Сердце ангела

      Хидан плавно покачивал бёдрами, сладко всхлипывая от каждого движения. Его крылья и руки плотно, но в тоже время бережно зафиксированы чёрными нитями ауры, вздёрнуты вверх. Какузу старался сдерживаться и дать ангелу возможность самому поработать тазом. Но руки, точно зачарованные двигались по бёдрам. — Не получается, — с досадой протянул Хидан, — он не достаёт. — Не достаёт до приятного места? — Дьявол приподнялся, прихватил шею губами в нескольких местах, — ты любишь, когда он весь внутри, да? Похотливый ангел, сядь на него полностью. — Я не похотливый, — тяжело дыша пожаловался ангел, зажмурившись, — просто не получается. — Прости-прости, конечно не похотливый. Ты чистый, безгрешный ангел, — баюкающим тоном произнёс Какузу, уложив ладонь на поясницу. Чёрные нити зашевелились, распушив чисто-белые перья, — который любит мой член глубоко в заднице. — Да, хочу глубже, — не считав усмешки, Хидан старательно гнул спину, но член только выскальзывал, не заходя ни на миллиметр глубже, — Какузу, не получается. — Не получается, не получается, ты просто плохо стараешься, — Дьявол сдавил пальцами бока, заставив сесть ровно, — прижмись ко мне, давай. — Не получается, — в очередной раз повторил ангел, лизнув рога. Они стали ещё больше походить на корону, насытившись зелёным светом, сочившемся из многочисленных шрамов, точно изумруды в витых узоров.       Какузу низко простонал, жест действовал на него безотказно. Чёрные нити отпустили руки, дав ухватиться за плечи, перед тем как Дьявол начал резкие, глубокие толчки. Хидан закричал от наслаждения. И эти крики мог прервать разве что поцелуй, долгий, тягучий и сладкий словно мёд.       Как вдруг раздался настойчивый стук. От неожиданности Дьявол сомкнул зубы, прикусив розовый язычок. Ангел всхлипнул, зажмурившись. Пара ярких капель окрасила губы точно помада. Все свечи разом потухли, тьма окутала покои, выползая из каждой щели извивающимися щупальцами. — Кто посмел меня тревожить?! — низким голосом рявкнул Дьявол, точно дракон огнём плюнул. Но при виде сморщенной мордашки Хидана, вмиг остыл, спросил тихо, ласково, — очень больно? Покажи.       Ангел отрицательно помотал головой, спрятал носом в изгибе шеи. Больше встревоженный, нежели страдающий от укуса, пригрелся под поглаживаниями широкой ладони. — Повелитель, прошу простите за беспокойства, но церемония, — промямлили из-за двери, дрожа так, что отчётливо слышался стук зубов. — О, обязательно прощу, но сначала я оторву твою наглую, — стоило осязаемой злобе начать концентрироваться вновь, как Хидан мазнул губами по линии подбородка и всё мгновенно стихло, — агх, ладно, пошёл прочь, помню я про эту треклятую свадьбу!       Какузу отпрянул, слизав капли крови возобновил поцелуй. Провёл ладонью по бедру, дойдя до ягодиц чуть прихватил. Старательно зализал ранку на языке, точно извинился. Уложив наложника на кровать, приподнял бедро возобновив фрикции, проникая глубоко, но плавно. До сладостного момента, когда волна возбуждения перельётся через край. — А что это за свадьба такая? — поинтересовался Хидан, вытянувшись вдоль скомканных простыней. После секса ему до боли в желудке хотелось есть. И прямо сейчас он, не боясь испачкать простыни, поглощал кусочки тушенного ягнёнка. — Свадьба — это союз двух демонов для подкрепления статуса, увеличение доходов и конечно, рождения законных наследников, — Какузу, более чем сытый и довольный, застёгивал многочисленные пуговицы длинной рубашки из изумрудного шёлка. — Звучит скучно, — собрав кусочком печёного картофеля густую подливу, ангел отправил его в рот вместе с кончиками пальцем, — тебе обязательно туда идти? — Это и правда скучно, но формальную часть скрашивает праздник. Бои на саблях, скачки, музыка, а ещё огромное застолье, — подкатав рукава Дьявол подошёл к кровати, поцеловал пряные от специй губы, — а в конце замужняя пара уединится, чтобы заняться похабными вещами. И мы с тобой последуем их примеру. — Я тоже хочу на праздник, — с детским задором потребовал Хидан, встав на колени, — Можно я пойду с тобой? — Со мной нельзя, — начал было Какузу, но его прервали. — Почему?! Ты будешь веселиться, а мне прикажешь тут сидеть и ждать? Это не честно, я тоже хочу свадьбу! — капризно протянул ангел, завалившись рядом с тарелкой. Набил рот, продолжая бурчать что-то, точно сердитый хомяк. — Нашу что ли? Хах, — Дьявол сел рядом, погладил по волосам, стараясь успокоить, но получил по руке, — не дуйся, ты тоже пойдёшь на праздник, только не со мной. — А я хочу с тобой, — пережевав Хидан утёр губы, перевернувшись. Уложил щеку на колени, комкая край рубашки в руке, — рядом с тобой спокойно. — Ты боишься из-за случившегося? Всё хорошо, больше никто не посмеет тебя обидеть, Фуу отослали в старый дворец, — Какузу хмыкнул, проведя по волосам, — ты будешь праздновать на женской половине, там будет Валиде, она не позволит чтобы кто-то тебя тронул. — Ничего я не боюсь, просто хочу с тобой, — буркнув ангел, резко поднялся на руках, — но я мужчина, значит я не могу праздновать на женской половине! — Ты как маленький, — Дьявол потёр висок, — ты как раз-таки должен праздновать исключительно на женской, ты наложник.       