Тёмно-чёрные искры

Чуя едва успел спасти от внезапного захватчика сочный плод, прежде чем его смогли умыкнуть. Воришка в один миг скрылся в кустах, из которых, вероятно, и подобрался, но все же Чуя успел приметить мелькнувшие белые хвосты.  Говорят, это сказки, но он был уверен, что тогда успел уберечь корзинку с персиками от кицунэ.  И по уму бы больше не ходить в то место в лесу, слишком уж оно удаленное от людей, да и сестрица говорила всегда, что негоже ребенку бродить по лесам одному, но Чуя любил скрываться там ото всех в обнимку с книгами: обязательно сборниками стихов, пронзительных до сердца и дерзких до желания создать нечто подобное самому; и обязательным пунктом с собой брал что-то вкусное, чтобы процесс чтения приобрел еще и сладковатый привкус.  Еще прошлым летом он озаботился поисками своего личного убежища. Прочесал всю округу, прежде чем выбрался к этому тайному местечку. Чтобы сюда попасть, необходимо было пройти бамбуковую рощу, а после старое кладбище – и там уже начинался густой дикий лес, но в самую чащу можно было и не лезть, лишь чуть свернуть с тропки туда, где виднелись огромные валуны, среди которых росли старые-престарые деревья. Листва там была столь густая, что, прокравшись сквозь нее, можно было уютно схорониться в покое. А с другой стороны сюда пробивались лучи солнца, и – грейся в их свете, сколько пожелаешь!  Никто прежде не беспокоил здесь Чую. А тут вдруг оказалось, что отныне надо быть внимательнее.  Вернувшись в свое убежище днями позже, он стал пристально следить за корзинкой персиков и слив, что взял с собой. Но тогда, к легкому сожалению, никто не появился. Наверно, он спугнул духа, и тот решил более не пытать счастье.  Чуя все эти дни особо был насторожен, правда уже не верил в повторную встречу, но на корзинку с вкусностями, которую никогда не забывал, бросал то и дело взгляд поверх своей новой толстенной книги. И вот, когда он почти был унесен увлекательным сюжетом, услыхал внезапно подозрительный шорох в кустах и замер в ожидании, забыв тут же обо всем остальном. На всякий случай отсел поодаль. Развернулся спиной к источнику звука, а сам смотрел в одолженное еще ранее без спросу зеркальце сестры.  Не зря! Не зря он все эти дни был наготове! Из кустов вскоре показались два белых уха. А потом и сам их обладатель. Мальчик в темно-синем юката его возраста, по виду, может, даже младше. Щуплый совсем, но зато с целой кучей пушистых белоснежных хвостов, взъерошенный и настороженный. Его темные глаза были сосредоточены на одном – корзинка. С виду такая простая, но содержимое – манящее! Кто тут устоит? Уж точно не кицунэ! Он забавно морщил носик, принюхиваясь, и смотрел с таким вожделением на корзинку, что казалось, будто проглотит ее содержимое вместе с ней самой.  Кажется, охотник был из него никуда не годный. Крался он неумело, то и дело сбивался, но все же подобрался так близко, что мог бы протянуть свою тонкую ручку и схватить ближайший к нему плод персика, да только Чуя именно в этот момент резко обернулся, увидев, как испуганно стрельнули на него глазами, а потом метнулись прочь, щелкнув только по носу хвостами, за которые Чуя едва не схватил лисенка. А тот – сразу нырнул в заросли.  Да только вот убегать далеко в этот раз он не стал. Высунулся и молча стал сверлить взглядом то Чую, который тоже замер, слегка напуганный прикосновением маленького духа, то столь желанную корзинку с фруктами.  Чуя подобрал камешек и зашвырнул его в сторону кицунэ, а тот тут же нырнул в кусты и больше не показывался. Не то что прям ему было жалко персики и притащенные в этот раз вместе с ними яблоки и груши, он сам не знал, зачем спугнул кицунэ. Но почему-то надеялся, что тот все же придет снова.  Сестрице о нем не рассказывал. Она иначе сразу запретит ходить сюда, решив, что ему угрожает опасность, но этот лисенок, кажется, был совершенно безобидным.  