Тайна в Бруклине

Атака на Щ.И.Т. вызвала у жителей Нью-Йорка небывалый со времён Таноса ажиотаж, а уж на Тони она произвела так и не забытый ужас — всё, что касалось Щ.И.Т.а, всегда неизменно затрагивало и его, и Мстителей. Тони судорожно втягивал носом воздух, слушая предостережения Стива, и уже знал, чем он будет занят ближайшие две недели. Так и получилось: пока Капитан со своей группой, а также и другие группы агентов пытались выяснить, с какой же всё-таки целью было совершено нападение, Тони в состоянии самой настоящей паранойи, сопровождаемой и раздражением, и гиперболизацией, перекраивал защитные протоколы Пятницы по новой. Он даже сбился с режима сна, который Стив так терпеливо в нём взращивал последние пару месяцев, и не спал несколько суток, перебиваясь дремотой на обеденном перерыве. Почему-то на фоне переживаний ему взбрело в голову провести официальную перерегистрацию сотрудников Башни, что Пеппер, в общем-то, восприняла хоть и понимающе, но с большой долей скепсиса. С горем пополам и бесконечными спорами, почему это важно или не важно, они всё-таки это сделали, и теперь Тони хотя бы имел чёткое представление, кто именно работает у него под боком. Возможно, он нещадно перегибал со всей этой предосторожностью, но Пеппер ведь могла его понять — они пережили слишком много, чтобы теперь так легкомысленно игнорировать возможные угрозы. Тони до сих пор периодически мучился с кошмарами, и откровенно не замечать причину появления новых он явно не собирался. Тогда Тони и успокоился — когда он закончил со всеми мерами безопасности. Более-менее. В его голове всё равно моментами роились мысли, заставляя продумывать детали того, как он будет отбиваться и защищаться, если нападение на Башню будет неизбежно, а никого не будет рядом. Стив почти не появлялся дома — он возвращался лишь поспать и даже завтракал по утрам на ходу, хотя был категорически против такого приёма пищи. С каждым днём он становился всё более напряжённым, и Тони неизбежно это замечал. И не мог ничем помочь — Фьюри настрого наказал, чтобы ни капля информации о расследовании не вышла за пределы Щ.И.Т.а. Его тоже можно понять. Кроме Стива была ещё мисс Поттс, но та была занята почти постоянно и не стала бы ради спокойствия Тони откладывать работу (скорее она притащила бы за уши к работе и Старка). Не говоря уже о том, что встать на защиту Башни рядом с ним она не сможет. Оставался лишь Питер, который уже вторую неделю проводил дома. Барнс, очевидно, был занят не меньше Стива, потому Питер и коротал время в Башне, отлучаясь только на учёбу. Он, конечно, выходил несколько раз на патрули, но, как он сам выразился, на улицах ничего особенного в последнее время не происходило. Либо же он отчего-то вдруг не хотел рисковать и выходить один, поразмыслил Тони. Конечно, строить дурачка Старк мог бесконечно, но это вовсе не значило, что он ничего не понимал. К тому же Питер ужасно глупо попался — обновлённая Пятница почти сразу же доложила о том, что и где Пит искал. Тони, недолго думая, пришёл к выводу, что это, в общем-то, ничего не значит — сынуля всё равно когда-нибудь бы узнал. Это даже хорошо, что Тони не пришлось рассказывать самому — скандала было бы тогда не избежать. С другой стороны, было весьма и весьма важно, что Питер вполне успешно теперь… водил с Барнсом дружбу? Разумеется, от Тони не укрылось, что Питер стал чаще возвращаться домой целым и невредимым, а не побитым и в крови. Да и в принципе стал чаще выбираться из дома — последние два года его волновали лишь патрули и учёба, а посиделки с друзьями происходили отчего-то крайне редко. Действительно ли это потому, что они с Джеймсом подружились, или Питер просто встретил объект воздыхания, Тони не вдумывался. Большое значение имело лишь то, что Пит теперь был в безопасности по большей части, при этом продолжал заниматься своими любимыми делами. И наверняка стоило радоваться. Ведь за последние несколько месяцев Питер ни разу не вернулся домой истекающим кровью, едва ходящий, с гематомами по всему телу. Тони был готов признать, что был счастлив, что уже давно не видел, чтобы Питер прятался за одеждой с рукавами и воротником, скрывая синяки и ссадины. И он был рад, правда. Но что-то тревожное его всё равно не отпускало. Переживать ему было о чём, конечно: Стив, против которого он так безрассудно сделал ход чёртовых два года назад, а теперь ещё и какие-то проблемы у Щ.И.Т.а. Однако это было явно чем-то иным — ему так сильно хотелось знать, правда ли Питер стал осторожнее благодаря Барнсу или всё дело только лишь в том, что тот его постоянно спасает? И знать, разумеется, хотелось из первых уст. Поэтому, как хороший отец, который участвует в жизни сына, Тони словно бы невзначай спросил: — Как там у Барнса дела? Тони мельком взглянул на юношу: Питер замер и оторвался от своего занятия, переведя на него поражённо-испуганный взгляд, — а затем столь же быстро отвернулся. И спросил ещё: — Как у вас складываются отношения? Не бегаешь от него, как от меня? И снова взглянул на Питера. Тот, казалось, даже мелко вздрогнул, а смотреть с ужасом в глазах так и не перестал — пялился, как олень в свете фар, боясь шевельнуться, словно тогда случится что-то ужасное. И, что неожиданно, молчал. — Я что, не могу спросить? — возмутился Тони, выгнув бровь. — Ох, извини! Можешь конечно, — встрепенулся вдруг Питер и, наконец, отвёл свой испуганный взгляд. — Я просто не… Не ожидал. — О, — изумился Старк, — даже после того, как бесцеремонно влез в мой компьютер под видом бурной учебной деятельности? Питер с хмурой растерянностью посмотрел на него, открыв было рот, чтобы спросить, но Тони лишь ткнул пальцем вверх, указывая на потолок. Выражение лица Пита тут же приобрело осознанность, и он закатил глаза. — Пятница, — разочарованно выдохнул сын. — Ну конечно. Ты обновлял код. — Ага, — невесело бросил Тони. Питер в секунду вжал голову в плечи, опуская взгляд в пол, точнее на стол с разбитым к чёртовой матери дроном. — И не стыдно? Я ведь не должен был узнать, так? Ты точно мой сын, а? На лице Питера в течение несколько секунд сменялись эмоции: начиная с испуга, сменяясь растерянностью и заканчивая пониманием. Он улыбнулся набок, но взгляд так и не поднял, лишь вернулся к работе над дроном и сказал, пожимая плечами: — Я подумал, что проще и незаметнее запретить Пятнице рассказывать об этом, чем