***
«Я, по-твоему, настолько тупой?» Питер, успев лишь одним глазом пробежаться по сообщению, звучно прыснул в кулак. Нет, к счастью, он не был похож на своего отца так сильно, чтобы считать всех вокруг себя тупыми и немощными. Однако это было бы слишком великолепно, если бы случилось на самом деле — получить кучу гневных сообщений от Барнса о том, как он оказался поздним вечером на свалке далеко за городом. И пусть им двигало вовсе не желание избавиться от маячка (то есть, не только оно), а целенаправленная жажда насолить, это всё равно было смешно. Оправдываться Пит ни за что не станет. — Что там? Чего ты ржёшь? — отец, заставший сцену беспричинного смеха, вздёрнул бровь и выжидающе усмехнулся через экран. — Дурацкий мем, пап, — качнул головой Пит и смахнул сообщение вбок. Он по-прежнему оставлял их непрочитанными. Он вновь склонился над черновиком, оставляя мелкие заметки, которые ещё не успел забыть. — Ты так и не ответил на вопрос. — Как у меня дела? Всё в норме, — отмахнулся Пит, не отрываясь от листка. — Экзамены сдал на отлично, мог бы даже не спрашивать меня об этом. Так вы задерживаетесь, ты говорил? — Это не точно, но вполне возможно, что мы застрянем ещё на пару дней. По крайней мере, Стив так утверждает, — вздохнул тяжко папа, поведя плечами. Питеру было всё равно. То есть, разумеется, он был рад, что с родителями всё в порядке, и они с успехом завершают операцию, но он… Просто не чувствовал ничего не этому поводу. Он угукнул себе под нос, давая понять, что услышал отца, и продолжил подчёркивать важную информацию в черновых листах. — Ты какой-то тихий, сынок, — протянул неожиданно Тони и вздохнул. — Ты же не успел никуда вляпаться, ведь так? Потому что в этот раз я не смогу тебе помочь, Пит. — Вляпался. В учёбу, папа. И перестань уже делать вид, что моя жизнь зависит от тебя в ста процентах случаев, сам знаешь, что это не так, — пробурчал Питер, лишь коротко посмотрев на отца раздражённым и не терпящим продолжения этого беспредела взглядом. — Ну и ладно, злюка, — передразнил Старк. — Так у тебя точно всё хорошо? — Отлично, — дёрнул плечом Питер, не особенно стараясь подстраиваться под свои же слова. Ни хера отличного в его делах не было, но папе об этом знать не обязательно. — По клоповникам не таскаюсь, наркоты из рук плохих дяденек не беру, в целом веду практичный и размеренный образ жизни, папа, — добавил он со смешком. Разумеется, задавая такие вопросы, Тони имел в виду вовсе не учёбу и непорядочность своего сына, а его дела как Человека-Паука и теперь ещё, возможно, Барнса. Питеру меньше всего хотелось поднимать тему о Барнсе, и если бы была возможность заставить его и папу забыть об этом, Пит бы однозначно ею воспользовался — но не всё коту масленица. Кроме того, был ещё и Фьюри, так некстати вылезший со своим шантажом, о чём отцу тоже знать не стоило. Как у Питера могут быть дела? Чуть лучше, чем у облезлого бездомного кота — у Питера хотя бы была крыша (смотря о какой крыше речь) и еда. Но в общем-то всё равно отвратительно. — Значит, и бурбон мой не трогал? — Я предаюсь саморазрушению иначе, ты же знаешь. — Так ты вернулся к патрулям? И как оно? — Нет, не вернулся. Теперь я целыми днями обжираюсь вредной едой и по вечерам заедаю горе мороженым, пересматривая Отчаянных Домохозяек и Зачарованных, — саркастично выдал Питер. — Нет, пап, всё так же, как и несколько недель назад, но я в порядке. Так ты закончил допрос, и я могу вернуться к учёбе, или ты будешь мариновать меня до утра? — Ты ворчишь даже больше, чем я, боже мой! — притворно ахнул Тони. — У тебя точно что-то случилось, и мне даже неловко спрашивать, но… Ты не встречался случаем с Барнсом? — Я ничего не знаю о Барнсе, я его не видел, а спрашивать тебе вовсе не неловко, папа, — скептически фыркнул Питер, досадливо оторвавшись наконец от своего конспекта, и посмотрел на папу почти разозлённо. Тони глядел насмешливо, но с тревогой, и Пит больше всего на свете желал закончить этот диалог, чтобы ему не пришлось успокаивать папу ещё одной кучей вранья. И бесится от тупых и бестактных вопросов. — Всё-всё, — примирительно выставил ладони Старк. — Только не заводи на истерике в Пятницу протокол запрета на Зимнего Солдата, а то одно случайное упоминание, и дом вверх дном. — Очень смешно. — Ни капли, ты что, забыл о том, как в двенадцать захотел запретить слово «пузыри» и почти добился этого от Джарвиса? — Всё, пап, мне надо закончить с этим, — Пит обвёл рукой все свои бумажки на столе, игнорируя