Ишемия

Креман – слабогазированное игристое вино из Франции крепостью 7-14% (обычно 12-13%), бывает белым, розовым, иногда даже красным. Название переводится как «сливочный» — благодаря легкой карбонизации, напиток почти не покалывает язык и кажется скорее кремовым, чем газированным. Креман изготавливают традиционным методом шампанизации. Хотя само название «Cremant» законодательно не защищается по географическому происхождению, это вино официально производят всего 10 апелласьонов (8 во Франции и по одному в Люксембурге и Бельгии). Cremant d”Alsace - в Эльзасе производится около 50% всего французского кремана. Благодаря сухому и солнечному климату региона, ягоды вызревают хорошо. Местное вино может базироваться как на одном сорте (например, Пино Нуар), так и представлять собой купаж разных видов винограда. Рей предпочитает на 100% Пино Блан из-за большей терпкости без единой мускатной ноты "Спокойствие" всегда было вторым именем Бена Соло, такой же частью его как часы дедушки Энакина или шрам, оставшийся как напоминание о юношеском максимализме. Мужчина считал, что ему не всегда нужно надевать идеально выглаженную рубашку, но в спокойствие облачался словно во вторую кожу, каждое утро. Он был нейрохирургом, потому не имел права на сомнения, ярость или злость. Спокойствие, порой, доставляло неудобства в личной жизни – некоторые подружки путали уравновешенность с равнодушием и пытались взбесить его, ругаясь или, например, пытаясь что-то разбить или нацарапать на его машине. Но лишь сильнее заводились, когда он даже в лице не менялся. Считал про себя для успокоения, не поддавался на провокации. В профессиональном плане его спокойствие было огромным преимуществом и в буквальном смысле спасало жизни. Когда в самом конце операции с прямым вмешательством аневризма разрывалась, и кровь начинала заливать мозг, он мог подавить всплеск адреналина и довести дело до конца. Цена чужих жизней научила Бена быть настолько спокойным, что иногда это действительно граничило с равнодушием, но он слишком верил в свой долг. Сейчас же, однако, мужчина злился. По нему было сложно это понять, но Бен Соло был на грани. Он не испытывал такую ярость, даже когда та сука из Теранос* развела его клинику на пятьдесят миллионов долларов со своими ебанными анализаторами крови. Ему очень тогда хотелось перестать зависеть от заоблачных цен LabCorp, и он, наверное, двинулся умом, раз позволил инвестировать в такое дерьмо, не разобравшись. Оправданием служило то, что тогда все, все в это инвестировали. Бен Соло знал, что его из равновесия выводила одна вещь - когда клиника, детище его деда, попадала под прицел. И он едва сдерживался, повторяя, что нельзя, нельзя делать хорошие дела бескорыстно, ведь все, что сейчас происходило, – результат его бездумного секса с писательницей, которая сейчас сидела перед ним. Хмурая. Раздраженная. Злая. Все завертелось как-то слишком уж быстро. Бен после тех суток с Рей улетел в Вашингтон, где при местном университете провел несколько открытых операций для студентов, а затем, не возвращаясь домой, отправился в Чикаго на конференцию, где Роуз так просила его выступить. Вечером он лениво потягивал привычный олд фешен вместе с Викрулом и, ностальгически улыбаясь, вспоминал университетские годы, их маленькое «рыцарское» братство, члены которого теперь были разбросаны по миру и встречалось лишь вот так, на каких-то симпозиумах. Викрул жаловался на свои проблемы, Бен – на свои. Обычная беседа старых друзей. А потом взгляд Бена привлекло фото Рей на обложке вечерней газеты. Он быстро выпал из беседы и перестал отвечать по существу, лишь угукая в ответ. Его поглотила статья. Дочитав до конца, Бен выругался. Викрул удивленно посмотрел на университетского товарища. - Что такое? - Это моя…пациентка. - ответил Бен, даже не задумавшись, как легко сказал "моя" и как замешкался на определении того, кто для него Рей. По сути, это было не важно. Короткая заметка была посвящена диагнозу Рей. Газетчики мерзко и непрофессионально давали расшифровку того самого слова, которое так напугало девчонку всего полторы недели назад. Бен поморщился. Он и представить не мог, что агент Рей решил сделать рекламу на такой болезненной во всех смыслах теме, ведь девушка сама говорила, что не хочет чужой жалости. Но им в шоу-бизнесе было виднее, как себя продавать. Может, в этом сезоне давали рейтинг за плохой диагноз? Однако, когда Бен спустя три дня вернулся в Нью-Йорк, скандал вокруг диагноза Рей набирал обороты, а в клинике мужчину ждало приглашение от адвокатов ее издательства на встречу. Перечитав трижды, Бен аж рассмеялся. Его клинику обвиняли в сливе информации прессе. Это выглядело настолько глупо, что он в первую секунду подумал ехать без своего адвоката. Прочитав весьма агрессивное приглашение ещё раз, мужчина все же набрал Хакса. И вот, в час, когда каждый приличный житель города баловал себя чашкой кофе, он сидел и смотрел на мерзкое лицо агента Рей, почти не вслушиваясь в речь этого типа. Нелепость обвинений была так чертовски очевидна! Похоже, этот мужик просто сводил с ним счеты за то, что он заступился за девушку, которую агенту так нравилось пинать. Пока Армитаж с бесстрастным выражением лица выспрашивал основание претензии, Бен сгорал от эмоций. Ещё он задавался вопросом – что думала сама девушка по этому поводу? Какова её роль в этом фарсе? Поддерживала ли она агента, если да, почему не пришла посмотреть ему в глаза, загоняя нож под ребра и в спину. Бен не ощущал себя обиженным, не мальчик и не в первый раз кто-то хотел подать в суд на его клинику, но от Рей это как-то неприятно задело за живое. Он не желал той девчонке ничего плохого, так отчего вдруг разгорелся такой сыр-бор? И при чем тут клиника? Если агент так хотел свести счеты с ним лично, набрался бы смелости ударить прямо, а не прикрываться нелепостями. Бен с радостью ударил бы пару раз эту мерзкую рожу хотя бы за «ты такое, ничтожество, Рей, не можешь даже приехать вовремя». Просто так, в профилактических целях. Может быть, сломанный нос включил бы мозг агента, и он бы перестал унижать девушку. Но Хакс бы такого порыва не оценил, поэтому Бен пока сидел молча и тихо. Привычно считая в голове до трёхсот. И