***
— Тебе стало лучше? Вопрос повис в воздухе без ответа. Питер отплёвывался от ледяной воды, которой пытался снять отёк и красноту с зарёванного лица, и случайно намочил футболку — от горловины до живота. Он медленно перевёл взгляд покрасневших глаз на Баки, подпирающего плечом косяк в проходе: — А похоже на то? Джеймс виновато поджал губы, отворачиваясь. Пит вздохнул, хватая полотенце с крючка. Вообще-то, несмотря на беспокойство Баки и его несомненную поддержку в этой гадкой ситуации, Питер чувствовал себя только хуже. В башке будто раздавались непрекращающиеся беззвучные взрывы, Паркер реагировал на каждый звук, оттенок и яркость света, на собственные резкие движения и даже на дыхание — ещё реже, чем с простой фоновой головной болью, он сталкивался с мигренью. Не хватало только, чтобы его наизнанку выворачивало — физически, конечно. Морально он уже был выпотрошен, как скотина на продажу. Слёзы прояснили его голову — слегка. Ровно настолько, чтобы чрезмерное волнение и отчаяние не туманили ему разум. Ровно настолько, чтобы чувствовать себя теперь так паршиво, как может чувствовать себя человек, променявший семью и её благополучие на маломальский отклик от вечно холодного и равнодушного Баки Барнса. Но это лишь полбеды — основная проблема была в том, что, как бы Питера от себя ни тошнило за всё это, он не мог избавиться от чувства странного, восторженного счастья. И в том, что, как бы сильно он ни желал, чтобы всё вернулось в норму, он бы теперь это «восторженное счастье» ни на что не променял. А должен бы. Должен бы изо всех сил желать променять и Баки Барнса, и свои чувства на благополучие семьи, на их мир и покой, на их счастье. Потому что в этом была его цель. Всё должно было сложиться не так. — Я должен был забыть о твоём существовании сразу, правда? — хмыкнул Пит, возвращая полотенце на крючок. Мокрая футболка неприятно липла к телу, и прохлада от влаги не уменьшала боли в висках, лишь раздражала. Питер поспешил снять её, потянув за ворот, чтобы отлепить футболку от кожи. — Ты не простишь меня, да? — Джеймс скорее утверждал, чем спрашивал, и Питер растерянно повернулся к нему с сухой футболкой в руках. Сидя на кровати, Джеймс смотрел на него так… Опять этот взгляд побитой собаки, сияющий пустотой, слишком яркий, чтобы можно было легко перестать смотреть. Питер себя пересилил, отворачиваясь, чтобы закрыть шкаф. — Дело не в этом, — покачал головой Питер. — Слушай, я уже сказал, что мне не за что тебя прощать. — Есть, Питер. — Не спорь, пожалуйста. Твоё ПТСР было очевидно ещё с первой встречи, ладно? Ты резко реагировал на любой скрип, а мои визиты вечно воспринимал как угрозу, потому что я мог кого-то к тебе привести. Это было оскорбительно, да, спасибо большое. Но не настолько, чтобы я злился. — Питер, я же не… — Баки, — перебил Питер, натягивая наконец на себя свежую футболку. Он осторожно присел на кровать рядом, опираясь локтями о колени. — Твоё ПТСР, оно острое, так ведь? Плюс, ты тогда переживал из-за работы. И из-за меня, потому что папа оторвал бы тебе голову, если бы со мной что-то произошло. И из-за Стива. Я не сразу всё сложил, но… В общем, я не злюсь. Джеймс смотрел на него неотрывно, и этот открытый взгляд — Питер отдал бы всё на свете, чтобы не чувствовать себя и палачом, и спасителем одновременно. Хотелось попросить Джима отвернуться. Питер выпрямился, отвечая на взгляд своим — и пытаясь высмотреть в серых глазах что-то кроме боли и пустоты. — Тебе бы перестать быть таким всепрощающим, — сказал Баки, протягивая руку к его шее. Питер не сопротивлялся прикосновениям, не сопротивлялся, когда Джеймс потянул его на себя, усаживая к себе на колени. Второй их поцелуй, не имевший ничего общего с первым, с привкусом безысходности и печали, пропитанный из ниоткуда взявшейся надеждой на двоих, поразил Питера почти до остановки сердца. Джеймс нуждался в нём. Он мог бы ещё годами прятаться и бегать от Стива, возможно, до самой смерти. Он мог бы наплевать на угрозы Фьюри и уйти, несмотря на то, к чему бы это привело, ведь, по мнению Барнса, чем дальше был он сам, тем более спокойная и обычная у Стива была жизнь. Что в общем-то в корне неверно. Питер уверенно оторвался от губ Джеймса, заглядывая сверху вниз в его помутневшие глаза. — Ты так и не назвал мне причину, — заметил Пит шёпотом, осторожно прикасаясь большим пальцем к уголку губ Баки, чтобы стереть оставшуюся там поблёскивающую в освещении бра слюну. — Мне надоело всё разрушать, — сжимая пальцами его бёдра, ответил Джим, снова потянувшись к его лицу. Питер немного отклонился, подставляя щёку и прикрывая глаза. — Я хочу всё исправить, и я решил начать с тебя. Это плохо? — Нет, — качнул головой Питер, слабо улыбаясь. — Но я не самая важная часть твоей исправительной работы, разве нет? — Ты одна из самых важных частей, Паркер, — привычным тоном отозвался Баки, снова сжимая его бёдра. Питер, даже будучи в абсолютно чистом сознании, не смог бы понять разницу между руками — настолько Джим был мягок и аккуратен. — Ты странным образом вселяешь в меня надежду на что-то хорошее. И прививаешь мне правильные мысли. Ты не представляешь, сколько раз за эти два года я был готов пустить себе пулю в висок. — Я так и знал, что это не шутка, — хмуро заключил Питер, взволнованно обхватывая плечи Джеймса. — Ты не говорил об этом. — Я вообще мало о чём говорил, забыл? — улыбнулся Джим мягко, склоняя голову набок. Он повернул голову, коротко проведя губами по пальцам Питера на своём плече. — Я не видел смысла ни в чём, кроме смерти, Пит. Потому что, куда бы я ни шёл, за мной шли следом все, кто мог, чтобы использовать меня как оружие, кем я по сути и являюсь. Даже при условии, что кода в моей голове больше нет. С момента, как я стал самим собой, я только и делал, что портил всё. Единственным выходом для меня была именно смерть. — А теперь? — затаил дыхание Питер. — Теперь