Never doubt I love

      Соломенная корзина качнулась в руках Хальдис, когда она бойко двинулась и спряталась за стволом дерева. Девушка на мгновение задержала дыхание, прижимая корзину к колотящейся груди, ожидая, что жуткий человек пройдет мимо, и ее собственное присутствие останется незамеченным. Она надеялась, что скрыться удалось, хотя ничто не ускользнет от ястребиного взгляда и острого чутья.       — Она до сих пор со мной не разговаривает.       — Хальдис, да ладно, ты тоже ее избегаешь…       — Сага! Это потому, что я не могу справиться с тем, как она сейчас обращается со мной. — Хальдис закусила губу. — Я чувствую себя так ужасно.       Сага не ответила. Девушки бездельничали снаружи Большого зала, в задней части, где за зеленью тщательно ухаживали переутомленные рабы и фермеры. Это место служило уютной заменой саду, и под палящим летним солнцем запах распустившихся цветов опьянял воздух. Что действительно было прекрасно. Хальдис пришла навестить свою рыжеволосую подругу. Сага чувствовала себя намного лучше после загадочного недуга.       Пока подруги делились приобретениями в своих корзинах: вкусной фруктовой выпечкой, хлебом с маслом и холодным свежим молоком, Хальдис позволила ароматному ветерку поиграть со своими косами, а горячие солнечные лучи щекотали ее лицо. Нежное прикосновение природы на пороге яркого лета облегчило боль и тревогу предыдущей встречи.       И все же что-то не отпускало ее.       — Я просто не понимаю, в чем заключалась ее сделка. Она уже догадалась, что у меня есть чувства к Ивару. Для нее не должно было быть таким потрясением, что мы вместе.       Сага пожала плечами.       — Ну, Хальдис, мы же знаем, что она всегда была язвой. Это не стало большим сюрпризом.       — Я знаю, просто… она проявила ко мне столько доброты, помогла мне, когда я нуждалась в помощи… — Хальдис низко склонила голову, чтобы скрыть свое лицо и эмоции, которые изо всех сил пыталась раскрыть. — Мы сблизились. Я думала… я думала, что она…       Она сделала паузу, внезапно потеряв всякое желание говорить об этом.       — Ладно, неважно, — заключила девушка, чувствуя в душе пустоту.       Хальдис услышала шум, когда Сага пронеслась над ней, испачкав ткань, которую они расстелили на траве и на которой сидели. Она почувствовала, как теплые руки подруги обняли ее за плечи.       — Это так грустно, дорогая подруга, но у тебя нет на это времени, — нежно подтолкнула ее Сага. — Тебе есть о чем подумать… — Она почувствовала ее подмигивание. — Великая перемена в твоей жизни.       Уловив смысл, Хальдис тут же улыбнулась. На ее лице зажглась смущенная неуверенная улыбка, смешанная с каплей гордости.       — Ох! — девушка издала нервный смешок, чувствуя, как румянец заливает ее щеки. — Да, так и есть.       Сага издала громкий смех, который, казалось, впервые за долгое время вернул жизнь в ее тело.       — Подруга, как мне нравится заставлять тебя краснеть, как девственницу! Но ты уже не такая! — Сага понизила голос до заговорщического тона. — Быстро! Ты должна сообщить мне все подробности!       — Но… что тут рассказывать? — пробормотала Хальдис. — Никто из нас на самом деле не знает, что мы делаем.       — Все нормально! — успокоила девушку Сага. — У нас все началось с чистого листа и без знаний! А то, что ты делаешь, по крайней мере приятно?       Хальдис поджала губы, теребя края элегантного платья подруги.       — Я знаю, что Ивару это нравится… А насчет себя я не уверена. Я просто не знаю, что делать.       