Сердце ангела

      Чёрная прядь едва-едва покачивалась на ветру. Кисаме старался не обращать внимания, но взгляд сам-собой возвращался. Итачи спокойно пил чай, словно, не замечая собственного распутства. Но он замечал, более того, намеренно слегка покачивал головой, стараясь выбить из-под платка побольше волос, пока матушка не видит. Хошигаке сглотнул. — Мужская половина будет праздновать в саду с боями, лошадьми и прочим, в это я не лезу, обсуждайте эти дела с Фугаку-самой. Меня, как мать, заботит женская половина. Для начала, торжество пройдёт во дворце, ваш шум будет нам мешать. Итачи как невеста обязательно будет праздновать на женской половине. Знаю, обычно так не делают, когда оба супруга мужчины, но я настаиваю, — Микото постукивала ногтем по столу, совершенно не замечая, что её не видят и не слышат.       Итачи смущённо опустил глаза. Кисаме резко отвернулся, испугавшись что внимание стало через чур навязчивым. Как вдруг ноги коснулась ножка в плетёной сандали, провела большим пальцем. Юный Учиха всё ещё смотрел куда-то вниз, словно ничего не делал. Но не могла же замужняя женщина при сыне подобное вытворять, а больше никого рядом нет. Скулы Хошигаке стали пурпурными. — Платьев будет как минимум три, одно для церемонии во дворце, второе для церемонии в городе, третье для встречи иностранной делегации. Нет, три слишком мало, лучше, как минимум по два платья на каждый день праздника, — Микото всё продолжала и продолжала, делая столь редкие паузы, что речь превращалась в тягучий, непрерывный поток.       Такой плотный, что даже Итачи не мог вслушиваться с должным вниманием. Хотя возможно внимание сконцентрировалось на ноге, неумолимо поднимающаяся всё выше и выше. Она вполне могла достигнуть паха, если бы стража не огласила приближение Фугаку. Старший Учиха практически бежал к беседке, излучая столь тёмную ауру, что даже дети перестали играть. Саске вовсе отступил, зайдя за плечо друга. — Почему это здесь сидит? Почему это вообще имеет наглость сидеть за столом с приличными представителями ада?! — не став отягощать себя приветствием, впрочем, и приличным тоном, рявкнул Фугаку, — Какого беса этому вообще позволили остаться наедине с моей семьёй! — Отец, — Итачи поднялся, попытавшись выступить в защиту будущего супруга.       Но тот послушно встал, совершив глубокий поклон отошёл в сторону. Старший Учиха осадил сына открытой ладонью, сосредоточив всё своё внимание на возможном зяте. Кисаме не смел распрямлять спину без позволения. — Твоё место за слугами, грязное животное, — Фугаку ударил тыльной стороной ладони. Целился по щеке, но из-за положения попал по уху, сделав удар сильнее. Хошигаке молча кивнул, попятился встав за слугами. Служанки тихонько хихикнули, переглянувшись. — Даже когда вы поженитесь, я буду ближе к Итачи-сану, — едко заметила Изуми, скосив взгляд.       Кисаме смотрел под ноги, не собираясь отвечать на выпады кого бы то ни было. Итачи сжал кулаки, но тоже смолчал. Фугаку сел за стол, топорща перья. Даже не собирался успокаиваться, лишь искал на чём бы выместить злобу. Взгляд зацепился за клетку. — Что это за дрянь? Кто её сюда притащил? — Это подарок от Кисаме, — коротко ответила Микото. — Подарок значит, — Фугаку скосил взгляд на будущего зятя, — Тогда пусть её ощиплют и подадут к столу.       Итачи сглотнул надеясь, что отец успокоится, но тот продолжал. — Я сказал, пусть её ощиплют и зажарят, немедленно, — Старший Учиха треснул кулаком о стол. Слуги шевельнулись, не торопливо направившись к клетке, они знали, что их отдёрнут или скорее ждали, когда их отдёрнут. — Ты не посмеешь! — Итачи резко поднялся, сжав кулаки. — Когда у тебя успел прорезаться голос? — едко поинтересовался Фугаку, постукивая пальцем по столу, — сядь и не позорь меня. — Я не смогу опозорить тебя больше, чем ты сам! Мало того, что ты открыто призираешь волю правителя ада, так ты ещё ведешь себя словно истеричный гоблин! Ты гость, гость на моей свадьбе, свадьбе великого визиря адской империи и ты не смеешь унижать меня, моего мужа, мои подарки и мой праздник! — Итачи резко развернулся на каблуках, махнул страже, перестав кричать, — Мой отец больше не великий визирь, он больше не визирь вовсе, так что все его приказы не будут исполнятся без моего позволения. Пусть клетку унесут в мои покои, Кисаме за мной.       