Never doubt I love

— Все сводится к тому, как сильно ты борешься за то, чего желаешь, — сказала однажды Альва Хальдис. Они снова говорили о состоянии фермы, о том, что над ними светило вечернее солнце, о траве, хрустящей под ногами от жары, и о своих делах. Коровы шагали степенно, другие животные спали в тени от сарая и деревьев, и царила одинокая тишина. И Альва была права. Во многих отношениях она была права. Обязанность смотреть дальше импульсивных действий своего отца давила на девушку так сильно, что она снова доверилась Хальдис. Когда Альва впервые озвучила свои опасения, у слепой девушки создалось впечатление, что дочь Агнарра просто слишком остро реагирует, но теперь она почувствовала, насколько они серьезнее и разумнее. Позже в тот же день, когда она шла на рынок купить ингредиенты для себя и Берит, она ощутила, как беспокойство охватило ее, и подумала, что ей очень повезло, что она спасена от жизни, полной страдания и отчаяния. Эта мысль стояла у нее в голове с тех пор, как она стала свободной. И Хальдис осознала, как мало она по-настоящему оценила этот неожиданный поворот судьбы. Да, она была благодарна, но по-настоящему не осознавала, насколько невероятно привилегированной она была выбрана из всех людей, из всех страдающих для спасения. На мгновение она почувствовала себя такой особенной… почти любимой богами. Любимой даже… самой судьбой. Судьба, судьба, судьба. Что за обманщица, настоящая шутница. Возможно, даже замаскированный бог. Держа руку на кучке капусты, события последних нескольких дней пронеслись перед ней шумным вихрем. Хальдис казалось, что дни приходят и уходят так быстро, что у нее так мало времени, чтобы сесть и поразмышлять о них. Но это жизнь: такая полная и беспокойная, но такая короткая. Нам предстоит догнать её ужасающую скорость. Наконец, выбрав небольшую круглую твёрдую капусту и заплатив за нее, девушка перешла к следующему прилавку купить фасоль. Берит очень любила фасоль. Она не сказала этого, но Хальдис легко почувствовала удовлетворение, когда два дня назад она приготовила фасолевый суп. И теперь девушка хотела доставить ей удовольствие — дать почувствовать, что ее ценят и о ней заботятся. Она хотела доказать ей, что на каждое плохое яблоко приходится миллион хороших. В этом мире была доброта. Воистину это было так. Капризная старуха так удивила её, когда предложить с ней жить. И не только это, она даже призналась, что скучала по ней… какое шокирующее открытие! Хальдис предполагала, что Берит серьезно её недолюбливает, но теперь она обнаружила, что женщина очень хорошо начинает к ней относиться. Она дала ей место, дом, что очень важно было для слепой девушки. И хотя Берит не из самых веселых людей, Хальдис в некотором роде нравилось её общество. Каждый вечер, закончив трапезу, они обе сидели перед потрескивающим огнем, их мысли улетали в далекие миры, а теплая успокаивающая тишина наполняла комнату. В такие моменты они редко разговаривали, но это стало их собственным безмолвным ритуалом взаимного уважения и признательности. Способ выразить свое согласие друг с другом, форма дружбы. И вездесущий, вечно горящий огонь с его гипнотизирующим пламенем всегда сопровождал их. Как только она ступила ногой в хижину, на этот раз не в качестве гостьи, Хальдис пообещала сделать все возможное, чтобы вернуть искру жизни, явно не хватавшей помещению. Она провела целый день, убирая его и запечатлевая в своей памяти каждую комнату и каждый предмет, при этом заручившись помощью готового и кокетливого Кейпра, который с радостью выполнял все её просьбы. Он заменил чрезмерно грязную соломенную крышу, а также множество деревянных досок, находившихся на грани того, чтобы их съели жадные муравьи, восстановил разрушающийся дымоход хижины и выкорчевал дикий мох, разросшийся на стенах. Когда он убирал гниющее дерево и солому, Хальдис предложила ему хлеба и яблок, и он с радостью принял. Они сели под деревом, спрятавшись от солнца, освежающий бриз охладил их вспотевшие лица, и они начали оживленно разговаривать. — Спасибо, что пришел помочь, Кейпр, я действительно не знаю, что бы я без тебя делала, — призналась девушка, откусывая сладкое хрустящее яблоко. — Брось! — парень щедро улыбнулся ей. — Вот что я делаю всегда — помогаю девушкам в беде, — добавил он озорно, подмигнув ей. Несмотря на то, что его комментарий был нисколько