Чуя не ошибся – белый кицунэ пришел снова. Но подходить более не решался. Схоронился в кустах и будто бы пытался притянуть к себе взглядом корзинку с персиками, которых Чуя днем специально надрал в саду. Чуя читал, то и дело отвлекаясь и в конце концов бросив попытки понять строчки танка, потому что увлекало его сейчас совсем иное. И теперь только делал вид, что книга для него столь уж важна.  Кицунэ сидел тихо, готовый в любой момент удрать, и дергался от каждого шороха, но все равно чего-то выжидал. Наверно, он был очень голоден. И тогда Чуя, поколебавшись, решил кинуть ему один персик. Выбрал не самый большой, но зато спелый, уже вот-вот готовый продрать взбухшей мякотью кожицу, нежно-оранжевый с розовым отливом, и зашвырнул его в сторону зарослей, залепив им кицунэ чуть ли не в лоб, но тот все же ловко перехватил его и тут же, смешно повизгивая, впился в него зубами. Чуя было дернулся в его сторону, но лисенок, испугавшись, скрылся со своей добычей, но вскоре высунулся снова, в этот раз уже глядя с надеждой.  В тот день Чуя пожертвовал ему еще три персика, которые кицунэ умял так, словно не ел несколько дней. Обглодал косточки, попытавшись одну разгрызть: зубки-то у него были крепкие – вмиг раскусили, но кицунэ лишь недовольно скривился и отбросил их от себя подальше, более не собираясь связываться с такой гадостью, а потом слизал остатки сока с пальцев, радостно подергивая хвостами, коих, кажется, Чуя насчитал целых девять – обладатель их шустро скрылся, не дав убедиться в подсчетах.  Странное чувство, но Чуя был рад тогда, что все же поделился персиками. Поэтому решил, что в следующий раз снова угостит кицунэ, только немного иначе.  Выманить его из кустов оказалось не так-то просто. Чуя вернулся в свое убежище через несколько дней. По дороге он никак не мог оторваться от новой книги и, рискуя навернуться, читал прямо на ходу, и сквозь деревья пробирался, едва-едва следя за тем, что там на пути, потому жутко перепугался сначала, когда обнаружил, что за ним, не особо скрываясь, наблюдают.  Кто бы мог подумать – его тут уже ждут, и ждали явно все предыдущие дни, что он ездил помогать сестрице в город, да тратил скопленные деньги в книжных лавках. Лисенок, устроившись возле скрытых пышной листвой камней, сидел, однако, смирно, смотрел пытливо, но долго не решался подойти и взять персик и сливы, что Чуя положил рядом с собой на земле. Он выглядел каким-то растерянным, когда все же выбрался из своей засады и нерешительно стал приближаться. Смешной какой-то, хвосты, казалось, были больше его самого и жили отдельной жизнью, пушистые и в травниках, а он на фоне их был совсем какой-то маленький.  На полпути к желанной добыче, замер, пригнулся к земле и еще некоторое время не решался подойти ближе.  – Бери, не обижу я тебя, – Чуя не был уверен, что его поймут, но кицунэ вскинул голову, взглянул на него и, поразмышляв, решил довериться, подобравшись еще немного.  Совсем близко не подошел. Вытянул руку и коготками подцепил заветный персик, тут же отскочив в сторону, но к кустам не рванул. Сжевал прямо на месте, прикрывая глаза от удовольствия, хотя и не забывая поглядывать в сторону Чуи. Он причмокивал с каким-то повизгиванием и будто бы даже дышать забывал, пока вкушал сочную мякоть.  – Ты, кажется, голодный сюда приходишь? Да?  Лисенок лишь глянул на него, привлеченный, видимо, звуком голоса, сглотнул, потоптался на месте, а потом схватил еще и пару слив и рванул обратно в свое укрытие.  Он так и сидел там некоторое время, пока Чуя пытался читать, а не отвлекаться, потому что книги внезапно утратили свою притягательную мощь, уступив этой маленькой лисе. Чуя кое-как прикончил главу, да и то так толком ничего не поняв, потому что все время терялся среди строк, а потом опомнился – надо спешить домой! Сестрица строга – загуляешься раз, потом вообще запретит далеко уходить.  – Я утром приду, – зачем-то предупредил он. – До завтра?  Выглядывающий из зарослей кицунэ лишь моргнул, но не отозвался.  Чуя, как и обещал, ранним утром снова явился с корзинкой. Он проводил сестрицу в город и сразу рванул сюда, и немного не ожидал, что его уже будут ждать прямо на месте среди диких цветов, где он обычно устраивался на мягком мху. Кицунэ там неуверенно пристроился, окутав себя хвостами и держа в руках что-то. Завидев Чую, он прижал ушки к голове, но не убежал. Ему явно понадобилось все его мужество, чтобы дождаться, когда его вынужденный знакомый окажется рядом.  Он впервые так близко подпустил Чую к себе, и тот наконец-то мог куда лучше его разглядеть. Он явно часто лазает по колючим кустам – весь в мелких царапинках, особенно руки, в которых он сжимал букетик цветов, коих Чуя точно прежде никогда не видывал. Что за странные творения? Их сердцевинки словно бы переливаются, а лепестки цвета лазурных вод залива, а вот те – словно огненные солнышки, но кончики их, будто кто-то плеснул дорогим вином, что продавали в магазинчике рядом с домом, где жил Чуя, и ощущение, будто на свету капельки блестят. И целая ветка, покрытая мелкими цветами, будто сливы или сакуры, но они синие, синие-синие, пронзительно, словно ночь зарождающаяся. Такие чудеса природы не росли в этих местах, даже если уйти глубоко в чащу. Престранные, прекрасные, и аромат их – сладкий, но не приторный. Где же он их достал и зачем принес?  Лисенок тем временем вскочил на ноги и неуверенно вытянул руку с букетом, на который Чуя оторопело уставился, все еще непонимающий. Он не ожидал, что ему предложат цветочки в дар.  С тех пор кицунэ постоянно приносил ему эти странные букеты. Набор цветов менялся, и каждый раз казалось, что там обязательно присутствовал какой-то новый невиданный цветок. Лисенок по-прежнему шарахался слегка, по-прежнему выглядел голодным, и Чуя был уверен, что ждал он его в этом месте каждый день, хотя у самого не было возможности появляться тут столь часто.  Чую забавляло это существо, и он даже посмеивался над ним. Для него персики, да и все содержимое корзинки, не представляло такой ценности, лишь способ побаловать себя. Ему просто было интересно наблюдать за прежде невиданным творением мира духов, в которых он ранее не верил. Букетики он по пути домой обычно выкидывал, не видя в них важности и просто не зная, зачем они вообще ему, но вкусности притаскивал регулярно. Кицунэ уже так не боялся его, брал себе персик или яблоко и съедал в сторонке, посматривая голодно на оставшиеся в корзинке. Чуя приносил ему разные фрукты, пытаясь ради интереса понять, что ему больше всего понравится. Один раз взял с собой лимон, и даже тот кицунэ сжевал целиком, хотя весь исфырчался, доведя Чую до слез от смеха, хотя и не понял вовсе, почему этот мальчик так смеялся.  Чуя пытался с ним говорить, и тот явно вполне понимал его, но ничего никогда не отвечал, лишь молча в ответ смотрел, кусал губы, помахивая своими хвостиками над головой, да шевелил ушами, что, как догадывался Чуя, могло нести в себе какой-то смысл, но расшифровать не получалось. Разве что заметил различные оттенки радостных повизгиваний, хотя лисенок каждый раз пугался собственных громких звуков и оглядывался назад, будто проверял, что никому не помешал.  Чуя сам не понял, почему однажды решил пошутить над лисенком. В одной портовой лавке он как-то увидел целую гору мыла, вырезанного в виде фруктов. Дыни, арбузы, яблоки всех возможных цветов, манго и что-то совсем уж экзотичное и ни на что не похожее. И среди всего этого великолепия было кое-что, цепанувшее глаз, – один в один персик, словно только что с ветки снятый. Кто-то постарался, когда заморочился над этой штукой, цвет так вообще был изумителен. И Чуя даже не поскупился, потратил немного своих карманных денег, купив мыло-персик.  