постыдные воспоминания, влезающие в голову вслед за словами папы, — меня ещё тренировка ждёт. — Ла-а-адно, — нехотя протянул отец, закатив глаза. — Стиву передать что-нибудь? — Стандартный «привет» уже не в моде? Тогда удачи и успешного завершения операции, — цокнул Питер, будто отец натурально доконал его попытками выпытать какой-то секрет. Обращать внимания на взгляд отца, ярко говорящий «оборзел совсем, мелочь пузатая», Пит не стал. Тони показательно вздохнул о собственном характере, который так отчётливо теперь проглядывался в поведении его сына, и отключился. А Питер утопил лицо в ладонях и промычал страдающе: у него был невероятный дар — пожизненная удача проёбывать всё и сразу, даже ничего не делая. Ему было физически больно думать об отцовской молчаливой истерике и нервном срыве в ближайшем будущем, о стивовом разочаровании, которое непременно появится и снесёт Питера и Тони штормом в десять баллов. Питер уже не мог думать и о себе самом — он больше ничего не понимал, не знал, что ещё сделать, чтобы, не приведи господь, не испортить всё ещё больше, и как вернуть себе прежнюю и казавшуюся теперь предельно простой жизнь. Голова болела адски, и Питер, кажется, привык уже к этой незнакомой раньше боли настолько, что пропади она неожиданно, он бы запаниковал — теперь себя без этого он не мог представить. Как раньше не мог представить себя без патрулей, ночных прогулок по крышам и одиноких завтраков горячим буррито. «Ты не можешь вечно меня игнорировать», — пришло очередное сообщение. Питер против воли усмехнулся — он делал это с успехом уже целую неделю, а Джеймс Барнс, кажется, не имел никакого представления о силе воле Питера Паркера. Пусть и в последнее время она сдавала позиции даже слишком часто.***
Тренировки всегда лучше всего помогали справиться с напряжением, когда с этим не справлялась ночная дрочка. То главное общее, что было у Питера со Стивом — они заглушали любую тревогу тяжёлыми тренировками и правда чувствовали себя лучше после, в то время как папе было проще завалить себя работой по самый кончик носа и хлебать алкоголь в течение дня (это было в прошлом, к счастью). Но теперь ни тренировки, ни дрочка не могли Питеру ничем помочь — третий день попыток снять стресс на груше вряд ли был бы успешнее двух предыдущих, но Питер всё равно с упёртостью осла отрабатывал удары, пытаясь верить, что не всё потеряно. Хук левой был что надо, а комбо из двух ударов ногой и локтем и того лучше, но легче Питеру не становилось. Да, он справлялся с тренировками даже лучше, чем обычно, может, потому что упорно пытался снова получить от этого кайф, но в итоге получал целое и почти осязаемо ничего. Ни морального отдыха, и приятной боли в теле. Он лишь острее ощущал свою усталость и измотанность — это были самые отвратные усталость и измотанность из возможных. Засыпалось в таком состоянии, разумеется, легче и быстрее, да только сон тоже мало чем был полезен — по утрам Пит чувствовал себя до того разбитым, что с таким самочувствием впору лететь вниз головой с крыши, и даже без веб-шутеров. Разве что душ после такой бесполезной тренировки был приятным — там, в стеклянной кабине, Питер, что поразительно, не думал вообще ни о чём. И плевать, что это было лишь на пятнадцать-двадцать минут, а после он снова захлебнётся в мыслях и тревогах, не дающих ему продохнуть. Пока на его голову падали тёплые струи из лейки, а пена от геля и шампуня стекала вниз по телу, смываясь в водосток воронкой, он чувствовал себя немного, совсем чуть-чуть лучше, чем мерзко. — Питер, у турникетов тебя ожидает мужчина. Представился, как Джон Крейг из риэлтерской компании, — внезапно произнесла Пятница, механическим голосом разрывая тишину комнаты. Полотенце, которым Пит лениво собирал воду с волос, безвольно повисло на шее, выпущенное из рук, а сам Питер удивлённо взглянул на потолок. — Я почти уверена, что он не тот, за кого себя выдаёт. Паркер упал на кровать, вновь взявшись за полотенце на шее, а брови его хмуро съехались на переносице. Джон Крейг. Звучало до безобразия знакомо, и Пит готов был поклясться на чём угодно, что уже слышал это имя — а вот где и когда, он вспомнить никак не мог. В висках резко стрельнуло от напряжённой мыслительной деятельности, и он решил, что играть в Шерлока в такой ситуации было не просто тупо, но ещё и неприятно. — Выведи мне трансляцию с камер, — скомандовал Пит, лохматя волосы полотенцем активнее на возбуждении, так резко вызванном любопытством. Перед