не лестен, Хальдис почувствовала, как её щеки покраснели. — Я не девушка, терпящая бедствие, — слабо пробормотала она, думая, что господин Ивар никогда не скажет ей ничего подобного. — Нужна помощь, да, но не девушка в беде. Я могу отлично постоять за себя. — Я уверен, что можешь, — Кейпр схватил последний кусок хлеба из ткани, которую Хальдис положила на цветущую траву. — Но ты же девушка. И, должен сказать, очень красивая. — О, ты же не это имел в виду! — Хальдис резко встала, поворот разговора с каждой секундой заставлял её волноваться все больше. — Хальдис! — молодой человек последовал её примеру и поспешил подойти к ней. — Я серьезно! Ты прекрасна! И так любезно… Я был бы очень рад отвезти тебя сегодня в деревню. Ты придешь? Вспышки нервозности и смущения пробежали по телу девушки, отчего она на несколько мгновений потеряла дар речи. — Я не могу. Пожалуйста, возвращайся к работе, — пробормотала неубедительно она. — Но почему ты не можешь? У тебя ведь нет мужчины? Ты приехала в Каттегат всего две-три недели назад! — Нет, у меня нет мужчины. Кейпр, я просто не могу прийти… — прошептала она на этот раз, охваченная смущенным отчаянием. Она не понимала, почему отклоняет предложение парня. У нее не было мужчины, и она не могла понять свою привязанность… — Тогда почему? — отдаленно раздался голос Кейпра в её сбитой с толку и взволнованной голове, — Хальдис… ты стесняешься, да? — Нет… Да. Она была застенчивой, как никогда раньше. Ни один мужчина никогда не просил ее внимания и не ухаживал за ней. Почему Кейпр был так увлечен ею? Она была просто уродливой слепой девушкой, бывшей рабыней, никем. Вообще никто. Причем лгуньей. Она пошла к дому большими торопливыми шагами и с трепещущим сердцем. Кейпр быстро встал перед ней, преграждая ей путь. — О, какая ты милая, Хальдис, какая милая, — он потянулся к её руке, и девушка не успела среагировать. — Какая ты невинная, — он заговорил снова, его большой палец ласкал ее неподвижную, захваченную руку. — Я не невинна, — нахмурилась Хальдис, вырывая руку из его хватки. — Я точно знаю, чего ты от меня хочешь. Но я не могу тебе этого дать. Видишь ли… Я не такая, как ты думаешь, — попыталась она объясниться, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. — Это всего лишь отговорки, и ты это знаешь. Пожалуйста, позволь мне отвезти тебя в деревню сегодня вечером. Обещаю, будет весело. — Кейпр, я тебе не та женщина. Я не оправдываюсь. Я знаю, о чем говорю, — возразила Хальдис, не в силах скрыть раздражение, которое начало пузыриться в ее голосе. — Но ты именно та! — страстно настаивал парень. — Разве ты не видишь, что я хочу тебя? — Нет, не вижу! — гнев усилился, задрожал ее голос, наконец проявив себя. — Что ты вообще видишь во мне? В деревне много девушек, которые хотели бы быть с тобой! У меня есть работа и друзья, чтобы я была занята и счастлива. Спасибо, что протянул руку помощи, но пора уходить. Я больше не потерплю твоих ухаживаний, — твердо заявила она, возвращаясь в дом, готовясь хлопнуть дверью ему в лицо — как Берит поступила с нищими. — Нет, подожди, я должен сначала починить дверь, — сумел выпалить Кейпр, но дверь уже была закрыта и заперта. Хальдис услышала его медленные тяжелые шаги, уходящие прочь. Она затаила дыхание, осознавая, насколько груба она была и как нелогично говорила. Но все же, что еще ей оставалось делать? У нее не было времени на романтику… и не хватило смелости выдержать её вес. Независимо от того, как сильно она этого желала. Она слушала, как он резко остановился, почувствовав его смущение и колебания. Он там оставался некоторое время, явно что-то созерцая, пока не заговорил, его голос казался легким вздохом. — Есть мужчина, разве нет? Я уверен, что есть, даже если ты это отрицаешь. Ни одна девушка никогда не отказала мне, Хальдис, даже когда есть мужчина. Но ведь ты верная маленькая девочка, да? И с этим он ушел. После этого она застыла, прислонившись к двери и размышляя над, разыгравшейся до смешного, драматической сценой. Всё внутри скрутилось, ее тело покрыл пот, когда она пыталась оправдать свои действия и слова. Почему она действительно отказала молодому человеку? Не то чтобы он ей не нравился, он был дружелюбен и казался привлекательным… но сама мысль о романтике и любви заставляла ее хотеть бежать и прятаться от глаз, пока все не забудут о ней и ее выходках. И