Хидан закусил нижнюю губу, перевернулся на спину, но не полностью из-за крыльев лежащих, с одной стороны. Грудь заметно округлилась, на животе образовались горизонтальные складочки, а между ног стало не хватать важной детали. Ангел свёл колени, не дав рассмотреть детальней. Всё тело в целом стало заметно меньше, черты лица смягчились. — Тогда если я буду женщиной, то могу пойти на мужскую половину? — голос тоже стал мягче, но оставался всё таким же звонким. — Нет, — едва смог выдавить из себя Какузу. Потянулся к груди, едва коснулся налитого соска, как Хидан сел, зыркнул из-за плеча с явной обидой, но дьяволу было не до того, — ты как это… Ты как это сделал? Как это вообще? Ты разве не мужчина? Или ты женщина что притворялась мужчиной? Или… — Я ангел, — коротко ответил Хидан, медленно вернувшись в мужское обличье, — ангелы не имеют пола, мы можем быть как мужчиной, так и женщиной, так и просто чем-то среднем. Мы выбираем ту форму, в которой удобнее всего, я выбрал мужчину, потому что с грудью косой пользоваться не удобно. — А ты можешь обратно стать, ненадолго, на пару раз для разнообразия, — Какузу залез на кровать, но наложник юркнул от него под одеяло, — ну Хидан, разочек, прошу тебя. — Возможно, если ты разрешишь пойти с тобой, — с лукавством самого настоящего демона, ответил Хидан. — Ах ты, шантажировать меня вздумал, — навалившись сверху, Дьявол, сомкнув объятья притянул к себе одеяльный ком, не беспокоясь что помнёт рубашку, — я не могу, при всё желание, таковы многовековые традиции, не мне их нарушать. — Разве ты тут не самый главный? — буркнул Хидан, заёрзав в одеяле, из-за крыльев слишком тесно. — Главный, но я не могу делать всё что мне вздумается. И тем более, не могу делать всё что вздумается тебе, хотя, когда ты строишь такую моська, это ужасно сложно, — Какузу коснулся щекой виска, потёрся ласково, — вечером ты снова ко мне вернёшься и завтра мы пойдём на общий праздник, вместе, обещаю. — Этим же вечером, обещаешь? — получив уверенный кивок ангел обречённо выдохнул, надув губы, — Ладно, но, чтобы ты знал, я не доволен и всё ещё хочу на твою половину праздника. Хотя бы посмотреть. — Я вижу по лицу, — взяв лицо в ладони, Дьявол оставил поцелуй посередине лба, — мы увидимся быстрее чем ты успеешь соскучится, одевайся.       Но подняться ему не дали, повалив на кровать. Хидан навис сверху на вытянутых руках, лизнул поперёк губ. — Мы сделаем это ещё раз? На прощание, — ангел наклонился, положив на щёку ладонь поцеловал, прижавшись грудью к груди. Тяжёлые ладони заскользили вниз по спине.       Какузу вновь пришлось застёгивать пуговицы, пока Хидан, заметно повеселевший, кружил вокруг. Подол длинного, персикового платья развивался, открывая то босые стопы, то голую голень. Ангел подхватил с подноса особенно крупный фрукт. Счистил кожицу с крючковатыми шипами с одного бока и впился в полосатую, мясистую мякоть. Вновь закружил, едва слышно чавкая. — Ты подавишься, — предостерёг Дьявол, поправив воротник, — сядь подожди меня, ещё успеешь натанцеваться, так что потом ног поднять не сможешь. — Я не умею танцевать, — с тягучей заторможенностью ответил Хидан, подойдя к столу. Перевернул несколько страниц книги законов, они её только начали читать. Вздёрнув пышные концы перьев, торчащих в подставке, откусил ещё один кусок медовой мякоти. — А что ты сейчас по-твоему делал? — Какузу улыбнулся, так же подошел к столу, начав надевать на пальцы крупные перстни. — Ничего, просто, — ангел сделал ещё один, особенно резкий оборот, потерял равновесие и завалился на стул. Сполз, так что плечи опустились на уровень подлокотников, снова впился в фрукт, испачкав чёрным соком нос, — маюсь. — Маешься значит, — Дьявол прихватил пальцами нос, убрав сок. Хидан коротко чихнул, заулыбавшись, — Только что так дулся, но похоже у тебя снова хорошее настроение. — Мне всё ещё хочется на твой праздник, но я не могу на тебя долго обижаться. Обида ведёт к печали, печаль к унынию, а уныние — это грех, — ангел выпрямился, положив локти на стол облокотился. Съев ещё кусок полез в шкатулку, вынул крупный перстень с печатью, напоминающей крыло, только вместо перьев внутри него были многочисленные иероглифы. Перстень быстро отобрали, — Я могу взять Куки с собой? — Возьми, если он пойдёт с тобой, — надев перстень на большой палец, Какузу пригладил белые волосы, — постарайся не капризничать и вести себя смирно, до возвращения ко мне. Слушай Дейдару и не перечь Валиде, она главная в гареме, даже я не лезу в её работу. — Кто такая Валиде? Она главнее тебя? — обсосав крупную, как у персика ребристую косточку, Хидан оставил её на краю стола. На что Дьявол вздохнул и взяв косточку ловко бросил её в серебряную миску к остальным. — Валиде это мать правителя ада, но это не делает её главнее, в этом мире нет никого величественнее и сильнее меня, — надев пятый перстень, Какузу застегнул толстый из золотой проволоки браслет, — грубо говоря она мне не мать, она моя кормилица, но я подарил ей этот статус. — Что такое кормилица? — скучающе спросил Хидан, открыв широкую, но не высокую шкатулку. Внутри лежало колье с тремя крупными цветками тюльпана сложенных из драгоценных камней, — Красивое. — Это женщина, что растит вместо матери с самого рождения. Кто растит ангелов на небесах? — широкая ладонь легла на белые волосы, ласково погладила коснувшись подушечками пальцев уха, — Нравится? Это подарок Итачи на свадьбу, цветок тюльпана один из символов моей империи. Он означает мир, спокойствие и перерождение, сколько бы раз меня не убивали в бою, я восстану, прямо как тюльпан.       