удалять кусок её памяти. — Ладно, верю, — кивнул Тони, также возвращая своё внимание работе. На самом деле он уже полчаса пытался найти в обшивке дрона хоть какую-то щель, в которую могла бы пролезть плоская отвёртка, чтобы снять (читать: отковырять) листы металла. Мысль о том, что ему придётся брать резак по металлу или ещё какую шумную дрянь, причиняла почти физическую боль. Он ведь так нормально и не поспал. — Так что там с Барнсом? — А, — опомнился Пит, дёрнув рукой, чтобы выдрать из дрона связку проводов. Из дыры в корпусе неизбежно текло масло и ещё какая-то неизвестная Старку жижа, капая на пол и брызгами пачкая всё вокруг. Тони неприязненно скривился: одно дело возиться с этой жижей, другое — смотреть, как она пачкает всё, что ему потом придётся отмывать. — Да, ты знаешь, нормально. Подружились даже. — О как, — хмыкнул Тони, впрочем, удивлённый лишь на долю. Больше заинтересованный таким раскладом. Честно, он всерьёз полагал, что из этой идеи выйдет целое ничто, думал, что первым делом Питер пошлёт Барнса за всё хорошее и плохое, а потом и его, Тони, за всё остальное. — Это плохо? — Нет, напротив, это хорошо, — отмахнулся Старк. Он схватил со стола едва ли чистую тряпку и бросил на лужу масла с чем-то ещё у ног Питера. — Я думал, ты не позволишь ему помогать тебе. — Ну, он вроде как патрулирует со мной, — поджав губы, признался Пит, и наконец вырвал провода из дрона, бросая в огромную кучу отходов за своей спиной. Он осторожно обступил лужу и взял с другого конца стола отвёртку. — И как оно? — облокотившись рядом с ним на стол, скрестил пальцы Тони. — Я не… — покачал головой Питер, запнувшись. Он вздохнул и попробовал снова: — Я не понимаю. Почему ты вдруг решил поговорить об этом? — Должен же я знать, что ты в порядке, — вздохнул Тони. — Но ты мог спросить его. — А я спрашиваю тебя. — Так, — цокнул Питер, отодвигая от себя дрон, и уселся на стол, настороженно косясь вниз, на Тони, — давай сразу определимся: это будет простой разговор или ты планируешь отчитывать меня за что-то в течение нескольких дней или даже недели? — Эй, я не настолько плох, — прищурился Тони. А затем приспустил очки на переносице и вопросительно взглянул на сына исподлобья: — Не настолько ведь? — Именно настолько. Извини. — Зато честно, — раздосадовано вздохнул Старк, выпрямляясь. Такое слышать, разумеется, было неприятно. Но Тони Старк не был бы Тони Старком, если бы не знал всех своих демонов в лицо и поимённо. Так что он знал, что был козлом. И это знание совсем не умаляло то неприятное ощущение. — Нет, я собираюсь собачиться с тобой. Да, я должен сказать, что лезть в чужие вещи и тем более искать что-то конфиденциальное — плохо, и всё в этом духе. Но ты уже взрослый мальчик, к тому же мы оба отлично понимаем, от кого ты этого понабрался. Я, вообще-то, просто интересуюсь. — Вот как, — кивнул Питер. Спрыгнув на пол и вновь обойдя лужу, он подхватил отложенную отвёртку и вернулся к дрону. — Чем же? Тони помолчал с минуту, размышляя: а стоило ли спрашивать? Может, ему хотя бы вернуться к своему столу с роботом, чтобы не нагнетать обстановку, или нужно было просто спросить? Не хотелось. Если Питер или кто-нибудь ещё думал о том, что Тони все ссоры пропускает мимо ушей и не переживает о них, как остальные — он очень ошибался. Старк ужасно ненавидел ругаться, просто так всегда получалось, будто по-другому невозможно. А может, он просто привык, что так у него было всю жизнь. Но он, конечно же, заметил, что с Питером они всегда ругались об одном и том же из раза в раз, и он впервые не хотел ступать на те же грабли снова. Он остался стоять рядом и всё-таки спросил: — Ты сильно злился? Ну, за няньку. — Поначалу, — мотнул головой Питер. — Это скорее разочаровывало. — Как тот факт, что я пытался тебя защитить, может разочаровывать? — не понял Тони. — Нет, разочаровывало то, что ты не спросил, нужно ли это мне. А оно, к твоему сведению, было не нужно, — фыркнул Питер. Одна из пластин обшивки под его рукой случайно погнулась, когда он пытался отодрать другую и сжал цельный корпус чересчур сильно. — Упс. — Удивительно, — поражённо пискнул Тони. Он бы хотел закатить очередной скандал на почве опасной обеспеченности, которой Питер так безбожно часто пользовался. Но тема якобы «подростковой легкомысленности» ему уже не подходила и была до умопомрачения заезженной, к тому же Тони ведь уже решил, что не хотел ругаться. И это было правдой. — Что? Это? — повертев в руке погнутый металл, уточнил Пит, а потом отбросил жестянку к отходам, бессильно вздохнув и по-старковски педантично, чтобы в этот раз ничего не погнуть, принялся снимать следующий лист. — Нет, я про тебя. Разумеется, я никогда не привыкну к тому, что ты… суперсильный. Ты всегда меня удивляешь, — выставил ладони Тони, капитулируя под вопросительным взглядом сына. — Но по-настоящему я удивлюсь, если ты попросишь помощи. У меня, у Стива, да даже у Баки. — У Баки мне проще попросить помощи, чем у тебя или Стива, — отведя взгляд, выдал Питер. Вторую пластину он таки снял без повреждений, осторожно отложив её на другую часть стола. А у Тони укололо в сердце. — Он обычно не запирает меня в комнате, чтобы якобы «обезопасить». И не пытается заставить стоять в стороне от боя. Просто помогает не попасть под удар, а если так всё же случается, потом помогает всё залечить. И не причитает без конца о том, какой я бестолковый самоубийца. Отвратительная, просто ужасная мысль быстро прокралась в голову — Тони проебался. Так сильно проебался в том, что за двадцать один год жизни своего сына так и не понял, как себя с ним вести. Так сильно проебался в том, что за последние пять лет, что Питер гонял преступников и всяких нечеловеческих тварей по улицам, так и не научился помогать ему по-настоящему. О, нет, вместо этого он постоянно подрывал доверие сына, вечно угрожал отнятием костюма и бесконечно отчитывал за безответственность, хотя сам всегда был таким же жертвенным идиотом. И теперь его место — место человека, который должен был защищать Питера, место человека, которому Питер доверил свою жизнь — занял кое-кто другой. Не просто кое-кто, а блядский Барнс. Хорошая работа, Тони. Просто, на хрен, замечательная. — Ого, — прокашлялся Тони, — вы прямо спелись. И я, похоже, всё-таки плох именно настолько, насколько ты сказал. — Не надо, — помотав головой, умоляюще простонал