Чужие жизни

POV Шнайдер Идти пришлось долго и осторожно: тропинка была узкой, по обеим сторонам обрыв. Мне хотелось закрыть глаза и делать шаги наугад, но инстинкт самосохранения по-прежнему работал, а я по-прежнему шёл вперёд. Туман был настолько густой, что я то и дело пытался разгрести его руками, но всё время одёргивал себя: Шнайдер, ты хватаешься за воздух. Вдруг пальцы коснулись чего-то твёрдого. Это плечо Рихарда. Он стоит ко мне лицом и фальшиво улыбается. С ним что-то не так: кажется, он не дышит и не моргает. Приложил два пальца к его шее, но не смог понять, его ли это пульс или это моё стучащее молотом сердце посылает импульсы по всему телу. Мне стало жутко, и я толкнул Круспе в туман. — И ты за этим пришёл, Рихард? Вновь рассказать о своём распавшемся браке с Карон и наладившихся отношениях с Линдеманном? Я слышал об этом сразу после похорон, — Круспе приехал вечером, после ужина. Вчера я исполнил свою часть уговора и остался у него — теперь настал его черёд выполнять обещания. Уходя утром, я оставил его спать в ванной, даже не разбудив, — просто черкнул короткую смску, объясняя, что меня ждёт работа. Мне казалось, что Рихард отвертится и якобы забудет об обещанном. Однако Круспе приехал сам и настоял, чтобы мы закончили именно сегодня. — У тебя можно курить в доме? — Рихард теребил в руках измятую пачку сигарет. — Лучше выйдем на балкон, — я открыл дверь, пропуская гитариста вперёд. Рихард вздрогнул от ринувшегося ему навстречу ветра и посильнее закутался в кофту. Пока я осторожно прикрывал дверь, чтобы не разбудить хлопками домашних, Круспе затянулся и продолжил. — Наверное, это так самоуверенно, но едва мы с Линдеманном шагнули назад, как у него пропало всякое желание заниматься Раммштайном. Он сам признавался, что следующий альбом буквально выдавил из себя. Только не говори об этом клоунском проекте «Линдеманн». Разве это стихи, достойные нашего Тилля? Так, пьяные почеркушки двух старых рокеров. Нет, для того, чтобы творить, Линдеманну требовались чувства за гранью дозволенного. Человеку дан такой широкий спектр эмоций: от восторга до боли. Этого достаточно простому обывателю, тебе, мне, но не Тиллю. Его эликсир вдохновения состоит из взрывной смеси радости и страданий. Это вовсе не значит, что он выжимал из меня силу и питался моей ненавистью к нему. Нет, он жил на ненависти к самому себе. Рихард притормозил, позволив себе сделать долгую затяжку. — Смерть Тилля, нелепый несчастный случай. Это выглядит так для нас, но для Линдеманна смерть была особым ритуалом. — Минутку, — прервал я гитариста. — Твои слова звучат странно, будто Тилль сам себя похоронил. Едва Рихард открыл рот, чтобы мне ответить, как в кармане его джинсов завибрировал телефон. Круспе извинился, и я деликатно ушёл, позволив ему поговорить с женой. В комнате невозможно было разобрать ни одного слова, однако жестикулировал Круспе весьма живо. Он закончил разговор только минут через двадцать и вновь попытался закурить: старая сигарета давно потухла, а новую он не мог вытащить из пачки — настолько сильно дрожали его пальцы. Я вернулся, забрал пачку из его рук и протянул одну сигарету. Гитарист подался вперёд и зажал её в зубах. — Пути назад у меня нет, — пробормотал Круспе. — Рихард, скажи мне, я в силах чем-нибудь тебе помочь? Гитарист поднял на меня взгляд и задумчиво пожевал кончик сигареты. — Я ведь не закончил нашу историю. Ты помнишь, когда у Тилля вспыхнуло желание собрать нас вновь? Накануне ночью я был у него...