Хидан едва уловимо погладил холодный лепесток тюльпана пальцем. Думая о чем-то своём, далеком, практически достигающим небес. Он не ответил на вопросы, не сказал ничего про смысл цветка. Его поглотили воспоминания, толкающие на уныние посильнее любого демона. Хидан следовал за высокой, статной фигурой, облачённой в белую, сверкающую изнутри, рясу. Шаг и он шаг, поворот и он повернул, точно хвост за собакой, но менее слажено. Хидан стукнулся в широкую спину, не ожидав резкой остановки. Фигура не рассердилась, медленно обернулась только сейчас заметив свой «хвост». — Хидан, — голос напоминал гром, отражающийся долгим, раскатистым эхо, — ты опять? — Простите, отец, — ангел поджал губы, замялся перед тем как бросится вперёд, крепко обняв ногу, — Можно я немного побуду с вами? Вы меня не заметите, прошу, совсем чуть-чуть. — Иди к остальным, — сталь голоса оказалось столь холодной, что по коже забегали мурашки. Широкая ладонь отодвинула ангела. Хидан всхлипнул, опустив голову и ушёл в сад. Сел у дерева в удушающем одиночестве.       На шее сомкнулось ожерелье из крупных камней, точно ряда сверкающих косточек персика, таких же ребристых из-за мелких рубинов. Ангел моргнул, коснувшись собственной шеи и внезапно набросился на Дьявола, крепко обняв. Зажмурившись, сжал губы, совсем как ребёнок только что проснувшийся от кошмара замотал головой. — Ну что такое? Что? — Какузу вскинул руками от неожиданности, опустил на голову и спину, мягко погладив, — тебе так понравилось колье? — Можно я ещё чуть-чуть побуду с тобой? — подняв голову Хидан с мольбой заглянул в глаза, — пожалуйста.       За дверьми уже ждал Дейдара, чтобы забрать наложника, да и Какузу нужно было идти. Но смотря в эти полные влаги глаза, попросту не мог отказать. — Разве что чуть-чуть, — согласился Дьявол, держа указательный и большой пальцы близко друг к другу. На шею тут же бросился ангел, практически сбив с ног, — уф, кажется я тебя совсем избаловал. — Избаловал? Что это за слово? — Хидан отпрянул, наведя на себя наивный вид, высунув кончик языка, забегал взглядом по потолку, — я не знаю его, это что-то вкусное? Что-то сладкое или мясное? — Ну конечно, — закатив глаза Какузу усмехнулся, поцеловал в лоб, — если ты меня на половину ночи не отпускаешь, как ты будешь провожать меня в поход? — С тобой, — просто ответил ангел, прильнув к плечу. На что получил лишь тихий смешок.       Они вышли на лоджию, укрытую каменными сводами. Вечерний воздух лизнул лица прохладой, хотя всё ещё был сухим после жаркого дня. Многочисленные костры в жаровнях и фонари освещали сад, где суетились слуги. Накрывали короткие столы, разбрасывали подушки. Цельная туша быка крутилась на вертеле, распространяя запах дымного, жаренного мяса на весь дворец. Хидан невольно повёл носом, оперевшись в мраморное ограждение. Заржали лошади, испугавшись огромной лапой, топнувшей совсем рядом. Пёс с вытянутой, как у дракона мордой был таким большим, что глаза поравнялись с балконом, только когда он пригнулся. — Не пугайся, это Цербер, охранник нашего дворца, — не успел произнести Какузу, как ангел уже протянул руки к морде, — хотя, похоже, ты не умеешь бояться опасных животных. — Он не опасный, — уверенно ответил Хидан, погладив влажный нос, на что на него фыркнули, обрызгав влагой. Пёс весело завилял хвостом, подставив щеку под активное почёсывания, — он самый добрый пёсик на свете! Да? Ты хороший мальчик, такой хороший! — Обычно он не подпускает к себе так близко, — Дьявол выпустил из руки тёмное облако. Оно окутало морду Цербера, прижав уши погладило несколько раз.       В этот момент Куки поднялся на задние лапы, оперевшись передними на перила зарычал. Цербер перевел на него внимание, дёрнул несколько раз головой вперёд и назад, попытавшись ткнутся или скорее пихнуть носом. Назревал конфликт. Но прежде чем в дело пошли клыки и когти, Какузу вмешался. Прихватив ангела за талию прижал к себе, точно взрослый, отобравший игрушку, которую не поделили дети. — Чуть-чуть уже прошло, свет мой, — погладив впалый живот, тихо сказал Дьявол.       Низко прошипев на хозяина, Куки убежал в комнату. Цербер же опустил брови и губы, состроив типичную для обычных псов расстроенную морду. Нехотя ушёл на своё место, несколько раз обернувшись. — Ещё чуть-чуть от чуть-чуть, — Хидан опустил голову, коснувшись обнимающей его руки пальцами. — Хидан, что-то случилось? — положив ладонь на щеку, Какузу развернул наложника к себе, — тебя ждёт праздник, другой, но всё же праздник, а ты так упорно цепляешься за меня. — У меня плохое предчувствие, — пожаловался ангел, обняв вжался лицом в широкую грудь, — мне что-то внутри шепчет, что, если мы расстанемся, что-то случится, что-то плохое. — Свет мой, — протяжно прошипев Дьявол закачал наложника в объятьях, точно младенца баюкал, — Всё хорошо, тебя больше никто не посмеет обидеть. Я буду рядом, совсем не далеко, так что, если ты позовёшь меня из дворца, я услышу и сразу приду.       