как-то не очень помогало. В его клинике никто не мог слить информацию, покуда диагноз Рей знал только он и Кардо, который был не только ведущим неврологом, но и его лучшим другом, товарищем, соратником. Единственным из братства «рыцарей», с которым он общался каждый день. Кардо он верил как самому себе. Атмосфера накалялась, встреча закончилась ничем, Бен, раздраженный и нервный, вернулся в больницу и... наткнулся на причину всего этого скандала. Она приехала, чтобы закрыть карточку и забрать результаты обследований, чтобы дважды не проходить МРТ, УЗИ и прочее в другом месте. Бен увидел её издалека, а когда подошел ближе, Рей даже не повернула головы. И он понял – не важно, знает она о том, что творит её агент или нет. Ведь сама девушка уже вынесла клинике приговор. Это страшно сердило. Да какого же чёрта??? Проходить мимо мужчина не стал, а поздоровался и предложил ей кофе привычным спокойным тоном, будто ничего не произошло. Рей на удивление бесстрастно кивнула и согласилась. И вот она сидела на том диване, упираясь в который, отдавалась ему пару недель назад. Далекая и холодная. Бен смотрел на неё. Узкие черные джинсы, такого же цвета бесформенный свитер, лимонные, аж неоновые туфли на узкой шпильке. Все те же темные тени, искажающие взгляд. Все та же манящая красная помада. Потрясающе хороша даже с нарочито небрежным пучком. Скорее даже наоборот – он придавал ей шарм какой-то танцовщицы из Belle Époque. Вся такая черно-белая, она, и правда, будто сошла с ретро-фотографии. Если не смотреть на туфли. Но главное было не в этом. Даже через дымку злости Бен видел, что Рей сейчас находится в гармонии, состоянии покоя, и этого ее аж подсвечивает. Как солнце тем утром у него в квартире. Её взгляд был не затравленным, улыбка, хоть и холодная, но настоящая, не вымученная. Мужчина наблюдал, как уверенно она шла в его кабинет, ни разу не пошатнувшись. Он точно знал, что последнюю неделю у нее не болела голова. Глядя на Рей, такую Рей, сейчас, Бен был доволен. Сегодняшняя девушка была результатом его усилий, тех действий, которые он совершил из-за своего тщеславия. Бену сложно было смириться, что есть болезнь, ему неподвластная, и он целый вечер, сидя в аэропорту, решал с Кардо, по какому маршруту тот собирается пустить лечение Рей. Обычно Бен Соло не пересекал границы. Неврологи и нейрохирурги сообща не работали, но Кардо ведь был его лучшим другом и опорой. Когда оба зарабатывались до ночи, то за гольфом в его кабинете обсуждали те или иные диагнозы, прогнозировали. Потому его интерес к Рей Кеноби не удивил Кардо, а если и удивил, друг промолчал. Пока Кардо озвучивал проверенную схему, состоящую, в основном, из физиотерапии и консультаций психологов, которые должны были помочь Рей найти баланс, Бен качал головой. Ему казалось, что девушка находится со своими "шатаниями" – и физическими, и моральными – в той стадии, когда нельзя ждать, пока медитация и принятие ей помогут, ведь она уже сильно закостенела в непринятии себя. Потому он предложил сначала снять симптоматику медикаментозно. Кардо сомневался, а Бен уже перечислял, что, по его мнению, нужно выписать. Говорил, что стоит идти от обратного. Если они хотели, чтобы девушка научилась контролировать свои эмоции, которые провоцировали её приступы, нужно сначала её искусственно успокоить, а потом уже ждать чуда в виде самопринятия. Кардо пробормотал что-то «не слишком ли ты осведомлен?», но согласился. В конце концов, медикаментозное лечение оригинальными** препаратами тоже разрешалось. Он не смог не заметить, что молекулы Бен подобрал мощные, но довольно щадящие да и организм был ещё молодой, вреда не будет, если два месяца попить лекарства. Выписал ей все, что советовал Бен, включая антидепрессанты. И вот сейчас она смотрела на него, не зная, что в этот раз скульптором её улыбки, её терпения и даже легкой отрешенности от всего, включая скандал, был он. Только не долото ему помогло, а молекула тразадона, что было куда современней. Семьдесят миллиграмм трижды в день и вот, пожалуйста, она не только не шатается, а ещё и, наверное, наконец, отсыпается – Бен нарочно выбрал тот препарат, который имел не только ингибиторы обратного захвата серотонина, но ещё и обладал отличным снотворным действием. Сон – хороший, здоровый сон, часто помогал снять симптоматику ишемии в той запущенности, до которой Рей её довела. Да и депрессию тоже, которая у неё, несомненно, была и только усугубляла энцефалопатию. Его немного смущало, что тразадон, конечно, ВОЗ запрещался при лечении деменций, но пока то неприятное слово было лишь далекой возможностью, потому свою клятву Гиппократа Бен Соло не нарушил. - Значит, решила сменить клинику? – молчание затягивалось. Рей, выстукивающая пальцами по колену какой-то незамысловатый мотив, посмотрела на Бена с кривой ухмылкой. Она-то решила, что они будут просто молча смотреть друг на друга, заковавшись в обоюдное неудовольствие. И в желание, да. Потому что взгляд доктора – хмурый, даже злой, все равно был полон жадного желания. Интересно, он отдавал себе отчет в том, что смотрит на неё так, что аж жарко становится? Будто уже касался её души? Будто мысленно имел её снова на этом диване? Рей поежилась. - Соло, послушай, я не собираюсь участвовать в фарсе Ункара. - девушка вздохнула. О том, что затеял её агент, она узнала лишь вчера вечером, случайно столкнувшись с юристами издательства, и немало опешила. У неё была длинная беседа с Ункаром, которая закончилась грандиозным скандалом, но Рей смогла убедить агента в том, что они лишь ещё больше раздуют скандал вокруг её диагноза, и будет только хуже. Тот согласился, но Рей была уверена, что просто так это не закончится. Вся эта ситуация с наездом на клинику больше походила на личный мотив. Бен за неё заступился, а Ункару Платту точно не нужен был мужчина, способный постоять за неё, потому этот недоказанный сыр-бор и начался. К счастью, обещание Рей посещать теперь другую клинику вроде как временно удовлетворило агента, и вот, все что ей осталось, это одна беседа с доктором, который, кажется, был порядком на неё зол. Видимо, решил, что это её идея - пнуть его детище носком своих красивых туфель. Будто она не понимала, что такое