Пит. — Не произноси это так, будто дело во мне, ладно? Ты мог бы… изменить подход, вместо того чтобы сажать меня под домашний арест каждый раз, как тебе покажется, что я умираю. — Я уже изменил, — мрачно уронил Тони. — Попросил Барнса, чтоб он приглядывал за тобой. — Я о том, что ты мог бы… ну, знаешь, сам приглядывать за мной, как и он. — По-твоему, у меня бывает так много времени? — невесело рассмеялся Тони, желая убить себя за такой ответ, который будто не ставил Питер ни во что. Потому что это было неправдой — он ценил Питера настолько, что готов был отдать всё, пожертвовать всем. Он уже пожертвовал всем. И проебался. — А у него много? — ответил Пит в тон. — Боже, пап, ну я же знаю, что ты найдёшь сколько угодно времени, чтобы найти меня и вытащить из дерьма, а потом запереть в комнате. Главное твоё упущение в том… — Что я не должен тебя запирать? — продолжил за сына Старк с усмешкой, которая горькой пылью осела в горле. Захотелось прокашляться и выпить несколько стаканов воды, чтобы избавиться от этого чувства. Но Тони остался на месте. — Да. Потому что это всё равно ничего не меняет, и я всё равно не откажусь от того, чем занимаюсь. Зато наши отношения… ухудшаются. — Наверное, ты прав, — согласился Тони, принимая поражение, которое стоило принять ещё в начале этого разговора. Потому что уже в начале он глубоко в душе знал, почему именно хотел поговорить — узнать-таки, что он всё просрал. — Что ж, — вздохнул он, когда Питер с подозрением на него покосился, — за новое начало? Про дрона на своём столе он давно забыл, а вот Питер уже принялся за другого. При воспоминании о том, что они провели в мастерской уже несколько часов, желудок протяжно заурчал. Тут же в голове всплыли просьбы Стива питаться нормально, пока его нет, а не как обычно — фастфудом и прочими чудесами кулинарии, вредным для здоровья. — Не вижу шампанского, — фыркнул Питер смешливо. Тони мрачно покосился на свой дрон, понимая, что ковыряться в этом всё ему больше не хотелось. — Предлагаю отметить это дело чем-нибудь дотошно натуральным, как дедушка Стив наказал, — цокнул Тони. — И… Ты расскажешь, что случилось в Бронксе? — Ты знал! — вдруг воскликнул Питер, со всем возмущением тыча пальцем ему в грудь. — И терроризировал меня неделю! — Да-да, я отстой, а не отец, мы это уже выяснили, — натянуто улыбнулся Тони, подняв ладони. — Ну так, расскажешь? — с надеждой повторил он. Питер прищурился и несколько секунд смотрел на него, а затем всё же кивнул и отбросил отвёртку. Отужинали они, конечно, не чем-то здоровым и питательным, а простыми сэндвичами. Даже хотели заказать что-нибудь ещё, вроде пиццы и сладостей — Хэллоуин всё же, почему нет? Но за рассказом Питера Тони успел об этом забыть: он несколько раз разозлился, столько же раз поразился глупости своего сына, но к концу вздохнул с облегчением и подумал о том, что эта вся ситуация в прошлом. К счастью, он всё же удержал себя от того, чтобы зачитать Питеру очередную нудную лекцию о безопасности. Вместо этого он потащил отпрыска в гостиную, где они под стать празднику включили ужастик, и стал рассказывать о недавних интересных заданиях Стива, которые были до нападения на Щ.И.Т. В какой-то момент Тони даже взял с Питера обещание, что тот будет осторожен больше обычного, пока неприятности Щ.И.Т.а не улягутся. А потом он пошутил о том, что Питера хлебом не корми, но дай влезть и в это — в проблемы Фьюри — и что Тони ждёт не дождётся узнать, что его много обожаемый сынок уже успел всех трижды спасти и сотню раз пострадать сам. За это он неслабо получил диванной подушкой в лицо и хотел было отомстить, протянув к Питеру руки, чтобы защекотать его до слёз и соплей, но тот резко соскочил с дивана и закричал: — Даже не думай! Не надо! — выставил Питер ладони. — Когда ты пытался пощекотать меня в прошлый раз, я сломал тебе три ребра. — Вот чёрт, — скривился Тони, досадливо. — Я же сказал: никогда не привыкну к твоей суперсиле. — Тебе и не надо, пап, — успокоил его Пит. — Просто не делай вот таких, эм, — он нелепо махнул рукой, обрисовав что-то в воздухе, — вещей. Щекотка — настоящая пытка. Даже есть зафиксированные исторические данные её использования. — Ты и правда зануда, да? — хохотнул Старк, перехватывая подушку, которую Питер вознамерился бросить в него снова. Юноша растянул губы в ядовитой усмешке и придирчиво произнёс, растягивая слова: — Ты лучше спроси, кто меня таким сделал. Тони проигнорировал порыв возразить, что он сам-то точно не зануда, потому что это было бы неверно. Наверное, все, кто не разбирается в тех же темах, что и он, по умолчанию считали его занудным заучкой. И, наверное, колко выражали бы это вслух, если бы в молодости Тони не был тем ещё повесой. Питер таким не был — не любил вечеринки и развлечения, хотя ему всего недавно стукнул двадцать первый год абсолютного совершеннолетия. Питер даже не любил устраивать собственные вечеринки — его день рождения всегда проходил в кругу семьи и друзей, он никогда не рвался звать толпу. Это тоже бесконечно поражало Тони. Однако в этот раз он удивил его как раз обратной ситуацией — он заторопился сбежать на тусовку. Стив вернулся пораньше и объявил, что некоторым группам дали отгул на целый вечер и следующий день после двух недель напряжённой работы, а Питер вдруг подорвался и затараторил что-то о каком-то безликом однокурснике, у которого сегодня намечалась просто-таки крышесносная вечеринка, на которой Пит просто обязан побывать хоть раз. Тони почти был готов поверить — хоть разок-то можно ведь, тем более, что Пит вовсе таким не интересовался. Но что-то подсказывало ему, что Питер просто с три короба наврал: не то поведение, с весёлого резко сменившееся взволнованным и несобранным, не то их недавний разговор, который наводил на размышления. Тони не стал задавать вопросов. Это заставило бы Питера растеряться ещё больше и подставить самого себя куда сильнее — Тони не был жестоким, вообще-то. Он лишь проводил сына внимательным взглядом, пытаясь ухватиться за догадку покрепче. Ладно, разумеется, он понимал, что Пит пошёл вовсе не на вечеринку — слишком резво он подорвался, слишком неожиданно об этом сообщил, хотя, если б собирался изначально, точно не стал бы терять время на бестолковые фильмы и шутки с отцом. Нет. Пит пошёл к Барнсу, чтобы, вероятно, вытащить того, уставшего и заёбанного, на патруль — если тот, конечно, тоже получил отгул. И ладно бы: хотя бы под прикрытием, в безопасности. Питер ведь все эти дни так и не смог нормально погонять по городу — Тони не винил его в желании поскорее оказаться в костюме на какой-нибудь крыше. Но пока он сам вёл отвлечённые диалоги со Стивом, мимолётно в мыслях проскальзывало какое-то подозрение, неуловимая зацепка, которую Старк никак не мог ухватить. Он будто уже знал ответ, словно просто не мог вспомнить слов, чтобы чётко сформулировать. Вопрос, который крутился у него в голове уже пару часов, отчего-то показался ему подсказкой: почему Баки в плане осторожности повлиял на Питера больше, чем его собственный отец, у которого были все основания переживать? Нет, Старк был рад, что сынок в порядке, правда! Но почему-то ответ на этот вопрос казался невероятно важным, а Тони, как только ни вертел эту мысль в голове, найти его не мог.