у меня есть мотивация, надежда и желание начать всё сначала, по-новому, и всё благодаря тебе. В двух словах, ты моя причина. — Звучит слащаво. — Ты же любишь сладкое, разве нет? — Очень, — выдохнул Питер, беря лицо Баки в ладони. Баки прихватывал то верхнюю, что нижнюю губу, оттягивая, ласково скользя языком, и Питер только и мог, что шире открывать рот, отвечая не менее пылко. Ощущение губ Джеймса на своих, его языка во рту, царапающей кожу щёк и подбородка щетины опьяняли Питера, захлёстывали так, что он бы при всём желании не смог бы остановиться. Ему бы впитать Джеймса в себя, чтобы он точно никуда не пропал, не сбежал, не исчез, как марево сна. Питер цеплялся за него именно так — будто тот мог раствориться в воздухе, словно призрак. Хватался беспорядочно то за широкие плечи, то за крепкие руки, неосознанно сжимая бока коленями, и, кажется, подсознательно пытался вплавиться в Барнса. У Питера с самого начала не было шанса, потому что нельзя не полюбить кого-то, кто Джеймс Барнс. Эта опасность в его глазах, расчётливость в его действиях, невероятная сила и выдержка, бесконечная и прежде незнакомая нежность в прикосновениях — всё это делало его безумно привлекательным и манящим, таким горячим, что Питер почти обжигался. И он подозревал, что это могло быть связано с его травмами и адреналиновой зависимостью, но ему было откровенно плевать. Как можно думать о чём-то подобном, пока твоя мокрая мечта целует тебя так глубоко, что аж до души горячим языком достаёт? Как можно беспокоиться о причинах и следствиях, если эти поцелуи куда действенней спасательного круга в открытом океане, нужнее стакана воды в глухой пустыне? Как можно отказывать тому, кто нуждается в тебе так же сильно, как и ты в нём? Питер притирался всё ближе, настолько близко, что между ними не осталось ни миллиметра места, настолько близко, чувствовал возбуждение Баки своим. Они сдавленно охнули друг другу в рот от соприкосновения, прерывая поцелуй. Взгляд Питера явно был мутным, а зрачки огромными, и он не видел вокруг себя ничего, кроме Джеймса и его серых, почему-то светящихся серебром и слишком ясных глаз. Джеймс подхватил его под бёдра и без каких-либо усилий осторожно опрокинул на кровать, нависая сверху. И смотрел-смотрел-смотрел своими невозможными глазами — Питер правда чувствовал себя пьяным. Он был как под кайфом, и хуже всего, что его наркотик не вывести курсом капельниц, здоровым питанием и правильным досугом. Нет, это было лучше всего, и, как бы приторно это ни звучало, Пит не променял бы эту зависимость ни на какую другую. Джеймс медленно опустился, плотно ложась сверху, и Питер не сдержал вздоха от ощущения твёрдого члена, упирающегося в его собственный. А Джеймс будто считывал реакцию, будто хотел забрать себе каждый взмах ресниц Питера, каждый едва слышный стон, каждый вздох — и Питер понимал, что отдал бы всё без раздумий. Свисающие волосы Джеймса щекотали его щёки и веки — Пит осторожно заправил пряди ему за уши, оставляя ладони на шее, глядя на него в ответ столь же открыто. — На что ты смотришь? — улыбнулся Пит, оглаживая большими пальцами впадины под челюстью Баки. Его брови внезапно сдвинулись к переносице, и он заторможено ответил: — На тебя. — И как? Нравится? — шире растянул губы Питер. Джеймс всё ещё хмуро его разглядывал, и Пит не мог не заметить перемены в его настроении. Он взволнованно забегал глазами по лицу Барнса: — Что-то случилось за последнюю секунду, чего я не заметил? — Ты… Твой вопрос, — выдохнул Джим, опускаясь полностью и утыкаясь носом Питу в шею. Питер чувствовал щекотные движения его ресниц, дыхание на плече и шее, и осторожно опустил ладони ему на спину. — Мне снилось, как мы целовались. И ты там спрашивал то же самое. На что я смотрю. — Хороший был сон? Когда это было? — мягко спросил Пит, поглаживая Баки по плечам и шее с затылком. Ему было немного тяжело, Джеймс явно весил больше, но Питер не посмел бы просить его изменить позу или сдвинуться. — Ещё в сентябре, — шепнул Баки, невесомо касаясь губами кожи Питера за ухом. — Но это был кошмар, так что… — Ты ищешь доказательства, что не спишь? — удивился Питер, поворачивая голову к Баки и упираясь подбородком ему в щёку. Щетина приятно колола кожу, и Питер не удержался, чтобы банально потереться подбородком. — Нет, — Джим приподнялся, принимая прежнее положение. Он нежно улыбнулся взволнованности на лице Питера: — Просто вопрос был неожиданным и напомнил о том сне. Не бери в голову. — Тогда давай продолжим, чтобы ты забыл об этом сне, м-м? — Пит закусил губу, улыбаясь и мягко вскидывая бёдра. Джеймс усмехнулся набок, и это именно то, во что Питер влюбился первым — в эту развязную усмешку, граничащую между игрой и полным контролем. Джим двинул бёдрами в ответ, и Питер охнул так неожиданно громко, что автоматически зажал себе рот ладонью. Барнс усмехнулся лишь шире, двигая бёдрами снова. У Питера против воли разъезжались ноги, он тихо мычал в собственную ладонь, а Джеймс только повторял движения, наращивая темп и силу толчка, имитируя полноценный секс. Член Баки так хорошо проезжался по его собственному, даже через несколько слоёв ткани ощущаясь слишком отчётливо, что Питер бы кончил только от этого, как будто самый постыдный этап пубертата ещё не закончился. И всё же Питер не мог не думать о том, что их первый раз окажется не взаимной дрочкой или, может быть, минетом, а фроттажем. И он зачем-то озвучил эту мысль. — Фроттаж, — прищурился Джеймс, немного замедляясь и теперь толкаясь в бёдра Питера плавно и слишком медленно, — теперь это так называется? Раньше мы говорили «потереться друг о друга». — Времена, нравы и всё такое, — покрутив рукой в воздухе, хихикнул Питер. Он вскинул бёдра навстречу толчку Баки, облизывая губы, и неконтролируемо затараторил: — Может, потрёшься об меня ещё? Я могу раздвинуть ноги ещё шире, или мы можем снять штаны