как Кейпр нашел ее привлекательной? Она не была хорошенькой, нет, никогда. Сам господин Хвитсерк не раз шутил по поводу ее внешности. И Кейпр не знал её секрета. Её дара. О её тьме. О её слепоте. А как могла слепая девушка любить? Как она могла дать мужчине то, что он, несомненно, потребует и пожелает? Она не могла. Как она и сказала Кейпру, она просто не та женщина. Хальдис вздохнула. Господин Ивар никогда не давил на нее в этом плане. Он никогда не приглашал ее к себе в постель, хотя явно мог. Что ж… может быть он импотент, но он определенно мог воспользоваться ею. Он был господином. Он мог получить всё, о чем просил. И все же он не прикоснулся к ней. Он никогда даже не говорил о таких вещах. Он был особенным человеком. Таким особенным. Хальдис, теперь получив все необходимое, чтобы приготовить любимый суп Берит, вернулась в хижину. Она встретилась с Кейпром только один раз после его признания, и до сих пор съеживалась от того, насколько неловким был их недолгий разговор. Он весь надулся, и она изо всех сил пыталась не выразить свое раздражение и смущенное чувство вины. Сцена его признания продолжалась и воспроизводилась в ее голове, поскольку она изо всех сил пыталась объяснить свой выбор. Событие настолько захватило её мысли, что даже Берит заметила, что что-то беспокоит девушку. — Любопытно, как можно застрять в прошлом, — размышляла старуха однажды вечером, когда они сидели у огня. Это был исключительно холодный день, холодный ветерок и временами моросил дождь, поэтому старуха добавила еще дров в огонь, чтобы он стал сильнее. Огонь светился и танцевал, даря гостеприимное тепло. И Берит, её эмоции всегда переплетались с палящим пламенем, в ту ночь была столь же сердечной. Хальдис удивленно подняла голову, пораженная как словами, так и тоном женщины. — Да, — рассеянно ответила она, — это так. — Тогда скажи мне, что у тебя на уме. Возможно, я смогу помочь. — Нет, я… — Не отрицай этого, дитя. Твой ум застрял на проблеме, которую ты просто не можешь решить. Поговорим об этом. Нет смысла держать в секрете. И хотя Хальдис едва удалось скрыть свой шок, вызванный внезапным интересом Берит к ее проблемам, она рассказала ей всё. Всё, что ее беспокоило, вылетело из нее в длинном монологе. И пока она говорила, не могла не вспомнить о ночах, проведенных с бабушкой: ночи смеха, рассказов и пения. Тогда ее мало что беспокоило. Теперь казалось, будто она несла весь мир на своих маленьких плечах. — Понятно, — Берит поджала губы, а Хальдис закончила объяснение и погрузилась в бездыханное молчание. — Я задам тебе несколько вопросов, дитя, и хочу, чтобы ты ответила честно. — Хорошо. Хальдис почувствовала странную темноту, окрасившую морщинистые черты Берит, но смахнула ее. — Как тебе этот молодой человек — Кейпр? Как ты думаешь, его чувства к тебе искренни? — медленно спросила Берит. — Я не уверена, — ответила слепая после долгой паузы. — Возможно. У него нет причин лгать — по крайней мере, насколько мне известно. — И ты веришь, если его чувства действительно искренни, что он серьезно настроен преследовать тебя? То есть, что он хочет жениться на тебе. При этом Хальдис захихикала: — Боже, нет! Он меня почти не знает. Думаю, мы оба знаем, что ему нужно, — девушка не смогла сдержать ироническую улыбку. — И даже если бы он захотел жениться на мне, я сомневаюсь, что его родители согласились бы. У меня нет приданого. Я была бы для них просто еще одним ртом. И их итак достаточно, — поспешно добавила она, вернувшись мыслями к Альве. — Тогда я не вижу причин сомневаться в твоем решении. Ты определенно должна была ему отказать. Вот, — Берит вздохнула с облегчением. — Проблема решена. Не было абсолютно никакого смысла чувствовать себя виноватой. — Дело не в этом, — вздохнул Хальдис. — В чём тогда? — Я не думала обо всем этом, когда отказывала ему, — ошеломленно пробормотала Хальдис, ее сердце начало громко колотиться в груди, когда она постепенно начала понимать, почему на самом деле отвергла ухаживания Кейпра. — Я думала…- ее дыхание перехватило горло, — … я не могла принять, потому что я думала о… — О ком ты думала? — Берит вопросительно подняла бровь. — О господине Иваре, — призналась Хальдис, поднеся руки к пылающему лицу. — Не смеши. Внезапная резкость в голосе Берит заставила Хальдис вздрогнуть. — Что вы имеете в виду? — удивленно спросила она. — Не