***

У Джеймса голова шла кругом от количества догадок, которые он бесконечно обдумывал. И проверить ни одну не представлялось возможным. Было ли нападение способом запугать агентство и его приближённых — своеобразным предвестником чего-то неминуемого, вроде Таноса? Или дело всё же казалось непосредственно Щ.И.Т.а? Поначалу Джим и вовсе решил, что нападение было организовано не только на Щ.И.Т., но и на Интерпол, и ФБР, и другие военные организации, государственные или частные, — может, кто-то готовил очень крупную контрабанду, и нужно было отвлечь внимание. К сожалению, его предположения оказались ложны. А потом Хилл и несколько технических специалистов обнаружили, что записи с камер были обработаны и смонтированы, а местный ИскИн просто отключён во избежание фиксирования хоть каких-то улик. Это выбило из Джеймса все силы искать что-то дальше. Две недели расследования не привели ни к чему. Из противников никто не погиб и не остался в здании Щ.И.Т.а, чтобы можно было по личности определить, кто эти солдаты и откуда взялись. Никто из них даже не пострадал, а если и были такие — они всё же ушли, не оставив после себя ничего. Зато Щ.И.Т. потерял тридцать пять человек, пятерых из которых Баки знал лично. Джеймс всерьёз поверил, что хуже Таноса ничего быть не может — и он всё ещё так считал, — только вот он никак не ждал, что его работа в какой-то миг станет тяжёлой до зубовного скрежета и нескончаемой головной боли. Не было просто ничего, из чего можно было бы развить мало-мальски правдоподобную теорию. Несколько группировок, включая его, всё же пришли к неутешительному выводу, что в Щ.И.Т.е завелась крыса, а то и несколько. Было решено проверить всё, что только можно. Да, с момента, как с Гидрой было покончено, многие, включая Фьюри и самого Барнса, были процентов на семьдесят уверены, что история вряд ли повторится. И всё же оставались тридцать процентов обратной вероятности, хотя агентство просто расслабило булки и устремило своё внимание на пару с М.Е.Ч.ом в космос. Баки не мог передать словами, какое облегчение он испытал, когда Фьюри принял эти теории и решил работать дальше от этого. Джеймсу, как всем остальным, пришлось сдать оружие и всю технику на проверку. А первым делом, придя домой, он обшарил всю квартиру в поисках чего бы то ни было записывающего или снимающего. Взрывчатку он тоже искал, но, к счастью, не нашёл совсем ничего. А ещё Баки не мог передать словами, какое высокое разочарование он ощутил по отношению к людям, среди которых ему приходилось работать. Так много людей, каждый из которых обучен стрельбе и тактикам ближнего боя хотя бы минимально. Более того, каждый из агентов и даже технических специалистов, а ещё оружейников и прочих, был хоть на долю сыщиком — шпионом. Иных людей Ник Фьюри просто-напросто не находил важным даже рассматривать, не говоря уже о найме. А если и нанимал — отдавал приказ обучить новичков всему, что можно было впихнуть в их головы. И все эти люди просто, блядь, пропустили мимо глаз, ушей и других грёбаных органов чувств, что вокруг, за их спинами, творится ахинея. Баки мог бы включить в этот список себя, если бы на то была причина. А её не было: последние две недели — это самое долгое время, что он провёл в штабе. Он никогда не задерживался на работе дольше часа, если того не требовал Фьюри. Да он даже за задания брался, не ступая ногой в штаб — его группа подбирала его на джете или вертолёте с какой-нибудь крыши, подальше от штаба. Это было условие его трудоустройства — проводить в Щ.И.Т.е как можно меньше времени, чтобы, не дай боже, не пересечься с Роджерсом. Так что он просто не смог бы заметить ничего такого, даже если бы сильно хотел. Мозг, кажется, буквально испепелялся внутри его черепа. Такого чувства он не испытывал со времён кодовой активации Зимнего Солдата, до того, как он избавился от её влияния. Тогда тоже голова становилась тяжёлой, кровь в венах кипела от напряжения и била шумом в уши, а разум, сопротивляясь, сжигал сам себя. После он всегда ощущал это — непередаваемую боль, хуже любой мигрени. Такую, что хотелось просто застрелиться и избавить себя от всех мучений. Уж конечно, вечерний душ, в котором он в кои-то веки проводил больше десяти ссаных минут, не расслаблял, не остужал голову, не смывал напряжение. Застрелиться хотелось снова — и он бы застрелился, если б не сдал весь свой арсенал. Вроде понимая, что работа и эти бесконечные размышления, из-за которых тошнотой сводило желудок, приводят его в это состояние, он всё равно не мог об этом не думать — иначе было нельзя. Слишком опасно теперь терять бдительность. Несомненно, он думал и о других вещах. Периодически. Вспоминал о Питере и переживал, не наделал ли тот всяких дел, пока Баки занят. Не вляпался ли куда, не помер ли ещё. Но Джеймс неизменно напоминал себе, что Питер без него и раньше справлялся, уж пару недель пережить этот неспокойный шкет явно был в силах. Иногда он неожиданно ловил себя на мысли, что хочет вот прямо в моменте услышать какую-нибудь питеровскую глупость, дурацкую шутку или его флирт на грани фола. Увидеть, как тот ржёт, закидывая голову назад, и захлёбывается воздухом от того, как в фильме убого пошутил какой-нибудь недалёкий персонаж. Проследить за его резкими, а иногда — чересчур плавными, движениями. Исследовать взглядом форму его тела: округлые плечи, сильно узкие по сравнению с его собственными; широкие рёбра, на фоне которых талия казалось уже, чем была на деле; крепкие