клиника для него. Это все равно что её книги. Часть сердца, души, жизни. - Меня не пугает твой агент, Рей. Если он спустит свою свору на мою клинику, мои адвокаты сотрут твое издательство в порошок. Он скрестил руки и откинулся в своем кресле. Сощурился. Рей вздрогнула. Вот это походило на угрозу. Мол, тронешь мою клинику, и от твоей мечты не останется ничего, от твоего издательства я не оставлю и камня на камне. Угрозы Рей никогда не нравились. Особенно, от человека, который был ей небезразличен. Почему он так говорил с ней? Она же пришла, вроде, с миром. Конечно, не предложила себя в виде примирительного акта, но не собиралась воевать. Хотела не то, чтобы извиниться, – все же тоже думала, что слив произошел здесь, - но объяснить, что она всего этого не желала, не провоцировала, и что не она бросает поленья в костер. Хотела объяснить, что больше не будет сюда ходить, чтобы не привлекать внимания и не портить репутацию его больницы. Хотела даже – вот дурочка, – чтобы доктор, может, зная, что больше они пересекаться не будут, позвал её на свидание. Ведь он же сейчас так на неё смотрит, так смотрит… А Бен неожиданно решил огрызнуться и ударить по больному? Вот так просто, даже не меняя выражения лица или тона. Это тебе не Ункар, который будет орать так, что аж стены дрожат обычно. Что ж, это было не странно. Бен ведь знал то же, что и Ункар, который унижал её как хотел. За неё некому постоять. Ей можно было угрожать, потому что никто сюда не придет. И в одну минуту Рей даже захотелось спустить свору. Пускай бы возился с ними, а не угрожал ей, раз он так невъебенно крут. - Что же ты так, Бен, я девочка благодарная, а потому очень великодушная. - она насмешливо сверкнула глазами. – Ты был так хорош пару недель назад, здесь, что этого достаточно в качестве залога молчания. Можно, конечно, раскрутить тебя ещё на один секс и даже выпросить оргазм – сегодня ты бы все сделал, чтобы я не подала в суд, но… пожалуй, этот секс ради секса становится скучным. Она закинула ногу на ногу. Видела, что Бена аж передернуло от этих слов. Ему не нравилось, когда она превращала их порывистый секс в оплату. Знала, что ему нравилось быть с ней в такие моменты. Гореть и сгорать на пару. Но ведь он первым пошел против неё «с мечом, и копьем, и щитом***» своего мужского превосходства, хренов Голиаф, забыв о том, что Давид одним метким ударом камня всегда побеждал. Вот уже две тысячи лет. С каждым новым прочтением Библии Давид оказывался в выигрыше. Её камнями были слова. Она умела ранить. - В общем, считай, что я тебя прощаю. - Тебе не за что меня прощать. - Бен, данные слились из твоей клиники. – очень спокойно и тихо заметила Рей. Хотелось даже залепить пощечину этому самоуверенному мужчине. Как он мог не видеть очевидного? - Смотри, с моей стороны знали лишь я и Ункар, причем тот знал весьма поверхностно – мы не встречались до момента скандала, и я не успела ему ничего рассказать. А даже если бы Ункар знал – он умеет хранить секреты, здесь не придерешься. Он знает, на чем можно делать скандал, а на чем – нет. Я не больна смертельной болезнью, потому это никак не поднимает тираж. Нет, Ункар точно не слил. А вот в клинике, Бен, в клинике всех не проконтролируешь. Хорошо ты – честный человек. Хорошо – доктор Кардо, допустим, тоже. Но за каждого ли ты готов поручиться? Сколько у тебя медсестёр, которые имеют доступ к папкам? Ты что, каждому в душу можешь залезть и понять, нужны ли ему деньги или нет? Она косо усмехнулась. Чужие секреты никогда не будут защищены, пока люди уязвимы в своих проблемах или жадности. Это Рей знала точно. Бен хотел возразить, что доступ не имел никто, но замер. Ночной ассистент на рецепшен, которому он сам разрешил доступ к файлу Рей в ту ночь, когда забирал её из клуба. Наверное, он так изменился в лице, что девушка невесело фыркнула. Его лицо сказало всё за него. Бен подошел и сел поближе. От неё одуряющее пахло смесью темной вишни, горького шоколада и дыма. Запах был таким же порочным и темным, как сама Рей. Пробуждающим худшие стороны души мужчины, который и так качался между злостью и неожиданным чувством вины. А теперь этот аромат так соблазнительно забирался под кожу. - Рей, мне жаль. – все же сказал Бен, протянув руку. Это был примирительный жест, который, однако, вряд ли бы исправил весь тот вред, который причинил Рей скандал. Мужчина ощущал себя огорошенным, потому что она пришла за помощью в его клинику и из-за него же попала в неприятную историю, – мало кто захочет, чтобы весь мир обсуждал, будет у тебя деменция или нет? Рей доверилась именно ему. И именно он из-за своей занятости и нехватки времени, выходит, все спровоцировал. Было довольно гадко на душе. Он за своим упрямством и тщеславием, порой, правда не снисходил к обычным людям. А обычные люди чаще всего приносили огромные проблемы. - Что такое? Первый раз предают тебя, да, Бен Соло? Плевать мне, что тебе жаль. Это сделал плохой человек, а плохих людей нужно наказывать – вот мое условие. Я хочу, чтобы ты в шею гнал таких «специалистов». Конечно, этим ничего не исправишь, но мне так будет приятней. «Плохих девочек тоже, знаешь ли» - невпопад подумал Бен, все ещё немного одурманенный запахом вишни и шоколада. Она была слишком близко. Была весела, уравновешена, хороша собой. Бен смотрел на неё и понимал, что врет себе и врет больше, чем в те две недели, когда свои мысли о Рей оправдывал просто тем, что «она же моя пациентка», потому что о других пациентах он не думал в том ключе, в каком об этой девчонке. Злился на себя за то, что так медленно соображал, на неё – за то, что торговалась с помощью секса. Бен ощутил, что злость так опасно остра, что едва не лишает рассудка. Захотелось взять её прямо здесь, прижав к двери, у которой она стояла, и заняться с ней сексом до той грани, когда она неконтролируемо выкрикивала бы его имя. Именно его, что бы каждый услышал, что она его, его, только его. Бен тряхнул головой. Какая чушь, что это с ним. Почему он просто не мог контролировать свои желания. - Хорошо, я уволю того, кто это сделал. Сегодня же. Рей, даю слово. Этот человек не будет работать. - Хороший доктор, молодец. Спасибо. Будем считать, конфликт исчерпан? - По рукам. Рей