ним в секунду образовался голографический экран с несколькими окошками с видом с камер на первом этаже, Питер тут же нашёл нужное — и чуть не зашёлся в истеричном хохоте. — Ты права, Пятница, — удерживая рвущиеся наружу смешки, согласился Паркер. В памяти ярко всплывали образы их первой с Баки встречи, а на экране маячило, хмуро-нервное и заросшее щетиной, до боли знакомое лицо. — Он не тот, за кого себя выдаёт. — По моим биометрическим измерениям он подходит под портрет пропавшего Джеймса Барнса на девяносто семь процентов. Мне сообщить мистеру Старку и мистеру Роджерсу? Проклятия сами собой складывались в голове в цельные предложения, испещрённые тонной ругательств, и Питер как никогда мечтал высказаться вслух, но молчал, надеясь за несколько секунд придумать вариант, как избежать встречи с Барнсом и при этом не выдать его появление в Башне родителям. К счастью, собираясь в долгие миссии, отец почти всегда переписывал протоколы Пятницы так, чтобы она во всём и беспрекословно слушалась Питера, пока Тони отсутствует. Но если Питер прикажет выпроводить самозванца восвояси, сотрудники службы безопасности обязательно внесут эту информацию в систему, а папа получит данные в тот же момент, и абсолютное управление Пятницей ничем Питу не поможет. Если он разрешит Баки войти, произойдёт то же самое, за тем исключением, что имя Джона Крейга окажется не в списке возможных угроз, а в папке с посетителями, которых в Башне ежедневно было не меньше двух сотен (разумеется, не считая сотрудников и стажёров). И ещё папа крайне редко проверял эту папку, потому что обычно система безопасности Пятницы работала без запинок. Был ещё один вариант: одеться и увести Барнса из Башни самостоятельно, чтобы и служба безопасности не записала данные, и Джон Крейг не оказался в списке гостей — тогда вообще не будет ни единого признака присутствия здесь Джеймса, а память Пятницы об оповещении Питера и засечённом камерой лице можно будет вычистить без проблем. Однако меньше всего Питеру хотелось покидать зону комфорта и оставаться с Баки один на один на территории, которую он не мог контролировать. В Башне кто угодно мог чувствовать себя как в крепости из вибраниума, а Питер и подавно — это его дом, он знал здесь каждый пыльный угол. — Никому ничего не докладывай, просто пропусти его и сопроводи на наш этаж, — вздохнул Питер и, поднимаясь с кровати, забросил мокрое полотенце в открытую дверь ванной. Он, разумеется, не ждал от Баки никакой атаки, не ждал какого-то подвоха, и сам нападать ни на кого не собирался, но всё равно к появлению Барнса в гостиной готовился, как к войне — даже забытые веб-шутеры из рюкзака достал, чтобы спрятать на запястьях под рукавами худи. Всё-таки на своей территории у него будет хоть какое-то преимущество. Они ведь просто поговорят, так? Поговорят о Фьюри с его заговором, поговорят о Стиве и о том, как им заново решать их нерешаемую проблему. Питер не будет смотреть на Баки побитой собакой, а Баки не будет пытаться извиниться за то, что было — это никому не нужно, это лишняя и неуместная трата времени. Они не будут раздевать друг друга глазами, и не будут рваться преодолеть расстояние между ними, чтобы просто прикоснуться — Питер не позволит этому случиться. Всего-то месяц порознь — и не срок вовсе. Между ними даже не было ничего серьёзного: какие-то там переглядки, пошлый юмор, флирт на грани фола, вечера с фильмами? Папа бы его, наверное, засмеял — он-то в его возрасте едва ли не с каждым встречным-поперечным делил постель, пока не встретил маму. И какое там было дело до чувств: флиртуешь, получаешь флирт в ответ, и вот вы уже проводите вместе всю ночь, запивая смех и стоны вином, утяжеляя горячий воздух комнаты дымом сигарет и глупыми разговорами. И эта их якобы бесценная с Баки связь — такие глупости, боже правый! Да Питер хранил целую кучу секретов с Недом, бывал в одинаковой опасности с каждым из Мстителей и мог с уверенностью назвать ещё пять супергероев, кому смог бы доверить свою жизнь — и ни с кем из них ему не хотелось сблизиться настолько, ни с кем не хотелось переспать или, упаси господь, завести отношения. Может, Питер и был мягок в теме любви, и ещё крайне сентиментален, и слегка перебарщивал со значимостью этого всего, но он же не дурак, чтобы не понимать — между ним и Баки был лишь дерьмово составленный, подписанный на коленке и наспех озвученных договор отца. И больше ничего. И всё равно сердце пропускало удары, когда Питер спускался в