бёдра и тощие икры — ноги, которые свернули бы Баки шею, если бы Пит сильно захотел. Огромные тёмные глаза, улыбка от уха до уха, усмешки, закусывания губ. Проворный язык, вылезающий раз в минуту, чтобы смочить обветренные сухие губы, которые только-только восстанавливались, а Питер снова их кусал. Джим почти автоматически прокручивал в голове всё, за что когда-то пристально цеплялся взглядом — и запомнил на свою голову. Вспоминал, прокручивал и матерился сквозь зубы в стол — потому что автономно пытался отвлечься и отвлекался. Тогда он заставлял себя возвращаться к работе и снова фокусировался на головной боли. И старался вспоминать о Питере как можно реже. Душ не помог от слова совсем, но Джеймс хотя бы чувствовал себя чище. Одно тёплая вода всё же сделала — заставила почувствовать напряжение и усталость с новой силой. Стараясь не делать резких движений, Джим медленно втянул носом пропаренный, влажный воздух и обмотал бёдра полотенцем, придерживая концы у бедра. Стоило просто выпить стакан ледяной воды и утонуть в кровати до самого утра. И плевать совершенно, что ещё даже не было восьми. Он даже не решился включать ещё какой-то свет, когда погасил лампочку в ванной. Но темнота коридора, соединявшая его спальню и кухню с гостиной, почему-то не появилась. В кухне горел свет. Старая лампа не была такой уж яркой, скорее это было самое тусклое освещение в доме, но он отчего-то почувствовал странно-жгучее раздражение, что забыл выключить его. Он до больной дрожи хотел успокаивающей темноты. Сделав несколько шагов, он вдруг замер в проходе, забыв, как дышать, и почувствовал, как по спине вместе с каплями сбежал подскочивший страх, тут же пошедший на убыль. Джеймс с трудом заставил себя вдохнуть и опустил испуганный взгляд с Питера на пол, чтобы просто восстановиться. Ему было жутко интересно, сколько ещё Питер будет его пугать своими внезапными появлениями. — Я бы пошутил про «помяни черта», но я тебя не вспоминал, — соврал Баки, фыркнув с отдышкой, придерживая полотенце на бёдрах, не давая ему упасть. Он потянулся к полке за стаканом, а затем набрал холодной воды из-под крана, ощущая, как воздух комнаты холодил влажную кожу. С отросших волос на плечи падали холодные капли, и от этого становилось прохладнее до того, что по коже скатывались мурашки. А может, это взгляд Питера ощущался так странно. Потому что Питер смотрел, не отрываясь. Туда-сюда. От шрамов на плече, где кожа соединялась с тёплым металлом кибернетической руки, которая ещё не успела остыть после тёплой воды, к руке, сжимающей полотенце, и до самых пят. И снова по кругу. — О нет! А я ведь думаю о тебе сутки напролёт, — с тоской произнёс Пит, и Джим бы даже поверил в его печаль, если бы его выражение лица не было таким… чересчур заинтересованным. Боже, его взгляд и правда можно было почувствовать физически. — Ну, знаешь, представляю всякое — ты бы удивился. У меня довольно бурное воображение, — Питер вдруг понизил голос до лёгкой хрипоты и звучал теперь чрез меры интимно, отчего сказанное прозвучало куда более развратно и бесстыдно, чем, Баки считал, такое должно звучать. Он медленно сделал глоток воды и незаметно сжал полотенце на бедре покрепче. — М-м, так ты пришёл, чтобы поделиться своими грязными фантазиями на мой счёт? Как интересно, — игнорируя вдруг прокатившуюся от груди до паха приятную дрожь, в тон Паркеру игриво спросил Джеймс и постарался не думать, чем же таким Питер обычно занимается в темноте своей спальни. Хотя, конечно, судя по взгляду, которым Питер его осматривал, можно было и догадаться. Неуместно, напомнил он себе. Хотя это мало ему помогло — возбуждение прокатилось от груди к паху снова, кажется, даже с большей силой. Джим крепче сжал полотенце у бедра. Взгляд Питера мгновенно упал на пальцы, крепко сжимающие махровую ткань — заметил. — Так могло бы быть, если бы это не было шуткой, — весело подчеркнул Питер, дёрнувшись на стуле, чтобы закинуть ногу на ногу и опереться локтем на стол; стул под ним жалобно скрипнул. Баки внимательно посмотрел на своего вечернего гостя: поза казалась на первый взгляд расслабленной, но напряжение сковывало ноги и спину. И Пит снова кусал губы, будто бы пытаясь спрятать это за ладонью, поддерживающей подбородок. — Какая жалость, — полушёпотом прохрипел Джеймс и сделал ещё один глоток, после отставляя стакан на столешницу. Прозвучало ли это под стать шутке или было похоже на плачевную реальность, он так и не определился. Лишь прикрыл глаза на пару секунд, прижав пальцы к пульсирующему виску, чтобы отвлечься и попробовать унять боль, но понял, что сделал себе только хуже, когда перед глазами встали вполне откровенные образы Питера. Образы Питера, от которых было на удивление тяжело оторваться. Питера, который сидел себе на стуле в углу кухни, ни капли не раздетый, и откровенно пялился. Питера, который просто брал и заставлял его это ощущать. Не то чтобы Джеймс хоть раз по-настоящему думал о таком. Возможно, единожды. Или трижды. Не так уж и важно, знаете ли. Кровь от головы отливала невероятно быстро, смещаясь куда-то вниз — о, известно куда. Баки почему-то резко захотелось вернуть убывающую мигрень на место, даже несмотря на то, что он почувствовал облегчение. Стоять перед Питером в одном полотенце со стояком было просто пиздецки неуместно. Может, поэтому он не мог расслабиться? — Правда? — неожиданно ровным тоном выдал Питер. — Правда жаль? — Что? — глупо брякнул Джеймс, возвращаясь к реальному Питеру. Взгляд его никак не изменился и всё ещё блуждал по телу Барнса. Ему даже захотелось прикрыться, но схватить с крючка в прихожей куртку и натянуть на голое все ещё влажное тело было бы нелепо и неловко. Ещё больше хотелось сбросить полотенце, взвалить Питера на плечо и утащить в спальню. Но об этом он и правда постарался не думать. — Нет, Пит, это шутка. Так почему ты пришёл? — Соскучился, — дёрнул тот плечом. Джеймс удивлённо вздохнул и расправил плечи, с усмешкой посмотрев на Питера. Паркер крепче сжал бёдра под столом. Баки уже говорил, что эти ноги могли его легко задушить? О, ему хотелось, чтобы они его задушили. Чтобы, если что-то между ними и произойдёт, то в первый и последний раз — грех и тут же смертельное наказание за него. Подходящий сценарий. — А как же Хэллоуин и вечеринки? — хмыкнул Баки. Он пришёл к мысли, что стоило бы одеться, а не оттягивать момент того, пока