Never doubt I love

Песок был гладким и мягким, как перышко. Волны нежно ласкали берег, почти по-матерински. Солнце гордо и ярко сияло, напоминая миру о своем непреходящем значении. Наверху кричали чайки, их крики были способны убаюкать ее до глубокого сна. Ветер нежно шептал ей на ухо секреты, а воздух пах солью и безмятежностью. Всё это казалось сюрреалистичным — как будто сон. И всё это казалось слишком совершенным, чтобы быть правдой. Одна из чаек издала пронзительный крик, довольно громкий, чтобы вывести ее из транса. Она проснулась, вздрогнув. И когда приспособилась к реальности, ее тонкие губы образовали улыбку. Это была реальность. Она была свободна. Свобода. Девушка беззвучно произнесла это слово, как будто ощущая его чуждый вкус. Хотя послевкусие было совсем другое. Оно было сладким, а от возвышающего чувства и дрожи в груди кружилась голова. Случилось невозможное, невероятное. Господин Ивар освободил ее. Совершенно неожиданно. Она не знала почему. Она не могла сказать. Все, что она понимала, это то, что ее пьянило одно слово — свобода. Хальдис села у воды, потянулась, откинулась на камень и вздохнула, но не в отчаянии. Впервые за много лет она вздохнула с искренним, чистым чувством счастьем. Она вздохнула, вдыхая соленый запах бриза, и, крепко обхватив колени руками, вспомнила события, произошедшие накануне, в день свадьбы Маргретты. И свой последний день в рабстве. Господин Ивар освободил ее, как только церемония закончилась. Он только что пришел и рассказал о своем решении. Его слова все еще звучали в ее голове, как потусторонние ноты, исходящие из лиры. — Я не могу дать тебе любовь, Хальдис, — сказал он. — Но я могу дать тебе свободу, если ты этого хочешь. И как же она этого хотела! Девушка просто рассмеялась и крепче обняла колени. Она была в таком шоке от его слов, что тут же упала на колени, не способная осмыслить то, что он сказал. Первая мысль, которая пронеслась в ее ошеломленном мозгу, заключалась в том, что он ее злобно разыгрывает — что он лжет. Но затем его голос прозвучал снова, подтверждая свое заявление, и подлинность его была кристально чистой. — Почему? — сумела пробормотать девушка с дрожью в голосе. Он пожал плечами. — Просто захотелось. У тебя было желание, и я его исполнил. Не более того. Его слова не объясняли его решения, но в тот момент она чувствовала себя слишком слабой, слишком подавленной, чтобы спрашивать. Ее разум превратился в море мыслей, и она тонула в их глубоких водах. Ей нужно было выбраться оттуда, чтобы исчезнуть, прежде чем поток вылетит из нее в страстном излиянии эмоций. — Могу я… могу я… — не в силах продолжить, девушка указала на лес. Он, очевидно, понял ее точку зрения, поскольку кивнул. — Можешь идти, — сказал он, — но обязательно вернись. Если ты этого не сделаешь, я тебя поймаю. Он говорил легко, и его голос был лишь слегка приглушен угрозой погони. Комок уже пробивался из ее груди и вверх по горлу, поэтому, прежде чем разразиться неконтролируемым плачем, ей ужасно хотелось устремиться к деревьям. Она бежала, пока не почувствовала, что действительно скрылась. А потом она тут же разрыдалась, ее сердце бешено колотилось, разум затуманился. Она тихо рыдала под большим деревом, дававшее тень от восходящего весеннего солнца. Но она плакала от радости, и это было всё, что имело сейчас значение. После того, как Хальдис успокоилась, и ее плач прекратился, она осталась там сидеть еще надолго, опираясь о толстый ствол дерева, делая как можно больше глубоких вдохов. Разум вернулся к ней и снова взял бразды правления в свои руки, поскольку нужно было приложить огромные усилия, чтобы понять, что произошло. Вопросы возникли сами собой. Неужели он на самом деле освободил ее? Если да, то почему он был таким добрым, таким щедрым? Не в его характере быть таким солидарным. Несмотря на то, что Ивар хорошо относился к ней, несмотря на все их странные взаимодействия, он все же обладал твердостью — по крайней мере, внешне — которую он лелеял так же сильно, как заботился о своем топоре. Он сказал, что она хочет свободы, имел ли он в виду, что она просто просила об услуге? Но она не просила об этом! Она не просила, она даже не намекала на такое. Она просто спросила