Ангельские крылья уныло опустились, но их обладатель ничего не ответил. Долгие минуты он наслаждался объятьями, прежде чем самостоятельно отпустил. Лба коснулся тёплый поцелуй, стало немного легче. Впервые за долгое время, Хидан покинул покои повелителя. За ним незаметным хвостом скользнул Куки. Стоило переступить порог, как на наложника практически налетел Дейдара, но расспрашивать начал, отведя в сторону. Хотя его возгласы даже так было прекрасно слышно и страже, и возможно, аж повелителю. — Хидан? Это правда ты? Посмотри на себя, да ты расцвёл, — Тсукури раскинул руками, обозначив ангела с головы до ног, — Я не узнал тебя, когда увидел, подумал кто этот парень, откуда такой?       Хидан пробыл в покоях чуть больше недели и сильно изменился. Раздобрел в теле, так что теперь его нельзя было назвать худосочным. Это раньше Дейдара мог обхватить его запястья, сейчас пальцы попросту не сомкнутся. Убранные назад волосы не походили на мел, отливали блеском мрамора, соревнуясь с горящими жизнью, а не гневом, глазами. Крылья обновили оперения, став массивнее и заметно ярче, словно излучали свет, весь Хидан излучал свет. — Я, кто ещё может быть? — ангел в недоумение пожал плечами. — Ты, просто другой, — Дейдара хотел объяснить, но открыв рот понял, что не может подобрать подходящих слов, — впрочем, не бери в голову. — Хорошо, — недоумённо похлопав тонкими ресницами, Хидан повернул голову на бок, — Какузу сказал, что ты отведёшь меня на праздник. — Как ты можешь произносить его имя? Разве ты его ему давал? — волосы Тсукури вздыбились, точно шерсть у напуганного кота, — Ты должен звать его Повелитель или Дьявол-сама. — Он разрешил мне звать так, — даже смотрел ангел по-другому, не напугано или зло, а как-то надменно. Того и гляди блеснут глаза зелёно-красным. — Всё равно. Возможно в покоях тебе дозволены вольности, но за их пределами соблюдай приличия, — строго заявил Дейдара, заметно вздрогнув, стоило всё же поймать зелёно-красный отблеск, — Пойдём.       Тсукури отвернулся, боясь смотреть на ангела, как боялся всегда смотреть на высших демонов. Пошёл по золотому пути обратно в гарем, на звуки музыки и гул разговоров. Хидан шёл следом, неуловимо шурша шёлком. О правую ногу ластился лев, подпихивая в сторону. — Ладно, раз нельзя, буду звать Какузу Дьяволом, — после нескольких долгих, полных размышлений минут, ответил ангел, переступив Куки, — только не злись, Гейдара-сан, злость — это грех. — Как ты меня назвал? — Дейдара резко развернулся и вся странная, пугающая атмосфера демона высшего порядка исчезла. Точно кошмар, спрятавшийся от первых лучей солнца, — «Д», первая «Д», Дейдара меня зовут — Гейдара? — взявшись за юбку платья, Хидан играючи взволновал подолы. Лев, явно парадируя его, выгнулся подняв взамен хвост. — О, я понял! Ты специально, хм! — на виске Тсукури заметно запульсировала венка, — я тебя велю палкой по пяткам бить, будешь баловаться. — Специально что, Гейдара-сан? — как ни в чем не бывало спросил ангел, хихикая, Куки прыгнул вперёд, закрутившись вокруг ног, — но я ведь не балуюсь, Гейдара-сан. — Не смешно! Дейдара, «Д», кому сказано? — закричал Дейдара, подняв взгляд к потолку, — о великие проклятья, нашлите на меня великое терпение.       Хидан на это подобие молитвы, только громче рассмеялся. Его смех слился с хохотом многочисленных наложниц, прошёлся по залу и внезапно остался в одиночестве. Стоило показаться в дверях, как всё стихло, даже музыка оборвалась. Ненависть повисла в воздухе, такая сильная, практически осязаемая. И ответом ей стало презрение, терпко-зелёного цвета. Тсукури перестав ворчать, захлопал в ладоши, разогнав часть девушек. Напряжение спало. — Что такое? Что вы насупились как шакалы? Играйте, ну играйте давайте, — велел Дейдара и девушки возобновили песни, затянула скрипка, подпевала ей флейта. Тсукури взял под руку ангела, но тот отдёрнулся, — идём, ты же хотел на праздник. — На этот не хочу, — Хидан брезгливо фыркнул, отвернувшись, — я лучше проведу эту ночь в покоях. — Покоях Повелителя? — с едкой иронией поинтересовалась одна из девушек. — Нет, наших с ним покоях, — не считав насмешки ответил ангел.       Девушка поднялась, собиралась что-то ещё сказать, тут наперерез шагнул Дейдара в миг урезав зарождающийся конфликт. Наложница села обратно за короткий стол, презрительно фыркнув. Тсукури повернулся к ангелу, собираясь приструнить и его, но взгляд ударился о ледяное безразличие. — Никто не смеет пропускать свадьбу великого визиря, — схватив под локоть, Дейдара отвёл Хидана вглубь зала, бурча под нос, — если бы я мог, я бы тоже с удовольствием отоспался в покоях. — Они не хотят меня тут видеть, а я не хочу видеть их, так почему мы все должны терпеть? — нехотя, часто упираясь, точно мул на горной тропе, ангел всё же дошёл до стола у окна. Стоило сесть, как другие наложницы в миг разбрелись. Хидан лишь фыркнул, — мне место в саду, а не здесь. — Не тебе решать, где тебе место, — Тсукури опустился рядом, подобрав подол пшеничного платья, — Просто посиди спокойно, послушай музыку, поешь и не доставляй мне проблем.       