он не сойдёт, на хрен, с ума то того, что вокруг него теперь стояло напряжение вовсе не от работы и головной боли, а сексуальное. — Неужели не любишь? — Не люблю, — подтвердил Пит. Джеймс снова хмыкнул и развернулся, чтобы уйти в комнату и наконец одеться, но заметил движение и обернулся — Питер поднялся из-за стола. — Сиди на месте, — с понимающей улыбкой, Джеймс пальцем указал на стул. Питер, словно бы пристыженно, уселся обратно, скучающе закатив глаза. Баки решительно отказался добавлять: «Если ты пойдёшь за мной, я тебя отымею», — потому что Питер бы воспринял это как прямое приглашение, а не угрозу. И ещё потому, разумеется, что это было неуместно. Джеймс вообще не заметил, как всё, что теперь между ними происходило, разрослось так широко и быстро. Как он, напоминая себе о каждой неуместности, позволял этой неуместности случаться. Как будто главным было лишь признать — неуместно, — а дальше можно было и флиртовать, и думать о том, о чём думать было категорически нельзя, и представлять всё что хочется и в каких угодно позах. Ладно, возможно, он думал о таких вещах вовсе не трижды, а немного больше. За последние две недели точно больше четырёх раз. От этого почему-то сводило зубы. Он правда не мог ничего с собой поделать, хотя изо всех сил пытался. И Питер отнюдь не помогал — всегда делал лишь хуже, когда пытался клеить его, и неизменно достигал в этом успеха. Стоило признать, что, если бы Джим обособлял себя от этого во всю силу, ничего такого бы не происходило. И у него бы не вставал от одной лишь мысли, что Питер мог взаправду фантазировать о нём, и Питер бы перестал себя так вызывающе вести. Но Джеймс этого не делал — не отвергал всё это в полную силу. И до сих пор не понимал, почему. Простое и житейское «хочу» за причину почему-то им не принималось. Он наскоро оделся в спальне, слушая, как Пит стал греметь чайником и чашками, и подсушил волосы полотенцем. Стоило бы, наверное, постричься снова, но он никак не находил времени — а может, просто не так уж и сильно хотел. За эти семь минут Джеймс сумел кое-как успокоиться, а вот головная боль решила, похоже, что пора возвращаться, и опять давила на виски и затылок. — Раздетым ты выглядел лучше, — разочарованно цокнул Питер, осмотрев Баки, когда тот вернулся в кухню. Он поставил на стол чашку с чаем, сам же держал чашку с кофе. Предусмотрительно, подумал Джеймс, Пит заметил его усталость. Он бы подумал, как это мило (как было тогда с завтраком), если бы этой самой усталостью от Барнса не веяло за версту. — Ха-ха, — брякнул Джеймс, садясь за стол и хватая чашку. Наверное, он хоть и выглядел вполне здорово, всё же чем-то смахивал на бледного, дымчатого призрака, потому что чуть смеющийся взгляд Питера был почти пропитан сочувствием. Это раздражало и почему-то тоже теперь казалось неуместным — Питер не должен был о нём заботиться. — Я звонил тебе, — сообщил Питер, тихо отхлебнув свой кофе. — Семь раз. — Мой телефон в Щ.И.Т.е, как и всё остальное, — фыркнул Джим, поморщившись. От резкого выдоха голова вновь запульсировала в затылке, и он сделал пару глотков тёплого чая, которые, казалось, немного всё приглушили. — У нас ни хрена нет. Впервые такое. Просто, блядь, ничего. Абсолютная пустота. Смонтированные записи с камер и теория о крысах — всё, что мы имеем. И я даже на заслуженном отгуле не могу перестать думать о сраной работе, — вдруг начал жаловаться Джеймс, совсем за собой не замечая. А когда опомнился, решил, что ему откровенно всё равно — он и правда жутко устал. — Ты рассказываешь о работе, это что-то новенькое, — тихо хмыкнул Питер, вновь отхлёбывая из чашки, в этот раз совсем беззвучно, будто старался совсем не издавать звуков. Джеймс приятно поразился, учитывая то, как Питер любил шуметь и наводить вокруг него информационный беспорядок. И снова почувствовал странное раздражение, бурлящее где-то в желудке вперемешку с чаем. — Это новый уровень доверия? — Ты так думаешь? — выгнул бровь Баки. — Несомненно, — кивнул Питер, усмехнувшись. А затем игриво добавил: — Каким ещё секретом хочешь поделиться? Баки попытался пропустить этот вопрос мимо ушей, честное слово, но память тут же подкинула ему в голову картину их странно-развратного диалога десятиминутной давности. По телу вновь скатилась дрожь, и Джеймс почти поблагодарил бога за то, что не умел краснеть. Н-да, скорее он был тем, кто заставлял краснеть других. Как и чёртов Питер Паркер — сейчас он почему-то воспринимался, как ходячая порнография. Желанная и почему-то досаждающая в эту минуту сильнее головной боли. И Джеймсу казалось, что, если кто угодно сейчас взглянет на Питера, этот кто угодно тут же побагровеет от стыда и смущения. — Вообще-то, теперь мне по-настоящему нельзя разглашать информацию, — вспомнил Джеймс, задумчиво чмокнув губами. — Я знаю, Стив говорил. — Он что-нибудь рассказывал? — Нет, нельзя ведь, — дёрнул плечом Питер. — Да я и не слушал особо — к тебе спешил. — Мёдом тебе здесь, что ли, намазано, — риторически цокнул Джим, закатив глаза, предугадывая ответ. — Если считать тебя мёдом, — с улыбкой ответил Питер, звуча почему-то до трепетного искренне. Он сделал два подряд глотка и отставил пустую чашку. — Так ты говоришь крысы? Соображения об их целях есть? — Ни одного стоящего, — покачал головой Баки, разочарованно подняв брови и глядя сквозь воздух. Активная мимика, однако, тоже влияла на интенсивность головной боли. — Самое странное, что ничего не украли. А ведь могли. — Ядерные коды, информация по секретным делам, личные досье агентов, — покивал Питер, соглашаясь. — И совсем ничего? — Я в жизни не работал с таким мизерным количеством информации. У меня башка скоро лопнет. Беги, пока мозгами не забрызгало, — попытался пошутить Джеймс и даже смог хохотнуть, но в итоге скривился из-за спазма в висках и поспешил приложить остывший металл ладони ко лбу. — Сколько часов ты спал за последние несколько дней? — хмуро вопросил Питер, и пока Баки пытался сосчитать, попеременно отвлекаясь на пульсацию, расходящуюся по всей голове, он подорвался и налил в стакан ещё воды, поставив на стол рядом. — Я зря пришёл, — заметил он. — Ты всегда зря приходишь. И это тебя никогда не останавливает. — Да? — со странной светлой тоской усмехнулся Пит. — Ну, что ж, ты ни разу не возразил. — Нет, было пару раз, — поднял указательный палец Барнс, воспоминая. — Ещё в