гостиную. И сжалось до того болезненно, что воздух в лёгких застрял, когда лифт звякнул и двери стали разъезжаться. Все его старательно возводимые баррикады из убеждений и напускной уверенности пали с лютым грохотом, отзвуки которого его почти оглушали, когда он встретился с взглядом серых глаз. Последняя стена осыпалась в крошку, когда Пит понял — это не он будет пытаться не выглядеть побитой собакой, это Джеймс уже выглядел побитой собакой, смотрел так, будто и впрямь видел в руках Питера палку с ржавыми гвоздями, занесённую для удара, и даже не пытался спрятаться за холодностью и отрешённостью, которые Питер так привык видеть в нём. — При-привет, — просипел Питер, нервно суя руки в карман худи и делая шаг вперёд, чтобы в итоге упереться коленями в боковину дивана. И слава богу — он ведь решил, что будет круто, если преградой между ними будет диван. Боже милостивый, не бронированное стекло, не адамантиевая клетка — какой-то сраный диван. И пусть так оно и будет. — Почему впустил? Больше недели бегал от меня, как от пули, а тут… — договаривать Джеймс не стал. Он мельком оглядел гостиную, посмотрел на темнеющую за окном улицу, а затем и на диван — как на личного врага. Или Питеру так только показалось? — Не хотел, чтобы ты попал в список угроз. Папа бы от тебя и мокрого места не оставил за то, что ты сунулся сюда, — отскакивало от зубов, как заученное, и Питер даже поразился тому, что застрявший в горле ком позволял ему так легко говорить. — Не думаю, что тебя бы это расстроило, — горько усмехнулся Баки, и Питер почувствовал эту горечь у себя во рту. — Чай, кофе или чего покрепче? — выглядело, как попытка соскочить с темы, но Питер и не скрывал. Ему всего лишь не хотелось лишний раз говорить Барнсу о том, что нет, Питера бы не порадовала попытка отца навредить ему, не порадовала бы его смерть. Как раз наоборот. — Я же поговорить пришёл, а не чаи гонять, Пит, — вздохнул Джим. Питер, снова ощущая, как сердце против его воли пропускает удары и отдачей ломает ему рёбра, всё равно прошагал к кухне. Сзади послышался шелест и скрип одежды, а после кожаная куртка, в которой Джим лишь чудом не мёрз в середине декабря, глухо опустилась в кресло. Баки решил принять его правила. Чайник шумел слишком громко и лишь сильнее утяжелял повисшую тишину, которую Питер ни за что не решился бы нарушить. Ему, честно говоря, и сказать-то было нечего. Всё, что он хотел бы сказать, в его «правильный» план не входило. А Джеймс обдумывал что-то своё, притихнув за обеденным столом. Питер до сих пор помнил — чёрный кофе с одной ложкой сахара и никакого молока. — Ты же понимаешь, Фьюри меня никуда не отпустит, и слишком рискованно идти ему наперекор, — сказал Джеймс вполголоса, отпивая из чашки, и даже не поморщился от того, что обжёг язык. — Ты же понимаешь, что я рассказал тебе про его шантаж, чтобы больше в этом не участвовать, — в тон ему ответил Питер, добавив разве что каплю яда в свои слова. — Чего ты теперь от меня хочешь? — Не знаю, — дёрнул плечом Баки и уставился куда-то за Питера. — Правда, понятия не имею. У меня нет никаких вариантов, Ник отказался направить меня в европейский отдел Щ.И.Т.а, даже в отдел в Сиэтле, не отпускает на миссии за пределами штата, будто я непременно сбегу и не побоюсь последствий. — Проблема в том, что и так, и эдак Стив обо всём узнает. Я понял. Либо ты сбежишь снова, и Фьюри расскажет всё от и до, либо вы со Стивом рано или поздно пересечётесь в штабе, — добавил Питер, и после его слов в кухне снова повисла тишина. Ещё тяжелее и мрачнее. Они вроде как просто пили кофе, даже не переглядывались, думали каждый о своём, но Питер даже не замечал, как держал спину болезненно ровно, не замечал, что собственные руки у него дрожали. Зато замечал, как Баки раз за разом открывал рот, чтобы что-то ещё сказать, но в итоге молчал. Чашки опустели довольно быстро, и пытаясь невольно отвлечься, Питер думал о том, как же Баки не сжёг себе таким горячим кофе пищевод. А потом подумал о том, что это можно считать разновидностью селфхарма, и вообще пожалел, что умеет думать. — Питер, мне… Мне не нужна помощь, да тут и не поможешь ничем, ты прав, — начал Джеймс, ещё тише, чем в предыдущий раз. Питер пытался заставить себя посмотреть на него, чтобы убедиться что тот не впадёт в истерику или нервный психоз — потому что звучал его голос именно так. Но не мог — взгляд от поверхности стола просто не отрывался. — Просто… Я… Наверное, я не хочу быть врагом для тебя, а в последний