Never doubt I love

Весна — одна из хлопотливых времен года. Она не приносит ничего, кроме тепла и головокружения, воздействующие на разум в то время, когда он должен быть острым, как новый топор. Ивар хмыкнул и в крайнем расстройстве отбросил шкуры со своей кровати в сторону. Упорный пот прилипал к его телу, делая его бессонным и раздраженным. Он вытер лоб, возмущенно проклиная невыносимую жару. Он должен сказать Хальдис, чтобы она застелила кровать более легкими простынями, прежде чем он умрет от жары. Но подождите… он не мог заставить ее сделать это. Она больше не служила ему. Ее больше не будет с ним. Он освободил ее. Что им руководило? Какое безумие, какое безрассудство? Что, черт возьми, заставило его принять такое решение — освободить рабыню? Как ни абсурдно, его не могла заставить освободить ее никакая земная сила. Несомненно, это была работа всемогущего, поскольку только божественные силы могут иметь такой ужасающий контроль над человеком, что он сделает невозможное. Но женщины, сколько в них силы. Как они завораживают мужчин… Он не мог объяснить, почему его так тянуло к ней. Он не мог понять, почему стал зависимым от нее, от ее присутствия в своей жизни. Он считал Хальдис неотъемлемой частью и не знал этому причины. Но этот нахлынувший туман чувств стал неприятен ему. Когда она заявила, что ее самое заветное желание — освободиться, что-то внутри него шевельнулось. Своего рода призвание, божественный голос, говорящий ему, что он должен делать. Чтобы исполнить ее желание, освободить ее. Сделать доброе дело. Для нее, для слепой девушки, богини камней. Он яростно боролся сам с собой. Это была битва между душой и сердцем. Он отчаянно пытался напомнить себе о том, что его учили чувствовать и делать с самого рождения: быть авторитетом, правителем, безжалостным жестоким человеком. Но эти напоминания оказались напрасными. Сердце победило, победоносно и славно. Поэтому он подчинился этому загадочному инстинкту, противоречащим его принципам, и освободил ее. Он, Ивар Бескостный, гордый сын Рагнара Лодброка, освободил рабыню. Не из злости и даже не из жалости. Нет, и не по любви. Он… просто чувствовал, что это то, что нужно сделать, чего хотят боги. И он покорился. Он не любил ее, нет, ни в коем случае. Он не мог любить, он не мог, и он смирился с тем фактом, что ему не суждено было испытать это пресловутое чувство. Барды и поэты пели об этом с таким рвением, сокрушаясь о его неизбежности, но Ивар понимал, что это бесполезно для него. Никто никогда не сможет его понять. Но почему, когда он был с ней, он чувствовал, что его наконец поняли и… приняли? Не любили, но приняли. Он почти чувствовал себя… здоровым в ее присутствии… но как? Этого не должно быть. Это было проклятие, она была проклятием. Он больше не мог игнорировать тот факт, что так привык к ее знакомому присутствию, ее разговорам и ее молчанию, ее тени и ее серым глазам, смотревшим прямо в неизвестность. Он почувствовал, как след гнева поднимается и пузырится в его груди за то, что он только что признал. Но ничего не мог с собой поделать. Иногда просто лучше… смотреть правде в глаза. Тем не менее, он не мог принять того, что сделал, поскольку это было проявлением слабости. Проявлять интерес к кому-то, от кого становишься зависимым, несомненно, слабость. Его братья, у которых было множество любовных интересов, не возражали против того, чтобы выглядеть слабыми дураками, поддавшимися простому сентименту. Но Ивар знал, и его это раздражало. Он не был ни добрым, ни глупым. Он был сильным. Сильнее всех. Ивар был уверен, что его братья будут издеваться над его освобождением Хальдис. Но что из этого? Они делали то же самое, и даже хуже, у них были рабыни и любовницы, черт, Уббе даже женился на одной. Тоскующий по любви дурак. Хальдис… она выглядела такой счастливой, такой благодарной, что ему почти было больно. Она поблагодарила его за доброту… доброту! Он вздрогнул при этом слове, так ему было стыдно. Но его стыд был омрачен выражением чистой радости на ее лице и ее улыбкой, которая напомнила ему самое яркое из солнц и самое розовое из цветов. Но теперь, когда ее не было рядом, что с ним будет? С кем бы он поговорил? Кому бы он доверял? Когда она пришла поблагодарить его, и он намекнул, как можно холоднее, что она все еще будет оставаться под его властью, тень разочарования на ее лице лишила его слов, уколов виной в его сердце. Он быстро успокоил ее, объяснив, что она действительно свободна, но… ей просто нужно было оставаться рядом с ним. Ивар застонал. Боги, он казался таким отчаянным и беспомощным. Это было действительно досадно. Но что делать? Ответ прост: продолжать жить дальше. Когда солнце взошло с раздражающим великолепием, Ивар решил, что нет никакой надежды уснуть, поэтому он сел на своей кровати и приготовился к новому дню. Он сделал свой обычный распорядок: завтракает, тренируется, затачивает оружие, навещает Флоки. И хотя ничего не случилось, чувство тревожной пустоты все время нависало над его разумом и душой. Так быть не должно. Но опять же, что мы действительно должны решать в этом мире? Ивар медленно поднял голову, когда услышал, что его кто-то зовет. Он увидел, как Сигурд бежал к нему, и Ивар невольно нахмурился. Шли дни, терпеть брата становилось всё труднее. Их