Сердце ангела

      Пока высшие демоны спали, дворец бурлил жизнью. Слуги бегали по коридорам, без приветствий и извинений огибали друг друга вооруженные подносами, щётками и тряпками. Они спали всего несколько часов, а некоторые не спали вовсе. Кухни гремели точно поле боя. Сковороды что совсем недавно гроздью висели под потолком, сейчас томились в печах и коптились над огнём. Повара словно слились в одно существо с многочисленными щупальцами. Выделялся разве что главный повар. Рослый демон с очень большим, круглым животом и толстыми, кручёными рогами, как у барана. Не смотря на свои габариты он не глядя вылепливал из теста тончайше косички, мелкие розочки, пионы, нарциссы и тюльпаны параллельно ругаясь. — Мне плевать что ты там хочешь, это кухня повелителя, иди на главную, — держа готовую розочку он замахал свободной рукой, подняв мучную дымку, — иди, иди, пока я окончательно не вышел из себя! — Я прислуживаю Учиха, как вы можете отсылать меня на другую кухню? — возмутилась розоволосая служанка, — приготовьте молоко с мёдом, не думаю, что это так уж сложно. — Если без повара ты не способна смешать мёд с молоком, не думаешь ты чаще чем думаешь, — вздёрнув губу ответил главный повар, несколько его подчинённых рассмеялись, — ты служишь не Учихе, а цыплёночку у которого ещё не выпал пушок. И он в этом дворце не имеет никакого веса, даже его отец не имеет, так что проваливай на главную кухню, пока я не схватил тебя за шкирку и не вышвырнул! — Сделайте мне молока с мёдом, — бросив попытку добиться чего-то от главного повара, служанка обратилась к другим поварам, но те убегали ещё на слове «мне». — Нет, вы посмотрите на неё, она совсем безмозглая! — приладив к булочке розу главный повар отпихнул от себя поднос, его сразу же задвинули в печь и поставили новый, — с минуты на минуту проснётся повелитель и спросит: где жаренные перепелиные яйца? — быстро сложив пион он указал раскрытой ладонью на повара, что срезав ножом верхушку яйца вылил его в сковороду к остальным, уже побелевшим, — где гранатовый сок, — на другого повара, занятого очисткой гранатов и затыкал в остальных поваров поочередно, — где похлава, где грудинка для его фаворита, где сливки, где хлеб, повидло, сыр, булочки, конфеты где всё это?! Где? Я отвечу: «Простите Дьявол-сама, перед вашим пробуждением к нам зашла служанка самого Учиха и попросила молока с мёдом, она была очень милой, так что мы всё бросили и побежали делать ей это грёбанное молоко!» — Дело в том, что, — попыталась оправдаться очень милая служанка, но вставить в этот поток слово, было невозможно. — А потом проснётся великий визирь со своим супругом и спросит: где мои пирожные с айвой? — он указал на печь, где помимо прочих подносов пеклись в ребристых формочках тарелочки из печенья, — Где мой чай? И тогда, о, ты знаешь, что я отвечу, я отвечу: «Простите, о великий визирь, к нам на кухню вбежала ощипанная курица, которой какой-то невежа не удосужился отрубить башку и потребовала молока для вашего братика. Увидев её, мы все так испугались, что бросили всё и принялись делать молоко». И знаешь, что? Я ДАЖЕ ДОГОВОРОТЬ НЕ УСПЕЮ, КАК ЕГО МУЖ МНЕ БРЮХО ВСПОРИТ, ИБО КАКОГО ХРЕНА Я ЕЩЁ НЕ ПОДАЛ ВИЗИРЮ ЕГО ПИРОЖНЫЕ! — Меня прогнали с главной кухни, — всё-таки смогла произнести служанка, зажмурившись от крика. Поднялся смех. — О, я не удивлён, — посмеиваясь сказал главный повар, уже решив, что девушка уходит, но она не уходила, — что? Что ты ещё хочешь? — Молоко с мёдом, — твёрдо потребовала