поднялась, так и не дождавшись приглашения на свидание. Да что не так с этим мужиком? Трахать он её хотел, а на свидание звать – нет? Хоть, наверное, страстный интерес в связи со скандалом пропал, потому что смотреть - смотрел, но ни разу не коснулся, а робким доктор Соло точно не был. Ну что ж, нет так нет. - Я хочу сказать тебе одну вещь. Подожди. – он взял её за руку. Девушка замерла и вскинула бровь. Что ещё? – Рей. Я вижу, что лечение идет тебе на пользу, но ты должна понимать: это всё – не ты сейчас. Антидепрессанты – вещь хорошая, но рецепт закончится, и больше их принимать будет нельзя. Точнее, можно, конечно, дело твое, я не знаю, как решит тебя лечить другой невролог, но ты должна знать: таблетки – это как костыль, который тебя поддержит сейчас. Скорая помощь, снимающая симптоматику. Рей, тебе придется если не полюбить себя, так хотя бы принять. – Бен говорил медленно, надеясь, что девушка, так ценящая слова, услышит его. Что они пробьют барьер ее неуверенности, который был там, под маской отвязной скандалистки. - Я знаю, что твой путь к вершине был долгим и вымощен, наверное, такими поступками, которыми ты не гордишься, и именно эти поступки наполняют тебя ядом презрения к самой себе, но так нельзя. Ты себя и отравишь. Ты уже сделала из себя «Давида», это великолепно, но это работа над собой - иного рода. Ты хочешь, чтобы тобой восхищались, но начни с себя, иначе ты не ощутишь удовлетворения. Восхищайся собой каждое утро. Своей силой, талантом, красотой. Поверь, тебе есть, чем гордиться, и есть, за что любить себя. Таких как ты на деле очень мало. Посмотри на себя – прикрываясь цинизмом, ты великодушно спустила то, что, думаю, причинило тебе боль. Прости меня за этот скандал. Ладно, тебе все равно, а мне нет. Я, правда, стараюсь жить по принципу «не навреди», и такая ерунда произошла первый раз. - Будет тебе наука, доктор Соло. Данные защищать нужно лучше. То, что он говорил ей… Что ж, это было прекрасно. Отродясь в свой адрес Рей не слышала таких слов. Точнее, фанаты, конечно, часто писали ей в инстаграм или признавались в любви к ней или её таланту, но никто не говорил так остро и понимающе. Никто не держал за руку. Но Бен снова говорил с ней как врач. А что человек под белым халатом? Что он думал о ней? Думал ли вообще? Скорее всего, нет, раз он просто решил дать ей великий, мудрый совет, который хрен его знает, как реализовывать, когда агент – самый близкий человек – называет её пустым местом, чаще, чем по имени. - Что, Бен, заглядывал в мою карточку, да? Как ты хорошо осведомлен о том, чем меня лечат. Бен улыбнулся. В этом не было преступления, но, конечно, да, он смотрел её карту. Знал теперь не только, как её лечат, но и что последний анализ крови не показал наркотика в крови, а, значит, не так часто она уходит в загулы. Его немного удивило повышенное содержание гестагена****. Девочка была, конечно, умничкой, что не забывала – при своем-то образе жизни – о контрацепции, но его прямо выбесило, когда он увидел цифру. Это означало только одно – ей делали гормональные инъекции, и он бы лично встряхнул того врача, который это делал с ней, не объяснив, что до двадцати пяти лет это не рекомендуется, ведь доза гормона при уколах обычно так велика, что может повлиять на формирование костей. Что, нельзя ей было какой-то левоноргестрел выписать? Но, да, конечно, таблетки всегда были дешевле, а за процедуру деньги шли в кассу. Но эта тема была слишком личной. Он не мог объяснять ей, как правильно жить. И не мог рекомендовать поменять гинеколога. Надеялся только, что та клиника, которую ей выберет агент или она сама, будет не с такими вот горе-специалистами. - Береги себя, Рей. – он нежно погладил её тонкие пальцы, из-под которых рождались шедевры. Так, все-таки, было обидно за неё. Так хотелось защитить, но он даже, как оказалось, и с клиникой своей совладать не мог. - Цени себя. Не позволяй тому агенту пинать тебя – он тебя не заслужил. - Спасибо, доктор Соло. Это очень ценный совет. – она ухмыльнулась, скрывая грусть от того, что Бен так никуда её и не позвал, вроде как подводя черту, за которой все его слова были пустыми. – Ты – хороший человек, Бен. Правда. Потому я не держу на тебя зла. Надеюсь, ты дойдешь туда, куда хочешь. Не знаю, какие исследования занимают все твои мысли, но, правда, желаю тебе успеха. Боюсь, я уже засиделась, и мне пора. Девушка дошла до машины, села в неё и с минуту смотрела на клинику. В жизни никто никогда не пытался её удержать. Когда она бежала из приюта, никто особо не пытался помешать. Когда уходила от Финна, тот только посмеялся ей вслед, бросив, что она приползет назад. Теперь вот этот врач. Почему он только смотрел, но больше ничего не делал? Рей знала ответ, на самом деле. Потому что секс – это одно, а ездить по клубам забирать обдолбанную девчонку – другое. Она же показала себя со всех сторон, молодец. Вряд ли этот тот сценарий, который бы Бен Соло себе нарисовал. Какими были его отношения? Наверное, уравновешенными и скучными. Его пафосный совет её огорчил. Потому что в лечении, к которому, Рей была уверена, этот мужчина приложил руку, её сначала погрузили в искусственный покой, а потом уже будут учить жить по новым правилам. Так почему же в плане любви к себе Бен развернулся на сто восемьдесят градусов и предлагал ей начать с себя? Может, здесь тот же принцип. Чтобы полюбить себя, нужно, чтобы её тоже кто-то полюбил? Принял по-настоящему? Кто-то, кто знал правду, и кто-то достаточно умный, чтобы справиться с ней. Зазвенел телефон, отвлекая от грустных мыслей. Ункар. Рей невесело улыбнулась. Ну, кое с чем она ошиблась. Был-таки в этом мире один человек, который удерживал её так крепко, что вся душа была в синяках. Вот от него бы она с радостью сбежала, но слишком много он знал о ней, слишком много. И имя ей приносило пока так много денег, что Ункар не отпустит. Она, наверное, и когда умрет, будет как призраки из «Рождественской песни» Диккенса носить на себе цепь своего рабства, расплачиваясь за грехи тщеславия и лжи. Бен долго смотрел в окно, раскурив сигарету прямо в кабинете и нарушив свое же правило. Видел, что Рей не спешит уезжать. Чего она ждала? Что он одумается? Неужели девчонка не