Весь день до очередной встречи с кицунэ он представлял его реакцию на этот мыльный сюрприз. Будет забавно. Следующим днем он собрал корзинку, куда водрузил и это благоухающее мыльце. Смотрелось оно ничуть не хуже на фоне настоящих фруктов, и явно привлечет к себе первым делом внимание.  Лисенок, как можно было догадаться, сидел уже в ожидании. Прошлой ночью на землю обрушился сильный дождь, омывший чуть подсохшие леса, и было видно, что шерстка на хвостах еще не успела просохнуть, и цветы в руках маленькой лисы склонили свои головки под тяжестью каплей – букетик выглядел совсем каким-то хилым, и кицунэ сам с недовольным видом посматривал на него, поэтому протягивал со смущением.  Чуя тогда замялся, разглядывая цветочки. Он только сейчас вдруг подумал, может ли быть это похоже на дружбу? У него прежде не было знакомых, не говоря уже о близких друзьях, даже в той маленькой школе при деревеньке. Он вроде бы и был общительным ребенком, но в итоге мало-помалу, да отстранялся от людей, выбирая книги, что казались куда более надежными, чем все окружающие. Ну, кроме сестрицы.  Интересно, а где дом этого кицунэ? Чуя смутно так представлял, где тот вообще может обитать. В округе были храмы, в которых он часто бывал на праздниках, но что-то не припомнил, чтобы кто-то болтал о том, что там обитают мальчики с ушками и целой кучей хвостов. Наверно, он прячется где-то в лесу. Один ли живет? Или где-то есть стайка его братьев и сестер? Но тогда бы он уже давно привел их или бы забирал добычу с собой, но он ныне практически всегда все съедал при Чуе, а после никуда не торопился, сидел в сторонке, пока тот не уходил.  Сжимая влажные цветы, Чуя, не подумав, брякнулся на мокрую траву, а потом подскочил, обругав себя за такую глупость. Кицунэ испугался его резких движений и едва не удрал в страхе и смятении.  – Да не бойся ты, – махнул ему Чуя, вспоминая о корзине персиков и своей шутке. – Вон, бери. Тебе принес.  Кицунэ, все еще смущенный и, как всегда, осторожный, подобрался к корзинке, втягивая носом воздух, и Чуя замер в предвкушении, когда этот глупыш схватит кусок мыла. А лисенок и правда по наивности вцепился в необычный с виду персик и тут же вонзил в него зубки, не сразу поняв, что не так.  Чуя прыснул, а потом зашелся глупым детским смехом, видя недоумение на лице кицунэ, который закашлялся и вдруг испуганно метнулся куда-то в сторону, где слышался звук бурного ручья. Сгибаясь от смеха, Чуя попытался поспеть за ним, но тот оказался более прытким, а было так смешно, что в жизни не поспеешь! Аж бок закололо. Чуя подобрался к речонке в тот момент, когда лисенок, фыркая и ворча, судорожно пытался набрать в рот воды и избавиться от мыльного привкуса и пены. Вдобавок ему мыло попало еще и в глаза, и он пытался промыть их ледяной водой, из-за чего, потерявшийся в пространстве, навернулся в стремительный ручеек, вымокнув теперь целиком.  Чуя смеялся, аж бедный закашлялся, а потом замер, когда вдруг сквозь слезящиеся глаза заметил, что никого нет. Он пропустил тот момент, когда кицунэ исчез в неизвестном направлении. Вернулся к корзинке, но ничего там более не было тронуто, валялся лишь рядом надкусанный кусок мыла в виде персика.  В тот день лисенок более не объявился. И в последующие тоже.  И кицунэ даже понятия не имел, сколько раз Чуя, пораженный осознанием того, что натворил, в эти текущие так медленно и вяло, будто специально, дни проклял себя за столь злую шутку. Он ведь… В самом деле не хотел ничего дурного… Просто этот лис так всегда рад был его персикам, так доверчиво принимал их… Это казалось непривычным, он не верил, что можно вот так вот наивно пусть и со страхом… Как вообще такая глупая шутка могла появиться в его голове? Его такому не учили, и книг таких плохих он не читал… Чуя совсем не понимал себя, и от этого становилось совсем уж тошно, словно он сам откусил огромный кусок от того мыла, и он застрял у него в горле, и мучил теперь так, что ни гулять, ни читать не хотелось.    