служанка. — Ты совсем тупая? Что ж, раз ты настолько тупая, я объясню на пальцах, такие только на пальцах и понимают, — воскликнул повар и выйдя из-за стола подошёл к девушке, вцепившись ей в руку начал поочерёдно загибать пальцы, — это кухня повелителя, на ней кормят повелителя раз, Валиде два, его избранного фаворита три, великого визиря четыре и с недавних пор его мужа пять, — согнув последний палец главный повар принялся тыкать получившимся кулаком в нос девушке. Почему та, не стала разжимать собственный кулак, — ты видишь хоть в одном из этих пальцев своего пашу? Видишь? Нет его здесь, нет! Нет на пальцах, значит нет на кухне! — Но что мне… — Не моя беда, пойди подои улей и найди корову, главное подальше от моих поваров, — отпустив руку главный повар вернулся за стол, слепив пару роз крикнул уходящей служанке в след, — я бы предложил тебе подоить собственную грудь, но судя по размеру она пустая как твоя голова!       Повара рассмеялись, а девушка, ещё более злая чем пару минут назад, вылетела с кухни, чуть не сбив другую служанку с ног. Та извинилась, хотя это была не её вина, отряхнула простенькое, голубоватое платье и подошла к столу главного повара. Поздоровалась, так кротко что за шумом кухни её никто не услышал. Она попала во дворец совсем недавно, но благодаря Карин-калфе уже усвоила пару уроков. Одним из них был — если тебя не слышат, пусть увидят. Похлопав девушка замахала руками перед лицом главного повара. — Что? Тебе ещё что нужно? Вы мне проклятьем посланы мешать, я не понимаю? — наконец заметив её повар отшатнулся. — Прошу простить, Орочимару-сама велел приготовить ему завтрак, — едва слышно ответила служанка, вынимая из сумочки на поясе маленький свиток. — О великие проклятья, нашлите на меня великое терпение! Ещё одна курица которой забыли отрубить голову, — громко вздохнув повар бросил на стол нарцисс из теста, превратив его в кляксу, — это кухня повелителя, на ней кормят повелителя, Валиде… Прежде чем он повторил свою пламенную речь, служанка всплеснула руками прервав его. — Он предупредил что вы так скажете, — едва успела вставить она. — Значит в отличие от тебя он может думать, а теперь проваливай, прочь, кыш-кыш, дорога тебе на общую кухню, — отмахнувшись главный повар закричал ещё громче, но не на служанку, а на повара, — что ты делаешь? Что с твоими руками? Они растут взамен хвоста? Кто так режет айву? Нужно тонко, тоненько, чтобы можно было видеть через этот кусочек. Что ты увидишь через этот шмат?! Немедленно переделай иначе я нарежу твои бесполезные руки на такие тонкие полоски, что через них можно будет читать! — Он велел передать, что не только у вас есть демоны поважнее так что в следующий раз мазь, которую он оставляет вам, он оставит для кого-то другого, — чётко отчеканила девушка и претворилась что собирается уйти. #Главный повар выловил её раньше, чем она успела сделать три полных шага. Спешно отвёл в сторону и несколько раз обернувшись громко зашептал. — Что он тебе сказал про мазь?! — Что вам придётся привыкнуть к новой мази, она немного печёт, но сами понимаете, вы не можете кормить с кухни повелителя, а он не может тратить на вас хорошую мазь, — говоря она медленно подняла свиток, начав перебирать его между пальцев. — Этот наглый змей, агх, ладно! — повар выхватил пергамент, на ходу прочтя отдёрнул одного из поваров от нарезки фруктов, — сходи в погреб, принеси кровяную колбасу, давай, быстро и яйца, шесть штук, есть тут лишние шесть, о, конечно же нет, сковороду