Сначала двинулась стража, затем слуги и только после Хошигаке. — Только Кисаме! — возмутился Итачи, заставив слуг пристыжено отступить, и пошёл прочь. — Немедленно вернись, дерзкий мальчишка, — кричал Фугаку, но побежать за старшим сыном не решился.       Кисаме опустив голову последовал за женихом вглубь сада. С ними так же шла стража, пусть и в отдаление. Уже ставились шатры из белой ткани, огромные прямоугольные для многочисленных знатных гостей, небольшие шестиугольные для визирей и приближённых и один большой, восьмиугольный. Расшитый золотыми волнами с огромным, морским змеем, показывающим свои кольца. Разжигали факела, кованные металлом мангалы для жарки мяса. Развесили флаги и гобелены с гербом клана Учих, белым веером с красным основанием. Только одним гербом. Засыпали песком небольшую арену для боёв. Высаживали цветы разных оттенков красного. Слуги суетились словно муравьи, сливаясь в одну движущуюся массу.       Итачи успокоился, бредя вдоль кустов роз. Часто оборачивался, надеясь, что первым тишину нарушит жених. Но тот шёл молча, смотря поверх макушки скрытой платком. — Кисаме, — тихонько позвал Учиха. — Да, Итачи-сама? — Кисаме поклонился. — Не зови меня так, — буркнул с детской обидой в голосе Итачи. — К великому визирю положено… — Хошигаке осёкся, поймав на себе косой взгляд красных глаз, — Как скажете, Итачи-сан. Это то, что вы хотели обсудить? — Нет, то есть не только это, — смущённо забурчал Итачи, опустив голову, — Кисаме, ты, у тебя, умм, есть кто-то, кто тебе нравится? — Нету, Итачи-сан, — Кисаме совершил ещё один поклон. — Получается, я тоже тебе не нравлюсь? — остановившись Учиха медленно развернулся, подняв заметно потемневшие глаза. — Я не это имел ввиду, — с заметной растерянностью поспешил ответить Хошигаке, но его остановила раскрытая ладонь, — Итачи-сан. — Всё в порядке, тебе нет нужды оправдываться, — Итачи хотел сделать глубокий вздох, но вышло рвано, — Я не злюсь, всё-таки это замужество исключительно моя прихоть, а ты лишь подчинился ей. Но увидев твой подарок, я решил, может для тебя она не такая уж нежеланная. Я ошибся?       Кисаме помедлил, съедаемый пронзительным и тоже время печальным взглядом. Раздался глухой удар, собрав на себя внимание как слуг, так и паши. Уронили котёл для масла, к счастью пустой. Учиха облегчённо выдохнул, только сейчас заметив, что Хошигаке выставил руку, отгораживая его от источника шума. И ведь даже стража не успела среагировать. — Кисаме, — но стоило Итачи потянуться к крупной, мозолистой ладони, как та отдёрнулась, — я тебе противен? — Ну что вы, я глубоко уважаю вас. — Только уважаешь? Неужели ничего кроме моего титула, ты не видишь? — Я не совсем понимаю, чего вы хотите от меня услышать, — честно сознался Кисаме. — Я хочу услышать, что ты ко мне чувствуешь, — Учиха сделал два шага вперёд, коснулся щеки сначала подушечками пальцев, затем всей ладонью, намеренно задев складочки жабр под глазом, — Если ты не хочешь этой свадьбы, ещё не поздно всё от… — Как хорошо, что я вас нашла! — воскликнула Цунаде, мчась по саду со стремительностью породистой кобылы. За ней, словно на телеге ватага служанок, приподнявших длинные платья чтобы не споткнуться, — А чем это вы тут наедине занимаетесь? Всякими непотребствами? Нельзя-нельзя, это же плохая примета!       