Ангел цокнул языком, вместо ответа выдернул тарелку миндальной пахлавы, из-под руки Дейдары. Отвернулся к окну, набив рот, под боком улёгся лев, широко зевнув. Из сада доносились приглушенный лязг стали, рычание зверей и музыка. Рокочущая словно гром нарастающей грозы, били барабаны, гудели труды грозно и сильно. Пока в гареме тонко, нежно вела скрипка, подпевала ей флейта, не гром, а скорее колыбельная. — А почему Валиде ещё нет? Она не приходила? — Тсукури тихонько обратился к одной из наложниц. Хидан скосил взгляд, заметив их перешёптывания. — Не знаю, Дейдара-сан, — просто ответила девушка, не отвлекаясь от танца. Она сидела, но её руки изгибались под музыку, как гнулись водоросли по воли течения. — Она приходила, но тут прибежала Изуми и увела её, — ответила другая девушка за подругу, — наверное случилось что-то.       Чёрные перья едва выглядывали из-за многочисленных подушек. И это была единственная, хоть немного открытая часть падшего ангела. Учиха точно птица зарылся в гнезде, спрятавшись от возможной опасности. Изуми бегала вокруг. Опасаясь гнева великого визиря, подушки или одеяла, не трогала, но и оставить лежать дальше не могла. — Итачи-сама, вам нужно готовиться, пожалуйста, поднимайтесь, — она осторожно надавила пальцами на подушку и тут же отпрянула, не открыв и миллиметра бледной кожи. Итачи источал ужасающую ауру мора. Треснули в этом гнезде яйца, а птица медленно гниёт, источая миазмы. Изуми осела на пол, заметно подрагивая, — Итачи-сама, вы не вылезаете оттуда, с момента как мы вернулись, так нельзя.       Она долго ждала ответа, но взамен высунулась рука. Щипнула особо крупную подушку с золочёными кисточками и втащила на гору остальных. Служанка громко вздохнула. — Итачи-сама, я при всём желании, не могу оставить вас так, нам нужно готовиться. Не можете же вы встретить своего супруга в таком виде, — вытягивая гласные сказала Изуми, — Итачи-сама, вы вынуждаете меня позвать Валиде-саму, она будет злиться и очень, очень сильно ругаться. Итачи-сама!       Запах гнили казался осязаемым, обжигал слизистую на каждом вздохе. Перед глазами замельтешили мухи. Изуми с трудом поднялась, открыла дверь на балкон, хотя понимала, что это не поможет. Между подушек торчали мягчеющие кости, с которых шмотьями падала плоть. — Итачи-сама, вы слишком сильно переживаете, пожалуйста, успокойтесь, — перебиваясь кашлем попросила Изуми, замахала перед лицом отгоняя многочисленных мух. Стены раскисли, потекли клёклой жижей, — Итачи-сама, хотите я приведу Кисаме?       Внезапно даже мухи замерли, паря в воздухе не двигая крыльями. Куча подушек зашевелилась, обрушилась на пол, огромные крылья ударили по обе стороны от кровати, полный острых клыков вороний клюк распахнулся перед девушкой. Между перьев проглядывали кости, опарыши в глазах скрутились, заменив зрачки, чудовище не успело каркнуть, как служанка с визгом убежала прочь.       Итачи выдохнул, ссутулился на постели. Покои блестели чистотой и лоском, нежно-сладко пахло сандаловыми благовониями. В клетке на жёрдочке, мирно спала астрапия, спрятав голову под крыло. Её перья тлели точно угли, распаляясь на каждом вдохе. Учиха потёр лицо, вполне себе ангельское, откинулся на ворох подушек. Оранжево-красная аура утихла, перестав испускать иллюзию. — Ненавижу, — буркнул куда-то в потолок, отправив слово служанке, нет, скорее Валиде, — Кисаме наверняка тоже, меня ненавидит.       Перевернулся на бок, завернувшись в крыло словно в одеяло. За окном гавкнул Цербер, разбудив астрапию. Но вместо того чтобы уснуть обратно, птица забилась в клетке, ударяя крыльями с риском покалечиться о решётку. Итачи нехотя встал, набросил на клетку плотную ткань. Астрапия ещё немного покричала, прежде чем замолчать. Причиной её беспокойство, была змея, заползшая из лоджии. Во дворце водилось много змей, их держали чтобы справляться с мышами. В отличие от кошек, питоны и удавы не разносили шерсть, мало гадили, практически не издавали шума. Разве что служанки от них пугались гораздо чаще. — Видишь змею — жди Орочимару, — Учиха буркнул шуточную примету, разошедшуюся по дворцу. Подняв змею, без опасения быть укушенным, отнёс обратно на лоджию, опустил на ветку вишни, касающейся парапета. Серебристый питон потеребил языком на прощание и уполз куда-то в крону.       В этот момент двери покоев практически слетели с петель. Изуми всё-таки добежала до Валиде. — Итачи, наглый мальчишка, почему ты, — начала было Цунаде, рванув одеяло. Подушки попадали точно камни при обвале, оставив пустую кровать. Валиде развернулась, не теряя суровости направилась к балкону, — Итачи, наглый мальчишка, почему ты ещё не одет? — Эта свадьба потеряла всякий смысл, — устало, но всё же ответил Учиха, не смотря на Валиде. Их статус не равен в полной степени, но она достаточно влиятельна чтобы звать великого визиря по имени и даже проявлять вольности, — её стоит отменить. — Поздно вытаскивать ядро, когда фитиль уже догорел, — Цунаде резко дернула рукой, прогнав слуг точно назойливую мошкару. Резко схватила Итачи за подбородок, повернула к себе, острые когти впились в алебастровую кожу, грозясь пробить, — ваши представители только что вернулись, брак заключён, и ты не посмеешь портить праздник, который я устроила. — Как, уже заключён? — Внутри Итачи всё похолодело, — нет. — Хочешь разводится? Разводись, можешь хоть в первую брачную ночь бросить ему трижды, он очень обрадуется. Но на торжество ты явишься, — отпустив Учиху, Валиде поставила руки в боки, — мне не хватит всей ночи, чтобы перечислить всех жён достопочтенных демонов, которых ты оскорбишь, если не явишься. — Не вам мне указывать, — безразлично бросил Итачи, отступив на шаг, — пусть хоть весь ад оскорбится, великому визирю нет дела до плебеев. — Ты наглый мальчишка, — кипела изнутри Цунаде, понимая, что падший прав, — я не стану тебе указывать, я сразу пойду в сад и испорчу праздник повелителю. Он тебе укажет получше меня.        