мне! — Уф, наверное, это очень полезно, — увидев жуткую вязанку колбас с ещё булькающей в ней кровью служанка прикрыла рот ладонью и отвернулась. — Ну да, конечно, будь кровь полезной мясников не гнали бы на самый край деревни, — иронично отозвался главный повар, морщась от запаха, поднявшегося от жарящихся колбас, — в крови одна дрянь, неудивительно что подобным могут питаться только последние ублюдки вроде вампиров. Ых, мерзкие паразиты. — Я подумала раз это ест лекарь, значит это должно быть полезно. — Это не ему, ему только яйца, готов спорить, — пока жарились колбасы повар срезал с шести яиц верхушку и влив в каждое соевый соус, перемешал, бросил по крупному куску красного перца поставил в печь, — похоже этот наглец просто решил загрузить меня работой ради корма для какой-то псины. — Псины? — служанка не сразу поняла о чём он. — Вот, но это не всё, — поставив тарелку с яйцами и парой колбас повар щёлкнул пальцами, — иди на общую кухню, там тебе нальют миску из большого котла, ты сразу поймёшь из какого, иди. — Но Орочимару-сама просил… — Я помню, помню, но тут такое не готовят, иначе бы великий визирь жаловался, что его пирожные пахнут дохлым буйволом.       Служанка пошла на общую кухню в полном недоумение, но стоило войти, как всё встало на свои места. Кухарка мешала в огромном котле варево, пахнущее дохлым буйволом, при том что служанка никогда не нюхала буйвола, тем более дохлого, она была уверенно что он пахнет именно так. — О, Хината-чан, как мило что ты зашла, — кухарка задёргала кошачьими усами, приятно улыбнулась, — ты ещё не ела? Нет? Присядь я дам тебе чего-нибудь вкусненького. — Нет, я, всё хорошо, — ответила Хината закрыв нос пальцами, запах выедал глаза, — мне сказали, что нужно прийти чтобы вы налили миску, чего бы это не было. — Это шах, моя хорошая, лучшее средство от похмелья, даже надравшегося гризли поднимет, — набрав черпак с горкой, кошка плюхнула щедрую порцию в железную миску. Затем взяв полную лапу сухих лепёшек раскрошила в ту же миску. — Почему оно так пахнет? — Хината вздёрнула нос, держа поднос на вытянутых руках. — Потому что это вываренная ворвань, головы, хвосты, копыта, всё самое вкусное с чесноком и красным перцем, — ответила повариха вновь начав мешать шах, улыбнулась заметив выражение лица служанки, — вам демонам не понять, у вас нет вкуса в еде.       Хината не понимала многого, но самым главным сейчас, чего она не понимала было — почему как бы она не шла зловонный пар постоянно поднимался ей в лицо. До лазарета она добралась наощупь. По правилам она должна получить разрешение войти, но выдержать этот едкий аромат дольше минуты было выше её сил. Хината осторожно вошла в лазарет. Это большая, просторная комната, ну была до момента, когда в ней появились многочисленные столы, койки и ширмы. Теперь это змеиная нора, в которой не заблудиться может только сам змей. Но вместо кладки, хранилища и ложной кладки лазарет делился на операционную, личную комнату лекаря и покои для больных. Хината заглянула за одну из ширм вздрогнула, внезапно раздался ужасающий храп. Громкий, тяжёлый, животный храп. Орочимару физически не мог так храпеть, ему попросту не хватило бы объёма лёгких. Мало у кого хватило бы на такой храп. Поджав губы, служанка поспешно поставила поднос на стол, сдвинув флакончики с неизвестным содержимым. Хотела убежать, но замерла, точно сорока заметившая в кустах кем-то уроненную серьгу. Бутылочки, скляночки, коробочки и флакончики напоминали разноцветные