Глава 10. Пока часы двенадцать бьют
12 сентября 2015 г. в 18:06
POV Рихард
31 декабря 2002-2003 года
Готовить на Сильвестр Карон отказалась. Выращивать из жены типичную немецкую фрау я сознательно не стал: мне никогда не нравилась свойственная нашим женщинам дотошная хозяйственность. Уборкой она, конечно, не пренебрегала, но вот с кастрюлями и сковородками дружбы у супруги не завелось. Готовка осталась за мной, но в этот праздник я смалодушничал, поручив горячее хорошему ресторану. Даже за той мелочью, что попросила докупить Карон, можно было никуда не выходить, а только дополнить заказ, но сегодня мне были жизненно необходимы домашние хлопоты. Мыслям следовало встать на другие рельсы.
Я расслабленно лавировал между другими немцами, суетливо складывавшими продукты в корзины. Только предварительно спрятался под капюшоном растянутой спортивной кофты, чтобы никто не вторгался в мой вакуум. Я нарочито медленно брал товары с полок, осматривал их со всех сторон, выискивал самую новую и наименее помятую пачку, твёрдо зная внутри себя, что я не хочу возвращаться домой. Ни к Карон, ни к детям, ни к приглашённым гостям. Моей голове требовалось глухое одиночество; мне хотелось, чтобы тишина очистила мои мысли, мою память, вернула меня в человеческое состояние. Только перетерпеть этот день.
Тележка наполнилась разной ерундой. Я подрулил к кассе и занял место в очереди. Люди радостно гомонили, не могли скрыть по-детски наивное предвкушение праздника. В толпе я казался единственным мрачным пятном, тенью. Когда моя тележка поравнялась с транспортёрной лентой, мой взгляд оказался на уровне стенда с мармеладом. Мгновение поколебавшись, я поддался странному порыву и кинул упаковку разноцветных медвежат к остальным покупкам.
— Доброе утро, — поздоровался вежливый, как робот, кассир.
— Доброе, — не столь дружелюбно пробормотал в ответ я и принялся скидывать купленное в пакеты, отправив сладких медведей отдельно в свою сумку. Едва продавец открыл рот, чтобы озвучить сумму, как кто-то слева негромко произнёс:
— Рих?
Я вздрогнул и настороженно оглянулся. Позади меня стоял Оливер, комично натянувший шляпу на глаза и замотанный старомодным клетчатым шарфом. Я кивнул в ответ и взглядом показал, что не хотел бы шума. Ридель так же беззвучно мне ответил, и я терпеливо подождал, пока он тоже рассчитается.
— Утренний шопинг, — негромко усмехнулся басист. — На каком уровне твоя машина?
— На минус втором, — появление Оливера неожиданно разбавило моё угрюмое настроение. — Готовка уже полным ходом?
— Не без этого, но на сегодня практически всё есть. Это на послепраздничные дни. Спускайся вниз, я там же машину оставил.
На самом нижнем уровне практически не было машин — слишком далеко нужно было идти до входа в магазин. Сразу за эскалатором показался и тёмно-зелёный «семейный» «Фольксваген» Риделя. Мне не хотелось так быстро расходиться и терять на мгновение воцарившуюся во мне гармонию, поэтому я рискнул кое-что предложить Оливеру:
— Приятель, мы ведь давно с тобой не виделись — я даже не в курсе, как твоё житьё-бытьё. Может, по чашке кофе?
Олли исчез в багажнике со всеми пакетами, и его ответ потерялся где-то в глубине машины.
— Чего?
— Мы же вечером увидимся, — басист распрямился, и крышка багажника глухо хлопнула, закрываясь.
— Конечно, — я подавил нотки разочарования в голосе и протянул Риделю руку. — Тогда до вечера.
— До вечера, Круспе.
Тихо насвистывая что-то испанское, Оливер сел в машину, а я поплёлся дальше к своей. Настроение сразу скакнуло вниз. Не нужны мне были посиделки вечером. Быть может, именно сейчас, в этот самый момент, мне требовался один-единственный друг.
Я слышал, как негромко постукивали тарелки и бокалы, когда Карон вместе с детьми расставляла их на стол. Натянув свитер, я небрежно поправил «ёжик» расчёской и спустился к ним.
— Всё уже доставлено, дорогой, — Карон была хороша. Янтарного цвета платье гармонировало с её тёмными глазами. Этот оттенок шёл ей не только внешне, но и сочетался с её характером: обыкновенно Карон была нежна и податлива, как мёд. Однако не следовало её недооценивать: неосторожный шаг — и наши отношения приобретали терпкий горький вкус.