Она закусила губу, несчастное чувство грозило настигнуть ее в этот момент. Честно говоря, занятия любовью сильно отличались от того, что Хальдис себе представляла и ожидала. В первую ночь, несмотря на пережитую ею боль, этот процесс казался естественным, словно струящийся поток. Раньше ей казалось, представлялось, что слияние мужчины с женщиной подобно божественной природе, когда жаждала этого, в отчаянии и одиночестве. Однако потом, не имея ничего общего с этим чувством, девушка поняла, что происходит: все это было настолько реальным и земным. Человечным.       Мысленно она часто жаждала этого, как и ее тело, которое дрожало от собственных воспоминаний, но от подобных мыслей она слишком нервничала.       — Ты можешь научиться, — последовало типичное заверение Саги. — И ты научишься. Я могу помочь.       — Не сомневаюсь, — вздохнула Хальдис. — Хотя я не знаю, с чего начать.       Она почувствовала, как Сага взяла ее руки в свои, крепко сжала их, и, как по команде, повернула голову к подруге.       — Хальдис, удовольствие доставляет и мужчина, и женщина. Мой лучший совет — прислушивайтесь к телам друг друга и делайте то, что чувствуете лучше всего. В постели нет добра и зла, милая девочка, все зависит от того, где можно вызвать удовольствие.       Хальдис кивнула, принимая ее слова во внимание.       — Как я могу быть довольна? Ивар немного другой мужчина.       Сага усмехнулась.       — Ну, это немного сложно, поскольку многим женщинам нужно больше времени и усилий, чтобы достичь максимального удовольствия. Но вы добьетесь этого благодаря испытаниям и терпению… К счастью для вас, у меня есть несколько советов!       Сага наклонилась к уху Хальдис и прошептала несколько слов, от которых она так покраснела, что, должно быть, стала напоминать самое блестящее и свежее красное яблоко.       — Что он должен сделать?! — смутилась Хальдис.       Сага рассмеялась, наслаждаясь волнением подруги.       — Да, он должен, и если ты попросишь, он научится! Секрет в том, чтобы быть смелым и не смущаться, моя дорогая невинная подруга! Это нормально, у всех нас есть рты! Еще одна хитрость — подложить под бедра подушку, когда…       Слушая, как ее страстная спутница болтала, рассказывая о своем опыте и щедро раздавая секретные советы, Хальдис почувствовала, как ее разум рассеялся и немного вскружился. Несмотря на то, что постоянная нервозность по поводу этой новой ступени ее жизни все еще охватывала ее, она чувствовала себя в большей безопасности, зная, что Сага будет более чем счастлива помочь ей и подтолкнуть к преодолению недостатков. И, конечно же, ее возлюбленный, чья вновь обретенная уверенность после первого занятия любовью была заразительной. Ивар чувствовал себя таким сильным, и это было заметно.       Сила проявлялась в его ползании, в ровных вибрациях его голоса, в постоянных морщинах его лица, которые Хальдис каждый день читала ладонями. Это показывало силу, и она гордилась ею.       Когда он целовал ее, то передавал ей всю эту силу, и девушка чувствовала это и жадно впитывала в себя. Наконец-то все стало хорошо. В руках Ивара она была в безопасности. Несколько облаков, затенявших солнечное небо, с каждым днем меняли очертания: одни казались больше и темнее, устрашающими и зловещими, их невозможно было преодолеть, а другие казались укротимыми, простыми препятствиями, которые девушка когда-нибудь просто перепрыгнет, как что-то легкое, как ветерок.       Бутылка с молоком стала очень теплой, и Хальдис поднесла крышку к губам, готовая выпить все.       Девушка приняла непостоянство суматохи и дней. В глубине души она осознала, что собрала в своей маленькой корзинке судьбы все хорошее, о чем могла попросить, о чем молилась в самые темные часы своей жизни. Ей хватило их: любви, хорошего друга, здоровья и свободы. Она ценила течение времени и шла вместе с ним, вдоль кочек, водопадов, ветров и высоких гор. Ей этого было достаточно.       Пока она и ее любовь — особенно любовь — были в порядке.