кристаллы разных форм и размеров. Позади всхрюкнули, храп пошёл тише, ровнее. Хината скомкала передник, поджала губы и несколько раз обернувшись всё-таки сделала шаг вперёд. Взяв один высокий флакон из нежно-пурпурного стекла, она недолго покрутила его в руках, открыла пробку, в нос ударил запах корицы с горьковатым оттенком миндаля. Служанка невольно прикрыла глаза, она достаточно часто помогала разносить десерты и теперь легко узнавала подобные запахи. Она полюбила их. — Я бы не с~советовал подносить так близко к лицу, от этого яда парализует лёгкие и кровоточит кожа, — Орочимару появился за спиной Хинаты совершенно бесшумно, без сопротивления вынув из её руки пробку закрыл флакон. — Яд? — служанка поспешно отстранила флакон от лица, — разве можно держать во дворце яд? — Яд или лекарство, это реш~шает дозировка, — змей ухмыльнулся, заложив руки за спину, — тебе нужно кого-то отравить? — Что? Нет, конечно нет, — Хината неловко взмахнув рукой поставила флакон обратно, — я думала это духи. — Ты всё передала? — Да, — служанка кивнула, — как вы и сказали, в точности. Вам нужно что-то ещё? — Нет, — Орочимару вынул из ящика на столе кругленькую шкатулочку, взвесив в руке уронил в ладонь девушки, — вот это духи. — Ах, большое спасибо, — прижав шкатулочку к груди Хината поклонилась и после кивка убежала.       Орочимару на выдохе опустился на тахту, взял с тарелки колбасу. Плёнка хрустнула на зубе, рыхлые крошки свернувшейся крови упали на мужское платье, лекарь не обратил внимания, не очищая проглотил пару яиц. Голова пульсировала, а рука предательски тянулись во внутренний карман за фляжкой, но Орочимару себя отдёргивал. — Подобное не лечит подобное, — царапнув ногтем фляжку лекарь тяжело вздохнул, — лишь перекладывает похмелье на с~следующий день.       Проглотив последнее яйцо, он поднялся, взяв в одну руку поднос, а во вторую миску пошёл на звук храпа. Джирайя лежал на низкой кровати свесив ногу и голову, можно сказать он практически лежал поперёк. Край одеяла наброшенный на ягодицы — единственная вещь что хоть как-то прикрывала его ногату. Орочимару наклонился, положив ладони на колени. — Доброе утро, — прошептал он без шипения ласково, медово-сладко. Джирайя улыбнулся во сне, дернул ухом, но не проснулся, тогда лекарь выпрямился, — у тебя был шанс.       Орочимару забил подносом по стене издав болезненный звон. Белые волосы и шерсть на спине встали дыбом. Оборотень дернулся точно испуганный кот, мгновенно распахнул глаза зажав уши. — Ааа, перестань, прошу тебя, моя голова, я сейчас умру, точно умру, — взмолился Джирайя, спрятав голову под подушкой, — что плохого я тебе сделал? За что? — Тебе привести с~список за всё время или за прош~шедший день? — Орочимару со сводящим зубы скрежетом скрутил поднос в трубочку и с грохотом уронил, — где твой хвост? — Я не знаю, — взвыл оборотень, — там же где и моя девственность, где-то валяется. Не голова, скоро отрастёт. — Вырастит или нет мне плевать, мне с~сам хвост нужен, я бы его высуш~шил и пустил на мазь, — зло прошипев змей вздёрнул верхнюю губу, цокнув, — мало того, что надрался как боров, ты напоил меня, ис~спортил моё праздничное кимоно, так ещё умудрился потерять с~собственный хвост. Я ещё не простил тебе потерю с~списка, а тут ещё хвост. — Я не потерял, агх, ну потерял, но я помню, что нужно было тебе привести, — потерев кожу головы оборотень убрал волосы назад, сощурился. Редкие свечи едва освещали комнату, но с похмелья и они резали глаза, — вчера ты