Ведомый

      Самым трудным в работе Джона было не постоянное напряжение. Не круглосуточная возможность опасности. И даже не груз того, что приходилось видеть каждый день. Нет. Самым трудным было сообщать людям о том, что их родные мертвы. Говорить родителям об их ушедших детях. Одной фразой лишать детей родителей. И смотреть в глаза, постепенно наполняющиеся слезами.       Лора и Патрик Талбот стояли напротив Джона, взявшись за руки и придерживая друг друга. Колени Лоры дрожали, Патрик вцепился свободной ладонью в край своего тёмного пальто. А между четой Талбот и Винчестером возвышался стол с лежащим на нём телом.       Маленькая драма посреди прозекторской на цокольном этаже Бюро судебно-медицинской экспертизы. Маленькая драма, оборвавшая три жизни разом. Маленькая драма, незаметная для всего остального мира. И тяжёлая, как весь мир.       Свет круглой хирургической лампы, опущенной на уровень головы, освещал бледную кожу Бэллы, очерчивал тёмными кругами глаза и делал раны на лице практически чёрными.       — За что?.. — голос Лоры прошелестел под потолком и сорвался в тихий всхлип, разбившийся у ног о кафельные плиты.       Джон молча сжал зубы, стараясь не смотреть в одну точку, а скользить взглядом по поднятому бордюру стола.       Патрик отпустил подол пальто, поднял руку, словно бы в стремлении прикоснуться к спутавшимся локонам своей мёртвой дочери, но замер на полужесте и опустил ладонь на плечо жены, привлекая её к себе и пряча на своей груди. Лора безвольной куклой застыла в его объятиях.       Джон нахмурился и коротко кивнул, давая Памеле, стоящей подле него, знак опустить простынь вновь, скрывая изуродованное лицо.       Патрик придушенно выдохнул, когда белая ткань укрыла Бэллу с головой.       — Я могу задать вам пару вопросов? — Джон ненавидел себя в такие моменты, но наступал на горло собственной совести, которая орала во всю глотку и требовала не терзать убитых горем людей ещё больше.       Мистер Талбот едва заметно кивнул, придерживая жену за плечи и не отпуская от себя.       — Пройдёмте в соседний кабинет. Там мы можем присесть и… и поговорить.       Винчестер обошёл стол, стараясь не оглядываться на него, и толкнул дверь, останавливаясь и дожидаясь, пока чета Талбот минует порог. Лора мелко вздрагивала, прижавшись к мужу.       Кастиэль взвился с места, когда Джон распахнул двери небольшой комнаты, мягко освещённой, но холодной. Серые стены не прогоняли давящее ощущение безысходности. Слишком много отчаяния, накопившегося за долгое время существования этого кабинета, не покидало помещение через узкие окна под потолком.       Джон бросил на Новака неприязненный взгляд и рукой указал на одно из офисных кресел, стоящих напротив небольшого дивана. Невысокий квадратный журнальный столик послужил своеобразной преградой между полицейскими и Талботами, так и не разжимающими рук. Лора присела на самый край дивана, держа спину неестественно прямо и глядя куда-то в серую стену, за которой лежала её мёртвая дочь. Патрик опустился подле жены и уткнулся взглядом в узел галстука Джона. Винчестер сглотнул.       — Мистер Талбот… — офицер на мгновение задумался, подбирая слова, которые не имели права быть картонными фразами. Протокол требовал формальностей, и отступать от него нужно было очень осторожно. Но Джон по собственному опыту знал, что эти отступления порой могут дать намного больше, нежели самый продуманный допрос.       Патрик вскинул голову, вглядываясь в глаза полицейского. Винчестер повторно сглотнул, понимая, что, обращаясь к отцу, он бередит рану мужчины намного сильнее, нежели при разговоре с обоими родителями одновременно. Мужское горе молчаливо, а слова растерзают сознание намного острее мыслей, которые придут следом за ними. Но обращаться к матери сейчас было неразумно – Лора комкала края своего плаща, не обращая внимания ни на что и не моргая.       ― Кто-то мог желать зла вашей дочери? ― Джон ненавидел себя за эту официальную пощёчину, но вопрос требовал незамедлительного ответа. Импровизировать можно было после того, как будут получены точные сведения. Импровизировать и врачевать.       — Эбби умела вызвать у людей эмоции, — губы Патрика искривило подобие улыбки. — Не всегда позитивные.       — Эбби? — Кастиэль с соседнего кресла совершенно некстати вскинулся и ухватился за услышанное слово. Винчестер сжал кулак так сильно, что практически услышал хруст собственных суставов и метнул в стажёра злобный взгляд. Новак взгляд поймал, стушевался, но, к сожалению, поздно – мистер Талбот вновь усмехнулся.       — Бэллой её называли друзья и те, кого она звала своими друзьями. Bella ciao. Esta mañana me he levantado… Она одно время ставила эту песню себе на будильник, вот и прилипло. Бэлла, чао. Прощай, красавица.       Лора на руке Патрика тихо всхлипнула. Поток слов, произносимых мистером Талботом, захлебнулся на полузвуке.       — Вы слышали от дочери, что ей мог кто-то угрожать? — Джон наклонился вперёд, сцепив пальцы в замок, и оперся о стол тыльной стороной ладоней. Позволять замолкать Патрику сейчас было нельзя. Ответы сразу и полностью переносятся намного проще, чем те, которые цедятся по паре часов. — Любые намёки, даже в шутку, даже мимоходом?       — Эбби предпочитала разбираться с собственными проблемами самостоятельно, — Патрик прочистил горло, прогоняя из голоса предательский сип. — Это не означает, что мы не принимали участие в её жизни, нет. Просто она умела добиваться независимости. И даже если были угрозы – мы о них не знали. И не узнали бы, пока она не посчитала бы нужным рассказать нам о том, что всё решила сама. Хотя, я не думаю, что кто-то настолько ненавидел её…       Патрик осёкся, опустив голову и пытаясь перевести дыхание. Винчестер внимательно взглянул на мужчину, оценивая – можно ли позволить себе продолжать или стоит переждать пару секунд. Разум безжалостно намекнул на то, что пауза нежелательна.       — Ваша дочь встречалась с кем-нибудь? — Джон всё отчётливее ощущал себя Ганнибалом Лектором, скребущим ложкой внутри черепных коробок четы Талбот, но ничего не мог с собой поделать – продолжать спрашивать было необходимо.       Патрик слабо усмехнулся.       — Да. Считая, что и это остаётся её личным пространством. Только, знаете, трудно не заметить связи между собственной дочерью и управляющим своего клуба… Мы были не против. Чак безобиден.       — Вы считаете, что мистер Ширли не причастен к смерти Эбби? — Кастиэль вновь подал голос и Джон постарался не оборачиваться на стажёра ещё раз, чтобы не нарушать контакт, установленный с Патриком. Свернуть голову нетерпеливому юнцу можно было и позже.       — Абсолютно, — Талбот сжал пальцы жены на своём локте. — Он падает в обморок от вида крови. Причём в прямом смысле. Эбби не любила мужчин сильнее её…       Лора вскинула голову и вперилась взглядом в графин с водой, стоящий на столе.        Джон не успел отреагировать – Кастиэль быстро наполнил стакан и подал его женщине. Винчестер вскинул бровь и с удивлением отметил, что один ход за этот день стажёр сделал верно.       Миссис Талбот приняла стакан и поднесла его ко рту. Вода за гладким стеклом вибрировала – дрожащие пальцы не могли успокоиться и Лора отпила совсем немного. Зубы выбили по краю стакана неровную дробь.       — Вчера она должна была встречаться с Чаком?       Патрик кивнул в ответ, обнимая жену за плечи.       Следующий вопрос застрял у Джона в гортани и детективу пришлось сглотнуть, чтобы прогнать подступивший к горлу комок. Глаза Лоры, тускло мерцающие от слёз, не способствовали продуктивности беседы.       Кастиэль на соседнем кресле странно заёрзал, словно бы пытаясь понять причину заминки в стандартном протоколе допроса. Джон сделал зарубку на счёт того, чтобы объяснить стажёру нежелательность проявлять нетерпение, когда человек, поставленный ему в учителя, молчит при потерпевших. Предыдущее заработанное очко испарилось бесследно.       Патрик вздрогнул, когда Лора слишком резко поставила стакан на столешницу, расплескав воду и чуть не опрокинув.       Винчестер прикрыл глаза и постарался выверить тактику, которая снизила бы уровень тяжести при разговоре. Подходящего варианта не находилось. Любой метод сейчас был тесаком, кромсающим сознание на куски.       