Итачи отпрянул, спрятав руку в длинном рукаве кимоно. Словно украл это лёгкое прикосновение. Улыбаясь со светским безразличием Цунаде приобняла Учиху за плечи, прижав к себе. Стараясь отодвинуть и даже частично закрыть того от будущего супруга. Кисаме поклонился в знак приветствия и глубокого почтения. — Что вы, я бы не посмел, мы просто беседовали. — Ах беседовали, интересно о чём? — с девичей наивностью Цунаде захлопала пышными ресницами, смотря исключительно на Итачи. — Ни о чём, — буркнул Учиха, попытавшись высвободится из объятий, но плечо только крепче стиснули, — отпустите… больно. — Ну-ну, мне же интересно, я тоже хочу погулять по саду, побеседовать, — притянув Итачи ближе, Цунаде развернулась, пошла вперёд. Не оборачиваясь дёрнула рукой, поиграв перстнями, лязгнувшими друг об друга, — как ты? Как здоровье? Хорошо себя чувствуешь? — Всё нормально, — буркнул Учиха, искоса взглянув на Кисаме, что вместе со служанками не пошёл дальше. После разговора ничего на его лице не изменилось, никакой новой эмоции, никакого знака, что эта любовь взаимна. Итачи опустил голову, больше не оборачиваясь.       Дождавшись, когда Валиде с визирем отойдёт на достаточное расстояние, служанки и стража разноцветным пятном поплыли по дорожки. Как бы не хотели уединения высшие демоны, во дворце оно невозможно. Остался лишь Кисаме, выдохнув с облегчением. — Так забавно наблюдать за тем, как Итачи пытается добиться невоз~зможного, — шипящий голос прозвучал отовсюду и в тоже время из неоткуда. Ветки магнолии шевельнулись, на одной, особо крупной, отдыхал пурпурный змей, медленно подмигивая крупным, жёлтым глазом, — Раб — это предмет мебели, у мебели нет ни чувств, ни желаний, только функции. Твоя функция убивать, а не играть в «жених и невеста». — Вы подслушивали? — Кисаме перевёл внимание со змея на каменную лавку, где, сложив ногу на ногу сидел Орочимару. — Нет, я подс~сматривал, — с самодовольной усмешкой поправил лекарь, лёгкий порыв ветра, встревожил копну чёрных волос, закрыв ими часть лица, — Вы с Итачи как две птицы разных видов, поёте громко, а друг друга не понимаете. — От вас пахнет мокрой псиной! — Хошигаки закрыл нос, стоило ветру дойти до него. Запах для его нюха оказался столь резким, что выбил мысли из головы. — А от тебя унынием и бес~схребетностью, — Орочимару хмыкнул, — Цербера ходил проведать, вот и ос~стался запах. — Цербер пахнет не так, — уверенно ответил Кисаме, всё ещё зажимая нос. — А ты его нюхал? — Орочимару тихонько посмеялся, частично закрыв согнутым пальцем губы, — Мой запах правда тебя нас~столько волнует или ты просто пытаеш~шься уйти от темы, Хошигаке? Ты умело строишь из себя простака. — Приходилось, — Кисаме сощурился, — С вашим умением строить из себя кого угодно, мне не сравнится. Это вы сказали Валиде-саме, что мы здесь? — Делать мне больш~ше нечего. Изуми за ней погарцевала, стоило вам отойти. Интерес~сно, а Итачи не знает чья она ручная обезьянка или намеренно её рядом держит? — Не держите Итачи-сана за дурака, — Хошигаке цокнул, вздёрнув край верхней губы, — Что вам нужно? — А что нужно тебе? Повелитель давал тебе вольную — ты отказался, предложил дворец — ты его не принял и вот сейчас ты готовиш~шься взять в жёны великого визиря адской империи. Похоже ты прос~сто ждал, когда тебе предложат нужное. Хитрец. — Всё-то вы знаете, Орочимару-сама. Это я так понял, вы тоже подсмотрели, а не подслушали, — саркастично заметил Кисаме, сощурившись. — Именно так, — поднявшись в одно движение, Орочимару словно в тот же миг оказался вплотную к Кисаме, — Не знаю какие у тебя мотивы, но продолжай, мне интерес~сно чем всё это кончится. Вашей отрубленной головой или может головой кого-то поважней. — Смотрите как бы это вашей головой не кончилось, с таким-то любопытством, — Хошигаке клацнул зубами, не позволив к себе прикоснутся. — Во все глаза с~смотрю, во все глаза, паша, — ухмыльнувшись Орочимару подмигнул и исчез, словно его и не было.       