его, сможет ли она когда-нибудь быть свободной, и всё это произошло в момент отчаяния. Неужели он принял это за мольбу? Тем не менее, почему он это сделал? Она была просто его рабыней, не так ли? Рабыней, с которой он мог просто поговорить и которой можно было доверять. Ничего более. И если теперь она действительно свободна, что с ней будет? Тот факт, что он строго приказал ей вернуться, свидетельствовал о том, что она все еще будет находиться под его властью. Возможно, глубоко внутри он не был готов отпустить ее. Чтобы она сделала? Останется ли она в Каттегате и найдет ли работу? Должен ли он решать ее будущее? Она была в долгу перед ним; она должна была бы позволить ему сделать это, если бы он пожелал, и не сопротивляться ему. Ведь если бы она это сделала, то наверняка показалась неблагодарной и рискнула бы рассердить его. Но если она по-прежнему будет связана с ним, тогда будет ли ее свобода реальной? Хальдис вздохнула, борясь с собой. Может, ей просто сбежать? Должна ли она остаться и подчиняться своему господину? Она отчаянно нуждалась в ответах. И знамениях богов. Погружаясь в свои мысли, она услышала неистовый взмах крыльев. Она повернула голову вправо, но вскоре поняла, что трепет исходит у нее над головой. Она встала и внимательно прислушалась. Последовало еще трепетание, а за ним — слабое чириканье. Хальдис протянула руки к низким ветвям дерева, касавшимся ее головы. Ее тут же встретили мягким маленьким пучком перьев; маленькая птичка запуталась в густой зелени ветки и изо всех сил пыталась распутать свои коготки. Хальдис медленно и терпеливо начала помогать птице, и когда пернатая была освобождена, взяла ее в руки. Она не протестовала, вместо этого прижалась к ее застежке и осталась довольной. Хальдис снова села и погладила ее пальцем. Это была ласточка. Девушка могла понять по размеру. Ласточки всегда появляются весной, они всегда заполняют улицы и леса, сообщая о начале сезона. С приближением сумерек легкий ветерок начал целовать кожу девушки. Маленькая ласточка, казалось, проснулась. Она слегка взмахнула крыльями, чтобы донести свое послание; пора было уходить. Чтобы найти свою семью. Это жизнь. Хальдис хихикнула и послушно подняла руки в воздух, освобождая птичку. Она улыбнулась. Пути богов так капризны. Это был один из немногих случаев, когда они мгновенно откликались на ее просьбу. Они послали знамение. Пора и ей вернуться. В свою жизнь. В свою свободу, которую она должна принять при любых обстоятельствах. Итак, она вернулась. К господину Ивару. Она направилась в его комнату, где, как предполагала, он будет. Достигнув двери — закрыта — девушка остановилась, смахнула грязь и листья со своего синего платья и поспешно провела пальцем по своим длинным волнистым волосам, пытаясь приручить их. Она глубоко вздохнула и задалась вопросом, почему ее сердце так внезапно забилось в груди. Должно быть, это ее благодарность. Она постучала в тяжелую деревянную дверь. — Войдите, — услышав его приглушенный ответ, ее тело странно вздрогнуло от этого звука. Он знал, что это она. Возможно, он ждал ее. — Господин, — обратилась она к нему тихим голосом, войдя, пытаясь собраться с мужеством, которое внезапно, казалось, покинуло ее. — Я вернулась. Он ухмыльнулся. — Да, я сам это вижу. — Верно ли то, что ты сказал? Что я свободна? — Конечно, да. Подумала, что я тебя одурачил? Настала ее очередь слабо улыбнуться. — Возможно, я так подумала. — В ответ он только пожал плечами и взглянул на камин, где горел небольшой, но яркий огонь. Хальдис колебалась минуту и возилась с платьем, не в силах подобрать слова, чтобы выразить странные эмоции, охватившие ее. — Я… я должна поблагодарить тебя, — она сделала шаг вперед, наконец обретя голос. — Благодарю тебя от всего сердца за то, что ты сделал. За то, что освободил меня. — С каждым словом она приближалась к нему. — Перестань, — пренебрежительно заявил он. Наконец Хальдис присела рядом с ним. — Для меня это всё. Она услышала, как он резко вдохнул. — Хорошо, — просто сказал он. — Огромное спасибо за твою доброту, — продолжила она, уберая границы между ними. При звуке последнего слова он беспокойно заерзал. — Это было не по доброте, — пробормотал викинг, и Хальдис решила больше не давить на него. Какой бы ни была причина его освобождения, ей все равно. Имело значение лишь то, что он освободил ее, и это было то, чем она должна была быть — и была, за что действительно была благодарна. — Теперь, когда я… свободна… что мне делать? — робко спросила девушка. Он приподнял бровь. — Ну, ты, конечно, останешься в Каттегате. Верно?  — холодно подсказал он ей. Конечно. Она должна была остаться здесь. Другого выхода не было. И по правде говоря, она была не против. — Да, — ответила Хальдис. — Но мне понадобится работа, чтобы зарабатывать на жизнь, — задумчиво добавила она. — Я уверен, что ты позаботишься об этом, — сказал он немного нервно. — Ты свободно можешь ходить в деревню, но должна возвращаться каждый день. Это мое условие. — Я не знала, что есть условия, — удивленно воскликнула Хальдис. — Запомни, я устанавливаю правила, а не ты, — высокомерно сказал он. — И ты должна делать то, что я говорю. Не забывай, я могу забрать твою свободу так же легко, как дал. Тень прошла по лицу Хальдис. — Значит, это не навсегда? Ты хочешь воспользоваться мной, господин? Если так, тебе лучше снова сделать меня своей рабыней. — Нет! — взволнованно воскликнул он. — Я не это имел в виду, — он проворчал. — Ты свободна, полностью свободна, но ты будешь… — он изо всех сил пытался найти правильные слова, — будешь под моим присмотром, — наконец неубедительно предложил он. Наконец, осознав, что он действительно хотел сказать, Хальдис улыбнулась и больше не возражала. Он хотел ее, нет, он нуждался в ней. В конце концов, они были друзьями. Тишина наполнила нагретый воздух. Господин Ивар нервничал, явно хотел, чтобы она ушла. — А теперь я ухожу, — наконец объявила Хальдис, внутренне блуждая, где она будет спать той ночью. В те дни, когда она была его рабыней, она спала в темном углу Большого Зала, но сомневалась, что ее впустят теперь, когда считали посторонней. Ну что ж. Подойдет и небольшой уголок на рынке. — Хорошо, — был его холодный ответ. Она чувствовала, насколько неудобным был их разговор. Что ж, это было ожидаемо, Бескостный не был сентиментальным человеком. — Халдис? — сказал он, когда она подошла к двери, ее шаги были легкими. — Да? — нетерпеливо ответила она. Он открыл рот, но, пожалев через доли секунды, снова закрыл его. — Спокойной ночи, — сказал он после небольшой паузы. — Спокойной ночи, — повторила Хальдис тем же бледным тоном, с любопытством разочарованная его холодностью. Она вышла на улицу и пошла прочь, в глубине души ища воспоминания о том осеннем дне, когда она шла с работорговцем от рынка в Большой зал. Ей нужно было запомнить маршрут, по которому они следовали, чтобы она могла пойти на рынок и найти место, где пробыть всю ночь. Она сомневалась, что ей удастся заснуть, ее настороженность перед опасностями ночи уже тревожила ее. Девушка застонала, не в силах вспоминать тот день. Он казался таким далеким, таким чужим, и не удивительно, что это было очень давно. Прошла и осень, и зима, и ее память, конечно же, изменилась. Если говорить о временах года, то сейчас погода была более прохладной. Было только начало весны, так что ночи все еще упорно цепляется к зимней погоде. Дул ледяной ветерок, но воздух был влажным, напоминая девушке об осени. Хальдис обняла себя, по коже пробежали мурашки. Куда она пойдет? Ей, конечно, не следует начинать блуждать и рисковать заблудиться, и ей не следует возвращаться в ужасную каморку, где спали рабы. Это должно стать просто уродливым воспоминанием, если не воспоминанием вообще. Пристально поглощенная своими мыслями, Хальдис не могла полностью осознавать всю ситуацию и случайно споткнулась о лужу грязи, преграждавшую ей путь. Она с плеском упала вперед и хмыкнула, когда острая боль сразу же ударила по ее коленям. Отлично, именно то, что ей нужно. Травма и грязь. Она села расстроенная, ее платье и туфли пропитались грязью. Она прокляла свою беспечность и продолжила сидеть, размышляя о своем несчастье и дуясь, как ребенок. Другого платья у нее не было. Как теперь найти работу в деревне, если своим растрепанным видом она произведет не очень хорошее впечатление? Не говоря уже о том, что наверняка простудится, если останется на всю ночь в мокрой