Нельзя так близко принимать боль потерпевших. Нужно абстрагироваться, проявить профессионализм, а не скулить о собственной утрате, маскируя эгоцентризм за попытками помочь другим. Это позволительно таким, как Новак – юнцам, только что вставшим с академической скамьи и полным цветных иллюзий. Это им простительно разбивать надежды в кровь и захлёбываться слезами, душащими после смерти этих надежд. Им, а не тем, кто давно понял – надеяться в этой жизни не на что. И люди умирают. Даже те, кто казался бессмертным.       — Это просто провода, Джонни, просто провода.       Мысленная оплеуха слегка отрезвила Винчестера. Голос Билла прокатился по сознанию хлёсткой волной и засел где-то в сердце.       Работать, Джонни-бой. Плакаться ты будешь дома перед телеком и бутылкой виски.       В комнате словно бы стало прохладнее и чуть свободнее от внезапно расступившихся стен. Люди на диване напротив превратились из истекающих кровью комков нервов в способных дать информацию собеседников.       — Я хотел бы попросить вас дать мне контактные номера тех, с кем Эбби могла встречаться на прошедшей неделе.       Патрик сдавленно всхлипнул и потянулся к внутреннему карману полурасстёгнутого пальто.       — Мы ведь так практически ничего не получим, — Кастиэль подпёр подбородок ладонью, устроившись на стуле около стола и наблюдая за тем, как Джон быстрой дробью выстукивает очередной номер телефона по циферблату. — У нас даже нет круга подозреваемых лиц.       — У нас его и не будет, — коротко отозвался Винчестер, вслушиваясь в длинные гудки на том конце линии. — Если я прав – а я прав – мы не получим ни одной зацепки, ведущей к тому, с кем Эбби провела вчерашний вечер после того, как вышла из клуба.       — Она ушла из «Лепрекона» за три часа до смерти, её мог встретить кто угодно, — пожал плечами Кастиэль. — Зачем нам доказывать то, что не даст нам дальнейшей возможности действовать?       — Чтобы отсечь всё, что нам мешает и сосредоточиться на Художнике, — задумчиво произнёс Джон, опуская трубку на рычаг. — И на том, что он подкинет нам в следующий раз.       Кастиэль удивлённо поднял голову и впёрся взглядом в напарника.       — То есть вы уверены в том, что Эбби только первая жертва? — Новак внимательно прошёлся взглядом по Винчестеру, и Джону показалось, что в глазах парня сверкает какое-то неприкрытое тёмное понимание. Усмехнувшись, детектив откинулся на спинку стула и медленно кивнул.       — Я могу рассказать тебе то, что будет дальше, — мужчина устало прикрыл глаза, но быстро взял себя в руки и раздражённо повёл плечом. — Дня через два мы получим ещё одно послание. На этот раз записка будет длиннее и проникновеннее, возможно, интимнее и чувственнее. Обнаружим мы её не утром, а в районе двух часов дня. И оставят её в более людном месте, чем сегодня.       Кастиэль потрясённо перевёл дыхание.       — То есть вы можете с уверенностью сказать – каков будет следующий шаг убийцы?       Молодой полицейский выглядел настолько ошарашенным, что Винчестеру на пару секунд стало его жаль. Парень не виноват в том, что у Джона давняя нелюбовь к окружающему миру и людям, в нём обитающим.       — И не просто с уверенностью – поклянусь, если нужно будет.       — Тогда отчего же вы до сих пор не поймали его?       Жалость словно корова языком слизала, стоило Кастиэлю произнести вопрос, мучающий Джона уже долгие двадцать лет. Новак понял, что вновь умудрился ляпнуть что-то не то, наступив детективу на больную мозоль.       — Я имел в виду, если вы точно знаете, где он появится в следующий раз, что он сделает и как он это сделает – почему до сих пор…       — Потому что эта мразь оказалась умнее и изворотливее меня, — Джон ядовито улыбнулся, произнеся ещё одну шокирующую истину. Наверное, Кастиэлю никогда не приходилось слышать столь спокойного признания в собственной ошибке. — И окажется вновь, я это точно знаю. Но если он решил вернуться, то и у меня появился шанс покончить с ним сейчас, исправив то, что я не сделал двадцать лет назад.       Новак осторожно кивнул и Джон с удовлетворением отметил, что парень учится на лету – противоречить тихо кипящему Винчестеру он уже не решился.