говори мне, что ты влюблена в него — в господина! Ты что, сошла с ума, дитя? — с неожиданной странной злостью выплюнула Берит. Хальдис задрожала по неизвестной причине, и вопли женщины, кричащей о своем ребенке, на долю секунды звенели в ее ушах. Она сразу же стряхнула это жуткое сновидение и снова сосредоточила внимание на разговоре. — Я не… влюблена в него, — сглотнула она, понимая, насколько неубедительно звучал ее голос. — Я просто думала о нем в тот момент. Понимаете, он действительно хорошо ко мне относился. Глаза Берит настолько расширились, что Хальдис боялась, что они выскочат из орбит и тут же нападут на нее. — То, что он проявил солидарность и доброту, ничего не значит! — Берит почти кричала. — Ты должна держаться от него подальше — от любого мужчины, если уж на то пошло! — О, Берит, умоляю вас, успокойтесь! Что на вас нашло? — воскликнула Хальдис, искренне боясь в этот момент женщины. Берит, как будто она не слышала ни слова из того, что только что спросила девушка, протянула руки и схватила Хальдис за плечи. Для женщины её возраста её сила была поразительной, её хватка была железной. Неистовой. — Обещай мне, Хальдис, — заговорила Берит особенно жутким голосом. — Обещай мне, что никогда не отдашься мужчине. Никогда не прикасайся к ним— никогда! Если ты это сделаешь, это будет твоим падением. И с этими словами, прежде чем Хальдис успела ответить или даже отреагировать, Берит отпустила её и отошла на свое место. Как всегда, она повернулась к огню, её черты стали жесткими от воспоминаний. Она начала отчаянно бормотать себе под нос, снова и снова сжимая руками верхнюю часть одежды. На несколько минут она казалась полностью погруженной в свой собственный мир, мучительный транс, окруженный призраками и густой тьмой. Никогда еще девушка не чувствовала себя настолько тронутой. Что-то, она не могла точно определить, что именно — возможно, внутреннее чувство — подсказало ей, что Берит преследовала глубоко скрытая боль, которую она не могла забыть, как бы ни пыталась. А как она могла? Прошлое — неотъемлемая часть каждого из нас. Это делает нас такими, какие мы есть сейчас. Но что могло быть источником постоянных страданий Берит? Хальдис нахмурилась, вспомнив слухи, о которых говорила Дагни: что Берит бесплодна. Было ли это причиной ее печально известной горечи? Она не могла заставить себя спросить. Хальдис встала и направилась на кухню, где налила Берит чашку молока. Старуха всё еще застыла в напряженном изумлении у огня. Вздохнув, девушка вернулась в каминную комнату и встала рядом с дрожавшей женщиной, несмотря на теплую погоду. — Вот, Берит, — мягко начал Хальдис, протягивая чашку в сторону, — я принесла вам молока, чтобы вам стало легче. Не отвечая, Берит схватила чашку и тут же осушила всё. Она немедленно попросила еще одну, и как только выпила и эту, наконец, казалось, оправилась от своего кратковременного срыва. Её плечи опустились, и она больше не смотрела на огонь: её глаза уткнулись в землю от явного стыда. — Мне жаль, что ты стала свидетелем этого, Хальдис, — сказала она наконец хриплым и далеким голосом. — Я не хотела, чтобы это произошло. — Все в порядке, Берит, правда, — ласково заверил ее Халдис. — Часто ли это случается? — спросила она после небольшой паузы. — Нет, я имею в виду, да, иногда бывает. Когда вспомню. Хальдис понимающе кивнула. — Я знаю. Прошу прощения, если это то, что я сказала, опечалило вас. Когда ответа не последовало, Хальдис решила продолжить. — Если от этого вам станет легче, я обещаю, что никому себя не отдам. Не то чтобы я когда-либо намеревалась это сделать. Берит кивнула, но Хальдис не была уверена, действительно ли женщина осознала то, что услышала. — Думаю, нам обоим пора спать, — прервал неловкую тишину голос Берит. — У тебя завтра работа, не так ли? — Да, — Хальдис снова встала и медленно пошла к двери, ее мысли метались. Добравшись до порога, она повернулась лицом к Берит. — Берит. — Да? Хальдис закусила губу. — Вы когда-нибудь думали об этом с кем-нибудь поговорить? Это может помочь вам забыть. Снова наступила тишина. А затем его пронзил низкий пронзительный смех. Волки в лесу снаружи взвыли от боли, а совы пели свои мудрые слова в бесконечной симфонии. — Дитя мое, забывчивости не бывает. Никто не забывает следы прошлого. Девушка вытерла руки о брошенный перед ней фартук рядом с ней и села