Never doubt I love

      Ивар поморщил нос, вытирая запекшуюся кровь и грязь с меча. На самом деле он никогда не обращал внимания на запах крови, но с тех пор, как с братьями вернулся с Англии, в воздухе постоянно пахло ею. Война оставила свой след в воздухе и на их коже, изображая раны, и в умах, где подсчитывались потери.       И все же викинги победили. Несмотря на всю пьянящую подлость, сверкающие топоры и гнев, они победили.       Тихо напевая военную мелодию, его глаза закрылись от воспоминаний. Теперь Ивар видел все это, когда ехал в колеснице, истерически крича. Его меч и доспехи были залиты кровью врагов. Теперь он мог ясно видеть одно единственное воспоминание, что вызывало улыбку на его лице. Он видел войну.       И что самое главное, они отомстили за отца.       Правда, Ивар не мог притвориться, что это было легко. Не легко, на самом деле не легко, но важно было то, что они победили. Что они уничтожили саксонскую армию и казнили глупцов, посмевших прикоснуться к Рагнару.       «Теперь все в порядке», — пробормотал он про себя. Даже когда так не было.       Разве могло быть все в порядке? Ведь даже если внешний враг был разбит, враг внутри него и внутри Каттегата скрывался в тени, готовый наброситься, прийдя время.       Он не мог перестать думать о клятве, которую дал давным-давно. Клятву, которую Ивар поклялся не нарушать, клятву, которую он обещал выполнить. Чтобы отомстить за свою мать. Значит, он должен убить Лагерту.       Он не боялся убить эту высокомерную самопровозглашенную королеву, но обстоятельства еще просто не наступили. Бьерн, несомненно, был бесценным участником их экспедиции, умело руководя армией викингов и спокойно, решительно маневрируя предложенными стратегиями. Он был — хотя Ивар ненавидел это признавать — бесценным дополнением за свои великие лидерские навыки.       Эта сука Лагерта являлась матерью Бьерна. И Ивар не мог убить ее — по крайней мере, пока. Тем не менее, он ее ненавидел. За убийство своей матери, за кражу престола, за свой трон.       Да. Его. Его трон. Ибо инстинкт, чувство, которое кипело глубоко внутри Ивара, плакало, предупреждая, давая понять, что трон Каттегата будет принадлежать ему. Что его мать выбрала бы его своим наследником, если бы у нее была возможность сделать выбор между сыновьями. Она, должно быть, знала, Ивар был уверен, что он самый способный — благословенный — соответствовавший роли конунга. Ибо Уббе был слишком похож на Бьерна; путник в душе, любознательный дух. Хвитсерк явно казался заблудшей овечкой, но слишком простым человеком, чтобы стать правителем, а Сигурд… в лучшем случае незрелым ребенком. Остался только Ивар, стратег, одаренный, особенный человек, безжалостный воин. Бескостный.       — Добро пожаловать, или я прервала серьезные раздумья?       Сладкий голос мягко отвлек его от всепоглощающих мыслей, погрузив в успокаивающее состояние, его окоченевшее тело расслабилось. С закрытыми глазами он улыбнулся.       — Я бы не назвал это раздумьями, — сказал он, но улыбка еще не исчезла с его губ, — больше похоже на привычку.       — Ой, — он слышал ее собственную улыбку в голосе, — все же я перебила.       Когда она собралась уходить, он открыл глаза.       — Нет, останься. В любом случае это вышло из-под контроля.       — Хорошо, если ты так говоришь, я останусь, — ее тон был немного поддразнивающим.       Ивар по-прежнему не поворачивался, желая сначала представить ее себе, нарисовать ее образ в своем уме, чтобы позже кивнуть головой и понять, что она была не его фантазией, а реальный человек. Реальностью — его реальностью.       Он продолжал представление, прислушиваясь к ее медленным легким шагам, когда она приближалась.       — Ты медлительная, — воскликнул он всего несколько мгновений спустя, наконец, поддавшись искушению и повернувшись к ней лицом, его улыбка стала еще шире при ее взгляде.       А она всегда была одинаковой — каждый раз. Яркая, напоминающая луну. Его учащенное сердцебиение успокоилось, а она никогда не изменится. Что бы ни случилось, она останется прежней.       — Вот, снова. Что у тебя на уме? — Она села на кровать рядом с Бескостным и положила руку себе на нос. — Боги, как ужасно пахнет. Но я полагаю, ты к этому привык.       — Кровь? — усмехнулся Ивар. — Мне плевать на нее.       Она пожала плечами.       — Ты воин, я полагаю, так и должно быть.       Между ними воцарилась уютная тишина. Ивар, довольный ее теплым присутствием, снова погрузился в свои мысли, осторожно держа оружие.       