Говори шёпотом, Катюш

— Кать... — и я сам не понимаю, почему моё дыхание сбивчивое, возможно, свежая порция мартини с успехом выпитая почти до дна бутылки – даёт о себе знать. В ответ ни слова. Спит крепко, похоже. 《Или не спит》 — понимаю я, ведь грудная клетка во сне у человека почти всегда двигается. Притворяется. Такое уже было, когда я устроил романтическое свидание зимой, а после устроив "снежную бойню", случайно попал ей снежком прямо в лицо. Она тогда недолго дулась, но всё же, чтобы я прочувствовал всю вину от содеянного – Катя превратилась спящей, только не учла, что её пышные ресницы еле заметно дёргались, а тело было "необычно" неподвижным. Тогда мне пришлось будить её щекоткой. Но она наоборот, была рада этому. А сейчас всё серьёзнее... Я завожу машину и мысленно понимаю, что теперь будить её щекоткой будет нельзя. Теперь. Потому что та девчонка с яркими от блеска глазами и очаровательной улыбкой, доводящей меня до приятной боли в животе, которая имела массу мотивации и по-детски наивной искренности, которая "ловко ловила" глубокие смыслы в книгах, изысканных блюдах и даже глубокие смыслы в опавших листочках осенью — пропала без вести, неосознанно и нежданно, не по своей воле, оставив о себе, лишь воспоминания 《о той таинственной для меня Катерины》. И мне крайне нерадостно осознавать то, что та лучезарная девушка пропала по моей вине, попав в суровую реальность полную бездушных людишек и в уродливую месть. Катя станет безумной от мести, могу заявлять это уверенно ведь она поглощает каждого человека без остатка. Но пока я рядом — у меня есть шанс сделать Катю счастливой. Главное не отпускать её. Но сейчас мне приходится сжимать руль всё сильнее и сильнее, пытаясь ехать настолько быстро – насколько могу. – Мы приехали, – оповещаю я, понимая, что скорее всего сказал это для себя, но не для Кати. Ведь, я знаю, что реакции на мою фразу не будет. И это оказалось действительно так, она вышла из машины, громко хлопнув дверью, и даже чемодан не забрала. Честно сказать, мне хочется заново завести автомобиль и врезаться в стену, погибнув на месте происшествия, лишь бы снова не заводить с ней диалог. Мне кажется, что она хочет сделать точно также. Но я должен остановиться сильным, ии, тогда всё получится...? Недолго ещё посидев на сидении, пялясь в одну точку я вышел за ней, зная, что сейчас нас ждёт серьёзный кромешный пиздец.

***

— А что мы будем делать дальше? – Катя обводит пальцем ткани постели, то сминая, то разглаживая простынь рукой. Смотрит на кровать, на шкаф, на ноги, в пол, но не в мои глаза, и меня это начинает неистово раздражать. Она уже не моя, я не смогу насильно заставить её быть рядом. Прощения, я так понимаю, можно не ждать. От этой мысли становится дурно, не могу в это поверить. Я замечаю, что она продолжает рыдать, просто уже тише, чем у аэропорта. Видимо, пытается контролировать свои эмоции, но выходит плохо. И у меня тоже, только плакать не хочется, наоборот, хочу что-нибудь кинуть в стену и громко орать. Но при Кате это делать нельзя. – Для начала мне нужно успокоиться, а тебе поспать. — Кетти удивляется, давая время вспомнить, что якобы спала в машине, но я же знаю, что это неправда. – Ты не спала в машине, врушка, — я пытаюсь произнести эту фразу ласково и с улыбкой, но звучит это как обвинение, хочу сгладить неловкость, но вижу, что бутылок со спиртным нет. — Я их выкинула, не ищи. Но откуда ты знаешь, что я не спала? Ты всё ещё помнишь, то зимнее свидание? – Катерина впервые за долгое время смеётся, и я несказанно этому радуюсь, ведь после всего, что натворил – я бы не смог смеяться. – А ты? – её смех заразительный, и я тоже начинаю смеяться. Если бы я не помнил, что было вчера и этим утром, то я бы подумал, что мы самая весёлая и счастливая пара на этой планете. Сейчас не время для веселья, но мы почему-то улыбаемся. – Ну, я пойду тогда, мне же надо поспать, – уже не так радостно идёт к двери и дёргает за ручку. Закрыто. Она хмурится и дёргает повторно, думая, что у неё просто не хватило сил, но всё тщетно. Меня это даже забавляет, уж слишком настойчиво она пытается открыть дверцу. – Сегодня ты спишь со мной. — Это ещё почему? — Ты ушла ночью, значит сейчас отдыхаешь у меня в номере, — чувствую себя хозяином, мне не хочется казаться таким противным и вредным, но другого выхода у меня нет. Не отпущу больше, мне хватило. – Соколовский, ты совсем спятил? – Не вредничай, – она вновь становится злой, а я не могу остановиться с неё смеяться. Похоже, что Екатерина Игнатьева стала слишком серьёзной и угрюмый без меня, мой долг исправить это. Она стоит в коридоре неподвижно, нахмурившись, заставляя меня ухмыльнуться. Это такая форма прощения, да? Я искренне на это надеюсь. – Поговорим уже завтра, ложись спать, – она продолжает стоять и молчать, — Иди сюда, иди. Я тяну её за руку и кидаю на кровать. Но она всё также продолжает дуться. – Я же пожалею завтра об этом, верно? — она смотрит с долей надежды, понимая, что я соглашусь с этим, но я делаю вид, что не слышу её и накрываю одеялом. – Всё завтра-а-а.