за деревянный стол, тревожно нахмурившись. Содержимое котелка — фасолевый суп — сердито бурлило, и ветер настойчиво стучал в дверь и крышу маленькой хижины. Небольшое предприятие Хальдис в последние несколько дней подошло к концу. И как бы она ни старалась этого не делать, она не могла не беспокоиться о Берит. С тех пор, как произошел инцидент, слепую девушку постоянно преследовала странная и тревожная мысль о плачущих матерях и воплях младенцев. Проблема была в том, какое отношение эти мысли имели к Берит? Она не могла понять. Хальдис тревожно вздохнула и встала, чтобы проверить фасолевый суп. Не было смысла мучить себя простыми домыслами. Если бы Берит когда-либо захотела довериться ей — в чем Хальдис сомневалась, что она когда-либо сделает — она с радостью протянула бы руку помощи обремененной женщине. Но не сейчас. Не сейчас. У нее было достаточно своих проблем. На следующий день Хальдис пришла на ферму, чувствуя странную тревогу. Ее сердце было тяжелым, как камень, а голова разрывалась туманом дурного предчувствия. Но как только она добралась до сарая, издалека раздался веселый смех, и она обнаружила, что улыбается. Она была почти уверена, что это были дети Агнарра и Энн, и сама мысль о том, что дети, играющие, невинно и беззаботно, поднимали ей настроение. По крайней мере, в этом мире были люди, невосприимчивые к печали. Благодаря вездесущему присутствию детей и молодежи, ферма была счастливым местом, полным ярких улыбок и солнечных приветствий. И этого хватило на один день. — Ах, Хальдис! Ты пришла как раз вовремя! — нежным голосом Энн весело поприветствовала девушку, пока та приближалась. — Вовремя для чего? — ответила Хальдис приветственной улыбкой женщины. Энн виновато улыбнулась. — Видишь ли, я хочу попросить тебя об одолжении. У нас с Агнарром сегодня несколько очень важных дел, и я опаздываю. Я должна была быть уже на нашем месте встречи, — вздохнула блондинка и потерла виски. — Дело в том, что мне нужен кто-то, чтобы присматривать за Свейном, Хельгой и Оге, пока меня нет, а никого из их старших братьев и сестер не могу найти! Хальдис понимающе кивнула. — Конечно, я могу составить им компанию, пока вас не будет, если вы об этом просите. — Да! О, спасибо, ты такая милая! — с явным облегчением вздохнула Энн и удовлетворенно похлопала в ладоши. — А теперь, дети! — крикнула она трем маленьким ребятам, бегавшим друг за другом. — Приходите познакомиться со своим новым другом! Пока они ждали, когда появятся босоногие, поцелованные солнцем дети, Хальдис внезапно почувствовала, что серьезность ее задачи доходит до нее. — Могу я спросить, как долго вас не будет? — спросила она сияющую мать, изо всех сил пытаясь скрыть растущее беспокойство. — Мы едем платить земельный налог и навестить торговцев в северной части города. Полагаю, нас не будет пол дня, ты же знаешь, как сейчас загружены маршруты. Мы возьмем повозку, но одна из наших лошадей хромает, так что, думаю, мы остановимся на конном рынке, чтобы обменять ее на здоровую. И я сильно подозреваю, что Альва хочет пойти с ней. Прошлой ночью она все говорила, как… — Мама! Кто это? Детский высокий голос прервал Энн, и Хальдис подскочила от его звука, понимая, что прошло много лет с тех пор, как она развлекала маленьких детей и заботилась о них. — Свейн, Хельга, Оге, это Хальдис. Она будет составлять вам компанию, пока мы с отцом в отъезде, хорошо? Хальдис почувствовала, что на нее устремились три пары широких вопрошающих глаз. — Привет всем! — неловко пробормотала она. Дети, подстрекаемые матерью, столь же застенчиво ответили на приветствие. — Хорошо, — сказала Энн, сцепив руки, — надеюсь, вы все будете вести себя хорошо и не доставите дорогой Хальдис неприятностей. Понятно? Она обняла своих детей мимолетными объятиями, еще раз поблагодарила Хальдис за оказанные ей услуги и поспешила прочь. Последовала смущенная тишина, которую самый маленький мальчик быстро нарушил и залился безутешными слезами. — Большие глаза! Они меня пугают! Я хочу к мамочке! — завизжал он. — Мамуля! — О, пожалуйста, не плачь! — Хальдис опустилась на колени и застенчиво похлопала мальчика по спине, в то время как двое его братьев и сестер наблюдали в ошеломленной тишине. — Т-твоя мама скоро вернется. И ей было бы неприятно видеть тебя грустным, — запинаясь, пробормотала девушка, чувствуя себя совершенно неспособной