и… — Питер, — перебивая, выдохнул Джим, вдруг прикрыв глаза и упав головой Питеру на грудь. — Мы не можем. Паркер шумно выпустил воздух носом, прикрывая глаза. Джеймс был прав — теперь действительно было не время и не место, и как бы Пит ни хотел хотя бы кончиками пальцев коснуться своей дурацкой мечты, ощутить её текстуру, температуру, форму и цвет, им стоило остановиться. — Определённо не можем, — согласился Питер, мотнув головой. Джеймс бесшумно скатился с него на кровать рядом, укладывая голову совсем близко — касаясь его виска своим. И даже такая мелочь посылала по плечам и пояснице Питера дрожь. Без Джеймса сверху на нём стало неожиданно холодно. Так глупо. — Мне нужно проверить папу, — добавил Пит, шепча так тихо, что едва ли слышал сам себя. Он уселся, взлохматил волосы и осмотрел комнату, как чужую и незнакомую. Дебильный сериал сменился другим, вероятно, не менее идиотским, а настенное бра всё ещё раздражало, хоть и не резало глаза своим светом. Схватив худи со стула у изножья кровати, Пит натянул её на себя и встал, приводя себя в относительный порядок. Взгляд Барнса на его спине и затылке ощущался так же остро, как и в тот день на улице возле кофейни — разве что на ледяные иглы это было больше не похоже. Пит просто чувствовал, что на него смотрят, и всё — никаких других чувств. Может, потому что Питер больше не воспринимал его как угрозу: всё, чего он боялся, уже случилось, и Джеймс был в этом виноват в последнюю очередь. По крайней мере, в событиях последних нескольких часов точно. Питера весь вечер съедало любопытство, разные догадки и прочая чушь, которая пользуясь его уязвимым эмоциональным состоянием, всё лезла и лезла в голову. Но несмотря на то, как сильно ему хотелось знать всю правду, Пит боялся, что ему не понравится концовка истории. В любом случае, сейчас папа и его состояние волновали юношу в разы сильнее. Хотелось надеяться, что, войдя в мастерскую, Пит не найдёт там пьяного, рыдающего навзрыд отца, проклинающего всех вокруг. Хотелось верить, что и сублимирующим в работу и бессмысленные и ненужные проекты он папу не увидит. Хотелось очень, но не получалось — Пит, сам того не желая, представлял самые худшие варианты и верил лишь в них. Потому что эти варианты были ему не понаслышке знакомы. — Расслабься, — шепнул ему Джеймс. Пит, до этого крутившийся по комнате в попытке оттянуть ещё немного тот момент, когда ему придётся спуститься в мастерскую, замер и обернулся. — Не могу, — хмуро дёрнул плечом Питер, тяжело сев на кровать. — Я не должен был оставлять его одного ни на минуту. Теперь даже представить страшно, в каком он состоянии. — Он взрослый человек, Питер, — напомнил Баки, мягко касаясь его спины и гладя туда-сюда в попытке успокоить и поддержать. Тепло его ладони Пит ощущал даже через плотную ткань худи, и этим теплом через поглаживания Джим будто сгонял с его плеч и лопаток напряжение — и это и вправду успокаивало. — Ты его не знаешь, — печально хмыкнул Питер. — Он хватался за бутылку при каждом упоминании Стива, когда вы сбежали. Не говоря уже о том, что две ночи в неделю он напивался до беспамятства, а следующее утро начинал с опохмела, а не с кофе. — Может и так, — согласился Джеймс, завозившись сзади, видимо, меняя позу. Он увесисто толкнулся Питеру между лопаток, так и замерев. Видимо, это была его голова, потому что руки обхватили его поперёк живота. — Но ты снова паникуешь раньше времени, Пит. Напиться с горя не так уж и страшно, а Стив ещё здесь и далеко не факт, что уйдёт. — Ладно, — выдохнул Пит, прикрыв глаза. — Ладно. Я просто посмотрю, как он. Он поднялся, распрямив плечи, и оглянулся: Джеймс сидел на коленях и слабо улыбался, провожая Питера глазами до двери. И опять этот чёртов взгляд, пропитанный совсем не сочувствием — отчаянием. Такой, будто Барнсу безмерно жаль, что он здесь, будто ему больно от того, что Питер рядом с ним, будто он сейчас же сбежит и не вернётся. Всё тот же взгляд — пустой и пронзительный. И теперь Пит видел в нём то, о чём они говорили — болезненное нежелание жить. — Тебе принести что-нибудь? — просипел Пит. Баки улыбнулся чуть шире, покачав головой, и Питер выскользнул за дверь, чтобы просто больше не смотреть. Мысленно беря с себя клятву вернуть Джеймса на психотерапию, может, даже силой, если придётся, он тихо спустился по лестнице в гостиную. Стоял полумрак, создающий впечатление, что все в этой Башне спали — было легко поверить, что всё было, как раньше. Именно так выглядел его дом любой обыденной ночью, когда Питер спускался за едой или водой — лишь свет из окон от вечно оживлённого города и от трёх неярких лампочек в кухне, которые служили ориентиром в темноте. Пройдя с едва слышным шорохом между диваном и перилами лестницы и почти ступив на ступень вниз к мастерской, Питер огляделся ещё раз. Будто и правда самая обычная ночь. Даже смешно. — Пит, — окликнули его, и Паркер так и застыл с занесённой над ступенью ногой. — Привет, — обернулся он, встречая взглядом Стива в проходе кухни. Скрестив руки на груди, он опирался о дверной косяк и так легко улыбался ему, словно они и впрямь пересеклись в одну из прежних ночей. Стив не выглядел злым, скорее задумчивым и уставшим. Он был в домашней одежде, в которой Питер привык его видеть каждый день. Но это не значило почти ничего — может, он пока в домашней одежде, а уже через час будет полностью собран, с сумкой наперевес сядет на свой байк и уедет в общежитие Щ.И.Т.