<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>
— Жизнь, — смакует Морской Властитель, — на жизнь. Ты такая смелая, Астрид. Да только не туда свою смелость направляешь. Хотя, в твоём случае это уже не смелость… Это большая глупость. Я знаю. Но мне уже всё равно. — Это бред. — Отец щурится. — Бред сумасшедшего. Все, с ужасом замерев, молчат. Даже, кажется, море замолкает от ужаса, потому что я слышу какой-то вздох с корабля, что находится довольно далеко. — Нет! Нет, Астрид, пожалуйста… — умоляет Рэн, обвивая меня руками. Если отец не согласится на мою сделку, все равно мне либо умирать от его трезубца за своё безумие, либо гнить в темнице. Это по-любому мой конец. Но сестры… На кого же я оставляю своих сестёр, с кем они будут?.. Кто спасёт их от отца?.. Мне становится больно от этой мысли. Но я уже не могу свернуть со своей кривой дорожки. — Да уж… Наследница престола оказалось сумасшедшей… — тянет он, а потом добавляет с ноткой азарта: — Но раз она хочет играть в игру, и я буду. Раз уж у неё ничего хорошего в жизни не осталось, раз уж она истратила все свои шансы и права, можно дать ей немного времени, чтобы потешиться. Я сглатываю. Он прав. Что мне ещё терять?.. — Он… он убьёт её? — слышится сзади срывающийся голос Рэн. Он всегда был строгим, но я думаю, она не верила в то, что он сможет причинить кому-то из нас действительно серьёзный вред. До этого момента… Я закрываю глаза. — Ты знаешь, Астрид, что трезубцу нужна сила, равноценная той, что он потратит на предстоящее дело. И жизнь — слишком большая плата. Да и это слишком просто. Ты умрешь и не сможешь усвоить вновь все те уроки, которые позабыла, будучи среди отвратительных тварей, именуемых «люди». Поэтому нужно что-то другое, что-то такое… Знаешь, а ведь это вполне может быть то, что тебе дорого. И даже то, что связано с твоей «амнезией», из-за которой ты предала свой народ, ты, неблагодарное отродье, которое я когда-то именовал своей наследницей… Например, твоя недавняя способность? Ну, та, что ты обнаружила? Третий дар Нептуна, что скажешь, а? Главное — не реагировать. Он уловит любую мою эмоцию и надавит так, что я сломаюсь. Торговаться бесполезно, он не пойдёт на мои условия, к тому же, я не знаю, что можно предложить ему ещё. — Ну, что скажешь, Астрид? — Отлично, — с каменным лицом отвечаю я. Что угодно, только спаси Иккинга. — Хорошо, — он немного кивает, — но этого мало, ты же понимаешь? Я знаю, что всё не может быть так просто, но… Что? Что ещё? — Как насчёт твоей способности к управлению водой? Вода… Моя вода… Я так люблю, мне так нравится с ней играть… — …чтобы, так сказать, укрепить Ванн в качестве наследника. Ведь только управленец водой в праве стать правителем. У других потенциальных претендентов эту способность следует отнять. — Конечно, отец, — на миг опустив глаза, немного сдавленно произношу я. — Отличный выбор. Он самодовольно хмыкает. Это уже не мой отец, это существо, захлебнувшееся во власти и всемогуществе. — Решено, Астрид. Кстати, хоть что-то у тебя от себя прежней осталось? Они не забрали хотя бы твое имя? Я медленно мотаю головой. Руки Рэн сжимают меня. Теперь она уже не пытается сдерживать всхлипы. — Хорошо, его отберу я. Тебе, рождённой моей первой дочерью, была уготована невероятная судьба. Я давал тебе все… — на миг в его голосе проскальзывает толика сожаления, но затем прежняя железная маска склеивает собственную трещину, — а ты всё это отвергла. Теперь никто не назовёт тебя иначе, чем предательница. Теперь твоё пристанище навеки — тёмное дно морское… Он делает движение рукой и всех сестёр, окруживших меня, волнами разносит в стороны. Они выкрикивают моё имя, на которое я теперь не имею права отзываться. Скум прорывается ко мне, но трезубец Морского Властителя своим остриём нацеливается на меня. Я в последний раз вижу корабль и людей на нем, начинающую волноваться поверхность моря. Оно, как и обычно, прекрасно, такого же невероятного иссиня — бирюзового цвета. Плеск его волн на миг успокаивает меня. Это самый прекрасный звук в мире. Как я могла забыть? — Прощай, Астрид… — довольно тихо произносит отец. Его лицо выражает странную эмоцию, как будто он вдруг спохватился и его охватили сомнения. Но нет, уже поздно сворачивать назад. Уже слишком поздно. Я не хочу, чтобы его лицо было последним, что мне удалось здесь увидеть. Поэтому перевожу глаза на темнеющий горизонт, а потом и вовсе закрываю их. — Астрид! — раздаётся душераздирающий крик. Вот последнее, что слышу я перед тем, как в меня ударяет мощнейший столб энергии, пронзающей каждую чешуйку. А потом всё исчезает.<~ ꃅꀤꉓꉓꀎᖘ ~>