В этот момент он вспомнил о времени, проведенное вместе до войны. Это был странный период, немного туманный. Время проходило в бесконечных часах тренировок, планирования и командования. И все это время Хальдис оставалась с ним стойким присутствием, теплым телом рядом. Но война есть война. Он должен был уйти.       Бескостный солгал бы, если бы сказал, что ему не нравилась война. Ибо он всегда находил утешение в этом безумном действии, в шуме, подъеме, который тек в его жилах после объявления победы. Головокружительное, кружащееся чувство, захлестнувшее его тело и разум, когда он одолевал своих жалких врагов.       Ах, борьба. Он любил ее всем своим существом. Он знал, что боги создали его для этого.       — Ивар, могу я кое-что спросить?       — Давай.       — Мне интересно, что теперь будет с армией? Ее расформируют или она останется здесь?       — Ты имеешь в виду, уйдут ли воины-лидеры сейчас, когда битва окончена? Если да, скорее всего, они исчезнут в течение нескольких недель. Видишь ли, то, зачем они пришли, теперь сделано. Викинги искали убийство, а не месть за моего отца. Лучше, если они все равно уйдут. — Ивар приподнял бровь. — Но почему ты спрашиваешь?       — Из любопытства. Хотя я думаю… — Хальдис неуверенно замолчала.       Ивар повернулся, чтобы взглянуть на нее. На ее лице появилось хмурое выражение, хотя это не скрывало ее хрустальных черт.       — Что? — подсказал он немного озорным тоном. — Что у тебя на уме, маленькая Хальдис?       — Я думаю… Я думаю, что они останутся.       Он внимательно посмотрел на нее.       — Что заставляет тебя говорить это?       — Инстинкт, наверное, — с сомнением ответила Хальдис, но потом нежно улыбнулась. — Забудь, Ивар. Я ничего о них не знаю. Если бы воины захотели остаться, ты наверняка знал бы об этом.       Он согласно кивнул и вернулся к своим раздумиям. Что на самом деле заставило ее сказать, что армия не собиралась уходить? Он должен был признать, что эта мысль вообще не приходила ему в голову.       Для расформирования армии требовалось время, особенно если воины находились на стороне побежденных, объединенные общей силой, волнующим стремлением к победе, несущим смерть. Кроме того, распределение добычи было очень трудоемким процессом, учитывая, что все различные военные группы хотели получить как можно больше прибыли.       И даже если они не уйдут — какое это имеет значение? Они станут мощным дополнением к силам Каттегата — положительным результатом, поскольку окончание войны не обязательно означало, что в ближайшее время не начнется еще одна.       Мощное дополнение. Силы. Каттегат. Еще одна война. Внезапно Ивара поразило — почти в буквальном смысле этого слова — чувство страха, когда внутри него возникла идея, сокрушая его сердце, как волна о скалы.       Каттегат, война, трон…       — Ивар! Ты хорошо себя чувствуешь? — На звук встревоженного голоса Хальдис он повернул голову, вернувшись к реальности. Бескостный собирался ответить, когда она быстро протянула руку и мягко коснулась его лица. Он замер от ее прикосновения, воспоминание накатило со всей яркостью.       Вернемся к началу. Там, где все было иначе, он был другим. И все же она всегда была такой же. С прикосновением, которое полностью впитается в его душу, точно так же, как река поглощает мертвых после битвы, не оставляя их позади.       — Тебя что-то беспокоит? — снова мягко спросила Халдис, успокаивающе коснувшись его щеки, ее прикосновение было легким, как перышко.       — Лагерта… — начал он инстинктивно, но не закончил фразу, так как при простом упоминании пресловутого имени у него в горле образовался ком, из-за чего невозможно было говорить.       — Лагерта, что?       Он не ответил. Разум кружился, и кожа ощущала только одно: перо целует его в щеку. И вокруг тишина. Так странно. Где были все воины?       — Ты знаешь, что можешь сказать мне все, Ивар.       «Я люблю тебя», — хотел он сказать, — «Я люблю тебя». Но не смог. В нем столько перемешалось мыслей и чувств, но они не могли найти выхода.       — Нет, — наконец сказал он тихо, подняв руку и схватив ее руку. Он слегка сжал ее, а затем отпустил. — Я не хочу тебя беспокоить.       — А ты и не беспокоишь, — быстро ответила она. — Поговори со мной.       Ивар покачал головой и, наконец, позволил улыбке расплыться на лице.       — Думаю, мне нужно подышать свежим воздухом, — признал он.       — Тогда пойдем гулять, — предложила она, улыбаясь ему в ответ. Он кивнул.       О, Хальдис, если бы ты только знала.