одежде. — Ради Одина, что ты там делаешь? — раздался удивленный голос сверху. Хальдис покраснела от неловкой ситуации, в которой оказалась. И чтобы добавить оскорбления к травме, обладательницей голоса просто должна была быть Берит. — Эх! — свалился на нее раздражительный голос старухи. — Я спросила, какого черта ты делаешь, лежа посреди дороги, рядом с лужей грязи! — Это вас не должно заботить! — довольно грубо ответила Хальдис, чувствуя, как слезы разочарования и смущения выступили у нее на глазах. Но какое это имеет значение, если она была грубой? И Берит больше не имела над ней никакой власти. Берит внезапно захихикала. — Так ты наслаждаешься свободой? Как свинья? — Простите? — выдохнула Хальдис, одновременно обиженная и удивленная. Знала ли Берит, что господин Ивар освободил ее? — Ты… знаешь, что меня освободили? — Конечно, я знаю. Господин Ивар сказал мне сам. Хотя что его поразило, и он решил освободить тебя, я не знаю, — резко прокомментировала женщина, и Хальдис уловила в ее голосе обычный недовольный тон. — Я не свинья. Я просто упала, — смущенно объяснила девушка. Берит усмехнулась. — Но ты просидела здесь довольно много времени. Я увидела тебя издалека. — Я думала. — О чём? О том, что любишь грязь? — Нет! — огрызнулась Хальдис, раздраженная и раскрасневшаяся. — Мне некуда идти! Я пыталась придумать решение! А вам так смешно? Вы пришли сюда, чтобы поиздеваться надо мной? Берит неловко огляделась. — Ну, теперь, дитя, — ее хриплый голос внезапно стал тише, — не сердись. Я издевалась над тобой не назло. Я всегда такая, — призналась она. — А почему бы тебе не пойти и не поспать в Большом Зале? — Я уверена, что меня не примут, — тихо ответила девушка, ошеломленная внезапным проявлением дружелюбия Берит. Как будто она в одно мгновение превратилась из суровой женщины в сочувствующую старую бабушку. — Может, вы знаете, где я могу найти… канаву, в которой смогу переночевать? Берит поморщилась. — Нет. Но я знаю несколько таверн, где можно снять комнату всего за несколько золотых. — У меня нет золота. — Вовсе нет? — Нет. — А есть в деревне друзья или родственники? — Я… ну, конечно, нет, — жалобно дрогнул ее голос. — Ясно, — пробормотала Берит и почесала затылок. Повисла неловкая тишина, и Хальдис ожидала, что женщина уйдет. Ее голова горела от стыда и замешательства, а влажная атмосфера ничуть не помогала. Но, к большому раздражению девушки, Берит осталась там, явно в глубокой задумчивости. — Как тебя зовут, ты сказала? — наконец нарушила она молчание. — Хальдис. Берит немного поразмышляла, а затем кивнула самой себе, наконец решив. — Вставай, — приказала она. — Что? — озадаченно спросила слепая. Берит раздраженно застонала. — Вы встанете или это слишком сложно для вашего величества? — спросила она саркастическим тоном. — Я… да, конечно, — Хальдис быстро встала, случайно забрызгав ногой лужу. — Ты почти заставляешь меня передумать, неуклюжая девка, — проворчала старуха и затем выпрямилась. — А теперь иди за мной. Хальдис потеряла дар речи и не двинулся с места. — Ах, ради Одина, дитя! Хочешь приюта или нет? — с явным раздражением спросила Берит. — Да, — удалось пробормотать Хальдис. — Тогда следуй за мной, пока я не передумала! С этими словами Берит развернулась и ушла прочь, торопливыми шагами. Хальдис бросилась за ней, потрясенная, едва в состоянии осознать происходящее. Собиралась ли Берит, сварливая, вечно скупая Берит, предложить ей приют? Боги… почему весна сделала всех такими… добрыми? Неужели конец света? Безусловно, и другого возможного объяснения не было. Некоторое время они шли молча, пока не вошли в лес и не пришли на поляну. Там стояла небольшая деревянная хижина, окруженная множеством деревьев, кустов и растений. Берит вытащила ключ из кармана плаща и отперла дверь. Она вошла и со вздохом поманила Хальдис внутрь. Та послушалась и неловко остановилась в узком зале, густой груз ржавчины — старины — сразу ударил ее в нос. Берит сняла меховой плащ и повесила на металлический крючок у стены. — Я пойду разожгу костер и приготовлю нам ужин. Иди, — усмехнулась она, — и сделай себе ванну. Комната вторая справа от тебя. Сможешь ее найти? — Да, — лишь удивленно пробормотала девушка. — Выбрось одежду