из-за этого не злился, а возбуждался. — Фто фелает фтоль мифое фофдаие стесь фофсем водно? — Джирайя подлез откуда-то сбоку, держа в пасти букет красных львиных мордочек из-за чего его речь невозможно было разобрать. — Что за ребячество? — Орочимару цокнул, отведя взгляд, но шаг замедлил, а вскоре вовсе остановился, забрав из пасти букет, тот был ровно срезан и хорошенько обслюнявлен, — ты что, ободрал с~свадебные украшения? — Тут и без того много цветов, никто не заметит, — оборотень прижался к спине обнюхивая волосы запыхтел, — так почему ты здесь, а не на празднике? Без главного лекаря проводить праздник опасно, вдруг кто-то поранится. — Пусть сразу умирают, я не с~собираюсь идти в этот балаган, — прошипев лекарь отдёрнулся от настырного носа. — Ай, ты такой холодный, — Джирайя сразу же подался вперед, сомкнув руки на талии ткнулся в шею, — и так вкусно пахнешь. — Ты пьян, — положив ладонь на чёрный нос Орочимару отпихнул его от себя. — Я пьян тобой до отравленья и даже думать не посмею просить противоядья, — прикрыв глаза оборотень широко лизнул ладонь. — Твоя лирика как всегда безвкус~сна, — лекарь отдёрнул руку. — У меня для тебя подарок, — не сдавался оборотень, прильнув уже, с другой стороны, — закрой глаза. — Ещё один с~слюнявый букет? — фыркнув Орочимару прикрыл глаза, — рот открывать не придётся? — Разве что для восторженного вздоха, — Джирайя обвил талию лекаря толстым, сплетённым на манер каната поясом пурпурного цвета, — открывай.       Лекарь осмотрел подарок, проведя пальцами по гладкой ткани, подумал. — Какой насыщенный цвет. Сколько он с~стоил? — спросил Орочимару после недолгого молчания. — Пыль, жалкий прах в сравнение с мимолётным движением твоих губ, — Джирайя улыбнулся. Не убирая рук с талии наклонился за поцелуем, не таким долгим как хотелось бы — его быстро отпихнули. — Из пас~сти воняет, — сорвав один из цветов лекарь сунул его в пасть. Стоило Джирайи надкусить бутон, как шерсть вздыбилась от горечи. Он поспешно сплюнул. — Если я принесу звезду с неба ты скажешь… — Не такая. — Если от солнца кусок оторву ты скажешь… — Не такой. — Подарю поцелуй скажешь из пасти воняет, — успел договорить оборотень и на радостях забил хвостом о бёдра, — есть в этом мире хоть что-то, что тебе угодит? Или мне подняться на небеса? — А ты поднимешься? — Орочимару изогнул тонкую бровь. — Конечно да!       Змей огладил тонкими пальцами щёку, спустившись к подбородку надавил на впадинку под нижней губой уколов когтем саму губу. Джирайя послушно приоткрыл рот, смотря в золотые глаза словно загипнотизированный. — Мне нравится пояс, — Орочимару поднялся на цыпочки и сам начал поцелуй.       Оборотень сделал шаг вперёд, затем ещё один и на третьем подхватив на руки прижал к стволу дерева. Змей вздрогнул нечаянно, прикусив чужой язык. Резко отпрянул, прежде чем капля крови попала в рот. — В чём дело? Неужели не хочешь немного выпить? — Джирайя облизнулся, оставив на губах красный развод. — Не желаю добавлять причин для утренней мигрени, — лекарь отвернулся, саданув длинными волосами по чужому подбородку. — В столь прекрасный вечер не стоит думать о наступление утра, — высунув язык оборотень провёл им по острому клыку пустив ещё больше крови, — выпей немного, расслабься, свадьба всё-таки. — Ты хоть знаеш~шь какой крепости кровь у оборотней? — прошипел Орочимару прижав затылок к стволу дерева, чтобы кровь капала на землю. — Не знаю. Но я знаю, что рядом с тобой она горяча и полна страсти, — проурчав Джирайя приблизился, капнув кровью на тонкие губы. Сам слизал её начав поцелуй.       