***

      С тех пор, как он вернулся с войны, его что-то беспокоило. Она чувствовала это. Мысль, которая медленно пожирала его, мысль, которую она не могла понять, чувство, которое она не могла полностью осознать.       Что это было? Он бы ей точно не сказал. Она чувствовала замешательство и разочарование, гнев, смешанный с отчаянием. Что его беспокоило — ее Ивара?       Вот же глупая. Как он мог ей принадлежать?       Хальдис не хотела заставлять его довериться ей. Но она не могла вынести его смятения и просто стояла в стороне, ничего не делая, чтобы помочь ему.       Выбираясь из Большого зала, она изо всех сил пыталась найти правильные слова — те, которые были бы достаточно утешительными или поддерживающими. Но ничего, о чем она могла подумать, не было достаточным. И ничто не могло утихомирить ее собственные страдания.       Какой же дурой она была — и всегда такой оставалась. Сколько презрения она питала к любви, сколько насмехалась и отвергала действия и чувства Саги как иррациональные, как глупые, когда все было движимо любовью к ее мужчине. Любовь, чувство, которое она никогда не испытывала, и поэтому никогда по-настоящему не понимала его. И как легко можно было отвергнуть любовь, презирать ее.       Но теперь, когда она это чувствовала, поскольку мужчина, которого она любила, находился на расстоянии дыхания, Хальдис сбилась с толку, потерялась в волне своих эмоций. Нужно было выпустить поток и добраться до него, но это было невозможно. Потому что он был господином, наседником престола, а она — лишь его спутницей. Больше ничего.       Хальдис издала мимолетный вздох. Ее собственные мысли утомили ее — ей тоже нужно было подышать свежим воздухом.       Снаружи нескончаемый шум языческой армии, казалось, достиг своего пика. Ничего другого не было слышно, кроме многочисленных ссор между усталыми, пьяными воинами, чье непрекращающееся празднование и уговоры тянулись от рассвета до заката, всегда с той же интенсивностью и энергией. Победа такая пьянящая.       — Я думаю, они все хотели бы остаться здесь, — Ивар, словно читая ее мысли, размышлял над более ранним замечанием Хальдис. — Их обеспечивают за храбрость и выносливость, которые они проявили в битве. Они помогли нам победить. В каком-то смысле это наш долг перед ними.       Пока они выходили, как будто отражая сказанные Иваром слова, мимо прошли двое мужчин, волоча за собой то, что Хальдис представила как несколько трупов. Они тяжело кряхтели и ругались по пути, а несколько женщин проносились за ними, тихо плача. Что-то в этой сцене, возможно, отталкивающий запах, исходящий от трупов, или жуткие звуки, издаваемые их костями, когда они падали на землю, заставило Хальдис дрогнуть, и ее разум на мгновение потемнел.       Словно разделяя ее чувства, Ивар окликнул мужчин.       — Что, во имя Одина, случилось? — спросил он властным тоном. Мужчины остановились — Хальдис почувствовала их волнение и усталость.       — Все они сегодня умерли, господин Ивар, — неуверенно ответил молодой человек. — Мы ищем место, куда бы сбросить их тела.       — Это была драка? — сердито спросил Бескостный. — Я не допущу, чтобы наши воины умирали в мелких склоках!       — Нет, господин, — поспешно ответил другой мужчина, казавшийся старше, но столь же усталым, — они были больны. Их раны, господин, они были заражены… плохие инфекции, у многих из нас они есть.       — Неужели лекари не могут разобраться в ситуации? — прозвучало резкое заявление.       — Немногое они могли сделать, господин, немногое, — сказали они. — Мы делаем все возможное, но лучше оставить это богам.       Мужчины больше ничего не сказали, и Ивар, похоже, не нашел подходящих слов для ответа. Кивнув головой, он отпустил мрачную процессию и, глубоко вздохнув, положил теплую руку на лодыжку Халдис. Она еле сдержалась, чтобы не вздрогнуть от прикосновения, мысли тут же расплылись.       — Пойдем, Хальдис, — мягко сказал он. — Бесполезно волноваться из-за таких вещей.       — Тебе легко говорить, когда тебе нечего предложить.       Конечно, это был не ее голос. Чужой, горький и резкий. В нем задержалась усталость и еще что-то, может быть, капля безумия.       — Но некоторые люди, в отличие от тебя, имеют значение.       Но теперь она это сделала. Едкий оттенок смешался с жалким отчаянием человека, которого она была настроена презирать.       — Сигурд! — это был вой. Голос Ивара — такой другой, чем несколько минут назад — такой дикий, такой грустный, такой…       Но прежде чем она успела подумать что-нибудь еще об этом, о резком изменении его тона, прежде чем она успела позволить своему разуму закружиться и закипеть, размышляя о мерзких словах другого мужчины и о том, почему он должен произнести их сейчас, она уже поняла. Почувствовала у своих ног движения Ивара, прыжок, который он собирался сделать, с ножами в обеих руках. И она уже действовала, придерживая того, кого любила, чтобы не дать ему наброситься, высвободив гнев.       — Нет! — воскликнула она, обвив руками его плечи, повалив его на землю — для смерти еще не было времени. — Нет! — снова закричала она, изо всех сил пытаясь обездвижить борющегося зверя всвоих руках. — Бессмысленно! Не слушай, что он сказал! Прошу!       Он боролся в ее объятиях, кряхтя и выплевывая непонятные проклятия. Хальдис никогда раньше не видела, чтобы гнев превращал человека в нечто стоящее за его пределами — в неконтролируемое животное. Но теперь она это сделала. И самое настоящее ощущение цеплялось за ее сердце, точно так же, как Ивар рычал, как собака, на человека, которого он называл своим братом, который просто безмолвно стоял на якоре во время шторма.       — Прошу! — крикнула она снова, более нежно, как будто простая ласка ее голоса могла помочь. — Пожалуйста, Ивар…       Внезапно, как масло под солнцем, он растаял, его мышцы расслабились. Рот и глаза опустились, дыхание смягчилось. На мгновение он не двигался. А затем, прежде чем Хальдис или Сигурд успели что-нибудь сказать, он вырвался из ее рук и рванул прочь, его ножи вонзились в деревянный пол, словно в плоть.       Кратковременная волна тишины охватила все вокруг, но вскоре за ней последовала волна ярости, пронзившая разум Хальдис и схватившая ее горло. Ее сердце.       Резко повернувшись в сторону Сигурда, она почувствовала гнев, которого никогда раньше не испытывала. Гнев, который имел отношение не к ней, а к кому-то, кого она любила. Кто пострадал.       — Ты зверь! — безумно завизжала она, но, как вдруг осознала свое безумие, которое идет рука об руку с гневом, мгновенно остановила себя.       — Знаешь, что я о тебе думаю? — начала она снова через какое-то мгновение, удивляя себя злобной холодностью своего голоса, который внезапно показался ей непохожим на ее собственный. — Я, которая раньше была рабыней, которой ты злоупотреблял! — Она смутно могла слышать его собственное ритмичное дыхание, в то время как едва могла контролировать свое.       Он, конечно, не ответил, но и не ушел. Хальдис позволила себе паузу, смертельно опасную в тишине, зная, что теперь ее разум путешествовал и задавался вопросом.       — Я презираю тебя. Я презираю тебя! Ты жалкий, печальный, несчастный человек, который винит других в своих собственных жалких страданиях, — она злобно усмехнулась. — Но я даже не могу заставить себя пожалеть твое жалкое существование, когда ты относишься к другим, как будто они были ничем.       Сделав еще один шаг к нему, маленький, но достаточный, чтобы сократить расстояние между своими душами, она высоко подняла голову и вынесла свой последний приговор. Громкость ее голоса повысилась настолько, что разбудила призраков, покоящихся в тени.       — Это ты ничто — ты пуст, пуст внутри!       Что-то ускользнуло от господина Сигурда, что-то похожее на рыдание или вздох — Хальдис не могла понять. Потому что она уже улетела и исчезла вдалеке. Искать Ивара.       