на улицу, чтобы постирать завтра утром. Я потом найду, хорошо? — Да. — Ладно, а теперь иди и не занимай слишком много времени, — Берит отвернулась и пошла в другую комнату. Хальдис услышал яростные проклятия и волочащиеся дрова. Как бы она ни была потрясена, Хальдис сделала, как ей велели. Она нашла нужную комнату. Пространства едва было достаточно, чтобы вместить деревянную ванну и несколько жестяных банок с водой. Она наполнила купель как можно меньшим количеством воды — ей не хотелось рассердить хозяйку слишком большим количеством — и сняла грязное платье и туфли, бросив их на землю. И впервые за годы Хальдис получил удовольствие от настоящей ванны. Конечно, Берит не могла дать ей ароматную воду — этим могли наслаждаться только более состоятельные люди — но все же бывшая рабыня почувствовала себя королевой. За годы работы прислугой единственное, что она могла сделать, — это купаться в реке, и то только в том случае, если ей вообще разрешали мыться. Хальдис закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она вспомнила, что в раннем детстве, купая ее, бабушка выливала в воду лепестки цветов, чтобы их чудесный аромат оставался на коже внучки. Хальдис подумала, а действительно ли уловка сработала. Она отметила, что ей обязательно стоит попробовать; это было одно из первых, что она сделает, будучи свободной Она была свободна. Хальдис не могла в это поверить. Она ущипнула кожу на предплечье, чтобы проверить, всё ли это на самом деле. Возможно, это был сон, вызванный лихорадкой, простая галлюцинация. Но ее кожа, когда она ущипнула себя, на мгновение защипала. Нет, это был не сон. Это было реально — всё это. Что ей делать завтра? Она должна была остаться в Каттегате, как было решено. Господин Ивар косвенно сказал ей, что другого выхода нет. Хальдис нужно было как можно скорее найти работу в деревне, за которую она платила бы, по крайней мере, достаточно, чтобы иметь комнату и кусок хлеба. А потом, со временем, если она сможет заработать достаточно золота, она купит себе небольшой домик. Возможно, она также могла бы иметь ферму, держать кур, овец и крупный рогатый скот. Хальдис позволила тихому стону сорваться с ее губ. Ей не следует так много мечтать. Определенно было не время строить столько планов. Было жизненно важно, чтобы она сосредоточилась на ближайшем будущем. Только это имело значение — по крайней мере, пока. Она вышла из воды и вытерлась простыней, которую нашла висящей на гвозде на стене. Она подняла свою одежду с земли и, открыв дверь, споткнулась о связку одежды, которую Берит оставила для нее. Она надела платье, едва сидевшее на ней, и, как было велено, оставила свое снаружи. Затем она пошла в комнату, в которой Берит зажгла огонь. Старуха сидела на табурете, лицом к огню, и ела тарелку супа. Она была так поглощена своими мыслями, что не заметила присутствия девушки. Только когда Хальдис неловко закашлялась, Берит наконец подняла голову и увидела ее. — Дерьмо, — проворчала она, — Я забыла, что ты здесь, Хильда, — она вздохнула: -Ты сделала, как я тебе сказала? — Да. — Хорошо. Ты голодна? — Да. — Вот, держи, — Берит протянула руку слева и схватила кусок хлеба. Она предложила его Хальдис, и та взяла — Спасибо, — пробормотал девушка, чувствуя себя нищенкой, которой из жалости вручили немного еды. Она внутренне ругала себя, ведь она не должна быть неблагодарной, Берит уже сделала достаточно, предложив свое убежище и ванну для купания. В комнате воцарилась тишина. Хальдис села в угол подальше от огня, так как Берит не определила, где ей сесть. Последняя продолжала шумно потягивать суп, рассеянно глядя на огонь, потерявшись в собственном бездонном мире. Огонь, словно отражая настроение женщины, потрескивал и извергал слабые искры. Тишину нарушил протест желудка девушки. Берит резко повернулась в ее сторону, и Хальдис снова покраснел от смущения. — Что это было? — спросила Берит, хотя, очевидно, она уже знала ответ. — Ты все еще голодна? Хальдис подумывала сказать «нет» и не обидеть хозяйку требовательным тоном. Но ответ уже сорвался с ее губ, прежде чем она смогла его остановить. — Да, конечно. Берит некоторое время молчала, а затем вздохнула, признавая поражение. — Хочешь сыра? — осторожно