***

      Бескостный смотрел. Словно орел с высоты, он наблюдал, как рабы и слуги готовят то, что вскоре станет его полем битвы. Пока только в духовном плане, но младший Лотброк уже ощущал наполняемую его вены густую кровь, а сердце мчалось в ритме войны.       Он смотрел. Собирали деревянную платформу со столами, расставляли стулья, воины носились в подготовке к предстоящему пиру. Запах жареного мяса достиг ноздрей, и Ивар глубоко вдохнул, чтобы ощутить его. Заманчиво. Все происходило по его приказу.       Он ждал осуществления своего приказа. Он чувствовал себя лидером. Впервые созвал пир.       Все не так, как в прошлом. Ивар больше не являлся простым свидетелем семейных пиров. Не на обочине общества, семьи или стола. Он был Иваром Бескостным, и именно здесь он возьмет на себя ответственность.       Викинг услышал легкие шаги позади себя и быстро дернул головой, навстречу серым глазам своей возлюбленной и ее спокойному, кристально-бледному лицу, освещенному солнцем. Она кивнула ему в знак приветствия и села, скрестив ноги, рядом с ним на земле. Хальдис поцеловала его в щеку, и он повернул голову туда, куда смотрел.       — Ты уверен в этом, Ивар? — произнесла Хальдис, ее голос на первый взгляд казался спокойным, но острый слух викинга легко уловил тревогу, спрятанную внутри.       Он кивнул, не глядя на нее.       — Так уверен, как никогда, — в этот момент он повернулся к ней, его глаза вопросительно взглянули. — Почему у тебя есть сомнения?       — Сомнения? — ответила она, и с ее губ сорвалась печаль. — В чем дело, Ивар?       Бескостный вздохнул, пытаясь подавить раздражение, ему не хотелось набрасываться на любимую. Он понимал, что Хальдис чувствует себя обделенной, но это нужно было сделать, пока его мысли не развернулись так, как он хотел.       — Ты все узнаешь на пиру, всего через несколько часов. Ты не можешь подождать?       — Могу, — пробормотала девушка. — Но мне бы хотелось, чтобы ты просто сказал мне, прежде чем выйти и что-то сделать.       Какое-то время Ивар просто молчал, думая над тем, что сказать. Наконец викинг решил взять маленькую руку в свою и ободряюще сжать ее.       — Ты мне не доверяешь?       Хальдис моргнула блестящими круглыми глазами и наклонила голову.       — Доверяю, Ивар. Клянусь, да.       — Тогда подожди, — быстро предложил он. — Скоро ты получишь ответы. Ты придешь, любовь моя, да?       — Да, я буду.       Ивар снова наблюдал. Его голубые глаза сверкали рвением и предвкушением, когда он видел, как воины — люди, с которыми он сражался бок о бок в их стремлении отомстить за своего отца, — жадно пируют и шумно празднуют. Шум, крики, ругательства, пьяные песнопения являлись для Бескостного топливом. Он наслаждался видом этой орды, этой массы, контролируемой гневом и мечами, прямо на ладони.       Но все началось с него. Он возлагал большие надежды на этот час.       Именно поэтому он приказал провести пир во второй половине дня, а не вечером. Ночь безумна и темна, и многие вещи могут остаться незамеченными для самых проницательных наблюдателей. Ночь делает из мужчин и женщин животных. А для расчетливого стратега это не всегда является преимуществом.       Бескостный перевел взгляд на ряд трех своих братьев, направлявшихся к своему столу на возвышенной деревянной платформе, накрытой палаткой. Все молчали, сомкнув губы, не улыбнувшись и не нахмурившись. Он поприветствовал их. Лотброки заняли свои места и принялись за еду, не заводя с ним разговора. Ивар мог прочесть их колебания, их опасения — особенно Уббе. Это было вырезано на их изможденных лицах. Только Сигурд нахмурился, и их глаза встретились.       Темные, темные глаза. Одержимые недобрым блеском, жаром злого огня.       Затем Ивар окинул тревожным, изучающим взглядом окрестности, пытаясь обнаружить фигуру Хальдис. Она еще не появилась. Где она? Она сказала, что будет здесь, ее голос говорил об обещании. Его внезапно охватило скрытое течение смутной тревоги, всепоглощающего страха.       Нет. Нет. У него не было ни времени, ни места для сомнений. Он должен был это сделать. С ней или без нее.       Младший Лотброк начал жадно есть, избегая замечать настойчивые и вопросительные взгляды братьев. В его разуме, как в похлебке, кипели слова и энергия, пока он ждал подходящего момента, чтобы сделать то, ради чего пришел сюда.       