Невероятных усилий мне стоит такое, казалось бы, обыденное действие, на кое никто даже не обращает внимания — приоткрыть глаза. Ещё до того, как увидеть полосу темноты, чуть менее тёмную, чем пространство под моими веками, я ощущаю нестерпимую боль. Я никогда не испытывал подобное; даже когда мы с Беззубиком упали в огненное облако, появившееся из-за столкновения огнедышащей Красной Смерти с землей, тогда, когда я лишился ноги. От такой боли хочется кричать, но сил настолько мало, что тратить их на болезненный возглас — самоубийство. Боль затмевает всё вокруг, так, что я даже не понимаю толком, что у меня болит. А ещё далеко не сразу осознаю, что слышу что-то помимо звенящей тишины, поселившейся в моей голове. — …Т-с-с! Он очнулся, вы видите?.. Я предпринимаю попытку хоть как-то двигаться; боги тут же наказывают меня за это: стреляет в правом боку, но я быстро об этом забываю, ведь затем все возможные силы мира обрушиваются на мою голову. — Смотри, смотри! Он приходит в себя!.. — доносится откуда-то сверху. Слабый измученный стон вырывается откуда-то изнутри. — Точно! Я позову ещё кого-нибудь! Остаётся только один голос… Я различаю его уже гораздо лучше, чем минутой ранее. Он кажется смутно знакомым. Думаю, если бы не адско-мучительные разрывы каждой клеточки моего тела, я даже смог бы определить, кому он принадлежит. — Наконец-то…наконец-то, Иккинг… — приближается голос. — Мы уже думали, что Вальхалла забрала тебя… Мы так боялись, что нас лишили нашего вождя… Ещё одного… <i>Я<i/> так боялась… От голоса веет теплом и заботой. Наверное, именно это придаёт мне сил. Я приоткрываю глаза вновь. Всё плывёт, но получается различить овальное белое пятно и его окантовку из широкой чёрной полосы. Лицо и волосы?.. — Ну же… ну же… — просит пятно. Оно умоляет. — К…кто… О, Один, как больно! Все мои попытки выйти из астрала остаются тщетны. Я теперь даже не различаю голоса. — Я тут! Скорее, скорее! Происходит непонятное: в мой нос ударяет какой-то запах, ядреный, как концентрированная хвоя или морская соль, и настолько, что моё тело пронзают ножи, отчего я распахиваю глаза, одновременно захватывая огромную порцию воздуха в лёгкие. — Иккинг! Иккинг… Рыбьеног. На меня смотрит Рыбьеног. — Иккинг, — выдыхает он, — наконец-то ты очнулся. Мы уже думали, что этого…не будет. Некоторые уже с тобой прост… — Замолчи, Рыбьеног! Хедер. Это она звала меня. Это она — то пятно. Всадница огибает Рыбика и через мгновение оказывается совсем рядом со мной. Она все хлопочет и хлопочет, что-то тараторит, бормочет, отчего моя голова начинает болеть ещё сильнее. Проходит несколько минут, начинают приходить люди, чьих лиц я не разбираю, а потом какая-то массивная фигура расталкивает остальных. При виде меня она на мгновение замирает. — Боги… Иккинг! Живой! Она начинает приближаться, а потом резко останавливается. — Обнял бы тебя, да боюсь, что объятиями твои итак хилые кости от счастья переломаю! — Плевака… Я…тоже рад тебя…видеть… Лицо его начинает для меня вновь приобретать черты. Такие знакомые, родные. Это служит поводом для попытки улыбнуться, которую я успешно предпринимаю. Проходит немного времени, может быть, несколько часов, перед тем, как я окончательно прихожу в себя и способность к разговору более-менее возвращается. Мне помогают дойти до дома Готти. Она отпаивает меня каким-то отваром, в неясно какой раз уже смазывает мои синяки, ушибы. Ещё оказывается, что у меня сломана левая рука. Много кто пытается со мной говорить; я видел тогда в