июне. — Ох, это было давно и неправда, — шутливо отмахнулся Питер. — Хочешь, приготовлю тебе ужин? — Нет, ты прав, мне бы поспать, — пробурчал Джеймс, мельком глядя на часы на стене. Едва ли стрелка подобралась к половине восьмого. Усталость давила на тело, кажется, что есть мочи, и Джеймс знал, что стоит ему лечь, станет хоть немного, но легче. А вот гул в голове и мечущиеся мысли — худшее, что могло произойти. Это уж точно не позволит ему нормально выспаться, даже если он ляжет прямо сейчас. Джеймс медленно вздохнул и встал, чуть потянувшись. Спина тихо хрустнула, а голову вновь пробило спазмами, будто пулю ему в голову уже засадили, да та лишь застряла в черепе. Подойдя к холодильнику, он подумал, что пиво могло быть вовсе не лишним — глядишь, головная боль таки спадёт. И это блядское раздражение, которое взялось не пойми откуда и лишь мешало. — Так сколько часов ты спал? — Не уверен, может, по три-четыре за раз, или чуть больше, — пожал плечами Баки и вскрыл бутылку, замирая у холодильника и опираясь о него плечом. — Не думаю, что смогу нормально поспать сегодня. — Не может всё быть так плохо, — растерялся Питер. Он поднялся и оказался аккурат под боком Баки, опёршись задницей на столешницу. Баки сделал глоток холодного пива, принципиально не глядя на Паркера. Хватит с него, правда. — Ты же знаешь, каково это: ты думаешь о делах сутками напролёт и не можешь перестать, — слабо объяснил Джим, запрокинув голову назад и глядя в потолок. — Это всегда лишь сильнее напрягает, но не отпускает. — Я мог бы помочь, — прозвучало тихое под ухом, и Джеймс медленно перевёл на Питера взгляд. — Расслабиться. Есть кучи способов, — возвращая голосу свой кокетливый тон, пояснил юноша. — Серьёзно: массаж или, например, секс. Даже не обязательно полноценный, можно ограничиться мине… — О, Питер, замолчи, — устало простонал Баки, закатывая глаза и отворачиваясь. — О, рискни заставить, — в тон простонал Питер. И этот вовсе не звучало устало. Джеймс, поразившись в который раз его наглости, с любопытством посмотрел на него. В глазах плясали черти, и Джеймсу отчего-то хотелось их усмирить. Чёткая инструкция была у него в голове: насмешливо фыркнуть, послать Питера на хрен и отправить домой, а потом завалиться в кровать и заставить себя уснуть, чтобы проснуться более бодрым человеком с по-прежнему крепким самообладанием. Но он, будто на автопилоте проигнорировав весь список собственных указаний, не сдержался. Глупо и безрассудно. Он протянул руку Питеру за спину, отставляя пиво и опираясь на столешницу рукой, и чуть склонился над ним, оставляя между их лицами не больше восьми дюймов. Задумчиво глядя в его глаза, вдруг потемневшие, Баки опёрся на столешницу и второй рукой совсем рядом с чужим бедром. Запоздало он распознал, что темнотой в бордово-карих глазах был расширенный зрачок. Баки хмыкнул и продолжил наблюдать: у Питера дёрнулся кадык, когда он сглотнул, но его взгляд снизу-вверх, лишь отдалённо похожий на невинный, вовсе не был взволнованным — открытым и призывающим, а губа снова закушена. Джим вздохнул и улыбнулся одними уголками губ, прищурившись. Питер едва дышал, но его плечи мелко вздрагивали. Словно от нетерпения. Джеймс приблизился к нему, сокращая расстояние больше чем вполовину, бросив взгляд на покрасневшую губу. Питер резко вздохнул, приоткрывая рот, и Баки спросил: — Зачем ты это делаешь? — взгляд Питера теперь забегал по его лицу, и Джеймсу не терпелось заставить его снова смотреть в глаза. Он осторожно перехватил пальцами его подбородок, приближаясь ещё, касаясь его щеки носом. — Когда ты уже перестанешь? — полушёпотом продолжил Джеймс, едва ли на самом деле соображая, какого хера он творил. — Никогда? — то ли вопросительно, то ли утвердительно заключил Питер сорвавшимся голосом. Теперь-то он выглядел взволнованно. Баки знал, что Питер хотел этого — давно знал, а Питер давно хотел. И, наверное, вот прямо сейчас стоило остановиться, извиниться и попросить Питера уйти домой — а он не мог. Впрочем, стоило вовсе не начинать. Как и всегда. Джим придвинулся ещё, мазнув губами по щеке к уху, и насмешливо выдохнул: — Никогда? Питер вздрогнул, неосознанно прижавшись щекой к его щеке. А может, как раз специально. И это неожиданно отрезвило, словно пощёчина, но Джеймс почему-то вдруг решил, что отступать поздно. Странное непрошенное раздражение, похожее на абсолютно необоснованную агрессию, рыкнуло где-то внутри, но он проигнорировал. — Может быть, — продолжал чёртову игру Барнс, чуть отодвинувшись и вновь заглядывая в глаза Питеру, и отпустил его подбородок, — ты чего-то конкретного добиваешься, м? А я и не понимаю, — он лукаво дёрнул бровью, наблюдая, как Питер медленно выдохнул. — Скажешь сам или мне угадывать? Питер молчал. Не потому, что Баки умудрился его пристыдить — конечно же нет, — скорее потому, что выбирал, что ответить. Он дышал по-прежнему ровно, но глубоко, и всё бегал по лицу Джеймса взглядом, периодически спускаясь ниже по шее, груди и даже дальше. Не то чтобы Баки был против — его это даже забавляло, если не считать того, что и возбуждало тоже. Несколько секунд спустя, может, десять, Питер вдохнул, собираясь ответить, и Баки приблизился снова. Почти касаясь чужих губ, он медленно прошептал в открытый рот: — Нет, Питер, не отвечай, — и быстро отстранился, не позволяя Питеру ни в коем случае взять инициативу на себя. Джим забрал своё пиво, ухватывая беглым взглядом возмущение на лице Пита, и отвернулся, отходя к столу. Он сделал нервный глоток пива, почти физически ощущая, как металась ругань на самого себя внутри больной головы. Раздражение комом разрослось внутри. — Оно не стоит того. Забудь. Это всё было зря. Зря-зря-зря. Конечно оно не стоит того! Никогда не стоило. И почему Джеймсу вообще приходила в голову мысль, что нечто подобное возможно? Старк не станет ждать удобного случая, чтоб открутить ему башку, если узнает. И в этот раз сделает всё с успехом — Джим даже не станет возражать. В конце концов, если не Старк, то Стив — если уж он узнает, Баки снова уедет и в следующий раз постарается никогда больше не возвращаться, как бы там желание внутри него ни выло. И какой же в таком случае прок от этих игр и глупых подкатов, если в итоге конец будет всё равно один? Никакого, абсолютно. Он бы устыдился себя, даже проклял бы за эту странно овладевшую им манию, но проблема в том, что