раз так и получилось. Питер подскочил быстрее, чем успел осознать, и стул позади него с противным скрипом проехался по кафелю. Он схватился за пустые чашки, намереваясь составить их в посудомойку или помыть вручную, от настоящей безысходности, потому что это, чёрт возьми, была та тема, которую Питер сам себе зарёкся обсуждать. — Да? Ну, мы и друзьями не были, — хихикнул Питер истерично и поспешил заткнуться, составляя всё же чашки в раковину и открывая кран. — Кхм, ты сам говорил. — Да, говорил, — согласился Джеймс, как Паркеру показалось, простодушно. Мельком повернувшись, он увидел совсем иное — густое разочарование, смешенное с задумчивостью, как никогда чётко проступало на лице Барнса, извечно безэмоционального и холодного, как душа самурая. Воздух свернулся в горле колючим комом — Питер продолжил мыть чашки, уткнувшись в раковину взглядом, боясь обернуться ещё раз и увидеть что-то похуже. — Питер, я знаю, что наговорил неприятных вещей, но я вовсе так не думаю. Ты же знаешь, — последние слова звучали почти умоляюще, у Питера почти не было никаких сил, чтобы не обернуться, но он упёрто составлял мокрые чашки на подставку с поддоном и вытирал края раковины полотенцем от капель воды. — Я говорил, что мы не друзья, потому что тогда… Тогда ещё не думал, к чему всё это приведёт. Не думал, что мы ими станем, старался держаться договора со Старком. Но всё равно постоянно торчал с тобой, потому что хотел этого. — Мы не стали друзьями, Джим, — вздохнул Питер, оборачиваясь, сжимая полотенце в руках до побелевших костяшек. Так сильно, что запястья сводило. — Ты всё верно говорил. Я был твоей проблемой, которую мой отец на тебя повесил. Я уже говорил: стоило брать за это деньги — получил бы хоть что-то помимо головной боли. Проводил со мной много времени, потому что хотел? Брось, тебе было удобно, что я не лезу ни в какую задницу. Даже если ты этого не осознавал, это было так. А теперь нас ничего не связывает, верно? Договора больше нет, я больше не твоя проблема, — высказался Питер, тут же набирая воздуха, чтобы снова задать вопрос, который не давал ему покоя. — Так что скажи мне честно: что тебе теперь от меня нужно? Джеймс молчал, то ли пытаясь придумать ответ, то ли пытаясь сформулировать, то ли и вовсе не собираясь отвечать. Он всё ещё глядел побитой собакой — убийственно виноватый взгляд почти прожигал Питеру кожу, но он стойко выносил эту пытку. Но ждать он не мог, всё его терпение испарилось, стоило только им заговорить на эту тему. Так что он решил, что пора уже поставить во всём этом чёртову точку: — Я не вижу твоей мотивации появиться здесь. В чём причина? Извиниться? Ты говорил правду, мне не за что тебя прощать. Случайно попасться перед Стивом, чтобы не было иного выхода? Самоубийственно глупо, ты бы так не поступил. Просто уходи и забудь вообще сюда дорогу, если у тебя нет ответа. А ответа, как я понял, у тебя нет. — Пит, — Джеймс резко поднялся из-за стола, как только Питер сделал шаг в сторону выхода. Его стул, с завистью подумал Пит, не скрипел по кафелю, как раненый зверь. Впрочем, он мечтал оказаться в гостиной, снова по ту сторону дивана, в мнимой зоне безопасности, потому что предчувствовал, что разговор этот не закончился ни на йоту. — Пит, подожди, прошу тебя. Рука оказалась в захвате холодных металлических пальцев слишком внезапно — не жёстко, но крепко Джеймс сжал его руку, удерживая на месте. То ли Пит за отсутствием патрулей разучился быстро реагировать, то ли на эмоциях совсем растерял свои рефлексы, но вот он здесь — в ловушке цепкой бионической руки. Он дёрнулся, на всякий случай проверяя, сможет ли вырваться, и хватка лишь усилилась в противовес его действиям. Питер хмуро посмотрел на пальцы, капканом сжимающие его правое запястье, и дёрнул рукой снова, делая несколько шагов спиной в гостиную. Вырваться не получилось, получилось только утянуть Джеймса за собой. — Отпусти или я дам тебе в глаз, — холодно оповестил он. Джеймс слабо улыбнулся, приближаясь к нему на крохотный шаг — просто возмутительно! — Что, думаешь, не дам? Паркер коротко усмехнулся, готовясь к удару — он ведь только сегодня отрабатывал удары с левой. Но когда он выкинул руку вперёд, собираясь оставить на чужом лице переливающийся всеми цветами галактики синяк, ничего не произошло. Джеймс лишь мягко перехватил его второе запястье, оплетая горячими пальцами — совсем не похоже на то, как он перехватил его удар когда-то в Германии, — и сделал ещё один шаг, становясь