Ведомый

      Утро не задалось.       Все, начиная от грёбаного сломавшегося душа и заканчивая промозглым ветром, проникающим под куртку. Однако отчего-то Джону не хотелось поднимать воротник даже тогда, когда первые капли дождя сорвались с низкого неба.       А через несколько минут тучи разметало, словно и не было их. Словно те и не собирались рыдать. Словно кто-то наверху дурачился, нагоняя тёмные облака на заспанный город, портя настроение и причёски, а потом отвлёкся на более интересные игрушки.       Странная погода в этом году посетила Мемфис.       Отдел был пустынен и тих. Джон не помнил такого за всю свою полицейскую карьеру. Обычный рабочий день обычной рабочей недели. Середина. Текущие дела вывешены на стендах и обрастают легендами предположений. Но кроме легенд – больше ничем. Только парочка баллистиков у дальней стойки объясняет что-то Хэнриксону, недовольно сведшему брови, да парнишка-полицейский, ожидающий чего-то у дальней стены, расположенной напротив кабинета комиссара.       То ли преступный мир решил немного пофилонить и не радовать пока новым потрясением, то ли коллеги просто старались быть как можно менее заметными, стоило Джону переступить двери лифта. Или же это Винчестеру казалось, что всё вокруг потеряло не только звуки, но и хоть какой-то смысл, отошло на задний план и стало невидимым.       Чёртово странное утро.       Стол Билла привлекал внимание слишком остро. Забытая чашка кофе так и осталась на краю, рядом с футляром из-под очков. Пижонских таких, круглых, похожих на очки Гейтса, купленных на Бродвее за пару баксов, но со смехом выдаваемых за настоящий Lotos.       — У Билла должны быть очки Билла!       А чуть дальше футляра стояла рамка. Новая, без единой пылинки. Светлый металл тускло поблёскивал под лучами солнца, проскальзывающего сквозь закрытые жалюзи.       Рамку на стол поставили пару недель назад. Уже после похорон.       Тонкая чёрная лента по диагонали пересекала металлический уголок, заползая на плечо офицера Харвелла.       Джон прикрыл глаза, массируя виски пальцами. Голова трещала. Левое полуоглохшее ухо отдавало звоном внутрь черепа. Когда же оно пройдёт, сволочь?       Вряд ли Бобби кто-то намекнёт насчёт того, что пора место Билли освобождать.       — Винчестер! — оклик заставил вскинуть голову, отозвавшуюся болью. Упомянутый Бобби выглядывал из своего аквариума и выжидающе взирал на Джона, уткнувшегося носом в раскрытую папку с материалами по недавнему поджогу, разобрать которые руки никак не доходили. Фотографии с обгоревшим трупом Макса Миллера – парнишки, по роковой случайности оказавшегося запертым на сгоревшей заправке, виднелись из-под загнутого уголка. Хотя Джон был уверен, что случайность эта отнюдь не роковая, и наркотики, которыми Макс приторговывал, всё-таки свели его в огненную могилу.       — Зайди, — комиссар Сингер качнул головой, явно намекая на то, чтобы Джон снялся с насиженного места и явился в кабинет. И желательно немедленно. Потому что если Бобби вот так выглядывает из собственных дверей, то лучше подчиниться.       Мимо стола Билла Джон постарался пройти как можно медленнее, почти касаясь кончиками пальцев столешницы. Немного отодвинул от края ручку, готовую скатиться на пол. Задержал взгляд на неровной стопке бумаг.       — Ничего, Джонни, это всего лишь два провода…       Роберт встретил подчинённого на пороге, дождался, пока тот войдёт в кабинет, и плотно прикрыл дверь, отсекая шум участка от своего аквариума.       Джону всегда было уютно в стеклянной коробке старого друга-комиссара. Но не сегодня. Даже многочисленные кубки по регби, на которые можно было смотреть, успокаиваясь и расслабляясь, не помогали.       И Бобби это напряжение чувствовал.       — Ты как? — Сингер устроился за своим столом, глядя на Винчестера, севшего напротив. Кожаное кресло протяжно заскрипело и чуть накренилось.       — Я тебе сколько раз буду говорить о том, чтобы ты поменял эту рухлядь, — ворчливо заметил Джон, приподнимаясь на сидении и опираясь о подлокотники ладонями. Мебель вновь заскрипела, но Винчестер решил уже не обращать внимания. На вопрос друга отвечать не хотелось и Джон воспользовался первой попавшейся возможностью перевести разговор куда угодно, но только не на своё состояние.       — Я многую рухлядь поменять не могу, — многозначительно отозвался Сингер, усмехаясь в усы и глядя на Джона так, что офицер понял – намёк, крайне прозрачный, должен восприняться соответственно. И Джон воспринял, отозвавшись усмешкой на усмешку.       — От этой рухляди ты вряд ли вообще когда избавишься, — Джон всё-таки устроился в кресле и сложил руки на животе, сцепив пальцы в замок. — Она этот участок покинет только вперёд ногами.       — Или по распоряжению прокурора, — резонно заметил Роберт, поправляя стопку папок на своём столе.       — Да какой прокурор будет заниматься моим изгнанием? — Винчестер почувствовал, что напряжённая улыбка постепенно сменяется усталой.       — Окружной. Промониторивший мой участок и заметивший, что один старый хрен никак не может угомониться, — Сингер на мгновение замер, словно бы соображая, какую колкость отвесить в следующий миг и, подумав, извлёк из верхнего ящика два квадратных невысоких стакана с уже накрошенным в них льдом.       — И ты после этого хочешь, чтобы я ушёл на пенсию? — фыркнул Винчестер, наклоняясь к столу и наблюдая за тем, как Бобби отвинчивает крышку окованной серебром фляжки, извлечённой из внутреннего кармана пиджака.       — Да, я очень хочу, чтобы ты ушёл на пенсию, — желчно кивнул комиссар, разливая золотистый виски. Кубики льда мелодично звякнули, когда Бобби взял один из стаканов в руку и подал Винчестеру. Джон молча принял выпивку. — Как можно быстрее. Пока можешь ходить сам.       Джон вновь фыркнул, насмешливо качнув головой и ясно дав понять, что подобного бреда в свой адрес он не слышал уже давно.       Сингер недовольно свёл брови, но дальше дискуссию продолжать не стал, понимая, что это бесполезно, и Винчестер из участка исчезнет действительно только в одном случае – когда его вынесут вперёд ногами.       Как Билли…       Похоже, Джон уловил именно эту мысль, потому что лицо комиссара помрачнело.       Мужчины, не чокаясь, даже не произнося ни слова, опрокинули спиртное в себя, обменявшись одними только взглядами. И Джон прекрасно знал, о чём в этот момент думает Бобби.       — Он бы не хотел, чтобы я бросил всё это, — Винчестер поставил стакан на стол и откинулся в кресле, не обращая внимания на противный скрип. — Не хотел и не позволил бы.       — Да, потому что был таким же упрямым сукиным сыном, как и ты, — недовольно буркнул Сингер, разливая вторую порцию виски. — Упрямым сукиным сыном, которого я похоронил, и не хочу хоронить второго.       — Перестань, — отмахнулся Винчестер, вновь дотягиваясь до стопки. — От меня так просто не избавиться.       — Он тоже так говорил, — усмехнулся комиссар. — Как видишь…       Джону очень захотелось обернуться, чтобы увидеть широкую спину Билла за его столом. И ликующе оповестить Сингера о том, что тот опять облажался.       Но Винчестер знал, что, обернувшись, получит только фоторамку, обвитую траурной ленточкой. Из закрытого гроба не возвращаются. После взрыва двухсот грамм тротила под руками не выживают.       Виски кончился подозрительно быстро, и Джон опять поставил стакан на стол, явно намекая на то, что хотел бы продолжения банкета. Но Сингер отрицательно качнул головой и спрятал фляжку обратно в карман.       — Тебе сегодня больше не наливаю.       — Это с чего вдруг? — недоумённо уставился на старого друга Винчестер, пряча издевку в уголке глаз. — Виски нынче подорожал?       — Репутация участка нынче подорожала, — скривился Бобби. — Настолько, что мне приходится жертвовать одним из своих офицеров для благотворительной цели.       — Это для какой? — Джон вольготно развалился на кресле, подмечая, что оно хоть и рухлядь, но рухлядь удобная.       — Для благородной, — усмехнулся Сингер. — Правда, она тебе не понравится.       — Мне? — изогнул бровь Джон, выпрямляясь и глядя на начальника.       — Я только тебе могу доверять, — развёл руками Бобби. — То есть, не только тебе, конечно, но это – только тебе.       — Мне опять нужно будет встретить твою жену в аэропорту ночью, пока ты отбрехиваешься от прокурорских шавок? — Винчестер облокотился на стол, внимательно глядя другу в глаза. Сингер взгляд выдержал.       — Не совсем, — поднявшись с места, комиссар прошёл к двери своего кабинета и взялся за ручку. — В общем, я решил сократить твои уговоры до минимума и сразу перейти к сути, — с этими словами Сингер открыл дверь и поманил кого-то, судя по всему, поджидающего за порогом, рукой.       — Кастиэль Новак. Твой новый напарник. Знакомься.       Винчестер недоумённо уставился на возникшего в дверях молодого полицейского, которого он уже где-то видел. Прикрыв глаза, Джон осознал, что это именно тот парень, которого офицер заметил, когда вошёл в помещение отдела.       — Рад встрече, сэр! — юноша протянул ладонь для рукопожатия, похоже даже не замечая того, что Джон находится в некотором отдалении и ну никак отреагировать должным способом не сможет. Осознав и стушевавшись, Новак опустил руку и кивнул в знак приветствия, пытаясь выйти из сложившегося положения.       Джон сморгнул и очень пожалел о том, что Бобби ему больше не налил. Потому что такой подлости Винчестер от старого друга не ожидал вовсе.       Пытаясь побороть нарастающее в груди раздражение, Джон внимательно взглянул в лицо пришедшего. Синие глаза смотрели с настороженным удивлением, волевой подбородок выступал вперёд, выдавая напряжение и скованность. Отсутствие улыбки говорило о том, что мальчишка, похоже, уже осведомлён о ждущих его неприятностях. А они не преминули начаться тогда, когда Винчестер в конце концов осознал смысл только что произнесённых другом слов.       — Ты шутишь? — медленно переспросил Джон, поднимаясь с кресла и приближаясь к стоящим в дверях полицейским. Сингер отрицательно качнул головой.       — Даже не думал, — Бобби очень старался спрятать довольную улыбку, но получилось это у него плохо. — Какие тут могут быть шутки, когда к нам поступают новые силы, которые необходимо воспитать?       Джон скрипнул зубами. Кастиэль недоумённо перевёл взгляд с комиссара на офицера и постарался сохранить спокойствие. Нужно отдать должное, нервы у парнишки были крепкие, потому что хмурый взгляд Винчестера выдержать удавалось не каждому.       — И ты считаешь, что соглашусь? — язвительно поинтересовался Джон, не стараясь скрыть своего недовольства и ничуть не стесняясь того, что предмет их с Сингером обсуждения сейчас стоит напротив и пытается сохранить лицо, понимая, что может быть послан на хрен прямо в кабинете своего предполагаемого начальства.       — А тебе не с чем соглашаться, — пожал плечами Бобби. — Офицер Новак зачислен в штат и приставлен к тебе не только напарником, но и стажёром. Ты следишь за выпускником, Винчестер. Тебе придётся с этим смириться.       Джону очень хотелось сказать всё, что он думает по поводу необходимости всучивать ему в напарники желторотого юнца, вчера покинувшего стены Академии, а заодно и перечислить Сингеру все возможные способы засовывания документации с закреплением зачисления в его же начальственную задницу, но офицер успел только поднять на комиссара негодующий взгляд.       — Сэр! — Руби, выскочившая из диспетчерской, была бледной как полотно и растерянной, словно только что услышала о том, что Кеннеди убили. — Две минуты назад сообщили о трупе, найденном в Центральном парке. Молодая девушка, многочисленные ножевые ранения, изуродованное лицо. И… — Руби осеклась, глядя на Сингера.       — Что "и"? — моментально подобравшийся Бобби развернулся к диспетчеру, оставляя Джона наедине со своим испепеляющим взглядом.       — Записка, сэр, — Руби сглотнула перед тем, как произнести остаток фразы. — Послание, вырезанное на теле…       Джон почувствовал, как холодеют пальцы и как невольная судорога сводит кисти, заставляя ладони мелко дрожать.       — Какое именно послание? — Сингер даже не старался подогнать Руби, которая, похоже, пребывала в некотором ступоре по одной ей понятной причине. Впрочем, через секунду эта причина оказалась вполне ясной.       — «С добрым утром, Джон».       Липкий холод, расползся от позвоночника к рёбрам, заставляя Винчестера забыть даже о том, что рядом с офицером стоит недоумевающий новый напарник, который пять минут назад рисковал огрести по полной лишь за то, что посмел однажды подать бумаги в полицейскую Академию.       «С добрым утром, Джон».