Она знала, где его найти. Инстинкт ей подсказывал. Хальдис чувствовала, она знала, что он не сделал бы чего-то глупого в своем гневе, скорее он искал утешения, мягкого места, чтобы отдышаться после полученного удара. И как бы она ни была озадачена человеком по имени Флоки, она понимала, что он во всем, кроме имени, был настоящим отцом Ивара. Он был нужен ему сейчас.       К настоящему времени она узнала дорогу к хижине Флоки: она сопровождала Ивара там много раз. Спеша туда, пытаясь собраться с мыслями и укротить свое бешено бьющееся сердце, Хальдис не могла не почувствовать себя еще более охваченной мрачным предчувствием. Почему этот день, так прекрасно начавшийся, превратился в уродливую паутину смятения и странной боли?       Безжизненные тела в земле, боль, и гнев, капающий повсюду…       Но Хальдис прогнала призраков. Она подумает о них в другой раз.       Достигнув порога хижины, она быстро постучала в дверь. Прошло несколько минут, а ответа не последовало. Она снова постучала — ничего. Через несколько попыток ничего не вышло. Отказавшись от своего спокойного притворства и охваченная беспокойством по поводу того, что случилось что-то ужасное, она начала отчаянно стучать, умоляюще называя имя Ивара.       Она услышала, как опрокидываются стулья, что-то передвигается, непонятный шум, и тут наконец дверь открылась.       — Хальдис! — она узнала голос Хельги, жены Флоки. — Что-то случилось?       — Где-где… — Хальдис внезапно обнаружила, что не может ответить. — Ивар… — наконец предложила она неубедительно, поморщившись, и без всякого предупреждения, как будто все было потеряно и мир рушился, она разразилась беспомощным плачем.       — О, дорогая, — пробормотала Хельга и успокаивающе обняла слепую девушку за плечи. — Заходи, я дам тебе воды, — добавила она, ведя ее в хижину.       Несколько мгновений спустя Хальдис обнаружила, что сидит на мягком коврике с чашкой воды, а ее сердце немного успокоилось. Она сидела в полной тишине, ожидая, пока Хельга принесет еще воды, и пытаясь рассеять свое беспокойство. Пытаясь отвлечься, она сосредоточила свое внимание на комнате, обнаружив в ней нехарактерный беспорядок. Теперь от здесь сильно пахло деревом, стариной и немного соленой водой. Они изменили расположение вещей, заключила она после попытки нащупать стол справа от нее, но не сумела его найти.       — Извини за беспорядок, — вмешался голос Хельги, войдя она в комнату. Она предложила Хальдис еще воды и немного хлеба с сыром, которые та с благодарностью приняла. — Но сейчас надо выбирать, что оставить, а что продать. Мы не можем забрать все с собой.       Хальдис удивленно подняла голову.       — Забрать — куда?       Хельга села рядом с ней.       Ах да, я забыла, что мы еще не сказали тебе. Хальдис, Флоки и я решили, что пора уходить. Пора нам искать землю богов.       Хальдис почувствовала, как засияла улыбка Хельги.       Но если Флоки уезжает, то что с Иваром? Что с Иваром — сейчас?       — Я знаю, что ты думаешь о нем, дорогая, — прошептала Хельга нежным тоном, словно утешая. — Флоки только что предложил ему показать нашу лодку.       — Но… — теплая рука Хельги на плече остановила ее.       — С ним все будет хорошо, дорогая. Он будет в порядке.       Все будет хорошо. Хальдис попыталась выразить словами, но теперь спокойствие, которое она ненадолго чувствовала несколько мгновений назад, исчезло.       — Могу я пойти к нему? — наконец пробормотала она, поворачивая голову к Хельге. — Я бы хотела пойти к нему, он немного расстроился…       Хельга снова улыбнулась.       — Я знаю. Флоки его успокоил. Это действительно хорошо, Хальдис. Он сильнее среди людей, которых любит.       — Но Флоки сейчас уходит…       Хельга усмехнулась и села.       — Ну, времена меняются, люди уходят, моя дорогая. Но любовь встречается чаще, чем ты думаешь.       После этого Хельга быстро вернулась к своей работе, посоветовав Хальдис вернуться домой и дождаться Ивара. Она сказала, что он вернется. Он вернется намного лучшим, нужно лишь подождать.       