предпочитаю войну. — Ты предпочитаешь войну, потому что ты воин. Если бы ты был торговцем, ты бы презирал войну, потому что это замедлит или даже уменьшит твой доход. Подумай о нас, людях, которые не могут драться. Именно мы должны страдать от последствий войны, а не ты. — Ну, каждая война происходит за чей-то счет. Мы все страдаем от этого, хотя я бы не стал использовать это слово для себя, — он самодовольно облизнул губы. Должно быть, прошло много времени с тех пор, как он сражался. И ему этого очень хотелось. — Конечно, страдают даже воины. Но подумай об этом, именно они оказывают влияние, они определяют ход войны, и они принимают решения. В то время как те, кто не сражается, даже если они не имеют права голоса, ни в одном из этих случаев, иногда постигают гораздо худшую участь, чем сами воины. Он раздраженно покачал головой. — Ой, не начинай. Мы уже говорили об этом. — Я не начинаю, — спокойно ответила Хальдис. — Я просто возмущена тем, как люди иногда обращаются с властью. Если они преуспевают, они получают всю славу, но если они делают ошибки, то хотят, чтобы кто-то другой взял на себя вину. Ивар пожал плечами. — Люди иногда пользуются властью. А иногда она даже не принадлежит им. — И Хальдис как-то почувствовала, что, когда он произносил эти слова, его глаза были окрашены блеском истинной злобы. И гневом. — Что ты собираешься сделать? — Когда? — Если власть не принадлежит нужному человеку. — Я убью их. Я заберу то, что принадлежит мне, — его голос стал немного резче, пальцы плотно сжались вокруг недавно отполированного топора. Наверное тяжелый был топор. Казалось, что девушка поразила его чувствительную струнку души этим вопросом о власти. Снаружи ливень резко прекратился. Произошло неловкое молчание, и оба они сосредоточились на своих делах. Но вскоре им зделалось скучно от тишины. — Дождь прекратился, — смущенно заметил господин Ивар. Она слегка хихикнула, чтобы не обидеть его. — Я знаю, — сказала она и встала. — Уже поздно, наверное? Я должна идти. Он ничего не ответил, но спустился со своего места и пополз к порогу двери, где она стояла. Хальдис открыл дверь и сразу почувствовала, как холод охватил ее. Она вздрогнула. — Мне нравится холод, — он бросил на нее косой взгляд, ожидая ее ответа. — А я ненавижу его, — тихо сказала рабыня. Он ухмыльнулся так же тихо. — У нас так много общего, Хальдис, я впечатлен. Она почти напевала в ответ. Ночь была тихой. Раздавалось лишь звонкое ворчание сов, а также капли воды с крыш, окон и деревьев. Листья шуршали от небольшого, но ужасно холодного ветра. — Это безлунная ночь, — разочарованно пробормотала Хальдис. Она хотела, чтобы ее бабушка была здесь. Как сильно она скучала по ней… Она внутренне удивлялась, скучала ли ее бабушка вообще наверху. — Хотя звезды есть, — отметил он так утешительно, как только мог. — Это не то же самое, — проворчала она, потому что на самом деле это было не то же самое. Это ночное небо было звездным, его украшали бесчисленные мерцающие огни, но ее бабушки там не было. Только луна могла приблизить ее. Тем не менее Хальдис нравились звезды. — Я родилась в такую зимнюю ночь, — сказала она снова. — Морозно, одиноко, тихо. Только моя мама плакала в ту ночь. И небо было наполнено звездами. Моя бабушка сказала, что это хорошее предзнаменование, что они пропустили мое рождение. Я говорю, что они издевались надо мной сверху. Она ждала его ответа, а он — не отвечал. Стояла долгая пауза. Совы теперь ворковали в симфонии. Дул сильный ветер, и темные листья шумели громче. — Ты когда-нибудь задумывалась, из чего сделаны звезды? — наконец сказал он. Она хихикнула. — Ты говоришь как влюбленный поэт, господин. — Тебе вообще не интересно? Из чего они сделаны? — повторил он вопрос, игнорируя ее комментарий. Звезды танцевали над ними. Ярко. Их так было много. — Думаю, они сделаны из огня, — ответила она. — Огня? — удивился он. — Да, огня. Как еще они могут быть такими яркими? — Хальдис пожал плечами. Она не знала. Слишком много вопросов осталось без ответа в этом мире. И, возможно, это хорошо. Ведь в тайнах есть красота.