Когда Бескостный, наконец, счел момент подходящим — набравшись смелости, он прочистил горло, готовый кричать и быть услышанным. Сердце мужчины колотилось о грудь, пока он поддерживал себя, изо всех сил цепляясь за стол. Ему хотелось стоять высоко, чтобы его видели. Его должны увидеть.       — Люди Каттегата! — искоса взглянув на него, он уловил написанное на лицах наследников удивление и тревогу своих братьев. — Воины! Скол!       Он поднял свою чашу с медовухой, зная, что это единственный жест, который мог привлечь внимание бесконечной массы восторженных животных.       Ивар преуспел. Все глотнули медовухи и сосредоточились на речи.       — Храбрые воины! Я стою здесь после войны, как победитель, а не для того, чтобы остепениться и пахать. Кто теперь хочет быть фермером, а? Вы великая армия, армия победы!       В ответ викинги начали стучать по столам и хором выть в знак похвалы. Ивару захотелось разразиться истерическим смехом. Масса становилась его, полностью его.       — Да, вы армия победителей! Мы должны использовать нашу силу! — продолжал Бескостный своими громкими криками, своим выразительным лицом. Лицо Ивара Бескостного, лицо, которое даже самый молодой воин, проходящий обучение, сможет увидеть из самой дальней точки. Восхищайтесь и преклоняйтесь перед ним. Следуй и повинуйся ему, до края земли, до края ярости.       — Существует много других мест, на которые я хочу нападать и совершать набеги, на людей, против которых я хочу пойти. И те из вас, кто чувствует то же самое, что и я, должны пойти со мной. А те из вас, кто этого не делает, спросите себя: кто может сейчас встать на нашем пути? Мы — Великая Языческая Армия!       Последнее предложение казалось таким победоносным, таким опьяняющим. Он залпом выпил еще одну чашу меда под бурные аплодисменты. Он позволил этому затянуться, сел обратно, его лицо расслабилось. Прежде чем вернуться к своим братьям, Ивар на мгновение оглядел толпу, но лица, которое он так жаждал увидеть, там не было.       Младший Лотброк подавил разочарованное дыхание, впившись ногтями в доспехи.       — Что это такое? — первым, конечно же, заговорил Уббе. Ивар посмотрел на него, его глаза были полны высокомерия. Уббе выглядел таким торжественным. Волновался. Но тем не менее его голос был спокойным и сдержанным.       — Ты разделяешь армию, Ивар. Это серьезная ошибка.       Губы младшего Лотброка издали насмешливый смешок.       — Это не мое намерение, Уббе. Все, что я заявляю, это то, что я поведу тех из нас, кто достаточно храбр, чтобы совершать набеги и сражаться за славу. — Ивар бросил взгляд на Хвитсерка, который без всякого выражения, пожирал кусок курицы. Он снова посмотрел на Уббе, чей взгляд напряженно пытался прочитать его, обойти его, изменить его. Ему это не удалось бы, потому что Ивар был не похож на него.       Он не был похож на своих братьев.       — Если хочешь, можешь надеть передник и поселиться со своей женщиной, — издевался он с насмешливой улыбкой. — А я хочу драться.       — Это не игра, брат. Мы здесь обосновались.       Взгляд Ивара метнулся к Хвитсерку, все еще жевавшему кусок мяса, но теперь смотрящему на него. Его глаза тоже были серьезными. Но Ивар не мог воспринимать его всерьез. Он пренебрежительно махнул рукой.       — Продолжай есть, брат. Просто поешь и иди спать. Хотя, — он преувеличенно пожал плечами, его губы все еще искривились в сардонической улыбке. — Хвитсерк, которого я знаю, любит совершать набеги, он настоящий викинг. Но то, о чем вы только что говорили, — это не путь викингов. Мы не соглашаемся. — Тон и выражения лица Ивара обрели серьезность, громкую, заразительную агрессивность, когда он снова переключил свое внимание на пирующую толпу. — Кто из вас последует за мной? — яростно постучал он по столу, вставая и снова опираясь на него. — Кто последует за мной в битву из любви к славе и из любви к Одину!       За его громким ревом последовали столь же громкие восторженные аплодисменты. Бескостный слышал, как его имени аплодировали и скандировали. Он с ликованием присоединился к их завываниям.       Когда он снова сел за стол, задыхаясь от собственных аплодисментов и криков, то снова столкнулся с тремя серьезными лицами, их глаза были прикованы к покрасневшему, оживленному лицу. Наступила пауза.       