Учиха отошёл к парапету, опустив взгляд. Сосредоточился на цветке вишни, одного из немногих раскрывшего лепестки, игнорируя шум, поднятый торжеством по соседству. Точно тот попросту не существовал. — Хошигаке уже поприветствовал гостей, почему раб выказывает больше почтения, чем великий визирь? — более спокойным, даже заботливым голосом продолжила Валиде, не получив ответа.       Итачи обнял себя за плечо, вздохнул так тяжело, словно на нём висел мешок с камнями. — Кисаме уже там? — он кивнул в сторону праздника, шумящего за ширмой, но не скрытого сверху ничем. — Повелитель задержался, поэтому он приветствовал гостей, — ответила Цунаде, заглянув в лицо визиря.       Учиха приподнялся на цыпочках, вытянул шею, но высмотреть уже законного супруга не сумел. Тот скрывался в шатре, точно знал, что за ним поглядывают. Итачи выдохнул, груз на плече стал только тяжелее. Вернувшись в комнату, кивнул служанке, разрешив нести платье.       Исписанная синими узорами, серебрёная броня переливалась в свете огней. Она не предназначена для боёв, слишком яркая, из мягкого, драгоценного металла — это парадная броня. Единственная среди расшитых кафтанов, рубашек, мужских платьев. Кисаме на правах жениха сидел в восьмиугольном шатре, наблюдая за весельем. Гости поднимали за его здоровье кубки, кричали поздравления, сытно ели наслаждаясь шоу. Под бой огромных барабанов на арене сходились два обнажённых по пояс бойца, блестящие от пота. Они били по круглому щиту соперника крепкой дубиной под одобрительные возгласы зрителей. — Ставлю на правого, — сказал Какузу, съев крупную виноградину. Он пришёл только что, пропустив первую пару бойцов. — Тогда мне остаётся левый, — поддержал ставку Кисаме, — он крупнее.       Слуги принесли поднос румяного, пропитанного ароматным маслом и дымом, мяса только что срезанного тонкими ломтиками с быка, крутящегося на вертеле. Бойцы сошлись, левый взял большой размах, ударил, но правый кувыркнулся, успев увернуться, сам нанёс удар выбив щит из рук. Судья засчитал два очка. — Размер не так важен, как навык, каждый мужчина это знает, — с усмешкой произнёс Дьявол, двусмысленно подмигнув. — Размер тоже нужно учитывать, — не отреагировал на шутку Хошигаке. В этот момент левый ударил снизу-вверх, раскрошив шит в щепки, тоже получил от судьи два очка, — трудно показывать свои навыки, когда тебе сломали позвоночник пополам. — Ты таким холодным даже перед боем не бываешь, — заметил Какузу, наклонившись вперёд, — волнуешься? Учиха тебе голову не снесёт, хотя… — Я не волнуюсь, — Кисаме вздохнул, опустил взгляд на свой кубок, бархатный щербет едва-уловимо колыхался, — может совсем немного.       Раздался оглушительный треск, оба бойца одновременно разбили щит соперника. Зрители на миг затихли, чтобы разразится криками восхищения — бой окончился ничьёй. — Похоже победил я, — Сасори подал голос так внезапно, что Хошигаке непроизвольно вздрогнул. — Ты не ставил! — возмутился Кисаме. — Я ставил, просто не вслух, — просто ответил Акасуно, пожав плечами. — Такие ставки не считаются! — Хошигаке клацнул зубами, хотя к визирю приближаться не стал. Какузу рассмеялся, прервав нарастающий конфликт, отвязав с пояса небольшой кошель бросил рядом с Сасори. Кисаме резко перевёл внимание на повелителя, — а вы похоже наоборот в приподнятом настроение. — Разве? Ну может быть чуть-чуть, — Дьявол хмыкнул, улыбаясь. Съел ломтик говядины, пропитанный костром, снова хмыкнул собственным мыслям, но озвучивать их не стал. Жестом подозвал к себе служанку, — отрежьте ещё и отнесите в гарем. Моему фавориту нравится мясо, он у меня хищная птичка.       Акасуно поднял кошель монет хвостом, несколько раз подкинул и сильным ударом отправил в воздух. Ткань прорвалась, на траву осыпался дождь из золотых монет. В полумраке их практически не было видно, так что слугам и гостям бросившимся собирать, пришлось ощупывать траву, пачкая пальцы. Служанка на миг отвлеклась на звон момент, но броситься собирать не могла. Забрала поднос, ставший немного тяжелее. — Надо соблюдать традиции и осыпать дорогу золотом, — Сасори убрал хвост, под одобрительный смех повелителя. — Невесте осыпают, — рявкнул Кисаме, только усилив смех. — Ну, всё правильно, — с привычным безразличием ответил Акасуно, игнорируя рычание у самого уха, — а что, ты разве не невеста? — Нет, — слово лязгнуло вместе с зубами. — Да? — протянул удивлённо Сасори, как бы невзначай отведя голову. При всем напущенном безразличие, мощной челюсти полной острых зубов он опасался, — я-то думал мы тебя выдаём, ой как неловко вышло, как неловко. Прошу прощения.       