Глава 16. В облаках
7 октября 2015 г. в 18:10
POV Рихард
2010-й год
— Что-то ты долго, — Ландерс оправил полы своего пальто, чтобы я мог сесть рядом с ним.
— Без предполётной сигареты — никак, — я развалился в кресле рядом с ритм-гитаристом и рассеянно посмотрел в окно. Мы сидели за стеклом, будто в витрине, перед огромным лётным полем. Самолёты отворачивали от нас свои продолговатые морды и гордо улетали прочь. А нам пока отведено место только на земле.
— Что-то долго они возятся. Надеюсь, самолёт хотя бы исправный, — нервно дёрнул бровью Лоренц.
— Как долетим до Петербурга — узнаем, — равнодушно пробормотал Тилль, задрёмывая. Клавишник вновь беспокойно дёрнулся — боязнь перелётов так и не излечилась до конца за годы наших мотаний по миру. Линдеманн не хотел подпитывать страхи Кристиана и добавил менее зловеще:
— Не суетись, Лоренц, сорок минут ещё не прошли. И сказали же, что это связано с видимостью, а не с самим самолётом.
Воцарилась сонная тишина. Тилль расслабленно листал какую-то прессу. Глянцевый журнал периодически скатывался с его колен, в конце концов упав на пол. Вокалист повесил голову на грудь и негромко засопел.
— Это извращение — летать по ночам, — пробубнил Шнайдер, тоже клюя носом.
— Зато следующую ночь проведём в нормальных постелях, — Ридель старался не утрачивать оптимизма, хотя его глаза тоже периодически закрывались против его воли.
— Может, вы хотите кофе? — к нам приблизилась механически вежливая сотрудница бизнес-зала. Все шестеро вразнобой помотали головами.
— Если вы хотите, то можете пройти в зону отдыха, там есть кровати, — более участливо предложила девушка. Вновь неслаженный отказ. — Вы только скажите, что вам требуется.
— Наш самолёт, — простонал Шнайдер. Бедняге барабанщику приходилось сложнее всех: перед вчерашним шоу он запнулся о шнур, тянувшийся позади его установки, и упал на колено, заодно своротив и стойку хай-хета. После убойного концерта сустав возмутился такими беспардонными нагрузками и принялся ныть. Ныть стал и сам Шнайдер, прихрамывавший на одну ногу и замученный бесконечным сидением: лучше всего боль снимало пребывание в горизонтальном положении, что не сочеталось с нашим полётным графиком.
— Кристиан Лоренц, Пауль Ландерс, Кристоф Шнайдер, Оливер Ридель, Рихард Круспе, Тилль Линдеманн, проходите на посадку, — мы неспешно поднялись, закутались в верхнюю одежду и последовали за служащей аэропорта к нашему микроавтобусу.
Нас обнимала звёздная ночь. Сон куда-то пропал, едва мне стоило нормально устроиться в кресле и завернуться в плед. Сбоку от меня ворочался Шнайдер, рядом с ним тихо похрапывал Ландерс, неестественно откинув голову назад. Сон в самолёте всегда был таким ненастоящим, будто бы и не отдых, а какой-то искусственный заменитель. Даже когда я был страшно вымотан, мой чуткий слух никуда не девался, и гул мотора упрямо прогонял пытавшийся проклюнуться сон. Шея затекала, сводило ноги, гул двигателя отдавался во всём теле — малоприятные ощущения.
Я зажёг лампочку над собой и поднялся, чтобы достать свою сумку и вытащить оттуда книжку. Повернувшись лицом к задним рядам, я обнаружил, что Тилль бодрствует, глядя в окно усталым, но лишённым сна взглядом. Погасив свет, я взял свой плед и подошёл к нему.
— Проклятье! — ругнулся я, запнувшись об раскинувшего свои длинные ноги Риделя. Линдеманн без особого интереса посмотрел, что случилось, и вновь повернулся к своему окну.
— Ты не против? — вежливо спросил я, не желая вторгаться в пространство вокалиста без его разрешения. Он задумчиво посмотрел на меня и пожал плечами:
— Присаживайся.
Подождав, пока я устроюсь поудобнее в одеяле, Тилль поинтересовался:
— Как дела у Марго? Она не собирается в Берлин?
— Уже на чемоданах, — кивнул я. — Через месяц мы вернёмся домой, а там такой короткий перерыв перед летними фестивалями, что нет никакого смысла мотаться за океан. Ей проще ко мне приехать.