соперничество, их ненависть угрожали взять верх над ними в любую минуту. Что произойдет, если однажды один из них потеряет контроль? Ивар не хотел знать. — Ивар! Он здесь! Пойдем, мы должны встретить его! — крикнул Сигурд, приближаясь. Ивар приподнял бровь, нисколько не испугавшись. — Кого? — спокойно спросил он, глядя на вспотевшего брата с легким весельем. — Сын Лагерты! Бьерн вернулся в Каттегат! — объяснил Сигурд. переводя дыхание. Ивар нахмурился. — Зачем? — медленно спросил он. — Откуда я знаю. Я не провидец. Хотя я думаю, что он вернулся, чтобы поговорить об отце, — настала очередь Сигурда нахмуриться: — Пойдем и узнаем. Похоже, он пришел с миром. — Конечно, — подумал Ивар, — Лагерта ждала его. Ивар спустился с камня, на котором сидел, и последовал за своим братом в Большой Зал, который был заполнен пришельцами; воины. Среди мужчин с грубыми лицами в тяжелой броне стоял высокий блондин. Это был Бьерн Железнобокий, старший сын Рагнара и печально известный сводный брат Ивара. Он вернулся из путешествия по слишком очевидной причине — чтобы отомстить за своего отца. Все сыновья должны внести свой вклад в месть, и за честь своего отца настало время действовать. — Сын мой, — безмятежный голос Лагерты прозвучал по Большому Залу, и при его звуке воины и служанки погрузились в тишину из уважения к своим лидерам. Мать и сын обнялись и перешептывались друг с другом, а потом Бьерн наконец повернулся к своим братьям. — Как хорошо вернуться домой, — вздохнул он после того, как они обменялись обычными формальными словами. Ивар подавил инстинктивную насмешку, которая почти достигла его губ. — А почему, могу я спросить, ты вернулся, брат? Бьерн усмехнулся. — Вы все довольно хорошо знаете причину, — его голос был, как всегда, спокойным и мягким, его глаза метались то от одного брата к другом. — Мы должны кое-что сделать. Для отца. Произошло короткое молчание, снова в честь их отца. Казалось, теперь, когда он умер, ему поклонялись гораздо больше людей. И неудивительно, что это должно произойти — люди обычно становятся наследниками только после их смерти. Но Ивар не желал такой участи. Он хотел стать живой легендой, живым страхом, живой славой. И скоро придет этому время. — Да, — нарушил молчание Уббе, — мы должны отомстить. Мы говорили о создании армии. А теперь, когда наступила весна, погода будет в нашу пользу. Придут воины. — Да, они придут, если их позовут, — снова вздохнул Бьерн, как будто сама мысль об армиях и войнах утомляла его. — А со стратегической точки зрения весна — действительно идеальное время для того, чтобы собрать армию и вторгнуться на чужую землю. — Давайте обсудим детали за столом, — как следует предложил Уббе, решая всё за остальных братьев. Из них четверых именно он всегда проявлял наибольшее уважение к Бьерну. Лично Ивар никогда не любил Бьерна так сильно, а двое других, Хвитсерк и Сигурд, никогда не высказывали своих истинных чувств к своему сводному брату. Остаток дня и большую часть праздника Рагнарссоны, наконец объединившись ради общего дела, обсуждали приготовления к своей великой экспедиции, месть за казнь их отца. Поднять большую армию и вести ее не против одного, а против двух могущественных врагов было не чем иным, как трудной задачей, и тот факт, что поражение не было вариантом, определенно не облегчало ее. Но хорошо, что их мысли были сосредоточены на отмщении за смерть отца, потому что это препятствовало возникновению злобы — вражды — между ними. Дело в том, что в тени стен, в углах Зала и над их головами все еще сохранялось неурегулированное дело. Убийство Аслауг. Лагертой. Ивару потребовалось много усилий, чтобы не упомянуть о несправедливости, совершенной в этой самой деревне. На протяжении всей встречи он сжимал кулаки, иногда отвлекая внимание от разговора, чтобы напомнить себе, что однажды он лично позаботится о том, что было сделано. Он поклялся отомстить за свою мать, и он это сделает. Но Ивар знал, что теперь лучше не злить Бьерна, убив его мать. Теперь, когда этот человек наверняка сыграет ключевую роль в будущем походе. Несомненно, именно он возглавит огромную армию, над созданием которой они будут работать. И, к своему удивлению, Ивар понял, что для успеха ему нужен его сводный брат. Он полагал, что на все есть причина. Бьерн Железнобокий возглавит Великую армию язычников, но все братья сыграют свою роль в мести. И это всё, что имело теперь значение. Как только были приняты важные решения, братья разошлись, более чем желая насладиться пиршеством. Ивар увидел, как они рассыпались по сторонам, направляясь к своим любимым женщинам, Бьерн и Уббе к женам, то есть Торви и Маргретте, Хвитсерк к своей юной светловолосой девушке, а Сигурд — к Саге. Ивар тяжело дышал, его всё больше раздражало постоянное облако одиночества, преследовавшее его с тех пор, как он себя помнил. Жар покрыл его кожу, и он хмыкнул от своей трагической судьбы. Выползая из толпы в более прохладную ночь, Ивар различил маленькую фигуру, приближающуюся из теней и тайн тьмы. Медленно, но неуклонно она приближалась к нему. И он сразу понял, что это она. Хальдис. Его сердце возжелало увидеть ее, наполнилось яркими эмоциями, нерешительности, ожидания, тоски, волнения. Но нет, не любовью. Конечно нет. Это не могла быть любовь.