Какузу расхохотался громче, запрокинув голову. Кисаме не прав, у него не приподнятое настроение, у него прекрасное настроение. Фугаку цокнул языком, услышав узнаваемый низкий смех, отвернулся к столу. Как отец невесты он должен был сидеть в шатре с повелителем. Но увидев Хошигаке встал в позу. Не попросил — потребовал отправить раба на положенное ему место, иначе он сам откажется сидеть в шатре. Сейчас, сидя за столом с почётными гостями старший Учиха старался не показывать обиды. Гордо вздёрнув нос, изредка подносил ко рту палочки, зажавшие кусочек карпа. Саске, сидевший рядом, косился на отца, стараясь поднять подбородок точно так же и есть точно так же. Но рыба выскальзывала из палочек, а шея начала болеть. Юный Учиха наклонился, размял пальцами загривок, отец не заметил заминки. Отец его вовсе не видел. На блюдце для костей со звоном упала монетка. Саске обернулся, наткнувшись на лисью морду, щурящуюся в улыбке. Лис размером с него самого забил хвостом. Сначала одним справа, потом одним слева, ещё одним справа, ещё другим слева, девять хвостов вились точно щупальца осьминога. — Наруто, — довольно громко позвал Саске, резко закрыв ладонью рот. Фугаку, впрочем, даже этого не заметил. — Пойдём, там монеты рассыпали, я все-все найду, — лисья морда сплюснулась, от неё остался только пара ушей, непрерывно подёргивающихся. Наруто широко улыбнулся. — Я не могу, отец, — младший Учиха покосился на отца, тот находился в непосредственной близости, но даже взгляд не перевёл, — Фугаку-сама, я могу отлучится от стола?       Фугаку обхватил чашу кубка кольцом пальцев, поднёс к губам намеренно медля с ответом. Сделал несколько коротких глотков, прикрыв глаза. — Иди, — прогудел он, не взглянув на сына.       Саске поклонился, встав из-за стола ушёл вместе с другом. Если Наруто скакал, кувыркался сменяя лисью форму человекоподобной и обратно, подпевал песням других оборотней. Хотя звуки, издаваемые им, больше походили на смесь немного вытянутого кряканья, лая и кашля, нежели вой. Младший Учиха шёл важно, горделиво вздёрнув нос. Подражая одновременно походки отца и брата. Поступь Фугаку жёсткая, каждым шагом он точно выбивал следы подошвы на камнях. Итачи же ступал плавно, элегантно и бесшумно, так ходят кошки. Саске не хватало элегантности и твёрдости, а главное понимания — от чего старшие ходят именно так.       Наруто в очередной раз перекувыркнулся, опустил морду к земле запыхтев часто-часто чёрным носом. Поймав в какофонии разнообразных запахов нужный пригнулся, следуя за ним извилистым путем. Взгляни кто на примятую после него траву, решил бы что здесь прополз огромный аспид. Удзумаки замер, заметив отражение костра в золотой монете. Бросился к ней, внезапно наткнувшись на массивную, чисто белую фигуру. Волк превышающий своим размером медведя обернулся, повернув вытянутую морду на бок. Наруто мотнул головой, приземлившись на пушистую попу чихнул. — Осторожнее, куда ты так спешишь? — подняв крупным носом лисью морду, волк отеческим жестом прошёлся по ней языком. Настолько крупным, что хватило двух движений, чтобы намочить шерсть от усов до ушей. — Мы ищем монеты, — Удзумаки отряхнулся, сбив с себя часть влаги на собеседника. — Ты ищешь монеты, я таким ребячеством не занимаюсь, — Саске фыркнул, почувствовав, что слюна попала и на него, утёрся. — Это не ребячество, — Наруто обернулся, пригнув морду, — неужели тебе не нужно золото? — Мой отец, бывший великий визирь, у него достаточно золота, — Учиха вздёрнул нос, сложив руки на груди, — я даже сам кидал монеты, за здоровье моего брата.       Вздёрнутый нос плавно опустился, Саске прикрыл глаза. Спесь сошла с него, точно вода с гладкого камня. Любимый брат ускользал в неведомую, страшную взрослую жизнь под названием брак. Матушка заверила, что волноваться не о чём, отец велел не капризничать и Саске старался подчиняться. Белый волк, забытый юнцами, поднялся. — Ах, маленький паша, почему вы выглядите так грустно? На свадьбе нельзя грустить, — рысью подскочил к Саске, пихнул носом плечо, прежде чем встать перед лицом. Завыл запрокинув голову, а затем как ни в чём не бывало продолжил диалог, — неужели вы хотите накликать ледяного волка? — Ледяного кого? — юный Учиха вздёрнул бровь. Перевёл взгляд на Наруто, что тоже подвыл, но более рвано и запрокинув голову слишком сильно, едва не потеряв равновесие. — Ледяной волк, — оборотень вновь завыл, поддерживаемый толпой позади, закружил вокруг детей, вздымаясь и опускаясь белой волной шерсти, — Он живёт на самой вершине воющей горы в хрустальной пещере, но в дни вроде этого, — снова взвыл, — спускается с гор чтобы найти свою добычу. — Что за вздор! — возмутился Саске, стараясь уследить взглядом за мелькающей волчьей пастью, чавкающей и рявкающей, — Я уже взрослый и не верю в подобные сказки! — Это не сказки, маленький паша, о нет, не сказки. Ледяной волк спускается с гор и ищет, не кур и не ягнят, он ищет несчастных невест на свадьбах, ищет, чтобы украсть, — острые зубы лязгнули, оборотень остановился, издал очередной вой, прежде чем начать красться, — он питается печалью и горем, любит слизывать горькие слёзы с щёк и хрустеть каплями, обратившимися в лёд, на его горе. Ибо не волк в горах воет, и не ветер, а украденные невесты. Они плачут по своим суженым каждую ночь, рвут когтями щёки, они грезят смертью, но никогда не смогут ускользнуть от волка.       Саске всхлипнул от страха, когда зубы клацнули перед лицом, а по спине скользнул могильный холод. Точно хвост ледяного волка прошёл по ней мимоходом. Учиха резко развернулся, но перед ним вновь возник белый оборотень. Оскалился, уже совсем не игриво, начал наступать, испуская тот самый, пугающий холод. — А вы кто? — неуверенно поинтересовался Саске, пятясь назад, — вы же гость, да?       