понимала, что ему не хочется быть с ней? Не потому, что он не видел всю её - как раз, наоборот, все, что Бен узнавал и замечал, лишь укрепляло её образ в его голове. Где-то там она была, в подкорке мозга, которая отвечала за мечты и сны. Но глядя на неё, Бен, испытывал злость за собственную слабость. Он мог дать ей таблетки, и только-то. Он не вылечит её, и быть с ней – это каждый день помнить о том, что есть вещи, ему неподвластные. Поэтому лучше отпустить, не успев привязать и привязаться. Может, оно и к лучшему, что Рей сменит клинику. * Скандал вокруг Теранос - это история просто ещё на миллион глав. Если не в курсе, лучше вбейте в Гугле, слишком долго рассказывать, но забавная штука. ** все лекарства делятся на оригинальные препараты и дженерики. Оригинальные – которые были впервые зарегистрированы на основе полной документации в отношении их качества, безопасности и эффективности, защищенные патентом на срок до 20 лет. Дженерик – незапатентованная копия оригинального препарата (обычно ниже по цене и чаще, увы, ниже по качеству, потому что могут отличаться от оригинального препарата по составу вспомогательных веществ) *** отрывок из Библии, где описана битва Давида против Голиафа (1 книга Царств, глава 17) **** обычный бы анализ крови это не показал, ну да ладно, правда? *** - Мистер Соло, вы видели утреннюю прессу? – ассистентка Бена разве что на месте не подпрыгнула, когда мужчина вошел в приемную. Сегодня операций не было, потому ему предстоял нудный день административной работы. - В последнее время как-то не тянет читать газеты. - А вы почитайте, почитайте. - девушка протянула Бену утренний выпуск New-York Times. – Третья страница. Там о Вас написано. - Я и не сомневался. Сделай мне, пожалуйста, кофе. Бен вошел в кабинет, отбросил газеты и сел за стол. Читать он не спешил. Весь последний месяц о нем постоянно писали. Каждый проклятый день. И не только New-York Times. На него вылили столько грязи за эти недели, что мужчина впервые порадовался, что его дед отошел к предкам, иначе бы он точно сгорел со стыда за такого внука. Бен Соло же от стыда гореть не спешил. А вот от злости – пожалуйста, потому что знал, что камни посыпались в него не просто так. Одна заметка о том, что у ведущего нейрохирурга страны смертность за последний год такая, что Джек Потрошитель бы обрыдался от зависти, самостоятельно в цунами не превратилась бы. Автор той гребанной статьи даже не подумал написать о том, что смертность растет потому, что Бен – чуть ли не единственный врач в Штатах, который соглашался оперировать, пускай и с целью эксперимента, безнадёжные случаи. Эти данные были никому не нужны, естественно, с них сенсации не выйдет, а сухие цифры, без объяснений – это да, это впечатляло. Мужчина прекрасно знал, откуда дует ветер, поднимающий волны, которые топили его репутацию к чертям. Рей не подала на него в суд, но агент её, похоже, нашел способ обойтись без адвокатского вмешательства, и теперь Бену оставалось лишь скрипеть зубами – под ударом была уже не только клиника, но и его доброе имя. Хотя, он, конечно, не только сидел и смотрел, как в него швыряют камни. Естественно, Бен пользовался своими связями, связями своей семьи, чтобы потушить скандал, многие газеты оказались втянуты в судебные разбирательства, кто-то печатал опровержения, но это все только сильнее вытаскивало силы, которые были нужны доктору каждый день для новых операций, которых, увы, становилось значительно меньше. Естественно, теперь не все хотели доверить свой мозг такому неумелому хирургу, методы которого вызывали сомнения, и это уязвляло профессиональную гордость Бена Соло, который никому не отказывал в операциях. Никогда. Зато пациенты теперь отказывались от него. Когда скандал был в зачатке, Бен принял его с неким смирением – все же, он был очень виноват перед девчонкой, потому не стал защищаться. Просто примерял на себя её роль и понимал, что, какими бы мотивами не руководствовался её агент, – ладно, он, правда, заслужил на некую публичную порку, хотя бы за то, что ничего не видел, кроме себя самого, однако с каждой статьей Бен терял свое библейское терпение и щеки больше не подставлял. Но даже его аргументы в различных интервью не могли полностью поколебать чашу весов в его сторону, ведь все знали – дыма без огня не бывает, особенно, когда цифры настоящие. Команда по коммуникации его клиники аж шаталась от усталости из-за сверхурочной работы, Хакс рвал и метал, все выкладывались по полной, но этого, черт побери, все равно было недостаточно. Уж лучше бы издательство подало на него в суд - когда враг очевиден, воевать проще, а когда рубишь голову гидре, а на месте вырастает ещё три, - ощущаешь себя не мегакрутым Геркулесом, а чертовым, проклятым богами, Сизифом. - Я вообще не понимаю, почему должен вестись на этот фарс и защищаться? – в один особо мрачный вечер спросил он Кардо. Махал клюшкой для гольфа вяло. Хотел напиться, но публичный скандал – не лучший момент для того, чтобы навеселе попасть в объективы камер, которые теперь были повсюду на него нацелены. - Потому что ты поставил не на ту лошадку, друг мой. Рассказывай, ты что, не поделил ту писательницу с каким-то газетным магнатом? – в отличие от него, Кардо пить было можно, чем он и занимался, разлегшись на диване и попивая виски из запасов Бена. – Я же видел, как ты трясешься над ней. Ты, конечно, хороший врач, но энцефалопатия тебя никогда не интересовала, пока некая мисс Кеноби не появилась. Что такое, Бен? Каменное сердце застучало? - Не с магнатом. С агентом. – Бен отложил клюшку. Спорить не стал. Подумал, какая ирония. Рей считала себя вытесанной из камня, но её сердце было таким живым и порывистым, а он всегда считал себя вполне обычным, нормальным человеком, но сердце имел мраморное. Которое потихоньку крошилось. То, что от Рей дистанцировался, ничего не меняло, он все так же думал о ней каждый день и каждую проклятую ночь. Даже от безнадеги потрахался с одной из своих бывших, но когда та, немало удивленная его пылом, выдохнула что-то типа «вау», Бен едва не задохнулся от тоски. Ему "вау" не было, а вся его страсть мысленно все равно была с другой. С невольным источником всех этих проблем. С Рей не было так