Кисаме рыкнул, резко развернулся на каблуках и бросил гальку, прямо в лежащего на магнолии змея. Тот выпрямился, прошипел открыв пасть, а затем скользнул прочь. — Итачи, не забивай голову лишними мыслями. Невесте впору думать лишь о том, как мягко будет брачное ложе и как красиво платье, — нараспев вещала Цунаде прямо в маленькое ухо. Пожалуй, слишком маленькое для столь громкого голоса, — Жених же вообще не должен ни о чём думать, он должен лишь радоваться, что у него такая прекрасная невеста! — Ага, — безразлично бурчал Итачи, наблюдая как прыгают по веткам пёстрые воробушки. — Вы волнуетесь, это нормально, но нужно отгонять от себя дурные мысли поганой метлой! Вот мы сейчас платья будем мерить, ткани такие красивые, такие лёгкие выбрали. Вы будете в платье как бабочка в лепестках розы! — Цунаде похлопала в ладоши.       К беседке сразу же прильнули служанки, держа на вытянутых руках платья. Расшитые золотыми нитями, разных оттенков красного. От тёплых до холодных, красно-розовое словно спелая клубника, пунцовое, рубиновое. Вот только чёрно-красного, цвета заката над адом, то самое, что выбрал Итачи, не было. Впрочем, ему уже не было никакого дела. Учиха положил подбородок на стенку беседки. Особо крупный воробушек распушил перья, спустился на пару веток вниз к паре других и начал пихать брюшком другого, тоже распустившегося. Они разругались на своём птичьем, но драться не спешили. Валиде продолжала что-то говорить про платья. Только Итачи понимал её не больше, чем сорящихся воробьёв. В голове словно густой щербет волновался, грозясь вылиться из ушей. И плавал в этом щербете образ Кисаме, растерянного, напуганного, ни капли не влюблённого. Учиха с самого начала понимал, что Хошигаке никогда не будет любить его так же сильно, как он любит его. Но надеялся, что хоть капля чувств зародится со временем. Как зародилась у родителей. Совершенно не задумывая о том, что может зародится ненависть или отвращение. По крайне мере до этого момента. — Дей~да~ра, — певуче вытягивая гласные позвала Карин, прежде чем резко ухватить Тсукури за плечи, — весь дворец значит работает без продыху, а ты как обычно отлыниваешь! А ну живо в сад, пока я тебе уши не открутила! — А ты чем занята, да? Смотришь что другие делают? Тоже мне работа, — Дейдара отпихнул от себя калфу, не оценив шуточное нападение. — Моя работа, не твоя забота! Даже если и слежу, тебе же лучше. Ты как огр, работать можешь только когда у тебя на шее сидят и следят, чтобы ни шагу в сторону не сделал, — поставив руки в боки Карин покачала головой. — Раз я огр, хм, то ты получается гоблин? А что, похоже, особенно нос, — встав в такую же позу Дейдара насупился. — Что ты сказал про мой нос?! — Рявкнула Карин, топнув, — иди работать, бестолочь! — Я итак работаю, да. К твоему сведенью, меня приставили к фавориту Дьявола, и я должен быть рядом, если ему что-то понадобиться, — Тсукури сложил руки на груди, вздёрнул бровью с важным видом, — Так что из нас двоих бездельничаешь только ты.       В этот момент по золотому коридору прокатились стоны один за другим. — Ах, Какузу, да! Господь всемогущий, да, — отчётливо слышался голос Хидана. — О, я вижу, без тебя они никак не справятся! — саркастично бросила калфа и схватив за руку потащила в сад волоком, — Давай-давай, не зли меня, пошли, у нас полно работы.       Как бы Дейдара не упирался, не хватался за колонны грозясь сорвать когти, его вытащили в сад. Тсукури, конечно, никогда особым рвением к работе не отличался, но этот случай особенный. Он так сильно не выносил великого визиря, что готов хоть весь день просидеть под дверью, выслушивая грязные крики. Во всём аду нет демона, которого Дейдара ненавидел бы больше, чем Итачи Учиху. И, не то чтобы этому была конкретная причина. У них не случалось конфликтов, более того, они толком и не разговаривали никогда. В чём же причина такой ненависти? Ну… — Избалованный сын шакала, хм, — бурчал Тсукури, развешивая шёлковые ленты, — чтобы мы не сделали, у него мина словно ему в щербет нассали. Или: — Весь день только и делает, что сидит и вздыхает, да. Тоже мне страдалец, в жизни ничего тяжелее пера не держал, а строит из себя раба на галерах, — и бурчал Дейдара, перенося горшки с цветами. Ну и: — Водоросль безвольная, хм, ему титул дали за красивые глаза? Великий визирь обязан быть сильным и жестоким, а он, тьфу, — и продолжал бурчать сидя на коленях перед клумбой.       