Я ответил жене сдержанной улыбкой и направился на кухню за готовыми блюдами. Часы в приглушённом свете вытяжки показывали без десяти десять — время для гостей. Стоило мне подхватить пару тарелок, как затрещал дверной звонок. Было слышно, как засуетилась Карон, торопясь открыть дверь. Гость был не один, и я напряжённо вслушивался в голоса вошедших, пытаясь угадать, кто же прибыл. Тщетно — дети получили первые подарки и их крики перекрыли все остальные звуки. Я не стал торопиться выходить, вернул оба блюда на стол и залез в навесной шкаф за сигаретами. Приоткрыв окно, дотянулся до кухонных спичек и умиротворённо закурил. Какой-то непраздничный праздник. Тучи изредка выплёвывали мелкие снежинки, они даже не долетали до моего подоконника. Деревья раскачивались невпопад, цепляясь ветками друг за друга. Унылая немецкая недозима. Мне не хватало буйных неоновых вывесок Нью-Йорка. Далёкий американский континент манил сочностью красок, блёстками и бесконечными метелями. Помнится, когда мне было лет десять, я полез в родительскую библиотеку за географическим справочником. Тогда тоже царила зима — ветер улюлюкал за окнами, разгоняя прохожих по домам. По ту сторону стекла не было ни света, ни тьмы — только чёрно-красно-жёлтые флаги с циркулем и молотом, закованными в медную окантовку из пшеничных колосьев. Моего роста не хватало, чтобы добраться до верхней полки, — приходилось вставать на цыпочки и цепко хвататься пальцами за корешок. Удержать книгу не получилось, и она шмякнулась на пол, предварительно больно задев углом твёрдой обложки мою ступню. По-детски сыпля проклятьями, я допрыгал на «здоровой» ноге до стола и со злостью кинул книгу — конечно, так, чтобы она не повредилась. Издание раскрылось ровно посередине — на развороте, посвящённом Нью-Йорку. Я с наивным восторгом социалистического ребёнка разглядывал Эмпайр-стейт-билдинг, переливавшуюся на глянцевой бумаге улицу Бродвей и видел, как гуляю среди этого искусственного великолепия. Теперь мне тридцать пять, у меня есть квартира в Нью-Йорке, я исходил Бродвей вдоль и поперёк. Но детская влюблённость так и осталась со мной.
— Не поделишься? — из-за плеча выглянул Шнайдер. Мы пожали друг другу руки, и я протянул ему свою пачку сигарет. Барабанщик не спеша затянулся:
— Ты суров как никогда. Отрабатываешь новые сценические гримасы?
Уголок моих губ дрогнул в улыбке. Я повертел сигаретку в руках, раздумывая, как поддержать разговор, но за меня это сделал подоспевший Пауль:
— Почему это мы курим без меня? Старине Ландерсу тоже охота! — моя пачка теперь перекочевала к нему. — Вы тоже уже устали от их чириканья?
Гитарист кивком указал на гостиную, где обменивались подарками наши спутницы, а дети играли в какую-то смесь пряток с догонялками.
— И не говори, — Шнайдер стряхнул пепел с сигареты. — Рихард, только не говори, что это была твоя идея.
Я лишь молча закатил глаза. Пауль отлично молол языком за нас двоих, позволяя мне оставаться в своих мыслях.
— Шнай, а что это за невинное создание? Она хотя бы совершеннолетняя?
В кругу наших подруг и вправду была новенькая: темноволосая юная пассия Шнайдера. Среди взрослых женщин ей явно было неуютно, поэтому она предпочла играть с детьми.
— Документов я не спра-а-ашивал… — хитро протянул барабанщик. Я потушил сигарету и вернулся к тарелкам, оставив приятелей вдвоём. Пауль продолжал что-то язвить за моей спиной, но я не вслушивался: стоило мне вынырнуть из полумрака кухни, как чья-то тень позади меня скользнула холодком по моей шее:
— Здраствуй, Рихард.
Дзынь. Миска с салатом выпала из моих рук, залив соусом брюки, и покатилась дальше по комнате к ногам Карон. На миг все замолчали, но, убедившись, что ничего сверхъестественного не случилось, вернулись прерванной беседе. Карон подняла тарелку:
— Прибери пока, а я застираю твои брюки.
— Ничего, справлюсь сам.
Жена пожала плечами и ушла в кладовую за ведром и шваброй. Я обернулся и наконец увидел лицо своей «тени»:
— Какого чёрта ты так подкрадываешься? — прошипел я. Тилль держал в руках два бокала шампанского.
— Нервишки, Круспе, у тебя шалят. Не бережёшь себя, ай-ай-ай, — Линдеманн протянул мне один бокал. Я помотал головой, ожидая, что он скажет дальше, но продолжения не последовало. Вокалист подхватил под локоть робеющую спутницу Шнайдера и вручил ей отвергнутый мной бокал.