Тилль согласно кивнул:
— А я вернусь в пустую квартиру. София вот-вот улетит на Мальдивы, затем — в Бразилию: в этом году у неё плотный график съёмок. Зато я приведу себя в порядок к её возвращению: моя мадмуазель не всегда верно оценивает возможности человека в моём возрасте.
Линдеманн едва заметно улыбался. Я не видел его несколько лет, закопавшись в работе в Нью-Йорке. Слишком долго проект Эмигрейт шёл от идеи до реализации, и я носился с ним так, будто молодожён перед свадьбой. Треки записывались, сводились, опять перезаписывались — и так по кругу, пока рабочий материал не отшлифовали до совершенства. Многое изменилось: от наших жизней до осознания того, кто мы есть. Когда пришла пора возвращаться из страны грёз, у меня больше не было панического страха перед встречей с Тиллем. Не знаю, что так повлияло на меня: любимая женщина, долгое расставание с группой или, как ни банально, годы. Наверное, комбинация всего сразу. Не только моя жизнь закрутилась: Тиллю тоже захотелось осесть, и он нашёл себе вторую половину, перестав пихать свой член во всех встречных девчонок. Затем появился Фриц. Любопытно, всех ли мужчин так меняет статус дедушки. Если характер вокалиста и не стал мягче, то как минимум сгладились самые острые углы. Его настроение больше не делало столь резкие виражи, Линдеманн перестал быть неуправляемым. Летя в Берлин к записи ЛИФАД, я даже мучился некоторым осторожным любопытством: а что стало с моим приятелем? Отношения, как оказалось, выдержали длительную паузу, оставшись дружескими. Никто из нас не подавал вида, что мы когда-то были любовниками.
Однако выкорчевать воспоминания непросто. Иногда вспышками мелькало что-то блёклое, смутно приятное, тёплыми волнами скользящее вниз к паху. Но я справился, научился быстро купировать приступы былых привязанностей, особенно когда Марго была рядом. Она переключала тумблер, запускала поток моих мыслей в другую сторону. Для меня было самоубийственно потерять такую женщину.
— Рихард, я не говорил тебе, — Тилль сел вполоборота, чтобы было удобнее вести беседу. — Но я был в Америке года два назад. В Нью-Йорке. Старые друзья устраивали междусобойчик.
Я понимал, к чему он клонит, но мне хотелось, чтобы он произнёс это сам.
— Мне следовало как-то обозначиться, просто так, по-дружески. Однако в тот момент мне захотелось сделать вид, будто мы незнакомы.
Я не торопился с ответом. Исходя из понятий дружбы, конечно, неплохо было бы мне позвонить — мы бы пошли в бар, пропустили по кружечке пива, и, неважно, чего бы касались разговоры, мы бы переспали. Тогда я ещё не созрел до того, чтобы оказывать Линдеманну сопротивление, поэтому наши отношения, совершив круг мазохистского почёта, вернулись бы в отправную точку: он сверху, я снизу. Эта формула касалась не только постели, но и восприятия друг друга в целом.
— И не надо было, — вполголоса ответил я. Взгляд Линдеманна пронзил меня насквозь. Тилль вновь хотел залезть в мою голову, пока не понимая, что старые коды уже не работают. Вокалист не знал, как дальше вести себя со мной, он растерялся.
Линдеманн протянул руку к моему лицу и провёл большим пальцем по колючей щеке.
— Я не знаю тебя, — вокалист глядел на меня с опаской, будто ожидая, что я сброшу кожу и перед ним явится некто другой.
— Полно, — отмахнулся я, отодвигая его руку от себя. — Ты мог догадаться, что из меня вырастет после твоих жизненных уроков.
— Мне не о чем сожалеть, — Тилль нахмурился. Я посмотрел на его лицо, на паутину старых морщин на его коже.
— Мне тоже не о чем.
Моя внутренняя стена чуть не рассыпалась вновь. Лёгкая улыбка затронула губы, которые я запретил себе целовать.
— Давай хоть немного поспим, — я закутался посильнее в одеяло, подавая Тиллю пример. Вокалист не торопился устраиваться поудобнее, словно ожидая чего-то ещё. Я опустил спинку кресла и повернулся к нему спиной. Позади раздалось чуть слышно:
— Спи спокойно, Рихард.
Примечания:
Автор раздаёт печеньки
http://vk.com/art_lab_alex_r?w=wall-102628726_5