совсем впритык. Он всё продолжал слабо улыбаться — самой печальной и обречённой улыбкой из всех, что Питер когда-либо видел. Он едва ли смог посмотреть в серые ледяные глаза, и они показались ему слишком яркими, слишком проницательными. Жуткими. Ему бы отпрянуть подальше, спрятаться поскорее от плещущейся в глубине широких зрачков безнадёги, густой и липкой, как дёготь. А она уже держала его крепко — давно уже намертво к нему пристала, приклеилась так, что не оторвёшь теперь, не отодрав вместе с ней часть себя. Несите растворитель. — Пытаешься поступить, как я? Забить и забыть, само как-нибудь рассосётся? — хмыкнул Джеймс, приближаясь ещё, непростительно близко, так, что Питер слишком остро чувствовал его дыхание на своей щеке. Ещё два сантиметра, и он почувствует кожей эту жёсткую щетину — у него ещё был шанс отпрянуть, вырваться, сбежать куда-нибудь или, используя всю свою силу, выбросить Барнса из окна. Но он стоял неподвижно, почему-то больше всего во всей Вселенной желая почувствовать эту грёбаную щетину. Сглотнув сухость во рту, он умудрился ответить даже без дрожи в голосе: — Внимаю твоему совету, знаешь. — А я — твоему, — смиренно прошептал Джеймс и немного отстранился, и Питер снова мог видеть его глаза и эту чёртову грустную улыбку, слишком ярко выделяющуюся на его лице. — Это ты был прав, а не я: проблемы нужно решать, а не бегать от них. И поэтому я здесь, у меня есть причина, Питер. — Что, типа, перестал бояться доверять мне или что? — хмыкнул Питер и, почти не управляя собой, перехватил руку Баки, сжимая в ответ. — Дело никогда не было в доверии или в тебе, Питер, — вздохнул Джеймс. — Я не хотел снова ломать Стиву жизнь, а сблизиться с тобой настолько, насколько ты хотел, грозило именно этим, ты же и сам это боялся. Кроме того, я до сих не понимаю, что ты во мне нашёл, — усмехнулся он, погладив Питера большим пальцем по тыльной стороне ладони. И от этого жеста Питер испытал больше эмоций, чем от всех событий, произошедших за последний месяц. И они были такими приятными, наконец, щемящими где-то в центре груди, невероятно сильными. Рёбра ломило снова, но уже не от боли — Питер не знал, как это называется, и ему было всё равно. — Решительность? Уверенность? А ещё расчетливость, мастерство, сексуальность. Могу назвать ещё десяток качеств, если надо, — как завороженный, Питер следил за тем, как улыбка Баки становится тёплой, не такой отчуждённой и виноватой. Становится нежной. — Я вижу только бессмысленную холодность, одичалость, отшельничество, запущенное депрессивно-тревожное расстройство и токсичную рациональность, — возразил Джеймс. — Стандартный стартовый пак «крутого плохого парня», — хохотнул Питер, чувствуя странное облегчение. — С этим можно разобраться, и это проще, чем тебе кажется. Если бы ты не бегал эти два года по лесам, прячась от призраков прошлого, давно бы уже не мучился. — Эй, не надо пинать меня, когда я уже на земле, — сморщился Джим, коротко смерив его прищурено-обиженным взглядом. Питер знал, что это была не более, чем шутка, но всё равно буркнул тихое «прости». Он становился слишком похожим на отца, когда был в стрессе, и это жутко бесило. — Я говорил уже, что у меня больше нет вариантов. Уехать я не могу. И… — И остаться не можешь, — перебивая, фыркнул Питер, отнимая руку. Ясно, к чему был весь этот разговор — Джеймс просто прощался, потому что как раз и собирался уехать. Через «не могу». Радостное возбуждение и проснувшаяся вновь, чем бы она на самом деле ни была, влюблённость, приятно пригревшиеся под рёбрами за какие-то несколько минут, словно ветром сдуло. — Мог и не приходить, раз уезжаешь, Баки, я бы не умер без прощальных речей. — Ц, ты придурок, Паркер, — закатил вдруг глаза Барнс, перехватывая его руку обратно и притягивая к себе. — Я говорю о том, чтобы обойти правила, идиот. — Что, пулю в голову? — выплюнул Питер, всё равно подчиняясь и не отказываясь больше от согревающих прикосновений. — Это второй вариант, если не выгорит первый. — Шутка отстой. — Да, знаю, но первый вариант тебе точно понравится, — ухмыльнулся Джеймс. Питер шутливо-язвительно ляпнул: — Сам к Стиву явишься, да? Тогда у Фьюри не будет рычага давления, и ты сможешь уйти из Щ.И.Т.