чопорно и скучно, и ему она была нужна – девчонка, которая была способна поджечь мир и его самого. Но он ничего не сделал, чтобы удержать её, а теперь, в пылу скандала, это было глупо. Будто он сдавался. – Там такой ублюдок, ты не поверишь. Я просто один раз с ним вежливо поговорил и не отпустил Рей на интервью, потому что у неё был приступ головной боли, и она бы просто упала. - Понятно. А что ж она с таким ублюдком якшается? Всегда думал, что агенты работают на писателей. - Там все сложно, - коротко ответил Бен, который подозревал, какие мотивы связали Рей и Ункара Платта. – Девчонку жалко. Она очень милая, если честно. Открытая. Да что я говорю, ты сам видел. Не из тех зазвездившихся идиоток. Такая славная, я никак не могу выбросить её из головы. - Наконец, он озвучил это и признание обрело какую-то пугающую силу. Кардо не стал больше ничего спрашивать. Он знал своего тщеславного друга давно, чтобы понять причину, по которой Бен не стал завоевывать сердце девушки, которая на каждом приеме с придыханием говорила «да-да, вот доктор Соло мне говорил». Её ишемия была, наверное, тем ещё ударом по тщеславию Бена. И он отказался от Рей не по причине страха перед диагнозом, а потому что ненавидел собственные слабости и, надо же такому сложиться, что вся его беспомощность была в голове у девушки, которая растопила душу Бена Соло. Кардо про себя подумал, что как-то так оно и должно было все случиться. Такая ирония. Но Кардо, как невролог, видел всякое. Скупо сказал только, что если Бена это порадует, то новый врач Рей – очень хорош. Бен качнул головой, мол, спасибо, принято. Ассистентка принесла Бену кофе, никак не прокомментировав ни его курение, которое уже стало постоянным, ни небрежно отброшенную в сторону газету. Бен, все так же погруженный в свои мысли, достал телефон. Удивленно моргнул. Там было множество сообщений от его коллег. Несколько от журналистов. Пара от пациентов. Все они выражали ему слова поддержки, восторга, благодарности. Писали то, чего ему не хватало в этот месяц. Бен усмехнулся, а потом потянулся к газете. Если и была причина такого единодушия, то только на этих страницах. Что же там, любопытно? Он нашел третью страницу. Сначала не сообразил. Там на весь разворот был просто рассказ под названием «Анатомия Призвания» Бен вскинул бровь, но стал читать. Спустя минуту он позабыл обо всем. Это был рассказ о некоем Кайло Рене – нейрохирурге из Нью-Йорка, который просто едет домой после работы и думает о пациенте, который умер у него на операционном столе. Через сожаление автор рассказа распутал нить биографии своего персонажа, превращая его путь домой в некую роуд-стори как снаружи, так и внутри. Двадцать три километра и пятнадцать светофоров Кайло Рен не только едет домой и ночной город расцветает разными картинками, но и путешествует по своей жизни. Вспоминает, как мечтал стать нейрохирургом с детства, потому что таким был его великий дед, спасавший жизни, и ощущает сожаление по поводу смерти деда, которого не смог спасти, – первой смерти, которая действительно имела значение. С ностальгией думает об учебе в университете. Но, главное, сквозь пелену усталости и безнадежности снова и снова возвращается к моменту, когда решил посвятить свою жизнь без остатка борьбе с астроцитомой. И пускай он часто терпит поражение, его жажда спасать жизнь так велика, что он не может остановиться. Каждый умерший на его столе пациент – это не неудача, это шаг к возможности в будущем лечить и дальше. Маленький, но шаг, ведь мозг, скрытый под черепной коробкой, так прекрасен и полон загадок. Бен в изумлении опустил газету. То, что рассказ о нём – было очевидно, как и то, кто автор этой личной, почти интимной истории, где все его мысли, сомнения и даже страхи были как на ладони перед всем миром. Бен не мог понять, как Рей его так хорошо считала, как поняла все. А откуда взяла эту настоящую информацию об астроцитомах – он никогда ей этого не рассказывал! Неужели, желая защитить его перед всем миром – а именно это она и делала, – девушка часами читала его сложные, запутанные статьи, сопоставляя их с теми данными, которые журналисты разбрасывали, словно камни! Рей все камни собрала. И выстроила их в потрясающей красоты пирамиду, где каждая смерть обретала смысл. И пускай она идеализировала его образ – это было невероятно. Они так странно разошлись, а девушка вдруг, сквозь бурю, протягивала руку помощи ему, человеку, который, в принципе, её тайну перед миром не утаил. Мужчина опустил глаза. Под текстом, под именем «Рей Кеноби», шла надпись-посвящение «May The Force Be With You, Ben Solo». Это было словно послание для самых недалеких, вдруг кто-то не рассмотрел параллели. Она словно становилась рядом с ним в этом скандале и не боялась называть его по имени. Это была не та девочка, которая через инстаграм обращалась к нему, хотя делала вид, что говорит со всем миром. Больше Рей не играла в игры. Она обращалась напрямую. Словно пыталась сказать: «будь сильным, Бен Соло, ты не одинок». И это было выворачивающее душу откровение от самого одинокого человека, которого Бен знал. Рей сделала то, что не смог сделать ни единый адвокат. Она переломила мнение тех, кто не верил ни ему, ни в него. Девушка, которую жизнь не раз била лицом об асфальт и ломала крылья, нашла где-то силы и благородство, чтобы попытаться защитить человека, который отказался от неё из-за тщеславного страха. *** Рей сидела в кабинете своего агента и неспешно делила свою таблетку на две половинки - вообще, невролог, как и Кардо, говорили, что столь мощный антидепрессант нужно делить на три части, но девушка уже с недели две чхала на эту рекомендацию. Посмотрев на бледного от гнева Ункара, она неожиданно передумала и забросила в рот целую таблетку – может, хоть так она проще переживет очередную порцию унижений в свой адрес? Вдруг ей сейчас станет плевать на все? Запивая свое лекарство, девушка поняла, что последний раз видела агента в такой ярости, когда она ушла от Финна, разрушив такую идеальную картинку. Второй строптивый поступок за год ей точно не простят. - Ну ты и дура, Рей. - неожиданно спокойно сказал Ункар. Девушка вскинула бровь в неком удивлении. Что такое? У мужчины закончились