Стоило змею распробовать вкус крови, как он перехватил инициативу. Жёстко схватив за волосы на загривке начал жадно облизывать, посасывать кончик языка пока порез не затянулся. Широко лизнув отпрянул тяжело дыша, сощурил горящие расплавленным золотом глаза. Тонкими пальцами сдвинул высокий воротник мужского платья. Он видел, как под кожей плетутся точно плющ кровеносные сосуды, как они пульсируют. Прижавшись языком к шее смог ощутить эту пульсацию. Джирайя громко проскулил, содрав кусок коры когтями, когда два длинных клыка пробили кожу. Боль была сильной, жгучей, но короткой, она схлынула в тот момент, когда губы примкнули к открытой ране. Орочимару пил жадно, вцепившись тонкими пальцами в бок так крепко, что получилась ссадина. — И он ещё отказывался, — ухмыльнувшись оборотень всем телом прильнул к лекарю, вжав его в ствол дерева так, что кора местами подрала кимоно. Беспрепятственно закинул ногу себе на талию, нагло ухватив сначала бедро, а потом задрав одежду, и ягодицу.       Орочимару громко вздохнул, оторвавшись от шеи. Кровь ляпнула ему на живот, не собираясь останавливаться. Рана не затягивалась, даже не смотря на усиленную регенерацию оборотня. Но Джирайю это совершенно не волновало, обнажив верх он припал губами к линии нижней челюсти, лизнув оставил на шее яркую отметину. Рвано вздохнув змей стёр с раны слюну и сам закинул вторую ногу на талию. Послышался треск льна. — Я тебя прикончу, — прошипел змей. — Может позже, — ответил Джирайя и поудобнее перехватив бёдра вошёл.       Орочимару коротко всхлипнул, стиснув обеими руками белую шерсть, идущую вдоль позвоночника. Снова припал к шее, слизав остатки крови, но вместо того чтобы снова потревожить рану поцеловал чуть выше неё. Оборотень запыхтел, двигаясь в рваном, быстром темпе, замедляющимся только во время поцелуя. И совершенно не важно, куда именно он попадал. В губы, шею, грудь или плечи. Тяжело дыша Орочимару запрокинул голову, встрепав чёрные волосы издал стон. Распахнул глаза, не ожидав от себя столь пошлого звука закрыл рот ладонью. Удовлетворенно улыбнувшись оборотень развернул лекаря к себе спиной, заставив упереться руками в ствол дерева. — Ты такой упрямый, луна моя, — сбросив копну смоленых волос в сторону Джирайя прошёлся мягким языком по загривку, — дай мне услышать твой голос, прошу, я лишь, ах, я лишь хочу знать, что тебе хорошо. — Джирайя ты… Джирайя т… Джирайя, — из-за сбитого дыхания и стонов, Орочимару так и не смог произнести заветное «имбецил». — Люблю тебя, — Джирайя это понимал, — выходи за меня. — Ес~сли ты всё помнил, почему у меня нет ни лягушек с туманных болот, ни цветков кипрея, ничего кроме твоей потас~сканной шкуры, — Орочимару провел ладонью по подушке и подняв руку пошевелил пальцами точно сыпал соль, но сыпал он длинные, белые шерстинки, — ос~ставляющей после себя горы шерсти. Служанки тебя не вычёс~сывают? — Любовь моя, я очень тебя прошу, не кричи, я умираю, я умер, — простонав от боли Джирайя схватился за голову, — твой голос прекрасен, музыка для моих ушей, но мы не можем поругаться позже? — Твоя лес~сть граничит с ложью так близко, что даже ты их не различаешь, — взяв миску змей протянул её под нос оборотню. Тот вполне мог её учуять за километр, если бы хоть одно из его чувств сейчас работало, — позже это будет не так эффективно, на, ешь. — О, как бы ты не ворчал, ты всё же любишь меня, — взяв миску обеими руками Джирайя с громким чавканьем принялся лакать с края.       