В общем причин так много, что понять конкретную окружающие не могли. Да и сам Тсукури похоже не понимал, лишь чувствовал. Впрочем, правда такая вещь, что порой проявляется совершенно неосознанно. — Если бы мне дали возможность выбрать мужа, хм, я бы от радости умер, а не страдал в беседке из-за цвета платюшка, — практически неслышно пробурчал Дейдара.       Придвинув к себе горшок с цветами. Красные словно кровь, длинные бутоны формой схожие с чашей, закланялись. Улыбка тронула губы, Тсукури погладил махровые лепестки. Как же долго ему не удавалось выбраться из дворца. Всё время занимало воспитание новеньких наложниц и присмотр за ними. А ведь раньше, ещё до того, как был продан, Дейдара постоянно ковырялся в земле. Часами сидел под солнцем, выкапывая куски глины, и всё только ради того, чтобы слепить какую-нибудь фигурку. Причём столь несуразную, что стыдился обжечь её в печи. Никто такую не купил бы, а сестра и дедушка только посмеялись. Но одну, формой напоминающее яйцо, впрочем, и размером, всё же обжёг, спрятав между кувшинами. По задумке это сова, сложившая крылья, в реальности комочек с двумя складками и чёрными отверстиями вместо глаз. И пусть Тсукури не сильно скучал, фигурку берёг, как единственное напоминание о доме. А ещё, именно благодаря ей случилась она — сладкая, запретная, превосходная любовь. Дейдара вынул из кармана платок, расправив одним движением, протёр пролитый чай, сдвинув чашку. Остальные слуги уже ушли, а он продолжал вытирать поднос, стараясь не разлить ещё больше. Поднял чашу, протер снизу и только сейчас заметил лежащую на полу фигурку совы. — Вот же, блять, — выругавшись Тсукури огляделся. Слуги ушли, а демон, которому подали ужин ещё не пришёл, значит никто не должен заметить.       Придвинув ногой глиняшку, присел схватив её и резко выпрямился. Сунув в карман, столкнулся взглядом с серо-коричневыми глазами. Сасори вскинул бровью с явной издёвкой, протянул руку. — Что у тебя там? — грубый, низкий голос приковал к полу, — Дай сюда. — Ничего, да, — пискнул Дейдара, опустив глаза. — Давай сюда, — поманив рукой потребовал Акасуно, — Не бойся, я не стану ругать тебя за воровство. Просто отдай и на этот раз я забуду о случившемся. — Я не вор, хм, — Тсукури не поднимая глаз вложил в ладонь фигурку, — Я уронил её. — Уронил значит, ну такой вещички в моей коллекции точно нет, — повертев немного фигурку поднял к свече, чтобы разглядеть получше, — Сам сделал? — Да, я… это не особо удачная, — неловко оправдался Дейдара. — Разве неудачная? Выглядит довольно мило, — зажав сову между большим и указательным пальцем Сасори улыбнулся.       Дейдара густо покраснел. Акасуно прославился как демон серьезный, даже бесчувственный, его эмоции появлялись реже штиля в бурлящем море. Вот одна наконец появилась и из-за чего, из-за несуразной глиняшки. Тсукури стоило опустить голову, он уже пересёк все грани приличия, но физически не мог перестать смотреть. — Я дам тебе за неё золотой, — спрятав фигурку в кулаке, Сасори полез в кошель. — Я… я не могу её продать вам, хм, — робко возразил Дейдара. — Это вещь важна для тебя? А если пять золотых? — улыбка всё не исчезала с круглого лица. — Нет, прошу простить. Она не стоит пять золотых, она ничего не стоит, это просто кусок глины, хм, — слегка согнув колени Тсукури поклонился, — Но если хотите, я могу сделать вам похожую, да. — Ты ошибаешься, творения чьих-то рук стоят столько, сколько за них готовы заплатить. И твоя работа стоит браслета с моей руки, сделаешь похожую и получишь его, — Акасуно протянул фигурку владельцу. Но когда тонкие пальцы коснулись глины, обхватил руку словно капкан, дёрнул на себя заставив подойти, — как твоё имя? — Дейдара, — лицо и шея запылали от прилившей крови. — Я буду с нетерпением ждать, когда ты вернёшься в мои покои, Дейдара, — большой палец огладил запястье поперёк, а затем хватка ослабла.       