а свободно, так? Будешь работать в какой-нибудь частной пекарне в одном из одиноких закутков Бруклина, ну, или на другом конце мира. Готовишь ты отлично. Джеймс на это улыбнулся так широко, как Питер ещё не видел: игриво, возбуждённо и, кажется, слегка сумасшедше. Он приблизился к Питеру настолько, что почти касался его губ, и прошептал так, словно они тут изначально только трахаться и собирались, а не проблемы насущные обсуждали: — Беру назад все слова «придурок» и «идиот», которые успел тебе сказать. Ты охренительно умный, и это охренительно заводит. Питер не успел вставить ни слова о том, что он просто пошутил, не успел возразить или возмутиться этой идеей, не успел даже вдохнуть, когда Джеймс припал к его губам. Питер должен был оттолкнуть его, расспросить о его глупой затее встретиться с Роджерсом, вызнать все подробности это идиотского плана. Но не смог. Джеймс ласкал его губы с обезоруживающей нежностью, со связывающей по рукам и ногам влажностью, со сшибающей с ног искренностью, и Питеру хотелось упасть. Ноги от чувств подкашивались, рот сам собой открывался в ответ, а Питер лишь теснее прижимался к Баки, будто и правда был готов через секунду сорваться в пропасть. Пальцы отчаянно цеплялись за крепкие плечи, Питер судорожно вдыхал носом так глубоко, как мог, потому что просто задыхался, отдаваясь этому поцелую целиком, всё ещё стараясь не упасть — но падал в самую пучину того, о чём пытался забыть целый месяц. Чувственный укус за нижнюю губу и едва слышный питеровский «ах», звоном разнёсшийся по всей гостиной, подействовали немного отрезвляюще. Джим оторвался от него с едва слышным чмоком и поглядел из-под ресниц: — Я бы сделал это месяц назад, — тихо произнёс он упавшим почти на две октавы голосом. У Питера от макушки до пяток пробежала дрожь от того, как басисто вибрировал этот звук. Горячая ладонь легла на его щёку, как влитая, и Питер прижался к ней теснее, отказываясь отводить взгляд от темнеющих, но уже не холодом, а огнём, серых глаз. — Если бы знал, что ты такой отзывчивый. Пит почти не смутился, потому что мечтал показать свою «отзывчивость» уже долго. Лишь совсем чуть-чуть покраснел ушами и шеей — и то скорее от поцелуя, чем от этих слов. — У тебя волосы отрасли, — сказал он так, будто именно это было важно обсудить прямо сейчас. Он мягко коснулся прядей, заправленных за уши, и удивлённо вздохнул. Волосы были слишком мягкими для такой холодной колючки, как Барнс — Питер прежде к ним не прикасался. — Ага, я снова похож на того убийцу из новостей, которые крутили в две тысячи шестнадцатом. — Если позволишь им отрасти ещё сильнее, станешь похож на того героя, который участвовал в межгалактической войне, — тепло улыбнулся Питер, но почти тут же нахмурился. — Баки, что ты расскажешь Стиву? — Ничего, что может угрожать тебе и Тони. Я не хочу повторе… Шум, внезапно раздавшийся над их головами, заставил из обоих замолкнуть и прислушаться к странному звуку, похожему на гудение. Звук был такой чёткий и знакомый, Питер всё вслушивался, глядя в потолок, и пытался понять, что это, но Баки сообразил раньше. — Там посадочная? — хмуро спросил он, и Питер неторопливо кивнул. Через секунду он в ужасе уставился на Джеймса, понимая, что гудение было не что иное, как вращение лопастей. На крышу сел грёбаный вертолёт! И если бы он был не зарегистрированный, чужой, сирена бы завопила по всей Башне еще до приземления. Сирена не вопила — в гостиной стояла плотная тишина. И лучше бы это был чужой вертолет, лучше бы это было вторжение… — Он-они должны вернуться только через пару дней, я говорил с отцом только вчера, — пролепетал Питер, отскакивая от Барнса в панике. Он в несколько широких шагов подскочил к лестнице, ведущей к спальням и к крыше, и чуть не взвизгнул, услышав хлопок железной двери. — Ты не успеешь уйти, ты… Ты… Баки!.. Питер почти начал рвать на себе волосы, потому что он бы не успел спрятать Джеймса даже у себя в спальне. Барнс напуганным таким стечением обстоятельств не выглядел, он выглядел хмурым и странно решительным. У Питера пропадал дар речи всё больше, стоило появиться голосам родителей. Отлетев обратно к дивану, как на реактивном двигателе, Питер схватил его за руку и попытался утянуть на кухню, чтобы хоть ненадолго отсрочить необратимое. Но Баки даже и не думал поддаваться — покачал головой упёрто и даже встал в уверенно-устойчивую позу. Голоса приближались, звуча грозно, как надвигающийся десятибалльный шторм, и Паркер готов был разрыдаться и пасть перед Джимом на колени, умоляя его спрятаться хоть куда-нибудь, чтобы просто попытаться избежать этого. Но момент его решительности прервал голос отца, раздавшийся так близко и так чётко, что Питер даже смог разобрать все до единого слова: — Я, блядь, поверить