Но Хальдис не могла ждать. Чувствуя себя расстроенной, она отправилась на поиски Ивара и Флоки, но, забыв спросить Хельгу, где стояла на якоре их новая лодка, в конечном итоге бездумно бродила вокруг Каттегата.       Прогуливаясь, она уловила случайный шепот, и ее сердце затрепетало от болезненной нервозности при воспоминании о Свейне и его кончине в воде. Она не знала, действительно ли он мертв, и не узнает. Потому что, не пыталась узнать.       После нескольких часов бесцельного блуждания она решила, что, возможно, Хельга была права и ей следует дождаться возвращения Ивара в Большой Зал. Когда она, развернувшись, собралась двинуться в путь, то услышала знакомый голос, пугающий, тихий, с легкой дрожью, которую она полюбила.       — Ты здесь. Я думал, ты ушла…       Она немедленно полетела у нему, упала к его ногам и схватила за руку.       — О, Ивар… — это все, что она могла сказать.       — Он уходит, — сказал он дрожащим голосом. — Он меня бросает. Я думал, он всегда будет здесь.       Она крепче сжала его сильную руку.       Я знаю, Ивар, я знаю. Все будет хорошо.       Она пыталась сделать голос успокаивающим, но сомневалась, что добилась успеха.       — Величие… — начал он снова, но тут же остановился, словно комок в горле заглушал его голос. Хальдис услышала, как он сглотнул. — Я хочу достичь величия. Но как… когда все бросают меня? Мать, отец, Флоки и… и ты…       Там он остановился. Поначалу она ничего не ответила, словно давала время печали, чтобы печаль танцевала с его душой. А затем, спустя несколько мгновений, она медленно опустила голову, положив ее на его плечо. Он не оттолкнул ее.       — Но я бы никогда не оставила тебя, Ивар. Я бы никогда не стала.       — А Сигурд? — прозвучал слабый шепот всего несколько мгновений спустя.       Хальдис закрыла глаза.       — Не слушай того, что он говорит. Не слушай. Он просто никогда не поймет.       После этого никто из них ничего не сказал. Они просто сидели в своей глухой тишине, в глубоком горе, оба ждали чего-то, что, казалось, никогда не наступит. По крайней мере, пришло утешение, теплое и успокаивающее, как солнечный свет зимой. Только позже, когда, наконец, сгустилась тьма, они вернулись в Большой Зал. Молчаливые и напряженные мысли жалили мягкий воздух.       В своей комнате взгляд Ивара стал теплее, она это почувствовала, и он заговорил.       — Это был длинный день. Я хочу поужинать. И ты должна присоединиться ко мне.       Она уже много раз ела в его компании, но внезапно ей стало странным приглашение. Что-то в его тоне заставило ее сердце снова закружиться в головокружительном танце.       — Нет, — пробормотала она, испугавшись и не зная почему, — не должна.       — Нет, — быстро ответил он, — ты должна. И ты поужинаешь со мной.       Хальдис ничего не могла сказать. Не было слов, чтобы выразить то, что она чувствовала. Если бы только… если бы только она могла.       Но вместо этого, всего через несколько минут, она обнаружила, что сидит напротив него, ожидая, пока им принесут еду. Они оба сидели немного оцепеневшими от напряженного дня, поджимая губы, но сердца переполнялись эмоциями. Ивар рассеянно хлопнул себя по колену, явно пытаясь что-то сказать. Но ничего не нашел. Была только тишина.       Когда они наконец принялись за еду, Ивар попытался начать какой-то разговор, но Хальдис не могла сосредоточиться, ее мысли летали в разные стороны.       Каким милым он был, пытаясь поговорить с ней, пытаясь скрыть свою обиду, каким милым и чудесным он был, боги, она была так влюблена, она думала, что вот-вот разорвется.       Это чудесное чувство — любовь. Раньше было чем-то неосязаемым, далеким понятием, но теперь оно стояло перед ней твердо, реально.       — Лодка Флоки хорошо оборудована, я полагаю. Хотя он мог починить мачту…       Он продолжал говорить. И внезапно она почувствовала себя умиротворенной. Не имело значения, что он никогда не узнает о ее глубокой любви, потому что она показывала ее, изливала на него каждый день, как только могла. Не имело значения, если он никогда об этом не узнает, потому что она всегда была с ним, всегда рядом с ним. Она всегда будет рядом, когда ему понадобится. И она знала, что ему действительно нужна.       