Орочимару сел в кресло, положив ногу на ногу, так что задрался подол одежд, но поправлять его не стал. Оборотень с сёрпаньем втянул размякшие кусочки лепёшки и удовлетворённо выдохнул. Стоило желудку наполнится, как сразу голова прошла, свет не резал глаза и стало заметно легче думать. Утерев рот рукой поднялся, бросив миску на стол подошёл к креслу. — Луна моя, Мару, не моя вина что войско отступило, я хотел предложить прорвать осаду единолично, потому что любовь всей моей жизни попросила купить ей цветочки и лягушек на закуску, но ты просил не трубить о наших отношениях во всеуслышание, — он опустился на одно колено перед лекарем, — прости, если бы я мог, я бы купил всё, в двойном количестве. — Из пас~сти воняет, в этот раз чесноком, — Орочимару закашлялся, отведя от себя лицо оборотня, — прополощи — Ты каждый раз подобное говоришь, знаешь, это не честно, когда от тебя несёт колеусом я не заставляю тебя мыться, — отпрянув Джирайя дыхнул в ладонь, понюхал и сам проскулил от запаха, но на попятную не пошёл, — а он между прочим пахнет как серебро, если бы оно могло пахнуть. Каждый раз, когда я его вдыхаю, мне физически больно, словно мелкие песчинки серебра проникают мне прямо в лёгкие. Не стану полоскать! — Пошёл вон. — Прости пожалуйста, уже бегу, — оборотень скрылся за одной из ширм и вскоре оттуда раздалось гортанное бульканье. — С мятой, — крикнул лекарь, щелчком бросил два маленьких огонька на палочки благовоний, — и поглоти немного, весь запах идёт из желудка.       Закончив Джирайя подскочил к креслу, мазнул по скуле поцелуем. Орочимару схватил оборотня за щёки, придирчиво обнюхал и скользнул длинным языком в пасть. От столь пошлого и глубокого поцелуя у Джирайи буквально подкосились ноги. — Вернёмся в кровать, — облизнувшись он погладил кончиками пальцев колено, проникнув под юкату, — я тебя приласкаю, по полной отработаю каждый свой проступок.       Орочимару погладил белые волосы, открыл было рот чтобы что-то ответить, как вдруг дворец затрясло. Так сильно, словно великан перепутал дворец с игрушкой, поднял его и затрусил. Джирайя среагировал моментально, вцепившись в спинку и подлокотник кресла когтями закрыл лекаря собой. Спина оборотня стала шире, покрылась белой шерстью, именно на неё осыпалась каменная крошка, но больше ничего не упало. Землетрясение было пугающим и коротким. — Это повелитель? — спросил змей, в его голосе слышались непривычные нотки испуга. — Пиздетски злой повелитель, — белая шерсть вздыбилась ёршиком, оборотень напугано озирался, подёргивая волчьими ушами. — У тебя ш~шерсть торчком и уши видно, — Орочимару пригладил белую шкуру. — Прошу прощения, — погладив себя по голове, Джирайя убрал торчащие уши, — впервые чувствую от него такую злость. — Что ты с~сделал? — змей сощурился. — Почему сразу я? Я ничего не сделал, наверняка это Итачи. — Учиха? Что он мог сделать? Попрос~сить повелителя прерваться на чашечку чая? — Лекарь вздёрнул бровь. — Ты не знаешь этого бешенного хорька, — оборотень хотел отпрянуть, но в этот момент на его плечо легла тонкая ладонь, — мы идём в кровать? — ладонь опустилась на грудь, — Мы идём в кровать!       