Прежде чем Сигурд заговорил, возникла пустая тишина. Как ни странно, его тон не был оскорбительным. Просто серьезным. Действительно ли он понимал всю серьезность этих моментов?       — Не делай этого, Ивар. Как сыновья Рагнара, мы не должны рисковать делать то, к чему ты стремишься.       Бескостный вновь насмешливо усмехнулся. Взволнованный, ему казалось, что он участвует в битве и не в силах остановиться.       — Честно говоря, Сигурд, мне плевать, что ты думаешь. Правда в том, что ты недостаточно мужчина, чтобы сделать то, что я пытаюсь сделать. — Ивар рассмеялся насмешливым, громким смехом. В голосе ощущался избыток высокомерия, боевого безумия и давно накопившейся горечи. Было так приятно иметь преимущество.       — Принц Ивар! — Младший Лотброк сразу узнал низкий, глубокий голос прославленного воина Ульрика Убийцы Медведя. Он зло улыбнулся, потому что точно знал, что услышит.       — Принц Ивар! — воин встал, скрестив руки на мускулистом теле и коснуться своего священного перстня на руке, указание на правдивость и честность. Он смотрел прямо перед собой, прямо в глаза Ивару. — От имени моего племени, как лидер моих людей, я клянусь в верности вашим планам. Мы последуем за тобой в бою.       Ивар кивнул ему, подняв чашку в знак согласия.       — Скол! — Мужчины племени Ульрика кричали, приветствовали и пили со страстью. Бескостный ухмыльнулся. Он получил все, что просил у богов, он получал — постепенно — все, что заслуживал. Он заслужил исполнение избранной им судьбы, пути, по которому, как он знал, ему суждено было идти. С того дня, как вошел в этот мир.       Ивар побеждал. Если бы только Хальдис была здесь и видела, как он начинает строить то, что ему суждено было построить. Легенда, которую он заслужил.       Куда она делась? Она обещала прийти. Она верила в него, верила, что он принесет им счастье, славу, которые по праву принадлежали им и их душам.       — Я не присоединяюсь к вам, — заявление другого мужчины вывело его из оцепенения. Заметив его, Ивар увидел, что брат Харальда Прекрасноволосого, Хальвдан Черный, встал. — Я не знаю и не говорю от имени своих людей или людей моего брата, но я не присоединяюсь к тебе, принц Ивар.       Именно там Ивар мог бы поклясться, что почти увидел, как тонкие губы викинга растянулись в ироничной улыбке, но она исчезла так же быстро, как и появилась.       — Я слышал о призыве Бьерна Железнобокого к приключениям, — заявил Хальвдан, — осмелюсь сказать, что решил пойти с ним.       Ивар побледнел. Как будто его сильно ударили в живот. Сила удара вызвала внутри него жар. Его вены наполнились горячей кровью, а разум помутнел.       Словно, он бросил вызов силе и разумности его плана. У него была возможность устроить этот праздник, где он мог бушевать, призывать к битве и сиять, только потому, что Лагерта фактически удалилась на несколько дней. Она отправилась встретиться с Бьерном на полпути к его возвращению в Каттегат, и Ивар ухватился за свой шанс. Он не задавался вопросом о ее отсутствии или о том, почему она пошла на такой очевидный риск. Он просто хотел начать свою игру. Для его расчетов это удача. Он этому радовался.       Но всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Этому учатся на собственном горьком опыте. Вот почему в нем сейчас пробудился гнев.       Его братья, должно быть, что-то ответили на заявление Хальвдана, поскольку тот снова заговорил.       — Ну тогда понятно, что единственное, что держало сыновей Рагнара вместе, — это смерть их отца.       Его слова вызвали уговоры, шум смешанных взглядов. Масса двинулась внутрь и на мгновение напоминала серое, бушующее море.       — Закрой свой рот!       Крики стали настолько громкими, что болтовня в толпе прекратилась. Ивар больше не смотрел на воинов. Воины наблюдали за ним.       — Потому что он не хочет содержать армию. Ему хочется уйти в солнечные места, потому что он спит со спокойной головой! — бушевал Ивар, глядя на Хальфдана ненавидящими глазами. — Мы спим с головами, которые признают несправедливость! Спим с открытыми глазами, готовые к бою! Это он наш тайный враг. Все остальные могут следовать за мной.       