иметь дело со всем, что связано с детьми. Из-за ее заикания один из других детей, маленькая девочка, захихикала. Достаточно скоро Хальдис стала окружена тремя смеющимися детьми, слезы и мама были уже давно забыты. Когда их смех утих, Хальдис с облегчением вздохнула и заговорила: — А что бы вы хотели делать, малыши? Через несколько часов, после того, как её тянули с места на место и показывали любимые свои места на обширных сельскохозяйственных угодьях, Хальдис села с ними на траву и стала слушать, как дети суетятся из-за фруктов, собравших с деревьев. — Красные яблоки! — воскликнула Хельга, яркая девочка лет семи или восьми. — Они мои любимые! — объяснила она, щедро откусывая круглые блестящие фрукты. — Красный, — повторила про себя Хальдис, понимая, что она приняла их за зеленые. В нескольких шагах от них Свейн, маленький мальчик, который плакал, и Оге копали ямы в затвердевшей земле. — Хальдис! — крикнул Оге. — Можно нам пойти к ручью и поиграть? — спросил он, имея в виду небольшую реку, которую они прошли на пути к другой стороне земли. — Это слишком далеко, — с сомнением ответила девушка, но, услышав, как мальчики начинают ныть и спорить, она неохотно согласилась. Хельга, явно унаследовавшая болтливость отца, начала рассказывать о своих друзьях-животных. На земле не было других людей, дерево защищало их от агрессивных лучей солнца, а легкий ветерок шелестел по листьям и высокой траве. Убаюканный мирной атмосферой и постоянной болтовней маленькой девочки, Хальдис почти сразу заснула, чувствуя усталость. Ее разбудил нечеткий крик издалека. Все еще ошеломленная от сна, ее сознание наполовину оцепенело, Хальдис нащупала рядом с собой спящую Хельгу. Она нежно подтолкнула девушку, которая, в свою очередь, села и потерла затуманенные глаза. — Вы это слышите? — спросила Хальдис, все еще не в силах полностью приспособиться к бодрствующей реальности. Хельга встала, чтобы прислушаться, а затем, словно гром ударил ее, она ахнула. — Да! Это Оге! Я думаю, он зовет на помощь! — Что? — Посмотрите! Там! Это он! — объяснила девочка и принялась судорожно махать руками в сторону. Через несколько минут перед ними появился мальчик. Он сильно тяжело дышал, так как явно побежал к ним. — Что случилось? — потребовала ответа Хальдис, странный мучительный страх сжал ее сердце. Оге ответил не сразу, он все еще пытался отдышаться. — Где Свейн? — спросила Хельга своего брата не менее устрашающе, чем Хальдис. — Он упал! Мы играли рядом с ручьем, и он упал! Мы гнались друг за другом, он споткнулся и упал внутрь! — кричал мальчик между резкими вдохами. — Я не мог зайти в воду, я не умею плавать! Маленькая Хельга потрясенно вскрикнула и схватила Хальдис за руку, как бы прося совета. Но Хальдис не могла дать никаких указаний. Что-то заморозило ее на месте, что-то полностью заморозило ее тело и разум. Все, что она могла сделать, это стоять там, разинув рот, ее сердце страшно колотилось о грудную клетку, пытаясь вырваться на свободу, вернуть ее к жизни. Несколько секунд никто не говорил, никто не знал, что делать. Взрослый и двое детей просто стояли посреди чего-то и представляли, как маленький мальчик тонет на дне мутного ручья по единственной милости богов. — Что мы будем делать? — голос Хельги превратился в жалкое рыдание. Каким-то образом Хальдис обрела голос. — Хельга, ты должна пойти и найти помощь. Оге, отведи меня к ручью, — медленно сказала она, стараясь добиться спокойствия. Но она не была спокойной. Ей самой казалось, что к ее шее дотянулась железная рука и вот-вот задушит. Она не могла видеть. Она не слышала. Она не могла помочь. Когда Хельга бросилась обратно в сарай, Оге взял её за руку, и они побежали куда-то, в неизвестность. К смерти, ближе к концу. Хальдис хотелось упасть на колени и закричать, вес её сердца давил на нее, она не могла нести его. Все, что она могла чувствовать, это отвратительное чувство страха, отвратительный запах смерти, надвигающееся наказание богов. — А вот и он! Я вижу его, он плывет! — Хальдис с трудом слышал испуганный голос Оге, кричащий о брате, кричащий ей о помощи. Перед ней ничего не было. Ничего такого. Пустота. Не было ни тел, ни детей, ни воды, только боги смеялись над ней, насмехались над ней, указывали на нее и высмеивали. — Ты должна прыгнуть, Хальдис! Пожалуйста, прыгай! Спаси его! — рыдал и умолял Оге — или это