спросила она. — Да, пожалуйста, — снова инстинктивно ответила Хальдис. Берит встала и направилась на кухню. Ее не было какое-то время, но вдруг из комнаты, в которой она находилась, эхом отозвался стук металла о землю. Хальдис ворвалась туда — было такое же маленькое пространство — и помогла хозяйке подобрать упавшие горшки, чашки и миски. Берит исказила свое лицо от злого смущения и выругалась. — Иди, — сказала она, — я сама справлюсь. — Нет, пожалуйста, позвольте мне! Не утомляйтесь! — воскликнула Хальдис, кладя все упавшие предметы на деревянную стойку рядом с раковиной. — Я вполне способна выполнять физическую работу, Хильда, — возразила Берит, явно обиженная, — я совсем не устала. — О, я не хотела вас обидеть. Пожалуйста, позвольте мне выразить вам свою благодарность за помощь, — настаивала девушка, подавляя улыбку. — Кроме того, меня зовут Хальдис. Берит сделала еще один жест протеста, но внезапно, как будто упоминание о усталости подействовало на нее, она устало прислонилась к стене и застонала. — Хорошо, Хальдис. Положи их в корзину в углу. Девушка сделала всё быстро, и когда закончила, Берит, все еще горящая от стыда, подошла к корзине и взяла миску. Затем она наполнила его супом из кастрюли и протянула ее Халдис. — Вот, — сказала она, хотя и неохотно, — ешь, чтобы удовлетворить свою благодарность. Вернись к огню, я принесу сыра. Хальдис вернулась туда, что уже решила назвать «каминной комнатой» — камин действительно был самой отличительной чертой комнаты. Блуждая вокруг, она коснулась стен и мебели, чтобы узнать, как она выглядит. В комнате больше ничего не лежало, кроме кровати из соломы, груды одежды — возможно, отстраненной стирки — явно чрезмерно использованной метлы, стула и табуретки. Этот дом — как и его владелеца — был сухим и горьким и казался намного старше, чем, вероятно, был. — Кислотность и боль, должно быть, уменьшили его почти до нуля. Прямо как Берит, — подумалось слепой. Упомянутая кислотная женщина вернулась довольно скоро с двумя маленькими кусочками сыра на тарелке. Она неохотно поманила Хальдис взять один, а затем села обратно на свой стул, снова сосредоточившись на теперь уже слабо горящем огне. Хальдис тоже вернулась на свое место на полу и медленно принялась есть. Сыр испортился, суп был водянистым и невкусным. Но, поскольку голод не знает границ, она съела все, не обращая внимания на неприятный привкус сыра у себя во рту. Хальдис не могла не удивиться неожиданной доброте Берит. Несомненно, эта женщина сталкивалась с гораздо более беспомощными и отчаявшимися людьми, чем она, почему она решила помочь ей, когда всё время выказывала только неприязнь и презрение к рабам? Желая нарушить тишину охваченную эмоциями, девушка выпрямилась и повернулась к Берит. — Спасибо, Берит, за помощь. Я так благодарна за вашу доброту, — с чувством сказала она старушке. — Прибереги свое сладкое спасибо для кого-нибудь еще, Хальдис. Оно не сделает меня мягче или добрее, — ответ Берит был резким и хриплым. — Я говорю это не для того, чтобы льстить вам, чтобы вы помогали мне дальше, но вы, конечно, могли бы подумать, что я так и сделала, — грустно сказал Хальдис и пожал плечами. — Я вам не очень нравлюсь, не так ли? Хальдис восприняла молчание Берит как знак согласия. — Почему вы мне помогли, если я вам так не нравлюсь? Берит, не сводя глаз с огня, нервно схватилась за платье. Хальдис услышал, как она сглотнула, а затем снова вздохнула. — Потому что ты напоминаешь мне меня, когда я была молодой, — прозвучал ожидаемый ответ и нашел отклик в ветхих стенах и в сердце девушки. — Вас? — Да. Я была очень похожа на тебя. Вечная рабыня. Рабыня, мечтавшая о свободе, любви, красивой жизни. Я жадно мечтала обо всех этих вещах, и посмотри, к чему это привело, — она указала на комнату вокруг себя, — Мне так и не удалось получить ни единого из этого. — Но теперь вы свободны… — Ну и что? Я слишком стара, чтобы получать от этого удовольствие, слишком стара, чтобы строить свою жизнь заново. — Никогда не бывает слишком стар, чтобы жить той жизнью, о которой так долго мечтаешь. Берит издевательски усмехнулась и наконец повернула голову к Хальдис. — Видишь ли, вот в чем ты ошибаешься, дитя. Ты скривишься при