Чтобы не путаться у гостей под ногами, я поднялся в ванную на втором этаже. Внизу включили телевизор, и к общему предпраздничному шуму иногда добавлялись вспышки смеха. Я стянул с себя брюки, оставшись в белье и свитере, закрыл слив в раковине и набрал немного воды. Пятно не поддавалось — стирку действительно следовало предоставить Карон. Я принялся тереть усерднее и почувствовал, как по виску стекает капля пота. Ругнувшись, я бросил брюки и принялся стаскивать с себя свитер.
— Сколько раз в неделю ты занимаешься? Ты подтянулся, — кто-то без спроса заглянул в мою ванную. Выпутавшись из свитера, я обернулся и увидел Линдеманна.
— Ты что здесь забыл? — Тилль не обратил внимания на моё недовольство. Он приблизился ко мне сзади. Я усиленно тёр брюки, не замечая его.
— Просто надень другие штаны — и пойдём вниз. Ведь ты хозяин праздника.
— Не я — Карон. Её идея, бредовая, крайне бредовая идея.
— Разве? Мне всегда казалось, что ты любитель погулять.
— Раньше да, сейчас…
— Сейчас?
— Нет, — я расправил штаны, повесил их возле батареи и настроил её на более высокую температуру. — Позволь мне одеться, и мы вернёмся к гостям.
Тилль посторонился, пропуская меня. Я зашёл в спальню и наощупь отыскал одёжный шкаф и джинсы в нём. Вокалист ждал меня в коридоре. Он был хорош сегодня. Мужествен, уверен в себе; его дерзко торчащий ирокез привлекал к себе внимание. Тилль себя любил, и я тоже хотел любить его.
— Ты скоро там? — Линдеманн заглянул в спальню.
— Подожди, не могу разобраться с ремнём.
— Я помогу, — Тилль не спрашивал разрешения. Он подошёл ко мне, убрал мои руки с ремня и, схватив за пряжку, притянул к себе. Жалюзи были плотно задвинуты — мне не увидеть его лица. Это и не требовалось, мне нравилось представлять. То, как он крепко стискивает мой ремень, не позволяя отойти. Как кладёт руку на мой затылок. Как заставляет целовать себя и требует ответа.
Тилль не целовался, он пожирал меня. Буквально: он старался как можно сильнее укусить меня, чтобы я отстранялся, а он хватал меня и целовал снова. Его остановило только прикосновение: стоило моим ладоням коснуться его плеч, как он оттолкнул меня. Не удержав равновесие, я нелепо плюхнулся на задницу. Хорошо, что позади была кровать.
— Не так, Круспе, — вокалист взял себя в руки и снова приблизился ко мне. Наклонившись, он рывком выдернул ремень из моих джинсов и стянул им мои запястья.
— Так будет лучше. Тебе будет лучше, — мне было не увидеть Тилля в темноте, но я слышал его. Он был повсюду: передо мной, позади меня, надо мной. Знакомый звук открывающейся ширинки, шорох приспускаемых штанов: сграбастав мои волосы на затылке, он ткнул меня носом себе в пах. Я чувствовал запах стирального порошка, смешанный с крепким запахом его пота. Мне стоило только приоткрыть рот, чтобы он стиснул мои волосы сильнее. Я чувствовал его член сквозь бельё, осторожно захватывая его губами. Тилль постанывал, его хватка на моём затылке ослабла. Я поднял руки вверх, чтобы опустить его трусы, но Линдеманн перехватил мои запястья.
— Ты не слышишь меня, Рихард. И не слушаешься, — он отошёл от меня, его тепло рассеялось, и щёки оцарапал холод неотопленной комнаты. Я разочарованно простонал. Он усмехнулся — наконец-то я вёл себя правильно.
— Встань на все четыре, — Тилль толкнул меня на спину. С усилием перевернувшись, я сделал то, что он хотел. Он гладил и хлопал меня по ягодицам, одобрительно хмыкая.
— Я не хочу тебя обижать, Рихард. Ты заслуживаешь хорошего обращения. Пока ещё заслуживаешь, — Тилль спустил мои джинсы вместе с трусами. — У тебя есть что-нибудь?
— Есть. Верхний ящик тумбочки, — шваркнули колёсики выдвижного отсека. Линдеманн порылся среди презервативов и нашёл флакончик смазки.
— Ты везунчик, Рихард. Ты не представляешь, как тебе повезло.
Тилль провозился ещё несколько секунд, прежде чем приблизиться ко мне. Он наспех нанёс смазку и ткнулся членом между моих ягодиц. Ощущения возникли не из приятных, я невольно подумал, каково было моим партнёршам. Как я им говорил?
— Не напрягайся, — произнёс Тилль и принялся настойчиво прорываться дальше, несмотря на мои не очень уверенные протесты. На руках стоять было некомфортно, ремень натирал запястья, но медленные, монотонные толчки постепенно меня расслабляли. Прошло несколько минут, и я сам пытался двигать бёдрами, чтобы крепче насадиться на член вокалиста. Он останавливал меня, хватая пальцами за ягодицы.