слова для оскорблений? – Безмозглая дура. Ты вообще не собиралась советоваться со мной, прежде чем демонстрировать свою бездарную влюбленность перед всем миром? Нет? - Я не обязана с тобой советоваться во всем, Ункар. - напомнила девушка, опуская руки под стол и нервно сжимая пальцы. Ей так не хотелось, чтобы сейчас на неё кричали, хотя она знала, что так и будет. Конечно, знала. Ункар и без повода ругал её почти каждый день – плохо улыбнулась на фото, уродливо оделась, не то сказала, а тут целый рассказ без его ведома вышел. Это был полный крах. - Обязана, птичка моя, обязана. Ты что, забыла, что все, что ты пишешь…. - Ункар, хватит. Я ещё ничего не забыла. В моем контракте с издательством указано, что я должна согласовывать книги, остальное – мое личное творчество, потому нет, я ничего не нарушала. Ты же не придираешься к тому, как я свой инстаграм веду. - Ах, какая ты умная. Что поразвлекалась с каким-то юристом и резко такая смелая стала? – губы Ункара растянулись в насмешке. Глаза были холодными. Он не любил, когда Рей огрызалась. - Просто умею читать, знаешь ли. И вообще, какое тебе дело? Ты же уверял меня целый месяц, что не имеешь отношения к этому скандалу с Беном, так почему так сильно злишься? Ункар поднялся и подошел ближе. Рей сильнее сжала пальцы. Агент был так зол, что она не удивилась бы удару. Конечно, такого никогда не было в истории их сотрудничества, но он относился к ней всё хуже и хуже. Она так от этого устала, Господи. Как же она устала. Особенно, сейчас, когда все время была на грани. Возможно, да, была не лучшим человеком в мире, но за что ж Ункар так ненавидел её, что чем выше она взлетала, тем злее он становился. Вряд ли она заслужила настолько плохое к себе отношение. Стальные пальцы впились в её плечо. Девушка поморщилась. Было больно. - Не вздумай играть со мной в игры и корчить из себя идиотку, Рей. Чего это ты так стелешься перед этим доктором? Думаешь, ты так сильно нужна этому врачу? Трахнул он тебя от скуки, ты и растаяла? Наша маленькая шлюха влюбилась, потому что кто-то утер ей сопли? Рей вскинула брови. Зачем он произносил слово «влюбленность», опошляя то красивое чувство, которое она так лелеяла у себя в душе, поражаясь тому, как там внутри тепло. Удивляясь, что ещё способна чувствовать что-то настолько прекрасное, не смотря даже на безнадежность. Ведь частично агент был прав, насмехаясь над ней. Рей не нужна была Бену Соло. Он так ей и не позвонил, хотя она и продолжала порой, потеряв надежду, поглядывать в свой телефон. А вдруг? Ну, правда, вдруг? Его трудно было осудить. Рей отдавала себе отчет, что умный доктор понимает, за кого он неожиданно получил весь этот скандал и, наверное, ненавидит её так же сильно, как и Ункар. В контраст тому чувству, что продолжало пускать в ней свои глубокие корни. Единственное, в чем Рей не разобралась, - почему агент так взъелся на Бена. Потому что тот сказал пару слов в её защиту, хоть она не стоила этого, или потому что увидел, что она влюблена, и ему нравилось демонстрировать власть над ней? Показывать, что он может отобрать у неё все, что угодно. Чтобы она не забывала, кто хозяин положения. Рей не знала. Но отдала бы все, лишь бы Ункар отцепился от Бена. Ей нельзя было нервничать, но даже таблетки не справлялись со всей болью, которую испытывала Рей, читая мерзкие статьи о Бене Соло. Она сама загоняла себя во все новые и новые приступы, от которых пыталась спастись слишком большой дозой тразодона, найдя способ покупать это лекарство без рецепта через старых знакомых с улиц. А ещё Рей восхищалась тем, что у Бена хватало мужества огрызаться и стоять на своем. И это его мужество вдохновило и её тоже. Девушка написала свой рассказ не для того, чтобы обратить внимание Бена Соло на себя, а, скорее, чтобы показать миру, насколько они ошибались на его счет. Ведь люди принимали все через эмоции, и, если правильно на них сыграть, она могла преодолеть ту бесстрастную статистику, стоящую Бену клиентов, которыми он дорожил. Не из-за денег, нет. Из-за призвания. Отбери у него клинику, и что останется? Потому сейчас, испытывая боль от стальной хватки агента, Рей не переставала гордиться собой. Она сделала что-то невероятно хорошее. Её талант ведь так и должен работать. Быть голосом тех, кого не хотели слышать. - Ревнуешь? – ей хватило наглости отшутиться, сощурив свои ярко накрашенные глаза. Сработало. Ункар в отвращении отдернул руку и вернулся на свое место. Рей не стала тереть плечо. Не дождется. - Тебя переимело пол-Нью-Йорка, я бы заколебался ревновать. - Это неправда, Ункар. Прекрати. Ты прекрасно знаешь, что я не шлюха. - Да, правда? Послушай, девочка, любящая Микеланджело, это ты перед доктором своим будешь изображать статую Рахиль, а передо мной не нужно. Я знаю тебе цену. Ты далеко не святая. – он достал телефон. Рей вздохнула с облегчением. Наверное, звонила его жена. Но нет, агент молча рылся в нем, а потом бросил смартфон Рей. – Смотри-ка, какая мерзость, а в главной роли – наша птичка. Девушка разжала стиснутые руки и потянулась за смартфоном. И едва не отпрянула. Что ж, Ункар не солгал, мерзость ещё та, ей даже не нужно было запускать видео, чтобы убедиться. Она аж застыла, радуясь, что стоит пауза, и её стоны вдруг не вплелись в этот безобразный момент, потому что на видео была она. Рей ощутила, как тошнота подобралась к горлу. Она не знала, что ублюдок Финн снимал их секс на телефон, хотя… последние месяцы с ним, когда было особо мерзко, она же почти все время была под кайфом, неудивительно, что ничего не замечала. То, что Финн сливал эти видео Ункару, оказалось ударом. Да какого ж черта? Зачем? Какой в этом был смысл? - Вот как ты оказывается возбуждаешься, - улыбнувшись непослушными губами, хмыкнула Рей, отбрасывая телефон обратно. - Дурочка, - почти ласково обратился к ней Ункар, - меня не возбуждают тощие девицы, да и этот вид секса, кстати тоже. Но других-то возбуждают. Знаешь ли, на порнхабе на домашнем видео люди делают миллионы, а уже если личико знакомое… Милая моя Рей, если ты не прекратишь брыкаться,я солью весь архив Финна, ты поняла? Заодно и доктор полюбуется на весь твой потенциал, уверен, так он тебя ещё не имел. Рей моргнула. Это было слишком. С