Наруто наоборот бросился вперёд, обратившись в прыжке вцепился в волка. Схватив зубами шкуру, нелепо повис, не касаясь задними лапами земли. Затрепал нелепо болтаясь, точно рыба на крючке. Со спины Учихи раздался басистый смех, вперемешку с воем и рявканьем. — Будет вам детишек пугать, Джирайя-сама, — сказал кто-то между смехом. Белый волк плавно вытянулся в человеческую форму. Стянув с себя, всё ещё болтающегося Удзумаки, обратился крепким мужчиной. С широкими чертами лица, густой, чисто-белой копной волос, доходящей практически до пяток. Широко улыбнулся, показав всё ещё волчьи, передние клыки. А затем набрав воздуха завыл так пронзительно громко, что у Саске внутри всё задрожало. Закончив Джирайя запыхтел, явно вложив больше сил, чем рассчитывал. — Не бойтесь, маленький паша, не бойтесь и веселитесь! Больше всего на свете ледяной волк не любит счастье, веселье, он с визгом бежит от шумной свадьбы, — зарявкав беря распев Джирайя коротко взвыл, — поэтому мы будем выть, маленький паша, выть и веселиться! Да так, чтобы утром у нас хрипели глотки!       Наруто засмеялся, дёрнув мордой. Неловко гавкнул несколько раз, вытягивая этот звук и только после смог полноценно завыть. Оборотень одобрительно оскалился. Саске сложил руки на груди. — Вы меня ничуть не напугали, — обиженно заключил он, покраснев, — ведёте себя неподобающе, как шут какой-то. — Ах я шут, я балагур, я весельчак! Где же моя шапка с бубенцами? — шатаясь и высоко поднимая колени, Джирайя пошёл к столу, больше пародируя шута, нежели по-настоящему пьяный, — как без неё, я поведу нашу кавалерию в бой? — Кавалерию? — Лицо Саске вытянулось, и он с утроенным интересом подскочил к оборотню, — нет, я ни за что не поверю, что вы тот самый Джирайя, генерал кавалерии! — К вашим услугам, — сделав реверанс Джирайя завалился на подушки. Вытянул ладонь, на которую сразу же поставили миску, полную густого, едко-пахнущего напитка. — Я слышал вы быстры как сам ветер и что с помощью одного отряда гнали целую армию, да так что они бросились в бурную реку, лишь бы не столкнутся с вами! — Возбуждённо затараторил Наруто, напрыгнув передними лапами на друга. — Он не похож на самого быстрого, — спихнув с себя друга, Учиха брезгливо отряхнул рубашку, косо поглядывая на заметный живот оборотня, пока тот громко чавкая лакал из миски. — Ну, до самого быстрого мне далеко, — улыбаясь Джирайя утёр рот рукой, громко выдохнул, — но да, ветер моя стихия, пожалуй, ветреным меня чаще всего называют. Ха-ха! Советую не верить слухам обо мне, их распускают мои враги, а им свойственно приуменьшать мои заслуги. — Я читал про вас в свитке по военной тактике. Вы можете гонять армию, не потому что сильны, а потому что у вас лучше налажена связь между солдатами. Поэтому пока противник пытается сориентироваться, вы успеваете организованно атаковать, — с несвойственной для своего возраста серьёзностью сказал Саске. — Если ты сейчас такой, что же будет потом, — посмеиваясь Джирайя отставил свою миску и выдернул из общей стопки сразу две, но поменьше, протянул их мальчикам, — раз уж вы уже взрослые для сказок, значит и для этого достаточно взрослые.       Те приняли миски обеими ладони, но, если Наруто сильнее завил хвостами в предвкушение, Саске скривился. — Что это за гадость? — Учиха сморщил нос, держа миску на вытянутых руках, — оно воняет! — Это волчья ворвань, она очень крепкая, — Гавкнул Удзумаки, прежде чем провыть тонко для храбрости и приложится к миске. Немного наклоняя миску зачерпывал густую массу языком, как лакал бы её в полностью звериной форме. Джирайя отсалютовал свою, ответно провыв и начал пить так же, но значительно быстрее.       Саске поднёс миску к лицу, в нос сразу же ударил резкий запах. Вываренное мясо с чем-то кислым или скорее забродившим. Резко отстранив от себя напиток, юный Учиха поставил его на стол, под улюлюканье оборотней. Волчья ворвань представляла из себя брагу из жира рыб или животных, чаще всего барана. Вкус естественно имел специфический, мясной, маслянистый, напиток надолго задерживался на стенках горла, жирной плёночкой, из-за чего алкоголь только сильнее впитывался. Демоны не любили это пойло, из-за отсутствия возможности опьянеть, им оставалось лишь наслаждаться вкусом, а он был мягко говоря на любителя. А вот оборотни наслаждались, своим можно сказать расовым напитком и вкусом, и градусом, способным их взять. Наруто заметно захмелел, облизываясь после сытной порции. — Что ж, маленький паша, Удзумаки-сан, — радостно рявкнув Джирайя поднялся, встрепав чёрную и жёлтую макушки, — я бы с удовольствием расписал вам все свои подвиги, но мне нужно идти. Не разносите грусть, ледяной волк не дремлет!       Напевая что-то под нос и часто поддерживая «песни» сородичей, он направился к главному шатру. Остановился на пол пути, точно налетел на стену. Повёл не лицом, а уже мордой, часто-часто раздувая ноздри, прикрыл глаза, узнав знакомый запах сабура. Праздник внезапно стал не интересен и даже вопли сородичей не подстрекали подпевать. — Я с радостью выпью яд с твоих губ, я с удовольствием слижу собственную кровь с твоих пальцев, — тоном бывалого лирика прошептал Джирайя, последовав за запахом точно за натянутым поводком.