От воспоминаний к шее, ушам и лицу вновь прилила кровь. Тсукури тонко взвизгнул, практически перейдя на ультразвук, опустив голову в зелёные листья. С тех пор прошло не мало времени, он не раз посещал покои визиря. Но встречи доходили максимум до легкого соприкосновения ладоней, а иногда им не удавалась даже парой слов перебросится. Слуге, да ещё и управителю гарема заводить отношения не положено, тем более с визирем. Он собственность дворца, если перестанет быть нужен, его выдадут замуж за того, кого Валиде посчитает нужным. В отличие от Учихи, даже спрашивать не станет. От внезапно нахлынувшего волнения руки сами полезли в складки платья, нашли внутренний карман где лежал толстый золотой браслет, увитый мелкими рубинами. Дейдара ни разу его не надевал, никому не показывал, даже не вынимал. Хранил как самый-самый ужасный секрет, хранил вместе с чувствами что так тянули в сердце. Выдохнул, утёр пот тыльной стороной ладони, успокаиваясь упустил звук приближающихся шагов. Лишь в метре от себя, боковым зрением заметил туфли из красной кожи и край мужского платья. Поспешно опустил голову, думая, что его, как любого слугу, попросту не заметят. Только туфли остановились буквально в десяти сантиметрах от него, направив носки к клумбе. — Какой красивый цветок спрятался в зелени клумбы, раньше я его здесь не видел, — этот низкий, тяжёлый голос Дейдара узнает из сотни. — Дана! — Тсукури чуть ли не подпрыгнул, выпрямившись. Запоздало замотав головой, осмотревшись. К счастью они были наедине. Видимо остальные слуги ушли украшать другую часть сада, оставив зазевавшегося управителя.       Сасори приподнял краюшек губ, рассматривая покрасневшие личико со смазанной грязью на щеках и частично на лбу. — Надеюсь ты не носом копал себе грядку, цветочек. Бутону положено возвышаться над землёй, а не наоборот, — в голосе слышалась беззлобная насмешка. — Нет, я, хех, вовсе не носом, прошу простить, — засмущавшись Дейдара вытер щёку рукой, только добавив грязи. Акасуно сделал шаг вперёд, вынув шёлковый платок вытер сначала щеки, затем лоб, усиливая красноту кожи. Словно взамен земли размазывал румянец, — Неожиданно видеть вас в саду, дана. — Что во дворце, что здесь столько шума и возни, словно завтра не свадьба, а война, — прикрыв на миг глаза, Сасори вернул выражению лица привычное безразличие. Отпрянул встав боком, спрятал платок обратно. — Лучше уж война, чем свадьба, на войне я бы мог послушать грохот ваших пушек, да, — Дейдара тоже встал боком, опустил голову, стараясь сделать вид что они не разговаривают. Хотя бы для тех, кто мог бы видеть их издали. — Не беспокойся, услышишь. На свадьбе будут стрелять, к ночи запустят салюты, — Акасуно скосил взгляд, — В походе я купил отличный лазурит, голубой цвет получится особенно насыщенным. — Лазурит… — Тсукури сглотнул, поджав колени зажался, стараясь стать как можно меньше. — Тебе не понравился подарок? — Нет, что вы, очень-очень понравился! Рисунок такой красивый, на нём словно не я, а вот камень… — сглотнув Дейдара пискнул тихо, точно мышь, — я его потерял, простите, хм. — На нём ты, просто видимо даже ты сам не видишь всей своей красоты, её вижу лишь я, — выдохнув Сасори хмыкнул, — Как так вышло? — Я не думал, что в свёртке будет что-то ещё, да, камень выпал и закатился. Пришла Карин, мы повздорили и в общем когда я вернулся камня уже не было, — делая долгие паузы и часто запинаясь рассказал Тсукури, покусывая нижнюю губу, — мне так жаль. — Ты расстроился? Это просто камень, он не стоит твоего волнения и тем более печали, — хитины на хвосте напряглись, стоило визирю услышать разговор служанок чуть дальше по аллее, — Давай отойдём, здесь мы как на ладони.       