а, чтобы больше не находиться здесь. — Всё в порядке? — спросил Роджерс. Спросил так, будто этим вечером ничего не произошло. Спросил так, будто это не Питер должен был это спрашивать. Стив должен был злиться, игнорировать его или вести себя с ним настолько холодно, что каникулы на Аляске показались бы блаженным раем Ибицы. А не улыбаться так, как он всегда улыбался, когда смотрел на Питера — с добродушием и этой его всепоглощающей любовью к семье. С этой простотой. Будто Питер не виноват перед ним так смертельно, как он на самом деле был. — А я… Да, я… То есть нет, я хотел проведать папу, — путаясь в словах, Пит помотал головой. — Он в порядке, — ещё мягче и теплее улыбнулся Стив. Питера затошнило — желудок от этой неправильной интонации скрутило будто шипованным жгутом. — Даже не пьян. Кроме того, ты не поверишь, но он спит. — Чего? — захлопал глазами Питер. У него не получилось бы вспомнить хоть один раз, когда папа лёг бы спать вместо того, чтобы заваливать себя работой и сублимировать своей стресс чем угодно, кроме отдыха. Не считая тех моментов, когда его в спальню почти силком тащил Стив. Питера затошнило сильнее — нервы к концу этого года совсем ни к чёрту стали. — Спит, — глупо повторил он. — Это… явно не то, что я ожидал. — Да, согласен. Он в мастерской, я хотел поговорить с ним, но нашёл его уже спящим, — пожал плечами Роджерс, сдвигая взгляд Питеру за спину. Питер посмотрел туда следом: там, за окном, огни ночного города прорезали тьму зимнего вечера, а на асфальт медленно опускался снег — наконец-то без жуткого ветра. — Надо принести ему подушку и плед, — спохватился вдруг Пит, разворачиваясь на пятках и собираясь утащить подушку из ближайшей гостевой спальни, а плед он бы принёс свой. Тихий, но твёрдый голос не позволил ему сдвинуться с места: — Спокойно, Пит, я всё сделал, — Стив бесшумно засмеялся. Питер коротко улыбнулся, дёрнув ртом скорее нервно, и зашагал к кухне, чувствуя себя непривычно неуютно рядом со Стивом — ему казалось, что ему тут совсем не место. Хотелось убежать обратно в комнату. — Хочешь чаю? Питер зачем-то кивнул, хотя никакого чая ему вовсе не хотелось, а Стив отлип от прохода и засуетился рядом с чайником. Юноша бездумно скользнул к столешнице рядом с ним. — Я хотел спросить, — вздохнул Пит, когда Стив с тихим звоном чёрного стекла поставил рядом с ним кружку. Из неё поднималось несколько витков пара и лёгкий запах жасмина. Питер неосознанно приложил ладони к её стенкам, обжигая пальцы и едва ли это вообще замечая. — Ты теперь уйдёшь, да? Стив молчал. Питер не знал, как долго, боялся считать. И боялся поднять взгляд, потому что знал, что сможет прочитать всё у Роджерса на лице. Глоток чая обжёг горло ощутимее, чем стекло кружки жгло пальцы. — Ты не видел Баки? — игнорируя его вопрос, спросил Стив. Пит поджал губы, топя собственный взгляд в густо-карей крепости чая, и с тяжестью в лёгких принял это за ответ. Значит, Стив всё-таки хотел уйти, но не хотел об этом говорить. Не хотел, чтобы его отговаривали, или не хотел расстраивать раньше времени? — Не знаю, может, в одной из гостевых спален, — сведя брови к переносице, дёрнул плечом Пит и поднял взгляд. Стараясь не обращать внимания, как внимательно Роджерс его осматривал, он сделал ещё один горяченный глоток. Питер никогда не умел врать Стиву, хотя всегда очень старался. Он надеялся, что прокатит и сегодня, как бывало всё же пару раз, потому что он был явно не в том состоянии, чтобы играть на публику хотя бы чуточку правдиво. — Если бы он ушёл, Пятница бы сказала. — Ты прав, — кивнул Стив и неторопливо покинул кухню. У самой лестницы он обернулся: — И нет, Питер, я никуда не уйду. Я хочу, чтобы мы позавтракали все вместе и… Мирно обсудили всё, что произошло. Так что, когда вернёшься в ту самую одну из гостевых спален, передай Баки, что ему стоит остаться, ладно? Стив на прощанье загадочно улыбнулся, глядя куда-то себе под ноги, и пошёл дальше, бросив тихое «спокойной ночи». Шаги всё отдалялись на лестнице, затем и в коридоре, ведущем в спальню родителей. А Пит так и стоял с кружкой в руках, уговаривая себя не выражать смятение вслух посредством нецензурных слов.***
Когда Пит вернулся в свою комнату, Баки там уже не было — то ли это Пит так крепко задумался, что не услышал, как тот выскользнул из спальни, то ли тот и впрямь был призраком. Пусть и расстроенный тем, что ближайшие часы ему предстоит провести в одиночестве (то есть в своих переживаниях и накручивании себя на беспочвенную тревогу), Питер лишь убедился с помощью Пятницы, что Джеймс остался в Башне, как просил Стив. Он мало думал о том, как себя чувствует — состояние родителей волновало его куда сильнее, — так что, тяжело завалившись на постель, Питер натурально ошалел, ощутив во всей красе, как на него буквально обрушилась усталость сегодняшнего дня. Даже головная боль чувствовалась не так остро под гнётом изнурённости, зато плечи жутко ломило, а мышцы спины вдоль позвоночника сводило слабой, но болезненной судорогой от напряжения. И всё же, выключив бра и телевизор, Питер не смог заставить себя уснуть. Глаза закрывались, веки будто весили тонну, но как бы он ни пытался отключить голову, как бы ни отмахивался от навязчивых мыслей, их будто становилось лишь больше. В итоге он просто лежал с закрытыми глазами неизвестно сколько, пока в конечном счёте не задремал. Этой чуткой дрёмой он перебивался до самого утра, то засыпая, то просыпаясь либо от собственных резких вдохов, либо из-за шуршания одеял и подушек от его движений. Это был тот тип сна, которому он всегда предпочитал бодрствование, даже будучи в состоянии полного физического бессилия и изнеможения. Если уж он не мог нормально спать, то лучше не спать и вовсе — так Пит хотя бы чувствовал разбитость и истощение оправдано. Но в этот раз он просто не хотел подниматься с кровати, пока не заметил цифры на прикроватных часах — полшестого утра. И даже тогда, сбросив с себя одеяло и попросив Пятницу снять с окон тонировку, он, объяснимо не чувствуя себя отдохнувшим, не торопился в утренний душ, не торопился прийти в себя и спуститься на кухню, чтобы хотя бы запустить кофеварку. Несмотря на то, что до завтрака было ещё как минимум два часа и ему спешить и не нужно было, он был почти стопроцентно уверен, что все соберутся в кухне раньше. Он был уверен, что и