Бескостный окончательно упал на свое место, тяжело дыша. Он уставился на своих братьев, его глаза кричали о вызове. Вокруг царила неожиданно непрерывная тишина. Никто из братьев не открыл рот.       Внезапно Сигурд встал со своего места. Его лицо тоже исказилось гневом. Он с яростью посмотрел Ивару в глаза, принимая вызов.       В этой минутной тишине, паузе ожидания, Ивар снова ненадолго задумался, где же Хальдис. Она знала бы, как держать его за руку здесь. Возможно, она даже знала, как встать и уйти. Это его смутило и расстроило, как будто кто-то испортил и спрятал его хорошо любимое оружие.       Он ждал оскорбления со стороны Сигурда, пытаясь поднять свой призрачный щит.       — Никто больше не хочет следовать за тобой, Ивар. Ты сумасшедший. У тебя ум избалованного ребенка.       Ивар стиснул зубы.       — А все, что ты делаешь, Сигурд, это играть музыку.       — И все же я такой же сын Рагнара, как и ты, — ответил его брат.       — Я не уверен, — угрожающе склонился Ивар над столом. Сигурд смотрел на него с ненавистью. — Насколько я помню, Рагнар не играл на музыкальных инструментах и уж точно не предлагал свою задницу другим мужчинам.       Насмешливые звуки достигли ушей. Он побеждал, побеждал, побеждал. Бескостный был сильнее. Величавее.       — Ивар! — Уббе толкнул его рукой. Хвитсерк, должно быть, закатил глаза, но зрение младшего Лотброка затуманилось. Он видел только одно. Одного мужчину.       Сигурд цокнул языком.       — Ты заставляешь меня смеяться, когда ползаешь, как ребенок, визжа, требуя поддержки.       — Закрой свой рот! — Ивар стукнул кулаком по столу, повысив голос. Гнев начинал превращаться во что-то более темное, поднимаясь из внутреннего озера, словно чудовищный прилив. Посуда на столе затряслась. — Это тебя не касается!       — В чем дело, маленький Ивар, ты не можешь этого вынести? — усмехнулся Сигурд. — Ты думаешь, что ты мужчина, когда начал трахать свою маленькую девчонку?       Бескостный вновь почувствовал толчок Уббе.       — Ивар, не слушай его.       — Думаешь, эта слепая шлюха осталась бы с тобой, если бы сама увидела, как ты ползаешь, как маленький ребенок? Настоящий мужчина ходит по твердой земле ногами!       — Пожалуйста, сохраняй спокойствие.       Глаза Ивара не отрывались от цели. Темнота ослепляла, и единственным светом являлась фигура противника. От стиснутых зубов начала болеть челюсть. Его пальцы побледнели в постоянно сжимающемся кулаке. Темная масса ярости вышла из его внутренностей, заразила и заполнила легкие.       Сигурд наклонился ближе, насмешливо вытянув шею. Ивар дрожал всем телом, трясясь, как содержимое на столе. Он весь побелел.       — Знаешь, настоящего мужчину не покидают люди, которые его любят. У тебя была мама, но так грустно, что она умерла и оставила тебя одного. И эта слепая сука скоро последует за ней, оставив тебя с членом в руке, потому что ты этого заслуживаешь, — он удалился, отодвигая стул каблуком. — Никто не пойдет за тобой, потому что ты ничего не стоишь.       Юшка запенилась. Тело Ивара в мгновение ока содрогнулось и изогнулось. Внутри него произошел взрыв, чернота пронзила его сердце, сломала и задушила, ударила в разум, выплеснулась в мозг.       И все это произошло в кратчайший момент. Рычание, сорвавшееся с его губ, быстро превратилось в рев кровавой ярости. Его рука потянулась к боку, тренированным движением, и схватила топор.       — Ивар, нет! — умоляющий крик Уббе запоздал на несколько секунд. И его силы не хватило, чтобы подавить рев обезумевшего человека.       Скорость и приземление искусно заточенного металла были такими же быстрыми и яркими, как падение звезды на ночное небо. Раздался стук.       Сигурд ахнул, его рот тут же наполнился красной жемчужной пеной, которая потекла по подбородку. Инстинктивно, подергиваясь, он схватился за рукоять топора. Его глаза широко открылись и залились кровью, как будто вот-вот выскочат из орбит. Глаза Ивара раскрылись так же широко.       Двое братьев сейчас находились в одинаковом состоянии. Полны потрясения и страха.       Плотина прорвалась. Все пошло наперекосяк, ярость вся выплеснулась, как черная желчь. Плескался водопад, трещало пламя, дул ветер, люди кричали.       Но было тихо. Топор сжимался в руке, губы шевелились, слово образовывалось, но звука по-прежнему не было.       Брат.