была Хельга? — Я не умею плавать… Я не умею плавать… — слабо пробормотала Хальдис. — Я не умею плавать… это боги… это их наказание… — в отчаянии прошептала она. Её колени, наконец, поддались, не в силах выдержать тяжесть больного сердца, виноватой души. Хватка железной руки душила ее. Воцарилась тьма. Это все, что она знала. И всегда знала. Сначала она почувствовала, что что-то смачивает ее лоб. Вскоре она поняла, что ее тело лежит на чем-то мягком и уютном, возможно, на матрасе. Когда ее чувства медленно вернулись к ней, она почувствовала сначало запах отчаяния, чем услышала его. Воздух был густым, пахло потом и немытыми волосами. Ее уши уловили невнятный звук приглушенных рыданий и приглушенного шепота. Тревожное дыхание и тени вокруг нее. Когда её глаза попытались открыться, резкая боль пронзила голову, и девушка вздрогнула. Она медленно поднесла руку ко лбу, обнаружив, что она покрыта влажной тканью. Она сжала её от боли, боль превратилась в оглушительный звук. — Халдис? — мягкий голос прорвался сквозь дымку в ее голове и потянулся к ней. Голос был мягким и успокаивающим, и ее живот закрутило от звука. — Ты сильная! — И- Ивар? — пробормотала она в темноту, ее голос был полон надежды. Перед ответом последовала пауза. — Кто такой Ивар? Хальдис, это я. А потом девушка вернулся к реальности. Все вернулось. Ужас. — Кейпр. Она признала присутствие мужчины, не открывая глаз. Уже не было разницы. — Халдис, открой глаза и посмотри на меня, — мягким тоном потребовал мужчина. — Это не имеет значения, — ответила слепая девушка, уже чувствуя, как слезы стыда выступают ей на глаза, — я знаю, что это ты. — Пожалуйста, посмотри на меня. Хальдис открыла глаза. Но перед ней по-прежнему ничего не было. Пустота. Черная пустота. Она ненавидела её. Кто-то поменял влажную ткань на новую, более свежую и холодную. Хальдис вздрогнула. — Как ты себя чувствуешь? — вновь заговорил с ней голос Кейпра. Халдис воздержалась от ответа. — Что случилось со Свейном? Что с ним случилось? Где он? — спросила она тихим испуганным шепотом. Приглушенный всхлип ответил на ее вопрос, но не Кейпра. Хальдис поняла, что вокруг нее собралось больше людей, чем она думала изначально. — Так он мёртв? — при последнем слове девушка жалобно дрогнул. — Мы еще не уверены, — ответил гнусавый голос. — Он немного дышит, но мы не можем его разбудить. Мы вызвали целителя. В конце предложения женщина, произнесшая эти слова, расплакалась. Хальдис чувствовала, как ее собственные слезы прожигают дыры на ее коже. Пылал огонь стыда и вины. — Мне очень жаль, — жалобно хныкнула она. — Это не твоя вина, Хальдис. — Но это случилось! — Хальдис разочарованно зажмурилась. — Нет, не случилось! — Случилось! Не бойся обвинить меня, Кейпр. Я виню себя. Все равно спрятаться теперь негде. — Почему ты не смотришь на меня, Хальдис? — настаивал Кейпр. — Что это? — Я не знаю, где ты, Кейпр. Я тебя не вижу. По комнате эхом разнеслись вздохи удивления и беспокойства. — Это потому, что она ударилась головой, — заметил кто-то, — ее ослепили. При этом Хальдис невольно улыбнулась. — Что не так? Почему ты улыбаешься? — спросил Кейпр с беспокойством в мягком голосе. Больше не было причин врать. Без движения лежа в чужом доме, в окружении людей и испытывая боль, Хальдис знала, что больше не может прятаться. — Я не была ослеплена. Я уже была слепа. Она ждала, пока слова просочатся, чтобы их поняли люди, которые смотрели на нее пристально, ошеломленные в тишине. Она почувствовала, как тело Кейпра отдаляется от нее, но почему-то не упустила его тепла. — Я слепа, — повторила она, — всегда была. Я обманул всех вас.

***

Были времена, когда Ивар думал, что он благословлен богами. Что он был действительно особенным, что ему дан дар — способность становиться сильнее, несмотря на его характер. Хальдис научила его этому. Милая Хальдис научила его ценить себя и свою неспособность. Чтобы принять силу, которую он получил, а не сидеть сложа руки и оплакивать ее до бесконечности. Это был тяжелый урок, потому что он был унижен. Его оскорбила рабыня, но теперь он знал, что это особая рабыня. Это была Хальдис, серебристая Хальдис, розовощекая и залитая лунным светом девушка. Она показала ему, как можно принять свою неспособность, как, возможно, можно даже полюбить ее. Он еще не любил свои ноги, нет. Но он больше не чувствовал себя отягощенным