Джирайя виляя хвостом подхватил любовника на руки и целуя вернул в кровать. Орочимару одобрительно почесал подбородок, шершавый от утренней щетины. Его руку перехватили, широким движением пройдясь языком по линии жизни, оборотень вобрал в горячий рот средний и указательный пальцы. Змей громко выдохнул, неспешно играя с чужим языком. — Повелитель проснулся, у нас~с не так много времени, — вынув пальцы Орочимару провел ими по груди, отогнув ворот юкаты оголил часть кожи. — Я привык к спешке, мне всегда недостаточно времени рядом с тобой, — не сводя взгляда с тонкого лица Джирайя припал к открывшемуся участку, поцеловал причмокнув губами, — оно словно луна на небе, каждый раз убегает и всё что остается мне, это стирая лапы в кровь бежать за ним, чтобы насладиться хотя бы лунной пылью. Лекарь легонько улыбнулся, развязав пояс уронил лёгкие полы одежды на кровать. Оборотень с тем же громким причмокиванием опустился к плоскому животу. Орочимару охнул, запрокинув голову. — Я тут вспомнил, — практически не отрываясь от мраморной кожи прошептал Джирайя, — ты вчера мне так и не ответил. — Лучше бы ты вс~спомнил где оставил хвост, — зло потрепав языком лекарь упёрся ногой в плечо, отпихнув от себя любовника раньше, чем тот коснулся губами внутренней стороны бедра, — ответ тот же, что и в прошлый раз и в позапрошлый, и все с~сотни раз до этого — НЕТ! — Почему нет? Я не понимаю, я обеспеченный демон, у меня есть дом, я хорошо зарабатываю на разведение лошадей, что тебя не устраивает? — мягко опустив с себя ногу оборотень встал на колени нервно подёргивая хвостом, — только скажи и я это исправлю, даже если это невозможно! — Это невозможно, — заключил Орочимару запахнувшись, — потому что я не хочу. По-твоему, я потратил года учёбы и практики, чтобы в итоге, добравш~шись до дворца всё бросить ради того, чтобы плодить щенков и готовить тебе похлёбку? Ты идиот. — Я дам тебя денег, и ты откроишь свою собственную лавку, будешь там практиковать, я же не возражаю, — Джирайя приблизился для поцелуя, но его отпихнули, — Мару. — Лечить мужское бес~силье, выводить нежеланные плоды и давать травы от геморроидальных болей? — сев на кровати змей отвернулся, смотря искоса. С потолка к нему медленно, сонно, спустился громадный питон, положив голову на протянутую ладонь. — Словно здесь ты делаешь что-то другое, — всплеснул руками оборотень, — в чём разница? — Во дворце, — погладив стреловидную голову питона, лекарь поднял руку и тот уполз обратно на потолок, — одевайс~ся — Рано или поздно твоя дрянь не сработает и у нас получатся дети, — не скрывая детской обиды Джирайя резкими движениями подбирал одежду и не менее резко запахнулся, — что ты тогда делать будешь? — В ведре утоплю, — бросил Орочимару спокойно расчёсывая волосы. — Ни один клинок не ранил меня так сильно, как ранят иногда твои слова… — тоже отвернувшись оборотень понурил голову, — порой я думаю, что ты не любишь меня. — Подумай лучше вот о чём, — уперев ладонь в кровать, змей зло зашептал на ухо, — допустим, я скажу «да», допустим мы будем жить вмес~сте, а затем, в один из дней кто-то заметит, как я пью твою кровь и что будет тогда? Я тебе отвечу — меня закидают камнями, а ты на поминальном пиру даже кости мои погрызть не сможеш~шь, будешь давится пеплом. — Я этого не позволю, — ответил прямо в губы Джирайя. — Как благородно, мне с~с костра будет очень приятно видеть, как тебе рубят голову, — потрепав языком, Орочимару невольно коснулся им чужих губ и резко отпрянул, — проваливай. И он вышел, открыв дверь раньше, чем это сделала запыхавшаяся служанка. — Там, ха, там повелитель вас, — она едва могла говорить. — Я знаю, — коротко ответил лекарь, выбежав в коридор.       Служанка хотела побежать за ним, но услышав грохот заглянула за ширму. В комнате уже никого не было.