родители, и Баки уже не спали. Значит и ему нужно было вставать, даже если не хотелось до слёз. Он сгорал от любопытства с того момента, как Стив заявил, что собирается устроить им общий завтрак, но чувствовал себя совершенно неготовым к предстоящему разговору. Как будто из-за того, что они просто всё обсудят, обязательно случится что-то ужасное. Как будто Стив на самом деле наврал, что никуда не уйдёт, собираясь просто сообщить обо всех своих планах утром — и из-за этих домыслов выходить из комнаты хотелось меньше всего. Хотелось позвонить Мэй, пожаловаться на жестокость жизни и попроситься на несколько дней пожить с ней, как в прошлом. Питер, конечно, был уже взрослым мальчиком, да и у Мэй была своя жизнь, покой и счастье которой он не хотел рушить проблемами своей семьи. Тётя была ему слишком дорога, чтобы он имел хоть какое-то моральное право втягивать её во всё это. Он уже почти набрал её номер, когда одумался и отбросил мобильный на подушку, так и не успев нажать кнопку вызова. Шумно втянув воздух через нос, он потёр лицо ладонями и решил, что сейчас лучше не совершать никаких поступков — все они как итог окажутся глупыми и необдуманными. Лучше было принять душ по привычной схеме и не делать самому себе мозги. Он позвонит Мэй позже. А лучше — расскажет ей всё лично на рождественском ужине, если она сможет вырваться и приехать. И если этот рождественский ужин ещё будет, конечно. Водные процедуры прошли на чистом автопилоте — Питер даже толком не помнил, как намылился и смыл шампунь, как закрутил вентили крана и как обернулся полотенцем. Голова гудела, хоть и не болела, как вчера, а спину и плечи всё ещё сводило — похоже, его тело так и не расслабилось за всю ночь. Так же бездумно одевшись, он почти забил на капающую с волос воду и лишь коротко взлохматил волосы полотенцем. У него было не то чтобы много моральных и физических сил даже на такое простое действие, да и плевать он, в общем-то, хотел, как выглядели его волосы, капала ли с них вода и насколько мокрой от этого была его футболка на плечах и у горловины. В гостиной было пусто и тихо, а три лампочки в кухне по-прежнему горели, заменяя основное освещение. Папа обычно включал свет везде и сразу, потому что ненавидел шарахаться в потёмках, а Стив всегда включал свет для него, если вставал раньше. Значит, никого в кухне не было. Шаркая по кафелю, Питер поплёлся туда, решая не включать свет. Ему было без разницы, яркое или тусклое освещение его окружает. Надо было заправить кофеварку, но прежде Пит влез в холодильник, собираясь перекусить чем-нибудь сейчас — во время завтрака и разговора он вряд ли сможет впихнуть в себя хоть кусочек чего бы то ни было. Дверца холодильника с тихим хлопком закрылась, пока он раскладывал на столе упаковку ветчины, горчицу с майонезом и хлеб. Соорудив на скорую руку кривой-косой сэндвич, Питер впихнул его в зубы и потянулся к шкафчику за кофе. Спустя пять с горкой ложек кофе и почти литр воды, залитой в специальный отсек, кофеварка зашумела, кипятя воду и пропуская её через фильтр с кофе. Питер сделал нормальный укус сэндвича и опёрся локтями о столешницу. — Я всё жду, когда ты меня заметишь. Питер подлетел на месте, почти давясь куском хлеба, и обернулся к столу. В самом углу кухни сидел Барнс и откровенно ухмылялся тому, что Питер перепугался до чёрта. — Прости, что напугал, — заулыбался во весь рот Джеймс. Питеру мало верилось, что он извинялся искренне, но всё же улыбнулся в ответ. — Зато теперь ты знаешь, каково мне было, когда ты внезапно оказывался у меня на кухне или на пороге спальни, а? — Извини, — пробубнил с набитым ртом Питер, нелепо растягивая губы в виноватой улыбке. Он поспешил откусить ещё сэндвича, чтобы разговаривать вообще не получалось, потому что говорить ему совсем не хотелось. Джим на секунду, совсем мимолётно, нахмурился и прищурился, и Питер бы не заметил, если бы не пялился на него. — Давно ты тут сидишь? — Минут десять всего. Ты хоть спал? Неторопливо жуя хлеб с ветчиной, Пит дёрнул плечом, отведя взгляд. Если то, что он всю ночь ворочался и просыпался, можно было считать хоть каким-то сном, то да — он спал. — Немного, — пробурчал он невнятно. На этот раз не из-за куска сэндвича во рту. Он поднял на Баки взгляд и осторожно улыбнулся: — Я думал, ты останешься со мной. — Не хотел мешать, — пожал плечами Джеймс, сделав такое невинно-насмешливое выражение лица, что Питер растерялся в том, стоит ли вообще воспринимать его слова всерьёз. И в итоге решил, что не стоит. — Мог бы и отомстить мне за каждый раз, когда я мешал тебе, — цокнул Пит, картинно закатывая глаза. Джим посмотрел на него удивлённо. — Я бы вынес это с достоинством, честно. С крепким и очень чувствительным достоинством. — Не сомневаюсь, — Джеймс улыбнулся так, что вокруг его глаз появились лучики-морщинки, и отвёл взгляд, будто смутился. Прежде Питер не замечал, чтобы Джеймс смущался от их шуток и флирта. Либо Баки просто хорошо это скрывал. А может, дело в том, что теперь между ними всё было иначе. — И завязывай уже с пошлостями. — Ага, и лишить себя такого удовольствия? — фыркнул Паркер, сморщившись. Он уверенно запихнул в рот последний кусок сэндвича и едва разборчиво промычал: — Не-а! — Может, хотя бы оставишь это сугубо между вами? — раздалось от входа, и Пит уже второй раз за это утро подскочил на месте, вытаращив глаза от испуга. На пороге кухни стоял папа, потирая глаз и почёсывая висок, на котором смешно замялись волосы. — А то как-то неловко. — Доброе утро, — протараторил Питер, тут же отворачиваясь к кофеварке. Что ж, перед папой было и правда стыдно и неловко. — Будешь кофе? — как бы невзначай меняя тему, спросил Пит, потянувшись за чашками. — В семь-то утра? Спрашиваешь ещё? — брякнул папа, шумно усаживаясь за стол. Питер коротко оглянулся: папа с прищуром рассматривал всё, что он разложил на столешнице. Он тут же хитро улыбнулся