— Ну тише, прыткий, а то ещё мне член сломаешь, — шумно выдохнув, протянул вокалист. Он перестал командовать, ему просто было хорошо. И мне было хорошо. Тилль положил обе ладони на мою поясницу и в несколько толчков излился в меня. Мой член по-прежнему стоял, но до разрядки было далеко: в первую очередь мне нужно было понравиться Линдеманну.
— Ну ты да… — довольно начал вокалист, но хлопок двери прервал его.
— Какого чёрта? — желудок сделал кульбит, и меня начало мутить. Кто это мог быть? Карон? Парни? Или наши дети?!
Спрятав распиравший от напряжения член в штаны, я соскочил с кровати и понёсся вниз. По телевизору транслировали салют; все чокались, поздравляя друг друга и, кажется, не замечая нашего отсутствия.
Все, кроме Карон. Она сидела на лестнице ко мне спиной, комкая подол платья.
— Кар…
— За что, Рихард? — она даже не повернулась ко мне. — Неужели я была такой плохой женой? Почему сейчас? Здесь, при мне, даже не дождавшись нескольких часов до моего отъезда?!
Супруга всё-таки обернулась, чтобы посмотреть мне в глаза. Ей требовалось больших усилий сдерживать слёзы, но, как актриса, она привыкла держать лицо.
— Мне жаль, что всё так вышло.
Я обманывал. Мне не было жаль. Я не хотел такого конца, но это уже не брак, это одиночество вдвоём.
— Потерпи меня ещё пару часов. Я улечу завтра утром. И оденься, пожалуйста.
Жена спустилась вниз к гостям. Едва она скрылась, из спальни вышел тактично выжидавший Тилль и принёс мне свитер. Мы молча последовали за Карон.
Весь оставшийся вечер я мучился от боли. От той, что причинил супруге, и той, что гудела в штанах. Несброшенное возбуждение неприятным эхом гуляло по телу, скапливаясь в области паха и не давая мне сидеть. Мне не терпелось, чтобы все поскорее ушли и я наконец-то, после всей праздничной феерии бреда, остался один.
Продрав глаза следующим утром, я потянулся, набросил халат и спустился к завтраку: сегодня Карон предстояло вернуться в Нью-Йорк. Однако, прежде чем она сядет в самолёт и наш брак окончательно лопнет, я хотел бы с ней поговорить. Извинения никогда не бывают лишними.
Дети уже не спали — терроризировали вчерашние подарки.
— Доброе утро. Карон уже встала?
— Она уже уехала, — ответил Мерлин, загружавший взятый без спроса ноутбук.
— Она — что? — опешил я, даже забыв отругать сына.
— Уехала в аэропорт с чемоданом. Просила тебя не будить.
— Давно?!
— Может, час назад, — Кира села рядом с братом и протянула ему шоколадную ёлку. — Она позвонила и обменяла билет. Я думала, мы вместе поедем её провожать.
— Я тоже так думал, — тихо произнёс я. Сердце упало. Какой же я идиот. Так и не научился думать головой, а не членом.
Маловероятно, но меня не покидала надежда хотя бы по-человечески попрощаться. Наспех одевшись, я помчался в аэропорт.
— Да ты будешь ехать?! — злобно давил я на клаксон. Стоявший передо мной джип и не подумал поторопиться, и всё так же медленно тащился по моей полосе.
«И ведь не обогнать тебя», — недовольно подумал я и последовал за ним на прилегающую к аэропорту парковку. Погода не определилась, что ей ближе — дождь или снег, и смешала и то, и то. Меся ногами грязную кашу, я добежал до здания аэропорта.
«Нью-Йорк — check-in». Добежав до стоек регистрации, я увидел, что очередь из пассажиров на этот рейс уже практически закончилась. Моей жены среди них не было.
— Проклятье! — ругнулся я, пятясь назад.
— Осторожно! — раздался девичий возглас за спиной. Поздно: нога зацепилась за чей-то чемодан, и я опрокинулся на спину.
— Вы в порядке?! — девушка наклонилась ко мне и протянула мне руку.
— Всё хорошо, спасибо, — я отряхнул пальто и бросил ещё один взгляд на табло. До свидания, Карон.
— Извините, я засмотрелась по сторонам. Искала какую-нибудь забегаловку. Вы не знаете, где здесь подают сносный кофе?
— Вы сказали «кофе»? — поскольку завтраком сегодня пришлось пренебречь, теперь организм отчаянно требовал подпитки, кофеином в том числе. — Пожалуй, я поищу кафешку вместе с вами. Меня, кстати, Рихард зовут.
— Очень приятно. А я Марго. Марго Босье.
Примечания:
Продолжение уже в процессе.