моих словах, но да, ты всего лишь ребенок. Ты еще ничего не видела в жизни, абсолютно ничего. Ты мечтаешь, но вскоре узнаешь, что в этом жестоком мире, в котором мы живем, нельзя себе позволить мечтать. И рабы должны быть первыми, кто это должен понять. Думаешь, я сурова к тебе и всем остальным девушкам? У меня нет другого выбора. У меня нет другого выбора, кроме как напомнить вам, что в этом мире есть только жестокость и недоброжелательность, и вы не должны ни о чем мечтать. Если вы это сделаете, вы обязательно столкнетесь с горьким разочарованием от осознания того, что никогда не сможете получить то, чего хотите. Настоящий мир, дитя, недобрый и звериный… — голос Берит был полон боли, и в ее морщинистых глазах вспыхнули чистые эмоции. — Вы говорите, что там только недоброжелательность, но вы помогли мне сегодня вечером… — слабо хныкнула Хальдис, потрясенный словами женщины. — Я сделал это, потому что кое-кто сделал то же самое со мной много лет назад. Я видела себя, а не тебя. Я себе помогла, — устало объяснила Берит. — Теперь мне жаль, что я тебе никогда не помогала, — медленно добавила она, — я только давала тебе ложные надежды. Мечтать! — Нет. Я уже мечтала. И я никогда не перестану надеяться и стремиться к лучшей жизни для себя! Потому что жизнь, в конце концов, проходит! И не стоит тратить ее на слезы и отчаяние, — страстно воскликнула девушка, и ее щеки вспыхнули. Берит криво улыбнулся. — Ты говоришь все это сейчас, когда тебя освободили. Могу поспорить, вчера ты не была так оптимистична. Я много раз видел твое лицо, Хальдис, и я бы не сказала, что ты, похоже, так желал изменить свою судьбу. — Свою судьбу? — Тебе суждено было быть рабыней. Я не знаю, зачем господин освободил тебя. Хальдис почувствовала, как гнев закипает у нее в груди. — Он освободил меня, потому что уважает меня! Он хочет, чтобы я была счастлива! — Да неужели? Ты уверена, что он не хочет тебя в качестве своего украшения в кровать? А потом бросить тебя, когда ты ему надоешь? — Я ему не нужна в постели! Он сделал это из уважения ко мне! — воскликнула в гневе девушка, хотя и не знала, действительно ли это уважение заставило господина Ивара освободить ее. Берит хмыкнула. — Мужчины не уважают женщин — никогда. У него просто есть мотив, который тебе еще предстоит раскрыть. И твое сердце будет разбито, когда ты всё узнаешь. Реальность так или иначе поразит тебя, дитя, — она снова повернулась к огню. — Твое сердце будет разбито, — прошептала она — возможно, больше себе, чем Хальдис. При этих словах слепая почувствовала, как ее гнев растворился в воздухе, уступив место глубокой печали. Берит… она была убитой горем женщиной. Что-то случилось — Хальдис это почувствовала — что-то, что заставило каждую каплю нежности и счастья вылиться из ее тела и души. Берит скрывала свою боль под грубой маской презрения. Подозрения Хальдис оправдались. Что было причиной ее боли? Несмотря на то, что любопытство сжигало ее, она не осмелился спросить. Наконец Берит села. — Уже поздно, ложись спать. Я тоже буду, — холодно сообщила она, задувая огонь и направляясь к соломенной грядке. — Где мне спать? — нерешительно спросила Хальдис. — На кухне. Это вторая самая теплая комната в этой проклятой хижине. Хальдис хотела пожелать спокойной ночи, но Берит уже проскользнула под простыню, которую использовала как прикрытие, — явный признак того, что никакие другие разговоры не будут приняты. Поэтому она пошла на кухню и, используя простыню, как подушку, легла в угол. Она думала, что, как всегда, ей потребуется много времени, чтобы заснуть, но это был такой долгий и насыщенный событиями день, что она немедленно отправилась в страну сновидений. Возможно, человек не может видеть сны наяву, но, по крайней мере, он может видеть сны во сне. Она проснулась еще до рассвета. Привыкла просыпаться в такое время, и, когда она села и осознала, где сейчас находилась и почему, Хальдис почувствовал прилив энергии. — Берит может подумать, что я просто хочу ей польстить, но я хочу отплатить ей за доброту — за то, что она проявила доброту — и ничто не изменит мое мнение, — прошептала Хальдис себе, потянувшись и закатав рукава платья, принялся за работу. Она ощупью оглядела комнату, чтобы