и сонными глазами поглядел на Питера: — И мне тоже сэндвич забахай, будь так ласков. Он явно игнорировал ещё одного человека в этой комнате. — Ладно, — деланно тяжко вздохнул Питер, разливая по четырём чашкам кофе. Наверное, скоро и Стив спустится. — А тебе, Джим? — Сэндвич с горчицей и майонезом на завтрак? — переспросил Барнс, выгнув бровь. Он выглядел почти оскорблённым. — Откажусь, пожалуй. Тони всё-таки обратил на Джеймса внимание, и они с Питером оба уставились на Баки так, как нередко смотрели и на Стива — тем самым скептично-удивлённым взглядом, каким обычно смотрят на полных идиотов или дотошных зануд. Джеймс вынес это довольно спокойно, лишь слегка озадаченно заметил: — Вы пялитесь абсолютно одинаково. Питер коротко поморщился, как бы извиняясь за это, и принялся сооружать отцу сэндвич. — Боже, они похожи именно настолько, насколько ты говорил, — не меняясь в лице, пробормотал Тони, словно не услышал слов Джима. Лучше пусть игнорирует, чем лезет с бестактными вопросами и обвинениями, подумал Питер и угукнул в ответ, покрывая ветчину горчицей и укладывая сверху второй ломоть хлеба. Насчёт бестактности и игнорирования он постыдно промахнулся — отец ядовито выплюнул: — И какой у тебя режим питания? Овсяная каша по утрам, разбитое сердце моего сына по вечерам? — Папа, прошу тебя, не надо! — вспыхнул Питер, возмущённо оборачиваясь к отцу с тарелкой в руках. Тони выставил ладони, опустив взгляд: — Молчу, — пробормотал он. А затем протянул к Питеру руку: — Отдай уже мой сэндвич. Баки удивлённым поведением Тони не выглядел — чуть огорчённо поджал губы, заглядывая Питеру в глаза, и пожал плечом. Питер же виновато поджал губы в ответ, ставя перед ним чашку с кофе и садясь за стол рядом — меньше всего ему хотелось, чтобы отец набрасывался на Баки за каждое слово-жест. И особенно из-за того, в чём они уже сами разобрались. Он надеялся, что папе хватит самоконтроля и гения не вести себя так, как он вёл себя всегда. Они все были совсем не в том положении. Папа, молча жевавший свой завтрак, вдруг вскинул голову и упрямо выставил подбородок: — Не, ни хрена, отвечай на вопрос, — ледяным, не терпящим препирательств тоном заявил Тони, вперившись в Баки прямым взглядом. Джеймс встречал взгляд стойко, не дрогнул ни единым мускулом на лице, но давать ответ на вопрос не спешил. Отец опёрся о стол локтями, угрожающе наклоняясь вперёд: — Это твоя тайная страсть? Соблазнять молодых мальчиков, а потом заставлять их страдать? — Господи, папа, ты… Перестань, пап, — пролепетал Пит, умоляющее поглядев на отца. Папа даже на секунду не оторвал от Джеймса взгляда, а тот с каждым мгновением выглядел всё более угрюмым и мрачным. — Я этого не хотел, — вставил Джим, сжав челюсти так, что Питер отчётливо увидел, как резко заходили его желваки, остро выделяясь на бесстрастном лице. На мгновение Пит даже испугался, что тот раскрошит себе зубы. — Ты вообще не должен был этого допустить. У тебя была одна задача, легче лёгкого: не дать ему случайно умереть, — продолжал наседать папа. Питер знал эти безапелляционно обвиняющие интонации, знал, что они делают обычно с людьми, знал, что он и сам едва умел им противостоять — и потому боялся с каждой секундой всё больше. — Я и не дал ему умереть, — рыкнул Джеймс, сжав кулаки так, что вибраниум на левой тихо заскрежетал. Питер метался взглядом от одного к другому, не зная, к кому примкнуть. Потому что папа был не прав, но всё ещё был его отцом, а Джеймс в состоянии неконтролируемой агрессии мог быть опасен для всех вокруг и для себя самого. Питер скорее интуитивно, чем осознанно, сжал колено Барнса под столом — и ладони того вдруг расслабленно обхватили чашку с кофе. — Трижды. Или мне стоило запереть его, как делаешь ты? Чтобы он никогда и никому не смог больше доверять, так же, как он не доверяет тебе? — Перестаньте, пожалуйста! — воскликнул Питер, морально готовясь к тому, что папа сорвётся, подскочит и примется атаковать. Но отец отлично атаковал и со своего места — метал взглядом такие жгучие молнии, что даже Питера задевало по касательной. — Господи, мы же здесь не за этим совсем… Исполненные ледяной злобой переглядки продолжались ещё какое-то время, пока отец не вздохнул глубоко и шумно. — Ты прав, — кивнул он и откинулся на спинку стула, продолжая жевать свой сэндвич и сверлить Барнса взглядом. — Ты прав, Пит, мне не стоит набрасываться на твоего бойфренда. Проблема ведь у нас со Стивом, так? Ты здесь ни при чём, а Барнс… — Виноваты все, Тони. Это наша общая проблема, — раздалось из прохода, перебив папу. Следом за собственным голосом вошёл Стив, неуверенно улыбаясь всем присутствующим. Питеру всё так же трудно было смотреть ему в глаза и не чувствовать вины, но он держался, потому что, раз все смотрели, то и он должен. В конце концов, Стив улыбался, в отличие от разозлившегося отца. — Каждый из нас так или иначе приложил к этому руку, так что не нужно никого выделять. И эта проблема даёт нам преимущество… — Да-да, она даёт нам причину изменить наш подход друг к другу, — перебил папа, оборачиваясь обратно к столу, и закатил глаза. — Я был на тех сеансах с тобой, забыл? — Нет, не забыл, — улыбчиво кивнул Стив и упёр руки в бока, осматриваясь. Заприметив единственную нетронутую чашку с кофе на столешнице рядом с раковиной, он опрокинул его одним махом, тут же под краном ополаскивая за собой посуду. Затем он вытащил из шкафчика большую сковороду и поставил её на плиту, а из холодильника лоток с яйцами, ярко-красные болгарские перцы и молоко. Он не демонстрировал той острой серьёзности, как когда стоял против них с отцом в Германии; не выглядел так, как выглядел при их скандалах. Он выглядел обычно. Таким, каким Питер видел его каждое утро — словно у них тут было не предательство доверия, а банальная бытовая задача, которую никто не хотел выполнять. Именно такая на его лице была серьёзность — безмятежная и будто бы незначительная. — Мы поступили друг с другом равнозначно, и я не злюсь, — заговорил он снова, обращаясь к папе. — К тому же у тебя всегда были от меня какие-то секреты, этот не самый ужасный из них. — О, твой самый ужасный секрет был в том, что ты на самом деле не девственник, — колко протянул Тони, оборачиваясь на секунду. Питер несдержанно поморщился, поворачиваясь к Баки и совершенно ничего не понимая. Тот пожал плечами с такой кривой и странно улыбкой, словно бы говорящей «я же тебе говорил». — Это разбило мне сердце, я думал, что первый у тебя. — Не паясничай, — цыкнул Стив, разбивая яйца над глубокой чашкой. И всё ещё его серьёзность была не той. У Питера кружилась голова: не то от облегчения, не то от переизбытка кортизола в конкретный момент он перестал на несколько минут дышать. Он точно не сможет поесть до самого вечера. — Это было задолго до твоего рождения, так что… — Но я унаследовал все изобретения моего отца, так что ты предназначался мне изначально. — Тони, — строго оборвал Стив своим капитанским приказным тоном. Он взбил яйца с молоком вилкой, добавил немного специй и вылил всю эту смесь на сковородку. Питеру не хотелось вставлять ни слова — Баки прошлым вечером был прав, а Питер был на таком коротком поводке у своих эмоций и чувства вины, поедающего его громадными кусками, что отказывался верить в любой исход, кроме плохого. Он с самого начала верил лишь в плохой исход. А родители и правда поругались лишь потому, что были на взводе и ещё не отошли от стресса. У Питера натурально дёргался глаз от того, что все его стенания были напрасными, а нервные клетки убиты впустую. Папа был прав, когда предлагал ему помощь с психотерапевтом — он был готов сигануть в окно с веб-шутерами хоть сейчас, чтобы навестить чудесную миссис МакАллен, которая всеми правдами и неправдами вытащила его из задницы после Таноса. Потому что испытывать такую прорву эмоций за раз не очень нормально, а чувствовать себя на грани истерики от облегчения не то чтобы его конёк. То есть, он был взбалмошным, гиперактивным и очень эмоциональным, но его облегчение никогда не выливалось в нервный срыв. Так что да, когда этот завтрак с протягиванием оливковой ветви закончится, Питер пороется в ящиках своего стола и поищет визитку психотерапевта. Но пока он продолжал сидеть, оглядывая всех по очереди поражённым взглядом, почти готовый завопить о том, с какого хрена все такие спокойные и умиротворённые. Он слушал, как стучал лопаткой о сковородку Стив, перемешивая омлет, как папа громко отхлёбывал из чашки свой кофе, что не пристало делать личностям вроде него в светском обществе. Он чувствовал, как Джим мягко трогал его за запястье, поглаживая, и всё ещё не мог вымолвить ни слова. — Прости, что наговорил тебе вчера все те грубости, Тони, — мягко начал Стив, всё помешивая омлет в сковороде. — Прости, что обвинил в мести и что не сказал всю правду сразу. Наверное, нам уже стоит перестать повторять наши ошибки раз за разом, как считаешь? Папа, сидевший вполоборота к Стиву, задумчиво рассматривал его спину, пожёвывая внутреннюю сторону щеки. — В этот раз должно быть проще, — согласился отец, поднимаясь. Он неторопливо и почти вальяжно прошёлся до столешницы рядом с плитой и опёрся на неё поясницей, заискивающе заглянув Стиву в лицо. — В прошлом это было едва ли возможно на первых парах, а? — Даже вспоминать не хочу, — покачал головой Стив, улыбаясь папе такой маленькой и печальной улыбкой, что иначе, как виноватой, её было не назвать. По спине Питера пробежала противная дрожь от упоминания событий их жизни в две тысячи шестнадцатом. — И ты меня прости, Стиви, — вдруг брякнул папа и, будто спохватившись, отвернулся к холодильнику, почёсывая затылок. Поковырял глупый магнит, который Питер привёз из Европы, открыл дверь и посмотрел на продукты, а потом закрыл. Улыбка Стива стала несоизмеримо шире и счастливей — отец извиняться не умел и делал это так редко, что любой его подобный порыв вызывал едва ли не восхищение. — Я не должен был срываться на тебя, и врать мне тоже не следовало. И вообще всё, что я сделал, было большой ошибкой, так что… Да. Он обернулся к Роджерсу, наконец показав своё хмуро-задумчивое лицо. Для Стива это стало каким-то сигналом, потому что не прошло и секунды, как он положил ладонь отцу на щёку и, разгладив большим пальцем остатки сонливости и нервозности, наклонился к нему для поцелуя. Папа почти всегда поднимался на носки, чтобы было удобнее, хотя Пит постоянно отворачивался в такие моменты, потому что… Ну, это было весьма неловко. — С кем не бывает, — проговорил Стив, оторвавшись от отца и вернувшись к омлету на плите, который точно уже был готов. Кажется, до этой секунды они совсем забыли о том, что в кухне с ними были ещё двое, но закончив миловаться, тут же вспомнили об этом. Папа вновь стал мрачнее тучи, стоило ему разок взглянуть на Барнса, а Стив молчаливо-неловко раскладывал омлет с нарезанными перцами по тарелкам. У Питера всё ещё тревожно колотилось сердце, он продолжал ждать подвоха и был почти на сто процентов уверен, что на этой милой ноте всё не закончится. Хотя Джеймс выглядел всё так же — «я же тебе говорил» было написано на его лице почти всё время. И пусть Пит пару раз пытался перенять его спокойствие, у него так и не вышло — что-то точно ещё должно было произойти. Пока Стив расставлял тарелки с омлетом перед всеми, разливал сок по стаканам, папа снова стал донимать его привычными глупо-шутливыми вопросами. В какой-то момент, уже держа вилку в руках, Пит взглянул на счастливых и весёлых родителей, и до Питера вдруг дошло, что тревожный и вселяющий ужас разговор, которого он ждал, сам по себе давно закончился. Кусок ему в горло не лез, как он и предсказывал. Баки, впрочем, тоже есть не спешил, вслушивался в болтовню за столом и всё ещё держал Питера за запястье. — Кхм, — кашлянул