не могу! Почему сейчас? Почему, зная всё с самого начала, ты решил рассказать мне всё это только сейчас, Стив?! Я столько нервов потратил на это всё, а оно оказалось не то что бесполезно — бессмысленно! Не прошло и нескольких секунд, как взбешённый папа вылетел из коридора, сбегая вниз по лестнице, а Стив поспевал за ним, не менее хмурый. Питер замер на месте, не совсем понимая, что к чему, и машинально прижался боком к Джеймсу, ощущая, как одинокая слеза скатилась-таки по щеке. Всё это выглядело так, словно папа и Стив через минуту опять превратят гостиную в поле битвы — Питер бы соврал, если бы сказал, что рад их видеть. В таком состоянии — никогда. — Ты начал это, не смей валить всю вину на меня, Тони! Ты тоже мог сказать мне всё сразу, но решил сделать то, что тебе больше нравится, да? Твои тайны всегда выходили нам боком, и ты решил, что в этот раз будет иначе? — разразился тирадой в ответ Стив. Они явно не обращали внимания на посторонних, полностью занятые своей ссорой. И даже не заметили, что в гостиной прямо у них перед носом стояли двое: один дрожал осиновым листом, второй почти был готов разнимать драку. Питер не оставлял надежды спрятать Баки под шумок, но лишним движение боялся привлечь внимание. А папа пылко обернулся, встречая взгляд Стива своим, свирепым и жёстким, тут же скользнувшим ему за спину прямо на них двоих — рушащим на корню все надежды Питера. Роджерс машинально отшагнул назад, но всё ещё был настроен серьёзно, обращённый только к отцу. Пит почти чувствовал в воздухе запах опасности и крови и ничего не смог поделать с дрожью, когда папа решительно возразил, глядя прямо на Джеймса: — Нет, не решил, это он меня попросил, — Старк махнул рукой Стиву за спину, и тот, обернувшись, коротко смерил Баки и Питера тем взглядом, после которого обычно говорят «беги, пока можешь». Он был совсем не удивлён, с ужасом подумал Пит, о нет, он был невероятно зол. Питер ещё теснее прижался к Баки, чуть заходя за его плечо. Бурные ссоры родителей вызывали у него иррациональную панику, и ему даже не нужно было гадать, с чего бы вдруг. К счастью, веб-шутеры были на нём. Оставалось надеяться, что, как только дойдёт до рукоприкладства, он не впадёт в ступор, как это пару раз уже случалось. — Если бы ты сказал сразу, что знаешь обо всём, я бы не стал отнекиваться, Стив, — продолжил Тони, снова привлекая к себе внимание Роджерса. — Я бы послал к херам это дерьмовое обещание молчать и выложил бы перед тобой всю блядскую правду! Но ты не сказал. Ты повторил ту же ошибку, что и тогда, как будто это не мы потом возились в дерьме несколько лет подряд. Считаешь, что я мщу тебе за две тысячи шестнадцатый? Я боялся этого больше всего, но теперь можешь думать, как хочешь! — охрипшим голосом проорал Тони и развернулся, решительно шагая вниз по лестнице дальше, в свою мастерскую. — Просто держи в голове, что это не я хотел всё скрывать, а твой дражайший друг, — донеслось ядовитое напоследок. Стеклянная дверь мастерской хлопала на памяти Питера не впервые, но паническую дрожь вызвала, как в первый раз — к счастью, стекло там теперь стояло бронированное, не способное рассыпаться в кучу осколков от простого, пусть и остервенелого хлопка дверью. Питер перевёл испуганный взгляд с лестницы на повернувшегося Стива, выглядящего сейчас страшнее атомного взрыва в Хиросиме. — Привет, Стиви, — тихо и спокойно, будто не было тут только что никакого скандала и ругани, сказал Джеймс. — Привет, Баки, — кивнул Стив, коротко и невесело улыбнувшись. Он перевёл взгляд на Питера, который почти целиком спрятался за спиной Барнса, и Питу на секунду, на одно крохотную секунду показалось, что взгляд его второго отца потеплел. Он кивнул и ему: — Питер. Голос его больше не звучал громом, не вселял страх, но Питеру почему-то казалось, что это лишь напускное — приманочный пряник перед кнутом. Он осторожно шагнул в сторону, выходя из-за Баки, и, почувствовав жёсткий металл чужой ладони на спине, неуверенно поздоровался в ответ: — Привет, Стив. Он снова чувствовал себя тем пятнадцатилетним мальчишкой, которому поперёк горла стояло драться против Стива, который хотел разрыдаться от одной только мысли, что он и папа устроили между собой целую войну. Он не ощущал больше тех эмоций, которые ему подарил Баки всего несколько минут назад. Нет. Он чувствовал страх. Первобытный, животный, тот самый, из-за которого люди случайно калечат других, убивают. Потому что то, чего он так стремился избежать, случилось.