понять, на что это было похоже; комната представлял собой не что иное, как деревянную стойку и стол, корзину для соломы, металлическую раковину, большую кастрюлю, несколько жестяных банок с водой и две бочки, которые предположительно использовались для хранения еды. В комнате пахло тухлой рыбой и мясом и запахом ржавчины, который, казалось, был пронизан весь дом, от стен до горшков и даже еды. Хальдис на цыпочках прошла в каминный зал, где Берит все еще спала и довольно громко храпела, и схватила деревянную метлу. В течение следующего часа она подметала кухню, вымыла раковину, кастрюли, миски и чашки, просмотрела содержимое бочки, выбросила гниющие и ужасно вонючие отходы и вышла на улицу, чтобы найти зелень для рагу. Когда тушеное мясо с укропом, луком-пореем разошлись и закипело в кастрюле, Хальдис вымыла грязную одежду в реке, и к тому времени, как солнце встало над чистым весенним небом, они уже высохли. И надев их, Берит открыла дверь хижины и посмотрела на нее, как на странное животное. — Что ты делаешь? — злобно проворчала она. — О, доброе утро, Берит, — Халдис ярко улыбнулась. — Вот твое платье, спасибо, что позволили мне его надеть, — сказала она и протянула упомянутый предмет старухе. — Странн.ый звук доносится из моей кухни, — Берит указала в ответ на хижину, чувствуя слабость — Ой, не возражайте, я приготовила вам рагу. То есть, сейчас готовится. А теперь приготовить нам завтрак? Я нашла кувшин с молоком и миску творога, которые еще не испортились. Еще я собрала здесь в кустах некоторые ягоды терна и клубнику. Вы знали, что ваша хижина окружена великолепным цветущим садом? Если вы будете заниматься им, то никогда не умрете с голоду. Прежде чем ошеломленная Берит смогла произнести хоть что-то, Хальдис уже прошла на кухню и начала готовить завтрак, при этом весело разговаривая. Они поели молча, а затем девушка встала и вымыла миски и чашки. Когда все было сделано, Хальдис удовлетворенно ухмыльнулась, обрадовавшись тому факту, что хорошее начало дня стало положительным предзнаменованием для того, что должно было произойти позже. — Берит, — сказала она, подходя к порогу двери, — спасибо за гостеприимство и доброту. Я никогда этого не забуду. Берит только заворчала в ответ. Ну, у кого-то сегодня было плохое настроение. — Хотите, я вам что-нибудь принесу с рынка? У вас полностью закончились молочные продукты, мясо и рыба. — Нет. Со мной будет всё в порядке. — Вы уверены? — Да. Теперь иди. — Ладно. Рагу скоро будет готово, поэтому не забудьте снять его с огня. До свидания, Берит, и еще раз спасибо! Только когда Хальдис начала уходить — только тогда — она ​​услышала тихий ропот, сорвавшийся с губ Берит. — Спасибо, дитя. Спасибо. Внезапный порыв ветра сильно подул, заставив волны разбиться о песок, разливая струйки пены по всему телу девушки. Хальдис рассмеялась и не двинулась с места. Вместо этого она наслаждалась прохладным прикосновением водянистой пены и хихикала, как будто была ребенком. Она была счастлива. Потому что она была свободна. Покинув дом Берит, она направилась на рынок, где останавливалась у каждого прилавка и спрашивала продавцов, не нуждаются ли они в дополнительной рабочей силе. Они продолжали отказываться, скорее всего, понимая, что она беднее, чем крысы, наводняющие улицы. Но Хальдис не потеряла ни надежды, ни решимости — вечно сияющее солнце над ней придавало ей смелости идти дальше. И эта сила духа окупилась. Последний продавец, которого она спросила, посоветовал ей прийти на следующий день. Они сказали, что посмотрят, найдут ли ей какую-нибудь работу. Хотя это, конечно, не принесло много пользы, но Хальдис была полна решимости эффективно использовать то небольшое золото, которое она заработала. Как только ее поиски работы закончились, она направилась к берегу, чтобы успокоиться от возбуждения, заставлявшее ее сердце с энтузиазмом биться в груди. И вот, спустя несколько часов, она все еще сидела на том же месте, охлажденная ветерком и водой, и все еще охваченная тем же волнением. Но, что самое главное, она улыбалась. Широкая солнечная улыбка, полная надежды. На завтра. И среди множества чаек, танцующих на мерцающих высотах неба, раздался крик ласточки, ясно и громко.