толпе, вроде бы, почти всех всадников, но никого из них, кроме Плеваки, Готти не пускает, и в конечном итоге только с ним мы оказывается в уютном тёплом помещении, которое наполнено запахами трав и целебных благовоний. В доме Готти и кто-то из ее помощниц, но они все где-то за стеной. Из подвижного в помещении тут только я, Плевака и колышущееся пламя свечей. В целом, чувствую я себя уже относительно пробуждения нормально. Конечно, у меня все болит, однако Готти действительно творит чудеса. А ещё меня не покидает такое очень странное чувство… чувство, будто голова и одновременно заполнена каким-то туманом, и одновременно пуста. — Ну как ты, вождь? — спрашивает Плевака. Он сидит рядом с небольшой койкой, на которой я полу-лежу. — Точно готов вести беседы? — Да, думаю, да… Сколько я… отсутствовал? — О, — усмехается он, — не меньше недели. Разотдыхался прямо, а мне за него разгребать! Я уж думал… Он серьёзнеет; я вижу — ему больно это говорить. — -…Думал? — Думал, что боги и тебя вслед за отцом забрали… Ещё одного нашего вождя. На миг я прикидываю — о чем это он? Что это значит — забрали вслед за отцом? А потом воспоминания накатывают, и я все осознаю. Сердце колет незримая игла тоски. Как я мог это забыть? Наверное, у меня какие-то проблемы с памятью. — Как… деревня? — Все ещё оплакивает тех, кто не вернулся в неё. И, если честно, некоторые уже начали оплакивать тебя, так долго ты лежал и не шевелился. Хедер вообще так чуть с ума не сошла, ревела и ревела у твоей койки. Только Готти не теряла надежду… Как же я ей благодарен. Какое-то время он молчит, едва заметно улыбаясь. — Хорошо только, что мы смогли спасти большую часть пленных. Проклятье берсерки почти никого из них не тронули, только… Он опять медлит, а я опять не понимаю, в чем дело. — …Задирака… ему очень тяжело. Он ходит сам не свой. Забияка в отчаянии, их родители тоже. Я уже так давно не видел его улыбки… — А что случилось? — Как? — изумляется Плевака. Светлые кустистые брови ползут на лоб. — Ты не помнишь? — Нет, не помню. Что случилось у Задираки и причём тут берсерки? Они что, приплывали к нам? Кстати, почему у меня сломана рука? Почему меня не было неделю? Наступает полуминутная тишина. Белобрысый викинг молча смотрит в пол пытаясь переварить какую-то информацию. — Я понимал, что ты можешь забыть… Это было очевидно, ведь ты не спросил про… Но чтобы так… Но ты ведь помнишь, что случилось со Стоиком, да? — с надеждой в глазах он резко поднимает голову. — Д…да, но вспомнил я не сразу. Не знаю, вспомнил бы, если бы ты не сказал… Кстати, я до сих пор почему-то не задумывался о том, что вообще было… И как я оказался… здесь… По телу проходит какая-то волна. Я ведь действительно ничего не помню… И даже не задумывался об этом. Просто было больно и была тьма, потом я просто очнулся и все. Как будто минуту назад для меня не существовало прежнего мира, просто был я и Олух, а что произошло на нем и со мной — неясно… Что я ещё не помню? Кого я ещё не помню? На меня накатывает тревога. — Плевака, расскажи мне, что случилось! Здесь и сейчас, я должен знать, что произошло! Что с деревней? Кто ещё погиб?! Я помню про отца, приплыли берсерки… Да, точно, они нам что-то предъявили, какую-то претензию, причём глупую! Мы ничего плохого не совершали! Ну же, Плевака, ну же! Одна секунда отделяет меня от правды. Одно мгновение, одна разгадка, может, одно слово, и воспоминания вернутся. Я чувствую, они близко… Хотя, может, это все резкий адреналин… Идиллию непонимающего меня и растерянного Плеваки нарушает одна из помощниц Готти. Её голова осторожно появляется в проёме. — Тебе нужно выпить немного воды, Иккинг. Тебе нужно пить воду. Выпить немного воды. Немного воды. Немного… …воды. Я, медленно проходясь взглядом по помещению, перевожу глаза на кузнеца. Вода… Море… Астрид. — Где Астрид, Плевака? Он мрачнеет. Пламя свечи так колышется, что лицо викинга все больше погружается в тень. — Вспомнил-таки… Ну да… Как её забыть… Я долго смотрю в его глаза в ожидании ответа. Наконец, он произносит: — Я… Я не знаю, Иккинг.