Дейдара кивнул, они зашли за зелёные стены кустов, отгораживающие основную часть сада от входа в личный зоопарк повелителя. Здесь в тени раскидистой сливы стояла лавочка, засыпанная лепестками. Столь незаметная, что её даже почистить забыли. — Ты должно быть устал, присядь, — Сасори указал раскрытой ладонью на место, полностью скрытое от лучей солнца. — Вы стоите, мне не положено… — Сядь-сядь, — спокойно повторил визирь, надавив на плечо, — если кто-то и придёт, они сначала заметят меня, а у тебя будет возможность спрятаться.       Тсукури медленно опустился на скамью и только сейчас в полной мере ощутил насколько сильно болят ноги. Выдохнул облегчённо. Сасори же остался стоять, смотря не на собеседника, а на дерево, словно искал там что-то. — Я больше не из-за камня расстроился, — сглотнув продолжил прерванный разговор Дейдара, — Это же ваш подарок, а я его так нелепо лишился, вы наверняка разочарованы. — Так ты из-за меня переживал, как очаровательно, — Акасуно хмыкнул, — не забивай свою милую головку. — Хорошо, — Тсукури кивнул, немного помедлил перед тем как спросить, — Так странно, хм, видеть вас вне кабинета, непривычно. Но я не говорю, что это плохо, наоборот, хотелось бы с вами прогуляться. — Я не большой любитель прогулок, на самом деле я не гулять вышел, — Сасори вынул из рукава серебряную коробочку с крупными яхонтами на крышке. Покрутил немного прежде чем подсунуть под любопытный нос, неустанно следующий за ней, поддел пальцем засов, а там содержимое само открыло коробочку. Крупный красный скорпион выполз на вовремя подставленную ладонь, щёлкая клешнями, — красивый, правда? — Я…я не знал, что в саду, хм, водятся скорпионы, да, — напугано промямлил Дейдара, отпрянув как от огня. — Памятный подарок из недавнего похода. Поймал его в поле, пока держали осаду, заполз к лошадям, такой шум поднялся. Это перечный скорпион, судя по количеству зубчиков на спине ещё молоденький, — Сасори говорил с наслаждением, переворачивая руку, чтобы ползущий подарок не свалилось, — Не бойся, он привык к рукам, не ужалит. — Это хорошо, но всё же прошу, хм, уберите его от меня, он страшный, — жалобно попросил Тсукури, вжав голову в плечи. Наблюдая как, скорпион перебирает маленькими, волосатыми лапками, невольно чувствовал, как эти самые лапки бегают по нему. — Страшный? — визирь поднёс руку к лицу, причём так близко, что, свесившись скорпион практически касался губ, — у нас с ним один общий предок, надеюсь страшность мне не передалась. — Простите, я не хотел обидеть вашего дедушку или бабушку, или вас. Вы совсем не страшные, просто я не очень люблю насекомых и, ну, хм, простите, — лицо Тсукури залило стыдливым румянцем. — Для начала это не насекомое. А для конца, я не стал бы держать своего дедушку в коробочке, — Акасуно опустил скорпиона обратно в коробочку, защёлкнув крючок спрятал обратно, — Мы с ним не родственники, конечно же. Просто один из представителей его вида стал когда-то частью основателя моего рода. — Как интересно, мой отец никогда не говорил от кого мы произошли, — Дейдара вздёрнул плечами с заметной брезгливостью, — наверняка от какого-то раба или землепашца. — Это не важно, по крайне мере для меня, — подойдя к скамье, Сасори наконец перевёл внимание на Тсукури, ну точно только, что того заметил, — когда я смотрю на тебя, весь мир становится не важным.       А затем наклонился вперёд, сомкнув губы. Их долгожданный, первый поцелуй длился каких-то пять секунд. Но вышел столь сладостный и прекрасный, что в голове помутнело, тело потеряло силы, а сердце зашлось бешенной пляской. Потребовалось время чтобы прийти в себя. К тому моменту Сасори ушёл, а вокруг… — О великий Дьявол, — спохватившись Дейдара метнулся сначала в одну сторону тропинки, потом в другую, оглядываясь словно птица услышавшая шорох листвы. Но это лишь ветер. Никого не найдя Дейдара выдохнул, не почувствовав взгляд хищника, что сидел в засаде всё это время.