Пит, привлекая внимание родителей. Ему, вообще-то, не особенно хотелось рушить внезапно возникшую идиллию, но вопросы в его голове были сильнее. — Стив, а что с тем разговором… Ну, о котором ты вчера говорил. — А, о боже, прости, Питер, я совсем забыл, — вздохнул удивлённо Роджерс. А Джеймс внезапно решил приступить к завтраку, будто до этого момента не хотел оставлять Питера в морально одиночестве, пока все ели. Пит выдохнул, готовясь наконец услышать историю Стива обо всём или хотя бы какие-то пояснения. — Знали бы вы, чего мне стоило вытащить из Фьюри всю информацию по взрыву в Бронксе… — пожаловался тот внезапно. Джеймс поморщился как от боли, сжав пальцы на запястье Питера, и буркнул глухо «Я так и знал». — Вообще-то, я был больше удивлён тому, что там были вы оба, а не самому взрыву, — честно признался Роджерс. — Но в целом — я рад, что вы подружились. Несмотря на то, что Тони свёл вас таким образом, — обвинительным тоном закончил он, стрельнув в папу цепким взглядом. Питер неловко поджал губы, отчётливо понимая, что конкретно имел в виду Стив под словом «подружились». В горле пересохло так быстро, что Питер чуть не зашёлся кашлем от неприятных ощущений и поспешил сделать пару глотков сока. После кофе, вкус которого ещё не сошёл с языка и дёсен, апельсиновый вкус показался ему больше похожим на кисло-кровавый, словно он только что разбил губу, но его это не остановило. — Кстати о моих больших ошибках, — буркнул папа в ответ. — Дай мне всё рассказать, — цыкнул на него Стив, и Тони, закатив глаза так, что Питер почувствовал боль под своими веками. Папа, очевидно, не был заинтересован так сильно, как он с Баки, так что, понял Пит, папа всё знал ещё со вчера. — Я узнал обо всём от Наташи. Через пару месяцев после того, как ты ушёл, — обратился он к Джеймсу. — Как она сказала, мной она дорожит больше, чем тобой и вашим общим прошлым, так что в какой-то момент она сказала тебе, что мы прекратили поиски, и посоветовала осесть в Вярске. По моей просьбе. — О, там было здорово, пока Фьюри не заявился, — проворчал Баки, жёстко нанизывая омлет на вилку, что аж тарелка под зубцами противно заскрипела. — А потом он нашёл меня и в Дании. — Мне было нужно, чтобы он вернул тебя домой, — виновато покачал головой Стив. — Я не мог явиться к тебе сам, ты же понимаешь… Баки, не смотри так, — взмолился Стив, заломив взволнованно брови. — Ты бы снова от меня сбежал, я же знаю. Что ж, Питер не мог точно сказать, каким был взгляд Джеймса — все его выражения лица он так и не смог выучить, не говоря уж о говорящих взглядах. Но этот конкретный… Баки мрачно глядел на Стива, как на предателя — и выглядело это не так серьёзно, как звучало по описанию. — А его шантаж… Это тоже было твоим планом, да? — тихонько уточнил Питер, вклинившись, пока ещё не вполне осознавая, что даже перемещения Баки по миру стали в итоге частью плана Стива, а не вольностью самого Барнса. — Подключить тебя было не моей идеей, а Марии, но… Да, я просил его задержать Баки любой ценой. — Я там чуть не умер на месте от возмущения, — обиженно протянул Пит, пряча взгляд в своей тарелке, полной остывающего омлета. Он подцепил пальцами перец, уверяя себя, что от свежего вкуса овоща ему немного полегчает. — В смысле… В тот момент… Короче, я не… — Короче, он чувствовал себя ужасно из-за Барнса, — констатировал папа за него, окинув Джеймса тяжёлым взглядом. Баки, словно бы виновато, расцепил пальцы на руке Питера, зажав их между собственных бёдер. Честно говоря, Пит за полтора дня этого дерьма уже устал от ауры всепоглощающей вины Джеймса перед ним. О собственной вине перед Стивом, которая постепенно всё же отпускала его, он даже думать не хотел. — И-и-и мы возвращаемся к моим большим ошибкам. Стив закатил глаза, цокнув как самый настоящий носитель генов Старков: — Тони, почему ты вообще дума… — Он обидел нашего сына, Стив! — возмущённо перебил отец, небрежно указав на Баки рукой. — Папа, ну хватит! — взмолился в который раз за утро Пит. Судя по всему, Тони Старку было совсем не важно, что утро он начал именно с того, что застал их с Баки за флиртом на кухне, что, в общем и целом, доказывало совершенно обратное тому, о чём он так яростно возмущался. Паркеру хотелось удавиться прямо сейчас от нелепости и неловкости происходящего. — Пит ходил с видом «как же я страдаю, дайте мне убиться» целый месяц! — продолжал папа, даже, кажется, не услышав слов сына. Пит неприязненно поморщился, прикрывая глаза ладонью от стыда. — И всё потому, что Барнс тупоголовый мудак, который… — Тони! — воскликнул Роджерс, останавливая будущего мужа от оскорблений своего друга. Питер почти выдохнул с облегчением. — Прекрати разводить драму на пустом месте. Они провели прошлый вечер вместе, так что, думаю, всё в порядке, — как-то слишком хитро и заговорщически добавил Стив. — Ну не-е-ет, — прохныкал Питер, закрывая лицо руками от обуревающей его в конец неловкости, в том время как Джим рядом уронил всеобъемлющее «Да бля». — Вы можете не обсуждать нас в нашем присутствии? Пожалуйста! Я даже знать не хочу, какие подробности вы себе уже выдумали, застарелые сплетники! — добавил Питер, подскакивая из-за стола и чуть ли не опрокидывая стул. Лицом он был явно краснее пожарного гидранта, потому что оно горело так сильно, как не горел его рот и задница после огромной порции самого острого в его жизни том яма. Он выбежал из кухни чуть ли не в припрыжку, оставляя Баки одного терпеть это безобразие и слушая, как вслед ему доносится продолжающийся абсолютно привычный родительский спор о насущном. Он думал о том, что, как бы ужасно он себя ни чувствовал (потому что он, чёрт подери, знал, что что-то дерьмовое всё-таки случится), всё было лучше, чем просто замечательно. Всё было так, как он и мечтать до этого не смел. Кажется, у них будет отличное Рождество в этом году. И всё-таки он назначит пару сеансов у миссис МакАллен.