ему стыдно не было вовсе — хотелось продолжать. Он всё же проклял себя в который раз за отсутствие благоразумности. — Ладно, — донеслось из-за спины куда тише, чем ожидал Джеймс. Питер всё ещё не забыл о его самочувствии, и Джеймс правда находил это трогательным. И продолжал ругать себя в мыслях: стоило оно того, чтобы поддерживать глупую игру с флиртом и влюблённостью, чтобы потом вот так жестоко отказывать? Явно нет. — Просто ответь, почему… Джеймс не стал дослушивать и вышел из кухни быстрыми шагами — это разговор не приведёт ни к чему, даже если они сильно постараются. И он просто понятия не имел, что он должен был теперь сказать, чтобы всё исправить. Питер позади тяжело вздохнул и поспешил его нагнать: — Послушай, я не наседаю, — начал он снова. Джеймс не дал ему продолжить, отставив пиво на тумбу у кровати: — Именно это ты и делаешь. Охватывавшее его напряжение снова вернулось, кажется, просто с космической силой — шею заломило, и голова теперь болела в разы сильнее, как было, когда он только вернулся домой. Выяснять отношения он не имел никакого желания, а единственная рука почему-то стала немного подрагивать — это бесило. — Нет, — возразил Питер отчего-то мягко, и Джеймс едва различил, как тот покачал головой в мраке спальни. Ему бы в пору раздражаться и злиться, Джеймс был бы просто в ярости на его месте точно. Впрочем, он и на своём месте с успехом ощущал эту злость. — Я понимаю: работа не даёт тебе продыху, и ты бесконечно занят. Ты устал, и всё, что тебе нужно, это, наверное, вырубиться на целую вечность и забыть о том, кто я вообще такой. Я правда понимаю. Питер продолжал выражаться спокойно, и Джеймса это почему-то распаляло лишь больше: почему его не злило то, как Джим с ним обходился? Почему Питер, обычно бойкий, полный энергии со своим динамичным характером, сейчас был таким спокойным и просто растерянным? Почему его не раздражало то, как они оба игнорировали важные обстоятельства, игнорировали Стива, Тони и разумные доводы и просто, чёрт подери, продолжали страдать этой псевдо-любовной хернёй, у которой не то что будущего не было, а даже смысла! Джеймс распалялся, но всё равно почти подчинённо слушал спокойный, чуть дрожащий от нервов или даже от не спадшего возбуждения голос. Рука стала дрожать сильнее, и он тяжело сел на кровать, чтобы ничего не сломать, хотя и не понял, с чего появилось такое желание. — Просто скажи мне, как я должен теперь всё воспринимать, потому что, — Питер запнулся, вздыхая. Через секунду он продолжил, звуча уже менее собрано и более разочарованно, чем прежде: — Потому что… Ты спросил, чего я добиваюсь, но я совсем не понимаю, чего добиваешься ты, когда отвечаешь на всё… что я делаю. Это немного нечестно. — Я даже думать об этом права не имел, Питер, — взмахнул рукой Джеймс в порыве… Он не знал, чего — он всё ещё злился на себя. — И тебе не стоило. — Хорошо. Тогда почему ты… — Я не знаю, — тихо, но твёрдо перебил Джеймс. — Тебя устроит такой ответ? Ты ворвался сюда пять месяцев назад, перевернул всё вверх дном, влюбил меня в себя, и ещё пытаешься что-то с меня спрашивать? Вот что, блядь, нечестно, Питер! — Не надо, не пытайся скинуть всё на меня, — возмущённо, но всё ещё спокойно возразил Питер, расставив руки. В темноте на его лице виднелись взволнованно заломленные брови, а поза была ужасно напряжённой — и он всё равно оставался тихим и даже не пытался кричать. Питер говорил, что они с отцом в последние годы часто ругались, и, наверное, у них и правда были настоящие скандалы, зная Старка. Но то, что происходило сейчас, было больше похоже на миниатюру «Буйный псих и его психиатр». И Джеймс, разумеется, чувствовал себя буйным психом — в отличие от Питера, он отчего-то впервые не мог справиться с эмоциями. «Где же твоя хвалёная выдержка, а, солдат?» — И от того, что ты убегаешь от проблемы, она не рассосётся в воздухе, как дым или пар, Джим. Я не… — Это ты, ты моя грёбаная проблема, Питер! И я понятия не имею, как её решить, ясно тебе? Питер замер. Лишь на секунду, но этого хватило, чтобы Баки, уже привыкнув к темноте, заметил в нём изменения: лицо больше не было искажено нервной гримасой, а глаза были озадаченно-испуганно распахнуты. Питер лишь на долю секунду опустил взгляд в пол и вздохнул — а Баки снова жалел обо всём. Абсолютно, мать его, обо всём. О том, что вернулся. О том, что позволил Питеру остаться — может, тогда и впрямь стоило сразу сообщить Старку о том, что его отпрыск, избитый до полусмерти и обезвоженный, без сознания лежал на его постели после встречи с неким боевым очкариком. Стоило, чёрт возьми, отказать Старку в его наглой просьбе заделаться телохранителем для идиота, который поначалу ни в грош не ставил свою жизнь и самочувствие. Стоило при первых же попытках Питера кокетничать и заигрывать, наглядно объяснить ему, что Джеймсу это всё не сдалось — он ведь и не собирался заходить так далеко. А при первых его порывах выведать о Баки всё — просто выгнать, проклясть, обматерить, заставить ненавидеть, чтобы Пит даже не подумал вернуться. Вдруг Питер взглянул на него и натянуто улыбнулся. Неприятно, сухо и до того разочарованно он растянул губы в этой ухмылке, что… Что Джеймс неожиданно приготовился к удару. — Ты мог просто сказать, чтобы я шёл со всем этим к чёрту, а не вести себя как последний мудак. Я бы понял и отстал, — качнул головой Пит. Джеймс открыл рот, чтобы… Чтобы что? Возразить? Переубедить? Сказать, что он сам ничего такого не ожидал? Это было бы ложью. — Наверное, ты прав, и проблема испарится сама, если её не трогать. Он развернулся и стремительно вышел из спальни, едва ли собираясь задерживаться хоть на секунду. Он несколько мгновений шуршал курткой в прихожей, и для Баки, зажмурившегося и напрягшегося лишь сильнее, этот звук был громче, чем выстрел. Он нервно и совсем несобранно провёл рукой по лицу и сделал несколько шагов следом — извиниться, заставить понять, сделать хоть что-нибудь. А Питер тихо, но всё равно громогласно в тишине квартиры, произнёс: — Счастливого Хэллоуина, мистер Барнс. И дверь за ним с тихим щелчком закрылась. Удара не было — был лишь Питер, мирно закрывший за собой дверь и почему-то не врезавший Джиму по морде. Это был всего лишь Питер. Удара не было — а рёбра изнутри сводило и ломило, будто он камнем упал с крыши многоэтажки и каким-то чудом выжил. Счастливого блядского Хэллоуина.