одной стороны – это был лишь секс с её парнем, но с другой... Боже, до чего же это все было грязно и мерзко. Те пару раз с Беном, который был так нежен, ласков и заботлив даже в порывах, напрочь стерли воспоминаниям вот об этом. И меньше всего хотелось, чтобы он увидел с какой, по сути, шалавой трахался. Шалавой под кайфом. Да и миру демонстрировать такое не хотелось. - Доктору плевать на мой потенциал, ясно? Он не общается со мной. – она так презирала себя за эту горечь в голосе, но на душе было так мерзко. Хотелось спросить «Ункар, что там ещё у тебя есть? Добей полностью. Я так устала». – Ты же всегда был прав – такие мужчины, как он, не перезванивают таким девкам, как я. Плохо для имиджа, а доктору Соло сейчас только ещё пары камней не хватало. Потому не переживай, видеться я с ним не буду. Обещаю. Но прекрати все это, ладно? Хватит. Он хороший врач. Он спасает людям жизни. Ункар. Пожалуйста. Обещания давать было легко. Все равно чудес не бывало. Приличные люди не влюблялись вот в таких. Потому она могла обменять свое слово на стоп-кнопку. Уговорить Ункара остановиться. Тем более, если опустит голову и попросит, что делала редко. - Ну-ну, моя птичка, не нервничай так, тебе же нельзя. Все хорошо. Не будем мы больше трогать твоего доктора, пускай живет. Правда? Ты не будешь больше с ним связываться, зачем тебе та любовь и прочее. Найдешь себе кого-то получше. Угу? - Угу, и обязательно согласую с тобой. - Вот и хорошая девочка. Такая послушная. Молодец. А теперь езжай домой и отдохни. Скоро тебе лететь в Европу, ты должна быть в форме, да и о книге ты ведь не должна забывать, правда? Рей не знала, что ненавидит больше – когда Ункар орет или когда так «заботлив»? Но ей было все равно. Поднявшись, она вышла. Немного пошатывало, но это из-за таблетки – доза оказалась великовата, и все потихоньку заволакивало успокаивающей дымкой. Было так приятно, тепло, спокойно. Будто не было мерзкого шантажа. Будто ничего не было. Девушка села за руль. Она знала, что не следует, но автопилот всегда её выручал. Вбивая свой адрес, Рей больше всего хотела домой. В свои стены. Под одеяло. Ей хотелось по-детски спрятаться и отключиться. Быть подальше от издательства. Рей почти добралась домой, когда её телефон зазвонил. Плохо соображая, она нажала на кнопку, и неожиданно весь салон заполнил голос Бена. Девушка аж дернулась и резко нажала на педаль тормоза, едва не въехав в чужую машину, которая возмущенно заморгала габаритами. На языке водителей это означало «эй-эй, идиотка, спокойней». - Рей, привет, это Бен. - Бен… привет, Бен, - медленно произнесла девушка, паркуя машину и пытаясь успокоиться. Его голос… его голос звучал так устало и вымотанно. Она так боялась его услышать. Хотела и боялась. - Я хотел сказать тебе спасибо. То, что ты сделала. У меня нет слов. - У меня были. - хмыкнула Рей, глядя на экран бортового компьютера, где горело его имя. Бен Соло. Он позвонил ей и вроде даже не собирался орать. Надо же. Такой долгожданный звонок. И так невовремя. Но сердце предательски застучало, мешая дышать. – Пустяки. Хорошие люди заслуживают помощи. - Послушай. Давай встретимся, а? Я знаю, что у тебя безумный график, ты скажи день и время, я подстроюсь. Обязательно. Мне бы хотелось увидеть тебя, Рей. - Зачем? – вырвалось у девушки. Вопрос адресован был не Бену, а, скорее, вселенной. Зачем он позвонил сегодня, когда она дала слово, которое нельзя было нарушать? Ну, зачем же? – В плане, тебе не обязательно в благодарность звать меня на ужин. Я могу тебе прислать счет за бутылку кремана и все. Повисла пауза. Рей показалось, что Бен пропал с линии, но бортовой компьютер все ещё мигал его именем. - Соскучился по тебе. Девушка вцепилась руками в руль. Нет, нельзя, нельзя. Пока нельзя. Сейчас точно нельзя. - Бен. Ты все равно не придешь, не стоит и стараться. Там аневризма лопнет у кого-то или другая авария. Не стоит. Я думаю, ты нужнее в клинике. – очень чётко, в контраст своим растрепанным чувствам, произнесла девушка. – Спасай чужие жизни, Бен Соло. Это же твое призвание. Повисла очередная пауза. - Хорошо, Рей, я тебя услышал. Ещё раз тебе спасибо. Сбрось свой адрес, я сам куплю тебе ящик кремана, хотя как доктор не одобряю. Прощай, Рей. - Прощай, Кайло Рен. - из последних сил выдавила из себя девушка. Это в порыве придуманное имя ей так понравилось. Было в нем особое звучание. Острое. Грозное. Сильное. Свой адрес Рей, конечно, сбрасывать не стала. Её творчество стоило дороже ящика кремана – они оба это знали, просто Бену нужно было что-то сказать. Рей не хотела, чтобы он платил ей чем-то за то, что она отдала от души. Не все даже в её мире покупалось. Уткнувшись лбом в руль, она неожиданно расплакалась, чего не делала уже так давно. Аж позабывала, как странно, когда горячие слезы текут по щекам. Странно и гадко. Но было так больно, проклятие, так больно. Сначала в её жизнь пришла эта сучья ишемия, и она металась между страхом и злостью. Только одурманенная антидепрессантами, которые так милосердно выписал Бен, могла пытаться смириться с дурацким, несправедливым диагнозом. Так теперь ещё и это. Почему он вспомнил о ней сегодня? То есть, почему вспомнил, как раз было логично. Естественно. Эта вежливость, это чувство благодарности. Конечно. Не стоило обманываться. Но как же больно. Почему ему не хватило гребанной настойчивости сделать это хотя бы утром? Так долго соображал достойна ли она свидания с ним, что ли? И все же... как же хотелось пойти с ним на ужин. И пускай бы он снова опоздал хоть на четыре часа, она бы дождалась его, точно бы дождалась. Они бы выпили по бокалу Кир Рояла, посмеялись бы над всеми вокруг и она бы снова ощутила успокаивающее тепло его руки у себя на спине. Но нет. Нет. Ничего этого не будет. Ничего из этого было нельзя. Он тогда защитил её. Она отблагодарила его своей протянутой в разгар бури рукой. Круг в очередной раз замкнулся. *** Привет вам, наши дорогие читатели. Ситуация продолжает катиться с горы как снежный ком, при этом обнажая душу Рей нам все больше и больше. Вся эта история приобретает свое стеклянное обличие, но градус немного снизится в следующих главах, не вешайте нос. Встетимся ближе к концу недели, оставайтесь с нами:)