Чуя искал лисенка, звал, но тот не показывался. Мерзкий кусок мыла был самым садистским образом уничтожен, стерт с лица земли, а у самого Чуи отпало всякое желание есть персики, потому что он тут же думал о кицунэ, вспоминал, как тот иногда, прежде чем откусить персик, прижимался к нему носом и вдыхал аромат с совершенно умиротворенной улыбкой. В тот день Чуя впервые забрал принесенный лично для него букет с собой, чуть позже вложив эти цветы между страниц одной из своих книг. Сам не знал, к чему провел этот ритуал, но после него стало чуть легче. Правда тут на него еще и напало сожаление о том, что он выкидывал все предыдущие букеты, собираемые с таким усердием каждый раз и подаренные ему от всего сердца.  В свое убежище Чуя приходил по привычке – иного места побыть наедине с собой у него не было, но уже без всякой надежды он вслушивался в окружающие шорохи, с каждым днем все больше и больше уверяясь, что лисенок больше не появится.  Но одним скучным вечером в зарослях кто-то снова зашуршал. Чуя подумал, что это зверь какой, птица, наверно, что изводила его тут своей грустной трелью; до этого он все время обманывался этими шорохами, но вот! Мелькнули белые хвосты – почему-то именно они первым делом, а потом вывалился и сам кицунэ, который умудрился запутаться во вьюнах и не сразу выбраться.  Чуя еще ни на кого не смотрел так виновато. И ожидал взгляда осуждающего, но лисенок, поборов коварные растения и поворчав на них, словно они должны были разуметь его угрозы, уставился на мальчика с какой-то неприкрытой радостью, которой Чуя никак не заслужил, а его сердце сейчас готово было переломать ребра, вырваться и рассказать о своих чувствах вперемешку с попытками извиниться. Поймет ли его запыхавшийся кицунэ? Вид у него был замученный, но отчего-то довольный. А еще в руках он держал нечто, завернутое в большие чуть пожелтевшие листы. Вместе с этим, осмелевший, приблизился к Чуе.  – Я потерял тебя, – только и смог вымолвить тот, не понимая, что и зачем ему протягивают. Может, это что-то столь же гадкое, в отместку за его глупую проказу?  Что бы там ни было, Чуя решил развернуть листы и смело принять на себя то, что заслужил за свой непростительный, как он верил, поступок, но лишь с удивлением уставился на нечто, похожее на огромные соцветия красной камелии, только кромка лепестков имела черные ободки. Чуть подсохшие, цветки источали дивный аромат, но что это и зачем, Чуя не понял.  – Они растут в той части леса, куда люди не попадут, и очень далеко, – голос лисенка звучал смущенно, не все звуки можно было разобрать, но, оказывается, он вполне себе был разговорчивым. – Я достал их тебе.  – Зачем? – Чуя не поймет, что именно в этой ситуации заставляет его грудь так болеть.  – Персики из твоего дома испортились ведь? А если эти цветы добавить в воду и полить деревья, они снова будут вкусными.  Чуя в тот момент подумал, что те его слезы от смеха ничего не стоили, и какими же мерзкими они были! Стали еще больше отвратительны! За них было стыдно. Но не за эти, что сейчас навернулись на глаза, к удивлению лисенка, решившего, что он обидел своим подарком.  – Я, хочешь, принесу, те другие цветочки…  – Нет-нет, – Чуя схватил его за руки и до безумия рад был, что его не испугались. – Не надо. Прости. Прости. У меня с собой осталась еще парочка персиков, бери их. Они не успели испортиться. И за подарок спасибо.  Чуя не стал объяснять, что нет необходимости в этих цветах, но, вытирая мокрый нос, теперь в самом деле довольный, радостно смотрел, как кицунэ доедал его персики.  Надо будет его отвести к себе в сад… Ему понравится.