Быть с ним этого уже было достаточно.       — Халдис? Ты слушаешь? — его взволнованный голос наконец отвлек ее от головокружительных мыслей. — Что-то тебя отвлекает, — она почувствовала, как он игриво ухмыльнулся. — Ты, может быть, о ком-то думаешь?       Этот вопрос застал ее врасплох. Совершенная правда заставила ее тихонько ахнуть, щеки покраснели. Бессвязный ответ — это все, что она могла дать.       Он… знал?       — Подожди, ты правда думаешь? — настала его очередь задыхаться. Она слышала, как он уронил кусок хлеба, который держал в руке. — Хальдис, ты на самом деле — ты на самом деле — я имею в виду — ты думаешь о ком-то особенном?       Она не ответила, только опустила голову. Боги, что происходило?       — Ты хочешь сказать мне, — его голос был полон удивления и чего-то еще, чего она не могла понять, — что ты, Хальдис, влюблена?       — Пожалуйста, — хныкала она, ее руки метнулись к раскрасневшему лицу, — не дави на меня — я никогда не имела в виду…       В ней закрутилось столько эмоций, что она просто хотела исчезнуть. Он подозревал?       — Это кто-то из деревни? — тон Ивара внезапно стал требовательным, нетерпеливым. И в этом снова было что-то неосязаемое. — Я… я мог бы приказать ему любить тебя. Он не ослушался бы меня.       Боги, он ее не любил. Конечно, нет. Он предлагал отдать ей того, кого она пожелает, прямо сейчас, и тогда она сможет получить того, кого она пожелает.       Она не могла получить того, кого хотела. Он ее не любил.       — Ох, но он бы… — оцепенело пробормотала она. Он ее не любил. Он никогда не заставит себя полюбить ее, даже если она попросит, даже если она будет умолять.       — Ослушался бы меня, своего господина? — его тон стал резким, даже злым. — Он будет, он будет подчиняться мне! Сразу скажи, кто он!       — Нет! Он бы не стал — ты бы не послушал!       Это был крик. Он вырвался из нее, прежде чем она смогла остановить его, поймать пальцами и навсегда запечатать в своей груди.       Но она кричала. Время для этого единственного крика остановилось. Дрожа, она снова поднесла руки к лицу, пытаясь скрыть свое горячее желание, свою жгучую боль, все остальное, что горело и опаляло внутри нее.       Ивар же ничего не сказал, только откинулся на спинку стула.       Она закрыла лицо, минуты прошли как пытка. Ему еще нужно было что-то сказать. Хальдис решила, что ей пора самой покончить с этим. Потому что это был прекрасный, кружащийся сон, в котором она жила рядом с ним, но пора было уходить. Птицы улетали весной.       — Мне очень жаль… — начала Хальдис, но тут прозвучал его голос. Снова шепот, но это был самый прекрасный звук, который она когда-либо слышала.       — Меня? Ты имеешь ввиду меня?       Наконец она определила таинственный оттенок его голоса. Раньше это было отчаяние. Тихое, таинственное. Теперь это была надежда.       -Да, — прошептала она в ответ.       — Ты, — он крепко держался за края своего стула, — любишь меня?       — Тебя, — сказала она. — Тебя.       Снова прошла вечность, долгая, утомительная и ужасная. Она ждала, когда он снова заговорит, надежда согревала кончики пальцев ног, пальцы рук, щеки, ее истерическое сердце.       — Я… я тоже. — Мир был таким теплым и головокружительным, все рушилось, и мужчина заговорил. — Тебя.       При последнем слове она вскочила со своего места и бросилась к нему, волны были огромными и покорили весь мир.       Она протянула к нему руки, и он быстро схватил их, лаская. Приблизившись к Ивару, Хальдис коснулась его лица. Она делала это и раньше, но теперь была еще ближе. И сейчас не было границ, только синхронное дыхание и отсутствие слов, лишь тишина и удивление.       На мгновение оба заколебались, а потом успокоились. Головы склонились друг к другу.       И женщина наконец целовала мужчину.