ими. Они были дополнительным оружием, которым он мог и будет использовать для достижения своих блестящих целей. Стать живой легендой. Хальдис говорила от имени богов, и они — она сказала ему, что он был благословлен. Одаренный. И, возможно, однажды он тоже станет одним из них. Ивар позволил себе озорно улыбнуться, пока полз к убежищу, где его впервые отругала Хальдис. Всю зиму это было болезненным местом — уродливым напоминанием об этой неспособности доминировать, контролировать бедную, несчастную рабыню. Но теперь, посреди яркой весны, которая, к его великому удивлению, не действовала ему на нервы, он почти полюбил это место. Потому что оно напомнило ему о его силе, силе, которой не обладал никто, кроме него. Хальдис тоже обладала особой силой. И он был уверен, что она пользуется ею каждый день, чтобы спасти людей от бед. И она спасла его. Он любил это место, потому что оно напоминало ему о ней. Длинные каштановые волосы, большие серые глаза, тонкое лицо с вздернутым носом. Маленькое тело, нежный голос и элегантная загадочная улыбка. Ивар широко улыбнулся, опираясь на край деревянных досок, тех, что стояли над морем. Непоколебимый, твердый, защитный. Он позволил ногам болтаться над водной рябью, и на мгновение — крошечное мгновение драгоценного момента — он снова стал ребенком. Счастливый ребенок на берегу моря, в нескольких шагах от матери, поет веселую песню и собирает ракушки. Момент настал и прошел за доли секунды, но Ивар все еще улыбался, чувствуя себя более сильным и мотивированным, чем когда-либо. И он знал, кого благодарить. Его прекрасные мысли были прерваны тихим, но отчаянным рыданием, доходившим до ушей. Ему не нужно было смотреть, чтобы узнать, кто это был. В мгновение ока он оказался рядом с ней, спрашивая, что случилось, кто сделал это с ней, он смог бы убить их, если бы она пожелала. Но она не отвечала, она не признавала его, она только плакала и плакала, безутешная и несчастная, испуганная птичка. Что случилось? Кто это с ней сделал? Кто посмел прикоснуться к ней, к его Хальдис? Он был сильным. Он мог убить их, кем бы они ни были, за их ошибку. — Я ненавижу это! Я ненавижу это! Я ненавижу это! — крики девушки проникли сквозь ее рыдания и священную тишину убежища. Подул яростный порыв ветра, словно в тон ее голосу и ее стенаниям, и рассыпал ее длинные волосы. — Я лучше умру! — кричала она ветру и бурлящему морю, не обращая на него внимания. — Чем что? — это все, что он мог спросить. — Быть слепой! — закричала она в ответ, когда ее сильные рыдания возобновились. — Это проклятие! Проклятие! И именно в этот момент мир Ивара рухнул перед ним. Все, во что он поверил, все, что он привык принять, засохло и смялось прямо у него на глазах. Все упало и исчезло — его надежды, его сила и его вера. — Я убила мальчика! — продолжала Халдис. — Он умер из-за меня! Боги наказывают меня за то, что я солгала! — кричала она в отчаянии. — Ох, дурочка, они такие. Его тон был таким грубым, таким резким, таким горьким, что рыдания девушки внезапно прекратились. Она повернулась к нему, испуганная и потрясенная, слезы все еще украшали ее лицо, как обрывки оторванной маски. — Я чертовски уверен, что они планируют тебя сжечь. Даже убить! — прошептал Ивар, но он знал, что она слишком хорошо его слышит. И он этого хотел. — Потому что ты солгала. Мне. — Ивар, я… — Ты солгала, — она слышала холод, резкость его голоса, удар, который, как он знал, причинит боль и укол. Но он не мог остановиться. Он хотел заставить кровоточить скрытую, но существующую рану, заставить кого-то пролить слезы о его несчастье, о его гневе. За его разрушенные мечты. Ему нравилось причинять боль, он всегда это любил. Он любил знать, что не только ему больно. — Ты лгунья, — подчеркнул он. — И я позволил тебе обмануть меня. Его тон был теперь горьким, с каплями кислоты, но сдерживающим гневом. Он ненавидел ее за то, что она солгала ему, притворялась, унижала его тогда. Он ненавидел чувства, которые она вызывала в нем. Он ненавидел себя за то, что влюбился в нее. — Ты обманула меня. Если и чему он научился, постоянно спорив со своими братьями, так это тому, что теперь он стал экспертом в подборе правильных слов. Те, которые вызовут ураганы, бури и печали. Его слова были его оружием, его удары были смертью его врагов. — Я никогда не прощу тебя. И он всегда так хорошо держал слово.